Мистер Ким

Я просто забываю, как дышать, и чуть не выпускаю телефон из руки, когда замечаю ее. Мама не сводит с меня испытывающий взгляд, а я лишь натянуто улыбаюсь, как фарфоровая кукла, стараясь унять внезапно появившуюся дрожь в руках, убирая смартфон в карман пуховика. Теперь он больше не нужен. И от этого становится только хуже. Медлю и не сразу начинаю идти прямо, к своему подъезду, у которого стоит женщина с телефоном в руке, без устали стучащая носком сапога правой ноги по запорошенному снегом асфальту. Но когда мое тело, наконец, отрывается от земли, продвигаясь вперед, я начинаю идти как можно медленнее, тяну время, на ходу вспоминая знакомых из подъезда Тэхена и анализируя, кому бы из них я могла зайти в гости или что я вообще могла там делать. Как назло, никто, кроме мистера Кима, не приходит мне на ум, будто он единственный и неповторимый, проживающий в этом чертовом подъезде. Моя улыбка становится еще более вымученной, показывая мою досаду. Дышу через раз, стараясь выглядеть более непринуждённо, но стоит заметить, что выходит у меня довольно-таки плохо. Даже очень. Будь я актрисой, зритель бы давно уже кричал: «Не верю! Не верю!» Но мне все равно. Сейчас меня волнует только одно — придумать как можно скорее вескую причину, оправдание (называйте как хотите) того, что я собственно делала в соседнем подъезде. Главное, чтобы она была по минимуму нелепой, и ей можно было поверить. Но этот вопрос кажется мне непосильной ношей, которую я не могу поднять и взвалить на свои плечи, а, казалось, это так просто: ври и не красней. Мама уже давно выжгла во мне дыру прямо посередине на лбу (из-за чего я невольно тру его сквозь шапку) своим дерзким взглядом, но я выдерживаю его, не отрывая от нее глаз. Между нами остается пара шагов. И почему она приехала домой так неожиданно рано? Нужно сохранить ясность ума (уверяю я себя), несмотря на то, что руки пробирает мелкая дрожь, а сердце бешено стучит. Моей матери может прийти в голову всё, что угодно. После смерти отца ее нервы заметно пошатнулись, а разум затуманился, что, конечно, настораживает меня. Ей не составит труда запереть меня, свою восемнадцатилетнюю дочь, дома, в комнате. Я такое уже проходила — знаю. Тогда я три дня просидела у себя в запертой комнате и готовилась к экзамену для поступления (эта женщина резко загорелась желанием, чтобы я сдала его на сто процентов), лишь иногда выходя по позволению матери, чтобы поесть на кухне или сходить в туалет. Она даже брала неоплачиваемый отпуск на эти дни, чтобы приглядывать за мной и проверять. А сдала я в итоге этот экзамен или нет — это уже другая история. Почему она действует так нелогично: то бросает меня на несколько месяцев, напрочь забывая о моем существовании, то по приезде устраивает мне полнейший тоталитарный режим? Мы молчим. Я жду, когда она заговорит первой. Мне еще нужно время. — Ничего не хочешь объяснить, юная леди? — слышу я учительский тон матери. Я поднимаю брови, выражая (стараясь выразить) искреннее удивление, и спрашиваю: — О чем ты? Это был один из самых тупых вопросов в моей жизни, которые я задавала. Прикусываю губу, уставившись куда-то поверх маминой головы, не прикрытой шапкой. — О чем я?! — взрывается она, нахмурив брови. — Не делай вид, будто не понимаешь, о чем я говорю. Ты была у него? — У кого, мама? — кажется, волна тупых вопросов не хочет покидать меня. — У этого азиата, — выплевывает она, отчего меня передергивает. Еле сдерживаюсь, чтобы вдруг не развернуться и бежать туда, куда глаза глядят. — Мне рассказала Галина Петровна, что за цирк