My body, my hand My heaven, my land My guardian angel is mine And you say My dreams, my head My sex, my bed And that's my Corona with lime And then I say Maybe we could divide it in two...
Со знаменательной встречи на пиру прошло чуть более недели. Мерлин и Фрея блестяще справились со своей задачей, и теперь другие члены братства разрабатывали чертежи поместья, прилегающей территории, составляли расписание смены стражников и вообще готовились совершить покушение на Папу. Отчего-то Эмриса это заботило мало. Его что-то тяготило, не давало спать ночами, и вообще, он чувствовал тоску, будто утратил нечто безмерно дорогое его сердцу, но никак не мог понять, что именно. Мудрая Фрея не подливала масла в огонь, хоть и видела, каким брат вернулся с маскарада. Он всю дорогу светился внутренним светом, его улыбка блистала как тысяча солнц, и парень был лёгок, все время болтал о любой чепухе, которая только могла заинтересовать его сестру. Но уже наутро от прежней весёлости не осталось и следа. Эмрис осунулся, под глазами залегли тени – вестники проведенной в бесплодных думах ночи. Она смолчала и на следующий день. И во все прочие тоже. Только кусала губы. Сегодня утро не отличалось от всех прежних, разве что Эмрис стал ещё более мрачным после встречи с архивариусом. Тому, судя по обрывку разговора, подслушанному Фреей, потребовались какие-то тома, которыми располагал Гаюс, а Эмрису отчаянно не хотелось отправляться к старику-лекарю. Причина была более, чем очевидна, но открыто сказать об этом ассасин не мог. Поэтому, молча проглотив всё, что хотелось высказать, но возможности не было, он удалился, гордо задрав голову. Озадаченный мужчина посмотрел на сестру, но она лишь пожала плечами. - Ты же знаешь Эмриса. Не захочет чтобы узнали – не узнают, – несмотря на то, что она доверяла Ралло, Фрея предпочитала поменьше общаться с одноруким архивариусом. Почему-то он вызывал в ней чувство безотчетной тревоги, и она поспешила на тренировочное поле, желая отвлечься от всего, что произошло в последнее время.***
Спустя много времени и бессчётное количество разговоров на различные темы с Гвейном, Артур признался сам себе, что умудрился влюбиться сразу в двух мужчин. Причем оба они были прекрасны, но один чертовски опасен, а второй остер на язык и приятен в общении. Чаша весов, разумеется, склонялась в сторону Мерлина, так как с ним тамплиер был знаком ближе, но синие, горящие желанием его убить глаза снились ночами, рождая самые невероятные фантазии, которые только можно было себе представить. Вот и сейчас в огромной постели, вдалбливая свой член в податливое нутро мулатки, Артур думал о тех самых синих глазах. Он представлял, как их обладатель, улыбаясь, опустится на колени, как его влажные губы обхватят головку напряжённого члена, как вытянется лицо в смешной гримасе, схожей с удивлением, когда он станет насаживаться горячим ртом на напряжённую плоть… От вожделения Пендрагон едва не плавился, но мягкое тело под ним никак не напоминало угловатого мальчишку, глубокие, чувственные стоны не были похожи на хрипловатый голос парня, одетого в костюм священника, а руки, обхватывающие его за шею, точно не принадлежали убийце. На них не было характерных мозолей, они не обладали силой, необходимой для того, чтобы драться или лезть по стене. Как бы то ни было, закончить ему удалось, а куртизанка едва не сорвала себе голос. Под его недовольное шипение на спине появились свежие царапины. Нет, Артур не сомневался в своих способностях любовника, но доказательства этого на себе предпочитал не видеть. - Гвен, дорогая, не могла бы ты в будущем сдерживать свои порывы? Я не за царапины плачу тебе, – он поднялся и, совершенно не стесняясь собственной наготы, направился к столу. Налил себе в кубок вина и сделал пару торопливых глотков. То, что теперь его возбуждают мысли о мужчине, смущало. Раньше подобное легко удавалось обуздать, и ни один из любовников не вызывал в нём такого сильного томления. Смущало ещё и то, что никакие ласки куртизанки, прежде разжигавшей страсть не только в чреслах, но и в сердце, не трогают его. Это выводило из себя и толкало на глупые поступки. Теперь он отчаянно желал разыскать Мерлина и объясниться