Мистер Ким

Сегодня вечером началась метель. Первая, как мне помнится, за эту зиму. За окном вовсю воет вьюга, будто кто-то стонет там, на улице. А где-то в темноте лает собака. Вздергиваю плечами от холода: сильный ветер ударяется в окно и проникает внутрь сквозь тонкие щели, дуя мне в спину. Из-за чего мороз, кажется, пробирает до костей, пробираясь под одежду. Я сижу на скамейке в коридоре больницы, вытянув ноги вперед. Тихо шуршу бахилами, которые сейчас надеты поверх зимних ботинок. Сжимаю край сидения до боли в пальцах. Мой взгляд устремлен куда-то на пол, замерев. Моргаю слипшимися ресницами. Я уже давно перестала плакать, но глаза время от времени продолжают слезиться против моей воли. Отличное начало каникул. Мне сообщили, что у Тэхена ангина, и ему следовало вызвать врача уже давно. Если бы он задержался еще немного, могли бы быть серьезные осложнения. С болезнями нельзя шутить. Мысленно ругаю его и отчитываю за такую оплошность. Он ведь уже не маленький ребенок. Должна быть голова на плечах. О чем он только думал? Перед глазами возникает сегодняшняя сцена. И я лишь сильнее сжимаю деревянное сидение, плотно сжав губы, скрипнув зубами. Какой же он дурак! С температурой под сорок захотел порезвиться с легкодоступной соседкой. Решил умереть, видимо, удовлетворенным. Одна радость в жизни. А она чем думала? Тоже мне бестолочь. Кажется, Кристина?.. Да, точно так. Разве эта Кристина не видела, что парню плохо и его в прямом смысле трясет?! Только и могла гаденько хихикать и жаждать, когда же сможет уже раздвинуть перед ним свои ноги. Фу. Я недовольно припадаю к спинке сидения, сложив руки на груди. Тру места выше локтей, чтобы хоть как-то согреться. В коридоре из-за старых окон достаточно прохладно. Я сдала пуховик в гардероб, поэтому сижу в одном вязанном свитере с высоким горлом. Мой взгляд скользит по настенным часам. Ровно десять часов вечера. По идее мне уже нельзя тут находиться. Только что наступил отбой. Хотя мне и по приезде нельзя было тут быть, ведь прибыли мы поздно, когда часы посещений уже закончились. Но я упертая дама, поэтому осталась. Сижу и просто не могу сдвинуться с места, будто мои ноги приросли к этой белой плитке. Ну давай же! Оторвитесь от пола ноги, поднимись задница. И начинайте все вместе шевелиться в сторону дома! Но почему мое тело просто не слушается меня? Я должна хотеть домой, ведь я зла на мистера Кима (?). Он должен меня бесить. Хотя он меня и так бесит из-за сегодняшней тупой выходки. Его болезнь я еще могу простить, но не эту девицу. Взгляд снова проваливается в пустоту, и в памяти появляются ее образы, вновь и вновь, даже охеревшие гопники всплывают реже. Что со мной не так? У меня вскипела кровь из-за адреналина, из-за этих бешеных чувств, которые я смогла ощутить сегодня. Его рука на ее талии. И внутри меня что-то обрывается. Снова эти воспоминания. Совершенно ненужные. Они мечутся в голове, будто смеясь надо мной. Почему они меня беспокоят? И я рычу сквозь зубы, зарываясь пальцами в распушенные волосы, теребя их. Кладу локти на колени, согнувшись. Начинаю массировать виски, закрыв глаза. Надо просто перестать об этом думать. Надо вообще перестать думать! Может, попросить какую-нибудь таблеточку у доктора? Скорее всего он меня вышвырнет, когда узнает, что я до сих пор тут. Слышу чьи-то торопливые шаги и настораживаюсь, выпрямившись. Тут же выдыхаю, когда вижу медсестру. Она поднимает брови, когда замечает меня. — Вы все еще здесь? — интересуется маленькая женщина со светлыми волосами, едва достающими до плеч, держа в руках стопку каких-то белых тряпок. Я коротко киваю. — Идите домой, поспите. Он, — медсестра наклоняет голову в сторону палаты, где лежит Ким, — будет спать до утра, не волнуйтесь. Скоро у него снизится температура, и он пойдет на поправку. Ему необходимо просто отдохнуть, как и Вам. Исподлобья взираю на нее и говорю: — Могу я посидеть с ним в палате? Я тихонько, как мышка. — Девушка… — Пожалуйста. Женщина строго смотрит на меня: ее маленькие бровки хмурятся. А я представляю, как сейчас, в это самое время, каким-то магическим образом в палату к мистеру Киму пробралась та самая Кристина. И теперь сидит рядом с ним (если не на нем) и наглаживает Тэхена, что-то приговаривая и хихикая