ты устроила ночью и побежала к этому… типу! Мое лицо выражает явное непонимание, и я буквально давлюсь от возмущения. Прожевываю информацию и вспоминаю эту самую Галину Петровну. Она является соседкой всезнающей старушки с первого этажа. Я часто замечаю ее, выглядывающую в окно. Да что ж этим бабкам-то не спиться по ночам! Но еще меня вдруг осеняет, что эта пожилая соседка любит разговаривать сама с собой, а около года назад она прикупила себе курицу, сообщив всем о том, что это ее новая собачка, и постоянно выгуливала ее во дворе, пока та не сбежала от нее. Мой рот не заставляет меня ждать. — Дак она же это… уже… давно того, — моя речь, по-видимому, становится всё более разнообразной. — Ты в своем уме, Аня? Что ты говоришь такое? — восклицает мама. — Я не знаю, что Галина Петровна тебе сказала, но неужели ты веришь ей? — взмахиваю руками. — Она уже слишком стара, она могла просто обознаться. Ночью я была дома и спала крепким сном младенца. В мыслях невольно всплывают воспоминания сегодняшнего утра, и мои щеки покрываются легким румянцем, благодарю Боженьку за то, что сейчас зима и мое лицо уже успело покраснеть от холода. — Допустим, — резко. — Тогда что ты сейчас делала в соседнем подъезде? Кажется, мы разговариваем слишком громко, потому что люди, проходящие рядом с нами, стали коситься на нас, кивая головами и что-то говоря. Я недовольно взираю на них и делаю шаг вперед, задевая рукой плечо матери, разворачивая ее к нашему подъезду. — Давай продолжим дома, а то люди уже странно смотрят на нас. — Что, стыдно стало? — спрашивает она, но все-таки достает ключи из кармана. А я снова начинаю усиленно думать, думать, думать… Что же я там делала? Но внезапно я чувствую, как чья-то тяжелая рука мягко ложится мне на плечо и чуть сдавливает его. Я боюсь развернуться. Все внутренности сжимаются, когда я слышу хрипловатый голос за спиной. — Анна. Кажется, мое сердце остановилось. Я громко сглатываю и медленно вместе с матерью поворачиваюсь назад. Вот теперь я конкретно попала. Какого черта он пришел? Я что-то забыла?.. Я смотрю в его карие глаза, и мне хочется плакать, сама не знаю почему. Ким приподнимает краешки губ, и я не понимаю, что от него можно ожидать. Его лицо нечитаемо. Возможно, он пришел поиздеваться надо мной, ведь он так любит это делать. Хочет выставить меня перед матерью последней сучкой, чтобы испытать моральное удовольствие? Может, он человек, который может жить, причиняя неудобства другим? Меня вдруг охватывает такая злоба, что костяшки пальцев белеют от сильно сжатых кулаков. Ногти впиваются в ладони, оставляя впадины. Сдвигаю брови, сжимаю губы, всем своим видом показывая и как бы говоря: «Только попробуй, гад!» Но его это только забавляет, и его губы еще больше расширяются в довольной усмешке. Прежде чем моя мама успевает открыть свой рот и что-то сказать, Тэхен спокойно произносит: — Вы так быстро убежали, что забыли у меня кое-что, Анна. — И что же? — буркает мама за спиной, а мне хочется ткнуть ее за это локтем. Я вопросительно гляжу на мистера Кима, прося помощи. Теперь мои брови вскинуты, а глаза максимально расширены. И он помогает мне. Протягивает учебник по корейскому языку, и я заторможено принимаю его, чуть коснувшись указательным пальцем его руки, отчего меня обдает легким электрическим током. И я предугадываю его дальнейшие действия. Молчу, опустив голову, и смотрю на книгу. Даже если мне и кажется, что я стою уже бесконечное число времени, на деле проходит меньше секунды, прежде чем Ким обращается к моей матери. — Добрый день, — он коротко