с ним. Или хотя бы просто увидеться, подружиться, если возможно. Он мог бы даже жениться на его сестре, чтобы быть как можно ближе. Мысль эта была уже из ряда совсем сумасшедших, но не лишена определённой привлекательности. Оставив плату на столе, Артур торопливо оделся и, не желая дожидаться пока натешится его верный друг, покинул дом утех. Он бесцельно бродил по городу, одетый как обычный горожанин. Им дали вольную на несколько дней, по словам магистра – за хорошую службу. Вынужденное безделье, которое большинство его единомышленников топило в вине и женщинах, Артур проводил в мыслях о себе, своей судьбе и будущем. Раньше все было кристально прозрачно и очевидно, оттого труднее было поверить, что одна встреча способна перечеркнуть всё, к чему он шёл всю свою жизнь. Ну хорошо, две встречи. Пребывая в своих думах, Артур сам не заметил, как ноги принесли его к лавке лекаря, довольно известного в городе и даже за его пределами. Талантливый, будто настоящий маг и алхимик, старик не спешил развеивать слухи, неизменно рождающиеся вокруг него, а на прямые вопросы о своем даре только улыбался и молчал. Артур был знаком с Гаюсом, но не слишком близко, что, впрочем, совершенно не мешало ему явиться в лавку и надеяться на аудиенцию. Желание разузнать о племяннике лекаря было чересчур жгучим. Какого же было удивление тамплиера, когда он увидел того самого ассасина, которому едва не снёс голову, мирно болтающим со стариком и даже не потрудившимся накинуть капюшон своей робы. Так мог поступить или полный идиот, а Артур в этом теперь не сомневался, или человек, безмерно доверяющий старому лекарю. Член братства как раз услышал шаги Артура и, всё ещё тепло улыбаясь, обернулся, мгновенно меняясь в лице. Узнавание промелькнуло в синих, казавшихся почти черными из-за полумрака помещения, глазах и тамплиер едва не схватился за нож, видя, что соперник безоружен. Пендрагон клял сам себя за это, но поход в дом соблазнов не предусматривал наличие меча, так что в его распоряжении оказался только длинный нож, хвататься за который было глупо. Ассасин успеет всадить свой клинок ему в горло прежде, чем Артур достанет оружие. Расстояние не играло ему на руку, равно как и то, что убийца Братства заметил его. - Чем могу быть полезен? – Нарушил звенящую тишину старый лекарь. Он говорил так, будто не знал, кто стоит перед ним, и какие отношения у приспешников той и другой стороны. Пендрагон, не спуская глаз с ассасина, всё же решил проявить элементарную вежливость и ответить на вопрос. - Я здесь по личному делу. - Пендрагон облизнул вмиг пересохшие губы и мысленно себя поздравил, отметив, что взгляд молодого убийцы тут же прикипел к его губам. Гаюс развёл руками: - Мой посетитель уже уходит. Если дело требует отсутствия свидетелей... - договорить он не успел. Не спуская глаз с мальчишки, Артур перебил лекаря: - Я ищу одного человека. Он оставил Ваш адрес и сказал, что поселился здесь, и что Вы приходитесь ему родственником. Глаза напротив расширились так, что Артур испугался, как бы они не вывалились из орбит, а рот открылся в немом «О». Кажется, парнишка даже побледнел немного. Мысли метались в голове Мерлина как горящие мухи – стремительно и абсолютно неэффективно. Первым же его порывом было убить нахального тамплиера, заставшего его прямо рядом с информатором. Но тот оказался безоружным, почти, и не выглядел угрожающе. Однако он знал Мерлина в лицо и, наверняка, пришёл чтобы арестовать и под конвоем доставить в тюрьму для последующей казни. А вот то, что сказал этот белобрысый осёл, повергло в шок. Эмрис просто не представлял, кого еще можно искать у Гаюса, если не его. Но Артур говорил не с ним, а с лекарем, явно рассчитывая на встречу с каким-то другим человеком. Но с каким? У Гаюса есть сын? Брат? Родственник? Неужели всё, что Мерлин успел придумать себе – всего лишь фантазии его с ума сошедшего эго? Ему ведь показалось на пиру, что тамплиер им увлёкся. Даже адрес настоящий парень оставил, желая встретиться снова. И теперь чувствовал себя практически преданным. Он нахмурился и опустил руки, демонстрируя мирные намерения. Уж если убивать тамплиера, то явно не здесь. Никакие нити не должны вести в лавку. - Моего