своим писклявым голоском. Смотрит игриво на дверь, злорадствуя, что я не могу зайти. Мои губы кривятся от отвращения, и я хватаю ртом воздух, чтобы избавиться от этого чувства. Не знаю, какие эмоции на моем лице разглядела сейчас медсестра, но взгляд ее смягчается. Я уже было думаю, что она разрешит мне войти, но произнесенная фраза, заставляет меня досадно вздохнуть. — Выспитесь хорошенько и приходите с утра, — она еще долго смотрит на меня, прежде чем покрепче сжать ткань в руках и отправиться дальше по коридору. Но я, не двигаясь, продолжаю гипнотизировать пол. И действительно, что я переживаю? Вот сейчас встану и пойду домой, возможно, через полицию. Необходимо написать заявление на напавших на меня дикарей. Если бы не Ким Тэхен, кто знает, где бы я в это время была и что делала. Он спас меня, поэтому я должна ему тоже как-то помочь. Я хочу охранять его сон? Да, именно так. Вот почему я здесь. Других причин нет. Я не могу только понять: как Тэхен нашел меня? Неужели он шел за мной с самого начала? Но другого объяснения я просто не могу придумать. Зачем ему это? Все настолько запутанно, что я готова рвать на себе волосы из-за всей этой неопределенности. Мистер Ким хорошо пристроился у меня в голове, принуждая меня постоянно думать о нем. Я скоро поседею от этого. Не знаю, сколько я сижу. На часы из принципа уже не смотрю. Но в коридоре вновь начинают разносится тихие шаги. Потом все громче и громче. Что говорит о том, что человек идет в мою сторону и совсем скоро он будет около меня. Вздрагиваю, повернув голову в сторону звука. Я даже немного удивляюсь, когда снова вижу медсестру. На этот раз ее руки пусты. Она останавливается, изучая меня, и засовывает ладони в карманы белоснежного халата. — Все еще сидите, — то ли спрашивает, то ли утверждает женщина. — Сижу, — тихо отзываюсь. Мой голос звучит хрипло, поэтому я прочищаю горло, покашляв. — А он говорит по-русски? Вопрос звучит так странно, что мне требуется несколько секунд, чтобы поймать и понять его. — Нет, — зачем-то вру я, прикусывая губу. Поднимаю на нее взгляд, чтобы проследить за реакцией. Женщина тоже смотрит на меня. Ее голова понимающе кивает, видимо, она верит мне. — Вы же его девушка? — очередной вопрос. — Да, — мой голос почти не дрогнул. А ведь врать не так уж и сложно. Ведь все делается во благо… наверное. Снова короткий кивок. — Вы говорите по-китайски? — Что? Облизываю пересохшие губы, и мое лицо искривляется: брови недоуменно взлетают, а губы приоткрываются. Я стараюсь успокоиться, хотя мысленно медсестру уже в лепешку раздавил упавший с неба метеорит. — Ну, я думала, что… Индюк тоже думал, да не туда попал, милочка! — Тэхен не китаец, — полив спокойствием на разжигающееся раздражение, говорю я. А потом добавляю: — Он кореец. — Ах, вот оно как! — восклицает она, придвинувшись ко мне. — Они просто все на одно лицо. Машинально закатываю глаза. Надеюсь, в тусклом освещение мое раздражение не так уж и заметно. — Вовсе нет, — выдавливаю из себя улыбку, склонив голову. Мы молчим некоторое время. Медсестра мнется, намереваясь что-то сказать. В итоге она разрешает посидеть мне ночью рядом с Тэхеном. Говорит не высовываться из палаты до самого утра, чтобы не наткнуться на руководство, иначе и мне, и ей попадет. А потом (до подъема) покинуть больницу и посетить ее уже по правилам в часы, разрешенные для посещений. Всё время я ей утвердительно киваю, буквально светясь от счастья. На все тридцать два. Женщина так же приносит чистое постельное белье, настаивая, чтобы я передохнула на пустой кровати напротив. Сегодня как раз выписался пациент, а новенький не появился, поэтому Ким в палате один. — Ангина заразна, поэтому… — Я не собираюсь с ним целоваться, не переживайте, — говорю прежде, чем успеваю подумать. Как всегда. — Можно заразиться не только так, — говорит женщина, загадочно улыбаясь, из-за чего я смущаюсь, покрываясь красными пятнами. — Достаточно побывать в одной комнате. Поэтому держите маску, а завтра непременно купите что-нибудь для повышения иммунитета. На всякий случай. Она еще дает целый список мер осторожности, чтобы и мне не заболеть. Внимательно слушаю, но мысли постоянно убегают в другое русло, но я вовремя отдергиваю их. Благодарю медсестру за понимание и едва