кивает и искренне улыбается своей квадратной улыбкой. — Кажется, мы еще не знакомы. Вы же мама Ани Виноградовой? Моя мать недоверчиво кивает. — Я Ким Тэхен, ваш сосед из шестого подъезда, а по совместительству новый преподаватель в ВУЗе Анны и ее репетитор по корейскому языку. — Оксана Анатольевна, — сдержанно произносит мама, но расслабляется: морщинка между бровями разглаживается. Она протягивает руку Киму, а он в свою очередь незамедлительно берет ее и прикасается к ней губами, как истинный джентльмен, что, конечно, подкупает мою мать. Ее губы удовлетворенно вздрагивают, а я фыркаю, прижимая книгу к груди. — Очень приятно познакомиться с Вами, Оксана Анатольевна, — бархатно отзывается сосед и бросает короткий взгляд в мою сторону, отчего я непроизвольно сжимаюсь. — И мне. И когда только моя мать успела проникнуться к нему симпатией? Ее так легко околдовать… Тем более магом в моем случае является Ким Тэхен, которому, для того чтобы понравится человеку, нужно лишь щелкнуть пальцами и чуть улыбнуться. Пошел легкий снегопад, и я могу понаслаждаться внимательно осмотреть внешний вид Тэхена сквозь это чудесное явление природы. Его профиль кажется мне почти идеальным. Маленькие белоснежные снежинки спускаются на блондинистую голову, прикрывая ее (и почему он без шапки?). Отросшая челка уже полностью скрывает черные брови. Ровный нос. И приоткрытые пухлые губы… Длинную шею обвивает черный шарф, завязанный в несколько оборотов, к которому мне хочется прикоснуться и почувствовать его мягкость. На парне длинный пуховик и зауженные классические штаны. Мои мысли прерывает голос моей мамы. — У Ани какие-то проблемы с учебой? — О нет, конечно, нет. Анна наоборот делает большие успехи, просто ей необходимо больше практики. — И как часто вы занимаетесь? И сколько по времени? — Сегодня был первый раз, — наконец отзываюсь я, откашлявшись. — Ровно час. Мама обводит нас взглядом, теребя ключи в руке. Кажется, она что-то обдумывает. — А почему не у нас дома? — очередной вопрос, отчего меня обдает волной холода, и я крепче сжимаю учебник. — Я… не прибралась дома, — говорю то, что приходит первое в голову. Моя мать смотрит на меня, а мне хочется спрятать голову в сугробе, лишь бы не чувствовать себя так неловко. Мне жарко, лицо горит, несмотря на то, что на улице минусовая температура. — Анна, — шикает она. — В следующий раз занимайтесь у нас. Ким Тэхен, если я не ошибаюсь, — он кивает. — Не хотите зайти на чай? Я давлюсь слюной от внезапности вопроса, начинаю сильно кашлять, отчего слезятся глаза, но благо быстро прихожу в себя и громко сглатываю, настороженно ожидая ответа. Аж ноги подкашиваются. — Прошу прощения, но сегодня у меня уже запланированы важные дела. Я расслабляюсь, прикрывая глаза. Слава Богу. — Тогда в другой раз! — и откуда только у меня появилась смелость? — До свидания, мистер Ким. Я нервно улыбаюсь, мнусь, планируя отдать незаметно книгу, но потом лишь сильнее сжимаю ее в руках, и выхватываю ключи у ничего не понимающей мамы. --------- Десять дней проходят безумно быстро. Они пробегают с бешеной скоростью, и я просто не успеваю за ними угнаться. Но мне так кажется только после того, когда эти дни реально проходят, оставаясь позади, потому что по отдельности каждый божий день казался мне пыткой, продолжаясь слишком долго. И мне было совсем не до смеха. Всё, что я делала в это время — это учила, учила и еще раз учила. Несмотря на то, что в конце семестра я реально старалась выполнять всю работу хоть немножечко заранее, учебного материала для заучивания оставалось слишком