родственника? – Гаюс, если и был в замешательстве, то виду не подал. – Смею предположить, речь идет о моих племяннике и племяннице, не так ли? Мерлин говорил, что встретил на пиру мужчину, который может явиться сюда, желая продолжить начатое знакомство, – он говорил спокойно, размеренно, будто обсуждал ничего не значащие события нормальной жизни нормального гражданина и вовсе не наблюдал за перепалкой взглядов настолько яростной, что удивительно, как еще искры не сыпались. Но знакомое имя отвлекло Артура, и он против воли улыбнулся и кивнул старику в знак признательности. - Я ищу племянника. Вашего племянника, – Пендрагон стушевался. Он сам не понимал, от чего краснеет, ведь один мужчина может спокойно искать другого, но чёртовы сны и чёртов ассасин и вообще, эта духота. Ему казалось, что еще немного и он сойдёт с ума. - Не хотелось вас расстраивать, но они ушли, чтобы уладить кое-какие дела. Вы можете подождать возвращения Мерлина в его комнате, или я могу передать, что вы приходили. Желаете оставить записку? Пендрагон понял, что точно свихнётся. Ему нужно было решить, что делать, и сделать это предстояло прямо на глазах у того, кто занимал его мысли, наряду с другим мужчиной. Артур едва не застонал в голос. - С вашего позволения, я бы оставил ему записку. В этот момент мальчишка плавным движением накинул капюшон на голову и стремительно вышел, не сказав ни слова. Эмрис вылетел из лавки как ошпаренный. Он бежал по улицам, не чувствуя ног и не понимая, что, в сущности, послужило толчком к действию. Он преспокойно выяснял отношения с тем самым храмовником, мысли о котором не давали ему спать ночами, когда тот решил оставить записку какому-то другому мистическому Мерлину. У ассасина просто в голове не укладывалось, как можно быть настолько слепым или наивным. Или и то и другое в равной степени. Он незначительно замедлил бег, но лишь затем, чтобы ухватиться за одну из балок и, по инерции, взмахнув ногами, запрыгнуть на каменный уступ, с него на еще один неподалеку, и так, пока не доберется до крыши. Наверху ему всегда было спокойнее. Здесь он чувствовал себя в безопасности и на вершине мира одновременно. Быть ассасином - его осознанный выбор, и он не променяет его ни на что. Даже на голубые глаза и чувственные губы. А еще мышцы, будто отлитые из стали и светлые, мягкие пряди, к которым, он догадывался, ужасно приятно прикасаться. Эмрис несколько раз глубоко вздохнул, желая очистить мысли и принять уже, наконец, какое-то решение. Недогадливость - чтобы не сказать грубее - Артура прилично действовала на нервы, и с этим нужно было что-то делать, но узнай служащий Ордена, что на том приёме были ассасины, и все дело может пойти псу под хвост. Папа больше не посетит резиденцию, вход в которую людям Братства будет точно заказан, и пиши пропало. Значит, дела сердечные придется оставить на потом. С тяжёлым вздохом ассасин закрыл глаза и, доверившись, рухнул камнем с крыши. Внизу его ждала повозка с соломой.***
Артур смотрел на бумагу, и перо в его руке слегка дрожало. Соблазн изложить все свои страхи и желания письменно, чтобы не пришлось смотреть в глаза Мерлину, был весьма велик, но это также означало, что Артур капитулирует, даже не попытавшись завоевать своё счастье. Теперь, после встречи со столь соблазнительным врагом, он не сомневался, что выбирает скромного юношу, который остался почти без наследства, чем опасного и, без сомнения, чужого ему члена Братства. Гаюс, наблюдающий со стороны за метаниями молодого человека, незаметно от него сделал свои выводы. Но говорить о них, по понятным причинам, не стал. - Если написание записки вызывает затруднения, вы могли бы просто назначить Мерлину встречу. Думаю, он явится. Или договориться, что придёте сюда к определенному часу. Уверен, с глазу на глаз беседа будет гораздо приятнее, чем записка. Впрочем, я всего лишь старик. Что я понимаю, - он улыбнулся, и Артуру стало очень тепло на душе. - Спасибо, думаю, я снова послушаю вашего мудрого совета. И что бы делал, - он смотрел с искренней благодарностью, отчего старому лекарю стало немного не по себе. Гаюс догадывался, что секрет Мерлина ещё не раскрыт, а также догадывался, почему именно так слеп Артур, и что за дело у него к несуществующему племяннику старого лекаря.***