сдерживаю порыв, чтобы заключить ее в объятия. Когда она окончательно уходит, я бесшумно танцую «танец маленьких утят». Так и хочется прыгать и веселиться, а потом подбежать к Тэхену и зацело… и просто посмотреть на него, конечно. Проверить самочувствие и всё такое. Стараясь не шуметь, беру в руки стул, стоящий в углу, и, идя на цыпочках, перетаскиваю его к кровати Тэхена, ставя его с правой стороны. Осторожно сажусь, чтобы не издать звук и случайно не разбудить больного. Осматриваю лежащего. В свете фонаря он, кажется, выглядит еще бледнее, чем прежде. Несколько светлых волос, на ощупь которые точно очень мягкие, спали на лицо, остальные распластались по подушке. Тени залегли под глазами. На левой скуле виднеется едва заметный синяк (мне хочется провести по нему рукой, чтобы он исчез). Губы, на краешке которых засохшая кровь, посветлели. Несмотря на всю эту измученность, Тэхен выглядит прекрасно. Его лицо настолько идеально, что сразу понятно, почему он так популярен среди девочек. И ведь не только азиатских. Этот чертов кореец настолько обаятелен, что убивает одним только взглядом. Наповал. Фигура. Лицо. Голос. Будет совсем неудивительно, если Ким еще и прекрасно поет. Сто из ста за то, что он бы стал очень популярным айдолом. У него все для этого есть. Прикрываю его ладонь, лежащую вдоль тела, своей рукой и слушаю его тихое размеренное дыхание. Мне спокойно. Мне хорошо. Чуть приподнимаюсь, отрываясь попой от стула. Одной рукой продолжаю держать Кима, а второй поправляю волосы у него на лбу. Они действительно мягкие. Невесомо, словно бабочка, прохожу рукой вниз, до самого подбородка. Задерживаюсь. Смотрю на губы. Я до сих пор помню вкус корицы с того раза, в кафе. О Боже… А потом резко убираю руку, будто обжёгшись. Приземляюсь на стул и устремляю взгляд к окну, за которым продолжает бушевать метель. Она тихонько свищет, убаюкивая, и я чувствую, как мои глаза начинаются слипаться. Просыпаюсь. Чувствую, как чья-то рука тихонько поглаживает меня по голове, пропуская мои волосы сквозь пальцы. Мне требуется несколько долгих секунд, чтобы понять и вспомнить, где я нахожусь. Причмокиваю губами еще в полудрёме, а потом резко поднимаю голову, которая прежде покоилась на согнутых руках. За окном вовсю светит солнце, проникая в белую палату сквозь тонкую штору. Теперь комната мне кажется меньше, чем была ночью. Одно большое окно, по обе стороны от которого стоят две кровати. Две тумбочки. В углу у двери холодильник, на котором стоит старенький телевизор, а рядом висит раковина. Боюсь повернуть голову налево и встретиться со взглядом Кима. Насмешливым и многозначительным одновременно. И я замираю. Первая мысль, которая приходит в голову, это встать и бежать, не оглядываясь. Но все внутренности сжимаются до размера спичечного коробка, когда я ощущаю легкое прикосновение. С обратной стороны ладони. Вверх. Вниз. Вот черт! Мы держимся за руки, и Тэхен поглаживает мою ладонь пальцем. Видимо, я так и уснула, вцепившись в него. Какой позор! Я больше никогда не смогу смотреть ему в глаза. Если Тэхен спросит меня о чем-то, я не смогу нормально ответить и буду мямлить что-то несвязное. Или, что вероятнее всего, буду просто молчать, словно язык проглотила. Лучше б так и было! Нужно вырвать руку из его охвата и просто бежать. Приехать домой и закрыться в комнате до конца каникул. И не забыть вычеркнуть свое имя из факультатива по корейскому языку. Хватит — находилась. А еще лучше поменять университет. И вообще переехать… Чувствую, что мои ладошки вспотели, поэтому я осторожно освобождаю свою руку, Ким отпускает, не сопротивляясь. Гляжу куда-то в окно. — Аня, — тихо зовет он. И я вздрагиваю: он впервые зовет меня просто «Аней». Вот так, наедине. Поворачиваю голову. Тэхен внимательно осматривает меня, как и я его. Он выглядит уже лучше. Лицо порозовело. Губа немного припухшая, но это не смертельно. Синяк почти не виден. Все в порядке. Тэхен легко отделался. Наблюдаю, как поднимается его рука и направляется ко мне. Сердце пропускает удар, и я задерживаю дыхание. Он дотрагивается до моей щеки, а я машинально прикрываю глаза, чувствуя легкую боль. — Болит? — спрашивает. Отрицательно машу головой. Я не смотрела в зеркало, но, видимо, на моем лице остался след от