много. Недовольно бубня, вставала каждое утро и плелась в ванную комнату, после чего отправлялась на кухню завтракать. Быстро заканчивала трапезничать и возвращалась обратно в комнату. Если бы у меня на носу не висело три важных экзамена, я бы просто легла на кровать и просидела в интернете добрых несколько часов. Но увы да ах. Этому не суждено было сбыться. Я возвращалась в комнату, чтобы учить. Как же я ненавижу это слово! В течение дня я успевала пройти несколько стадий: радость, смех, интерес, удивление, страх, гнев, печаль… А под конец все это большой волной обрушивалось на меня, накрывая с головой, и ставило на лоб клеймо «депрессия». И единственное, чего мне хотелось — это запрыгнуть на кровать, зарывшись в одеяло, и тихонько ныть (чем я, в принципе, время от времени и занималась). Иногда мне становилось так паршиво, что голова буквально кипела от обилия информации. Я ждала, когда она уже взорвется и мой мозг красным месивом распластается по стенам комнаты. Иногда я билась в истерике и разбрасывала все листы и тетради с конспектами, учебники и другие принадлежности по полу, скидывая их со стола. Но потом я брала себя в руки и немного успокаивалась, продолжая учить, только уже лежа на полу. И дело не в том, что меня так сильно волнует учеба, просто во время чтения в мою голову всегда лезут другие мысли и переживания, которое заставляют меня еще больше волноваться и тревожиться. Руслана часто мне говорит, что я раздуваю из мухи слона, но я ничего не могу с собой поделать. У меня почти нет друзей, я не могу понять истинного отношения матери ко мне, меня бесят экзамены (которые я кое-как все-таки сдала) и Ким Тэхен (которого я умело игнорирую всё это время). Буквально час назад, я сдала последний экзамен в этом семестре по русскому языку, который был самым простым из предыдущих. Сейчас мы вместе с Русланой идем по коридорам университета, чтобы выйти из здания. — Что собираешься делать? — спрашиваю я подругу. — Мы с Максом идем на День Рождения его мамы, — боязливо отвечает Руся, осматривая свои ладони, потирая их. — Прости. Я помню, что мы хотели затусить после экзаменов. Я не злюсь на нее, возможно, мне немного неприятно, но это не гнев. Я прекрасно понимаю, что она должна пойти на праздник, тем более у них с Максимом, с которым я так и не удосужилась познакомиться лично, все очень даже серьезно. Руслана так светится, когда рассказывает о нем, что и мое лицо непроизвольно ослепляет улыбка. И я рада за нее. Очень. — Все в порядке. Мне до сих пор плохо от тех воспоминаний, — Руся смеется от моих слов. — Сейчас уже шесть часов вечера, и я бы была не прочь зависнуть до завтрашнего утра за просмотром какой-нибудь дорамы. Мы начинаем проходить около аудитории, в которой обычно сидел мистер Ким, и я резко притормаживаю. Я всегда быстро проскакивала ее, если он был внутри и дверь была открыта. — Пошли, его там нет, — говорит мне подруга, делая шаг вперед. Я следую за ней, идя по длинному коридору. — Мне кажется, что он заболел, — Руся открывает дверь и выходит на улицу. — Кто? — спускаюсь по лестнице. — Мистер Ким, кто же еще. — Ким Тэхен? Почему ты так решила? — Когда мы видели его последний раз, точнее я видела, потому что ты постоянно не обращала на него внимание, стараясь скрыться как можно скорее из виду, — делает акцент Руслана. — Он был очень бледным, шмыгал носом и кашлял. Я лишь пожимаю плечами, но внутри что-то больно екает. Прощаюсь с Русей и сажусь в свой автобус. По пути домой мои мысли вечно возвращаются к Тэхену. Я, сама того не желая, начинаю переживать за