Несколько дней Мерлин ходил как загнанный в клетку зверь - из угла в угол. Он ни с кем решительно не желал разговаривать, плохо ел и перестал участвовать в жизни Братства. Со стороны могло показаться, что он хандрит или болеет, но на деле он просто не знал, как справиться с возбуждением. Оно нарастало всё сильнее с того вечера, когда мальчишка-посыльный принёс короткую записку от Гаюса. "Он придёт в пятницу, к полудню, чтобы встретиться с Мерлином." Как обычно - сухо и по делу. В записке не было больше ни слова, что ужасно нервировало. Она порождала больше вопросов, чем была способна дать ответов, но это всё равно наполняло душу и всё существо Мерлина какой-то непонятной томительной негой. В итоге, чего он только не передумал. Но одно оставалось неизменным - он никак не мог заставить себя думать об Артуре как о враге, которого нужно убить. Тот был для Эмриса кем угодно - напыщенным ослом, милым парнем, его личным ночным кошмаром, но никак не человеком, в которого Мерлин всадит свой кинжал. Меж тем, пятница неумолимо приближалась, и он малодушно решил, что посмотрит на реакцию тамплиера и решит что делать дальше.***
- Как ты считаешь, красный камзол мне идет? Боюсь, что в нем будет слишком жарко, а в одной рубахе я выгляжу как крестьянин, - капризно протянул Артур, глядя на развалившегося на койке Гвейна. Тот, не меняя выражение лица, достал стебель соломы, который жевал последние несколько минут, изо рта и многозначительно посмотрел на друга. - Стоит начать с того, что только такой осёл, как ты, мог назначить встречу с объектом своих тайных желаний в полдень, - после этой короткой отповеди МакКен поднялся на локтях и ещё раз критично осмотрел Пендрагона с ног до головы. - Надень красную рубаху. Камзол будет лишним, а красный тебе идет. Чтобы произвести хорошее впечатление, не обязательно быть одетым, - он многозначительно поднял бровь, а Артур едва не застонал. Порой Гвейн доводил его почище сестры.***
Как ни пытался отсрочить это, останавливать время или поворачивать его вспять Мерлин к пятнице не научился. Это не означало вовсе, что он не предпринял все доступные ему попытки, просто они не увенчались успехом, только и всего. Отчаявшись окончательно, Мерлин стоял в синей рубахе перед Фреей и чувствовал себя весьма странно. - Тебе идет, - заметила она. - Думаешь, он не станет сразу пытаться меня убить? - Он явно нервничал и снова принялся кусать губы. Девушка мягко улыбнулась, глядя на него снизу вверх. Жизнь в Братстве была короткой и научила её, что счастье не выбирают. Его просто хватают ещё горячим и тут же принимаются наслаждаться, а чем оно вызвано не важно. Предрассудки лучше оставить лордам и крестьянам - у первых жизнь лёгкая и долгая, у вторых же она тяжела, но моральные принципы, оплот которых в каждом прихожанине возводит церковь, - это те крохи, которые не дают людям скатиться к совсем уж скотскому существованию.***
Эмрис пришел заранее, но лекаря всё равно в лавке не оказалось. Пустая, она производила на молодого человека гнетущее впечатление, и он снова принялся ходить из угла в угол, грозя свалить стопку свитков или опрокинуть какую-нибудь ёмкость. Мерлин так нервничал, что пропустил момент, когда дверь в лавку открылась, и вошёл Артур. Он замер на несколько мгновений на пороге, тихо притворив дверь, чтобы дать глазам привыкнуть к относительной темноте, царящей в обители старого лекаря. Как только предметы стали хорошо различимы, тамплиер буквально оцепенел, глядя на Мерлина, стоящего сейчас у стены. Абрис спины красиво вырисовывался даже сквозь ткань рубахи, а оттопыренные уши рождали в груди щемящую нежность. Первым же порывом тамплиера было подойти и обнять обманчиво узкие плечи и поцеловать, наконец, губы, о которых он грезил так долго. Но тут юноша развернулся, и Артура прошил озноб. На него взглянул ассасин. О том, что это может быть засада, Артур не мог и помыслить. Неужели Эмрис работает на Братство? Или это Гаюс его предал? Но ведь он знает лекаря не первый год, и тот в детстве лечил его простуды и содранные колени, но не удосужился предупредить о возможной опасности. Эти и схожие мысли