вчерашней пощечины сраного гопника. — Как Вы? Вижу, как на лице Тэхена появляется улыбка, и он убирает руку, положив ее на живот. Поднимает одну бровь. — Опять на «Вы»? — смеется. И я улыбаюсь в ответ, опуская взгляд. Действительно, почему опять? — Я… случайно, — оправдываюсь. — Как ты? — Все хорошо. — Отлично. — Отлично, — в тон мне повторяет он. Тэхен смотрит на меня, но я не могу смотреть в ответ. Слишком неловко. — Нужно будет написать заявление, — говорит он, стуча пальцами, отвернувшись. — Да. — Ты запомнила их? Быстро перевожу на него взгляд, задумавшись. Перед глазами вновь сплывает вчерашний вечер. Облизываю краешек губ. — Было темно, но детали, думаю, я смогла запомнить. — Хорошо, — кивает. Дверь в палату открывается, и в нее заходит медсестра, которую я видела вчера. Я улыбаюсь ей, как и она мне. В руках она несет капельницу. — Будем лечиться, — говорит она на ходу, готовя оборудование. — Ох, все-таки вы так хорошо вместе смотритесь, — на секунду женщина отрывается от занятия и осматривает нас. — Как вашему корейцу повезло с девушкой. Вы это ему передайте от меня. Жаль, что он русский не понимает, так бы я ему сама сказала. Громко глотаю, косясь на Кима. Он поворачивает голову в мою сторону, и его брови ползут вверх. В карих глазах танцуют смешинки. И он открывает рот, беззвучно говоря: — Что? — Прости, — отвечаю на корейском. Предательски краснею и поправляю волосы, чтобы прикрыть румяные щеки. — Меня не хотели пускать в палату, поэтому это был единственный выход. — Ничего страшного, — Тэхен подмигивает мне, а потом улыбается своей потрясающей улыбкой, которая заставляет меня насторожиться. — Я доктору тоже сказал, что ты моя девушка. — Что?! — вскрикиваю на русском, но потом вновь перехожу на корейский язык, убавляя звук, говоря тише. — Когда? Зачем? — Он заходил в семь утра, когда ты еще спала. Я попросил разрешения тебя не будить, аргументируя это тем, что моя девушка просыпается в плохом настроении по утрам. И всё такое. — Ах, вот так, — огрызаюсь. — Значит, ты меня выставил истеричкой перед ним? Медсестра замирает, поняв, что между нами начинается что-то недоброе. И поняв, что ей тут не место, покидает палату, оставив нас одних. — Нет. Ты как всегда все неправильно поняла, — стонет Ким, потирая лицо ладонью. Фыркаю, с хлопком опустившись на спинку стула. Скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь. Мое лицо напряженно. — Как всегда, значит? Отлично, — уверенно говорю зловеще спокойным голосом, будто не своим. — Прости за беспокойство и выздоравливай. А я пошла. Я уже подрываюсь с места, схватившись за ручку стула, чтобы встать. Но рука Тэхена останавливает меня, ухватив за локоть. Он приподнимается и садится, свесив ноги, не отпуская меня. Смотрю ему в глаза, и в груди что-то ломается, крошится на мелкие частички. Внутренним чутьем я понимаю, что Ким никогда не смотрел на меня так раньше. Это что-то новое и неизведанное, из-за чего по моей спине проходят холодные мурашки, ударяя в затылок, заставляя волосы встать дыбом. Стою. Наблюдаю. Парень проходится языком по верхней губе, смачивая ее, а я не могу оторваться от этого зрелища. И он тоже смотрит. Смотрит на мои губы. Его взгляд внезапно скользит по ним в это же время. И останавливается. Замирает. Тэхен устало прикрывает глаза и качает головой. Свободной рукой трет переносицу, ведь вторая продолжает держать меня, сильно сжимая, почти до боли, как будто я куда-то убегу. Глупости. Я не буду заниматься подобной чепухой. Это точно. Я решила. Он открывает рот, и произнесенные слова словно в замедленном действии доносятся до моих ушей, проникая внутрь, попадая в кровь, разносясь по всему телу. — Какой же я идиот, Аня. Ты не представляешь. Сердце колотится о грудную клетку. Под ногтями начинает чесаться от страха и переживаний так, что хочется тереть их и тереть до мяса, до костей, чтобы не чувствовать это странное волнение. Какое-то помутнение. Просто чертов туман в голове. Будто сейчас должно произойти что-то такое, что может навсегда перевернуть мою жизнь. Торопливо перевожу взгляд, лишь бы не смотреть на него. Заставляю себя выглянуть в окно. На улице как раз пошел небольшой снег. Теперь я точно понимаю, что мой мир резко сузился до двух человек. Меня. И его.