него. Хотя я всячески отгоняю из сознания эту мысль. А вдруг он действительно приболел? Лежит в постели и мучается от боли? Тем более я остаюсь должна ему: он не выгнал меня пьяной из дома, а даже помог (правда по-своему) и постирал мои вещи, что совсем не должен был делать. Ведь он не так плох, как я себе изначально напридумывала. Тэхен простой и такой… домашний что ли. У меня потеют ладошки от мыслей о нем, а глаза зажигаются неизвестным блеском. Что со мной происходит? Мои ноги сами несут меня в сторону магазинов. В одном из них я покупаю пакет апельсинов, а так же заглядываю в аптеку, где приобретаю витамины и какие-то шипучие таблетки для повышения иммунитета. Зачем я это делаю? Не знаю. Сильно сжимаю ручку пакета в руке, когда захожу на придомовую территорию. Кошусь в сторону подъезда мистера Кима и останавливаюсь. Разрываюсь от нахлынувших чувств. Меня пугают они. И я вздрагиваю, как нашкодивший ребенок, и уверенно устремляюсь к себе. Прижимаю пакет к груди, тяжело дыша, опасаясь, что могу передумать и убежать прямиком в руки к Киму. А вдруг с ним все в порядке? И он в это самое время развлекается с какой-нибудь новенькой блондинкой? И я только помешаю ему, из-за чего мне станет только хуже в тысячу раз. Хватит думать о нем! Перестань! Захожу в подъезд и начинаю подниматься по лестнице, громко шлепая ногами, и совсем не смотрю по сторонам, только себе под ноги. Внезапно слышу какое-то оживление и поднимаю глаза. Пакет выпадает из рук, когда я вижу картину, которая буквально выбивает меня из колеи. Молодой человек со светлыми волосами наклоняется к моей соседке с четвертого (если я не ошибаюсь) этажа. Она буквально на пару лет старше меня и никогда, откровенно говоря, мне не нравилась, раньше я не понимала почему, но теперь знаю. Потому что это Тэхен. Рядом с ней Ким Тэхен. Он что-то шепчет ей на ухо, отчего та лыбится и даже не обращает внимание на меня. Наверное, он говорит ей какие-то пошлости, отчего эта девица вся краснеет и смущается, противно хихикая и что-то отвечая в ответ своим писклявым голосом. Когда его рука ложится на ее талию… Внутри меня что-то обрывается. Чувствую, как горячая волна захлестывает меня, поднимаясь по мне к глазам. Глупая-глупая. Что же я напридумывала… Переживала, что он болен, и купила эти чертовы апельсины, которые сейчас валяются в пакете на бетонном полу. Просто бред. Волнение мое всё растет. Мне хочется плакать, уткнувшись носом в подушку, и бить руками матрац, как маленькая девчушка, которой не купили сладость. Я не свожу с них глаз, и дрожь пронизывает все мое тело. Делаю какое-то движение — неуклюжее, неловкое, и как ни дрожат у меня руки, но я быстро поднимаю пакет и пячусь назад, а потом резко разворачиваюсь и выбегаю из дома, сдерживая предательские слезы. Перед глазами белая пелена, я быстро моргаю, чтобы отогнать ее, но это мало помогает. На улице уже стемнело, и включились фонари. Я иду, не разбирая дороги, просто иду, не зная куда. Мои ноги не шаркают и не заплетаются. Как лунатик, я бреду в неизвестном направлении. Слышу какой-то свист. Поворачиваю голову и вижу местных гопников, стоящих у круглосуточного киоска, рядом с которым я сейчас прохожу. Показываю средний палец прежде, чем успеваю подумать. И это было моей самой большой ошибкой. Мне не нужно третье чутье, чтобы угадать опасность. Они делают шаг по направлению ко мне, а я дергаюсь вперед, намереваясь бежать, но не успеваю, потому что чьи-то руки ловят меня, ухватив за живот. Начинаются брыкаться и кричать, когда меня приподнимают от земли и начинают куда-то нести.