вихрем носились в его голове, и Пендрагон пропустил момент, когда, бесшумно ступая, к нему подошёл убийца. Не тратя слов, будто чувствуя, что все равно не поверят, мальчишка взял руку тамплиера и прикрыл ею собственные глаза и всю верхнюю часть лица, оставляя открытыми взгляду только губы и подбородок. Мерлин понимал, как рискует, подставляя горло, но только так он мог показать Артуру, как тот ошибается, принимая его за двух разных мужчин. Пендрагон в первые мгновения так опешил, что даже не стал мешать ассасину делать что-то со своей рукой, а как только часть его лица оказалась скрыта, как на маскараде, он едва не закричал в голос от узнавания. Тот человек, которого Артур так жаждал увидеть, тот, в кого влюбился, стоял перед ним. И он же был его врагом. Самим воплощением того, с чем боролся Орден и Артур. Сил убрать руку не было. Веки под пальцами едва уловимо подрагивали, щекоча длинными ресницами грубую кожу ладони мечника, а открытое горло так и манило припасть к нему губами. Тамплиер оценил всю степень доверия и решил довериться тоже. Поэтому он качнулся вперёд, прижимаясь своими губами к губам ассасина. Эмрис нервничал. Жила на его шее отчаянно билась в такт сердцу, рвущемуся из груди. Мужчина примирился со своей судьбой, он смог найти силы и признать, что влюблен, очарован, что он попросту пропал, когда увидел эти небесно-голубые глаза. Поэтому, почувствовав на своих губах прикосновение чужих сухих губ, он ощутимо вздрогнул, и Артур тут же прервал поцелуй и даже отступил на пару шагов назад. Принять свою влюбленность в мужчину для Пендрагона оказалось удивительно просто. Он думал об этом несколько мучительных часов, взвесил все факты, все за и против, и не нашёл причин, по которым должен был испытывать неловкость. Рядовые члены Ордена частенько умирали в самом расцвете сил, а Мерлин определенно стоил того, чтобы отдать жизнь за один его взгляд. Именно поэтому Артур и позволил себе такую вольность. Но почувствовав, как вздрогнул от прикосновения ассасин, Пендрагон усомнился в сделанных выводах и попытался прояснить ситуацию. Он убрал руку и теперь смотрел в синие глаза стоящего напротив мужчины и никак не мог подобрать слов. Молчание затягивалось, но назвать его мучительным было сложно. Рядом с Мерлином и молчать оказалось приятно. Но Пендрагон не был бы собой, если бы не спрятал нежность за маской грубости. - Что же ты молчишь, Мёёёлин? - Он специально исказил имя, видя как краснеет юноша. - На балу, помнится, с языком у тебя не было сложностей. Или вино развязало его? Мерлин коротко посмотрел на него, во взгляде отразилось что-то болезненное, но тут же скрылось за маской насмешливости. - Вовсе нет, сир, - он шутливо поклонился, пародируя то, как делал Артур на маскараде. - Просто ваш поцелуй оказался таким неловким, что я даже потерял дар речи. Всего на пару мгновений, - видя, как румянец расползается по скулам оппонента, Эмрис широко улыбнулся и упустил тот момент, когда разозлённый тамплиер решительно шагнул ближе и впился в его губы куда как более требовательным поцелуем. Завязалась настоящая битва. Каждый стремился укусить другого, залезть языком в чужой рот, подмять, опрокинуть, подчинить. Артур напирал, заставляя Мерлина пятится, пока тот не уселся задницей на стол, опрокинув что-то стеклянное, разлетевшееся на полу на осколки. Звук этот заставил мужчин оторваться друг от друга на мгновение. Напряжение, образовавшееся между ними, лопнуло, и оба расхохотались, как мальчишки, коими и являлись, по сути.***
День промелькнул как одно мгновение. Они гуляли в нижнем городе. Там было безопаснее всего. Тамплиеры обходили эту часть Багдада стороной, из членов Братства Артура никто не знал в лицо. Рынок давно закрылся, а солнце, палившее весь день и окрасившее нежную кожу Эмриса в красновато-румяный, наконец, начало клониться к горизонту, щедро бросая последние алые лучи на город. Мужчины присели в тени одной из пальм и смотрели в даль. Утомлённые разговорами и долгой прогулкой. Каждый думал о чем-то своем. - Как давно ты попал в Братство? Я слышал, что ассасины - это настоящий клан, и все в нем родственники. Фрея, опять же. Вы похожи. Поток рассуждений Артура был прерван громким взрывом хохота. - Я и Фрея? Ты серьезно? - Эмрис смеялся искренне, как ребенок. И этот смех, широкая улыбка, морщинки в уголках глаз. Всё это делало его намного моложе. Хотя Пендрагон и так не знал, сколько ему лет. Возможно, это костюм ассасина и сурово сдвинутые брови делали мальчишку старше, а вовсе не молодил смех. Вдоволь насмеявшись, Мерлин восстановил дыхание. - Я попал в Братство в возрасте четырнадцати лет. Рос без отца в одном из небольших оазисов не так далеко от Багдада. Когда мне исполнилось полных четырнадцать, мама сдержала обещание и рассказала, наконец, правду о моём появлении на свет. Все оказалось куда прозаичнее и куда интереснее, чем я мог себе представить. Мой отец не был контрабандистом или тамплиером, погибшим в Святой земле. Он оказался раненым ассасином, которого моя мать пожалела и приютила у себя. Вскоре после его ухода она поняла, что беременна. Узнав, где искать Балинора, я собрал нехитрый скарб и отправился в Багдад к старому лекарю Гаюсу, другу моего отца. Если кратко, то с отцом я увиделся, но вскоре после нашего воссоединения он умер у меня на руках, смертельно раненый тамплиерами. Думаю, ты понимаешь, что причин остаться в Братстве и продолжить борьбу с гнётом Ордена и Папы было более, чем осознанным выбором. А как ты стал тамплиером? Если уж на то пошло. Артур недовольно нахмурился. Несмотря на то, что смех Мерлина мог заставить и камень улыбнуться, Пендрагон был несколько недоволен туманным ответом Эмриса. По всему выходило, что Братство все же строится на родственных узах, а о том, кем ему приходится Фрея, Мерлин так и не рассказал. - Мой отец высокопоставленный член Ордена. Он близок к Магистру, - Артур поднял голову и закусил губу. Стоило ли говорить ассасину об этом? Ведь его могут взять в плен и требовать выдачи имен, членов Ордена или что-то в этом роде. Пендрагон перевел взгляд на Мерлина, и все подозрения тут же улетучились. Мальчишка рядом с ним сидел, задрав голову, оголив беззащитное горло и прикрыв глаза. Казалось, что Мерлин максимально расслаблен, подвержен романтике момента, и его неудержимо захотелось поцеловать снова. Слишком тёплым, нежным и уютным он выглядел. И Артур не стал отказывать себе в удовольствии. С Мерлином всё казалось проще. И собственные чувства, и жизнь в целом. Пендрагон снова прижался губами к губам Мерлина, принимаясь целовать его нежно, будто спрашивая на это разрешения. И Эмрис позволил. Он приоткрыл губы, впуская в рот чужой язык, подчиняясь воле чужих губ, просто отвечая на поцелуй, не пытаясь уже бороться за главенство. Это было странно и непривычно. Кожу немного колола вечерняя щетина, а губы были мягкими и горячими. Мерлин целовался совсем не так, как девушки или мальчики, с которыми Артур делил постель. Мерлин был для него особенным. Эмрис же, наконец, нашёл для себя какую-то спокойную, тихую гавань в душе. Это были мысли об Артуре. Стоило вспомнить или представить тамплиера, и на душе сразу становилось теплее, сердцебиение унималось, а само существо Эмриса наполнялось энергией, и он чувствовал, что вдвоём они могут перевернуть целый мир. Возможно, именно поэтому они и принадлежат к враждующим фракциям? Чтобы видеть мир по-разному и иметь возможность дополнять друг друга, будто две части одного целого? Из этих мыслей его вырвал Артур, мягко коснувшийся губ, и Мерлин, медливший всего мгновение, позволил ему. Впервые Эмрис захотел подчиниться кому-то, позволить вести себя, разрешив самому себе слепо доверять, и был вознагражден восхитительным поцелуем. Но он закончился и на смену пришло смущение. Не находя в себе сил, чтобы с ним бороться, Эмрис подобрался, отряхнул штаны и, глядя сверху вниз на сидящего на земле Артура, произнес: - Спасибо. Я славно провел этот день и, надеюсь, ты не откажешь мне в удовольствии встретиться снова. Как меня найти ты знаешь. Чувствуя, что ладони потеют, а сердце принимается стучать с неистовой силой, Мерлин сорвался с места и побежал. На улицах было мало людей, и это существенно облегчало передвижение, но привычный к крышам ассасин не стал отказывать себе в удовольствии одинокого путешествия и ухватился за первый же выступ, до которого только удалось достать, подпрыгнув на бегу.