About fire and gasoline

«Когда дело касается прошлого, каждый из нас писатель.» Стивен Кинг.

В последнюю ночь перед улётом из Лос-Анджелеса я написал Каспару Ли, что хочу вместе посмотреть «Бойцовский клуб». Мне было грустно от мысли, что уже завтра я встречусь с окончательно остывшим после лета Уилтширом, а впереди нас ждёт осень. Тяжёлая, серая осень, где нет места для вдохновения и романтики. Я любил начало сентября, когда улицы уже начинали медленно окрашиваться в красно-оранжевые тона, и в воздухе пахло непривычным холодом — таким контрастным после тёплого лета. Я любил Рождество, декабрь с его уютной суетой и духом перемен. Но период до и после Хэллоуина казался мне невыносимым. Долгие и одинаково унылые дни железными небесами опускались на плечи, а я далеко не Атлант, чтобы удержать на них такой груз. В последний день я гулял по пляжу, уже один, — потому что Каспар Ли опять был слишком занят, а я всё ждал, когда увижу его одного и смогу вновь поболтать, беззаботно и будто бы не планировал этого совсем, — и когда остановился ненадолго, увидел, как закат окрашивает всё в неоново-красный. Постоял несколько секунд и как-то озлобленно понял: надо незамедлительно идти к себе в номер, иначе я окончательно расклеюсь. Океанские волны смоют меня, как замок из песка, а я, привыкший все эмоции заменять улыбками и шутками, считал, что такая сентиментальность — что-то низкое и не созданное для меня. Будь моя воля, я бы улыбался вечно. Мне не хотелось знать никакого контраста между грустью и счастьем. Я хотел быть максимально простым, но появление Каспара почему-то препятствовало этому. В последнюю ночь я пил пиво у себя в кровати и периодически поглядывал на телефон, а затем — на дверь. Я не знал, прочитал ли Каспар моё сообщение о том, чтобы прийти и посмотреть со мной кино, подвести итоги поездки и вместе съесть оставшуюся с утра пиццу. В общем, в сообщении я сосредоточился на самых основных потребностях Каспа, но даже это вроде как не сработало, поэтому я посмотрел фильм один раз, второй, а на третий мне уже стало все равно, и я понял, что навсегда испортил «Бойцовский клуб» своим унынием и привычкой пересматривать любимые фильмы по три раза подряд. Последний день в Лос-Анджелесе был крайне негативным, совсем не таким, как я ожидал, поэтому засыпал я грустный и пьяный, а за окном по-прежнему тихо шумел океан. Прощался. Утешал. На следующий день я проснулся от того, что ко мне постучались. Ночь почти стёрлась из памяти, только хаотично крутящиеся фразы из фильма напоминали о лёгкой печали — спутнице окончательно ушедшего лета. Голова немного болела, а в дверях уже стоял Каспар Ли. Он виновато улыбался, держал в руках пакет из «Carlʼs Jr.». Быстро поздоровался, сделал шаг в мой номер и закрыл за собой дверь, толкнув её ногой.  — Я только сейчас прочитал твоё сообщение, и Боже, тот ли это Джо Сагг писал? Может, твой телефон украли депрессивные любители Паланика? Где твоя улыбка, мальчик-Сагг? — Его виноватая улыбка поменялась на последнем слове. На некоторое время Каспар становился хозяином моего номера и моего настроения, и меня это почему-то радовало — Каспар Ли был тем самым простым и улыбчивым парнем, которым я хотел стать, и то, как он выражался, как он себя вёл и заглаживал вину, даже незначительную, меня восхищало. Стивен Кинг писал, что подражание — самая искренняя форма лести. И я понимал, что согласен с этим. Номер заполнился ароматом котлет и сыра, и я понял, что очень голоден. В горле пересохло, поэтому я достал из мини-бара газировку, а в голове до сих пор крутились фразы из фильма, будто бы заставляли меня произнести хоть одну.  — «В этом и состоит свобода. Когда теряешь всякую надежду.», — произнёс я. Имел в виду, что сегодня ночью я потерял всякую надежду, что Касп всё же придёт и присоединится к просмотру. В этом состояла моя свобода и моя грусть. У кровати уже стоял собранный чемодан и пустая бутылка из коричневого стекла.  — «Бойцовский клуб», — пояснил, — я всю ночь смотрел «Бойцовский клуб» и теперь чувствую себя помятым. Даже не знаю, как вернуться в прежнее состояние. Выглядеть таким перед Каспаром Ли в утреннее время уже вошло в традицию, но тогда я чувствовал себя особенно беспомощным: сидел на краю кровати, смотрел на пакет с бургерами, на ноги Каспара, на свои руки, и хотелось одолжить ещё немного времени, самую горсточку, лишь бы ещё впитать в себя солнце, лишь бы одежда пропахла хлоркой бассейна и океанской солью, и чтобы потом ещё месяц находить у себя в вещах и обуви песок. А ещё мне почему-то было страшно, что сейчас Каспар опять станет супер-занятым, недоступным, и мы перестанем видеться. Обозначать его таким важным и ответственным званием как «Единственный друг» было очень глупо с моей стороны, и я до сих пор хранил то нелепое стихотворение у себя в кармане. Я вёл себя по-детски, даже по-подростковому глупо, но в тот момент кроме нескольких солнечных дней мне ещё и не хватало гарантии, что Касп не пропадёт, когда мы прилетим домой. Я ещё несколько месяцев назад заметил, что он постоянно в разъездах, а когда приезжает домой, то проводит время со своей девушкой. Я помню, как неловко было, когда я, воодушевленный и настроенный на победу в очередной видео игре, пришёл в их с Алфи дом, чтобы чуть ли не с порога сказать, что мне очень надо расслабиться и обыграть Каспа в очередной раз. В итоге я застал его целующимся на кухне со своей девушкой. Пришлось неловко соврать про то, что жду Алфи. Но его в тот день не было до вечера, и в итоге я провёл почти несколько часов в компании счастливой влюблённой пары. Очень странное ощущение — будто ты ошибся дверью, но выйти обратно уже не можешь. Но вернёмся в Лос-Анджелес. Пока я сидел на кровати, понял: Ты не веришь в чудо, пока спустя вечность одиночества не встречаешь кого-то, кто тебе начинает нравиться. Неожиданно Обжигающе. Пока не замечаешь, что хочешь заводить общие шутки и воспоминания, пока не обнаруживаешь себя в час ночи за просмотром фильма, в надежде, что сейчас, вот сейчас-то придёт твой новоиспеченный друг, что вы вместе запомните одни и те же кадры, что на следующий день вы за обедом, или завтраком, или просто так будете обсуждать этот фильм, а обсуждать с кем-то знающим всегда интереснее, чем с обычным человеком.  — Ну, я знаю только один рецепт хорошего настроения: мы можем танцевать, мальчик-Сагг. Да, мы будем танцевать, пока ты снова не заулыбаешься, — он вытащил телефон из кармана штанов, включил музыку, и начал забавно двигаться почти что в такт песни. В какой-то момент он взял меня за руки и пригласил в эти безумные недо-танцы, и уже на этом моменте я не выдержал и начал смеяться. Голова тут же отозвалась болью, но я решил, что не надо обращать внимание на эту неприятную мелочь. Каспар Ли, танцующий у меня в номере утром, придумывающий каждый день новые прозвища, всё ещё был загадкой, но я уже не мог отрицать, что этот парень завлёк и меня, а значит, теперь мы должны чаще видеться даже за пределами Лос-Анджелеса, без причин и планов. Хотя бы ради бессмысленных и неэстетичных танцев, я полюбил их за несколько минут. Я хотел их продолжения, чтобы они выручали меня и в обычные дни, в моменты тоски. Ты не веришь в чудеса, пока не находишь Каспара Ли, пока не замечаешь, как он забирает твой мусор, такой как несколько бутылок и упаковки из-под картошки фри. И от этой мелочи почему-то хочется улыбаться и говорить, часто-часто: «Спасибо». Не веришь в чудеса всю свою маленькую и только-только начавшуюся жизнь, а потом находишь друга, находишь рассветы во всех частях света, находишь старые фильмы и неподходящую еду для завтрака, находишь свободу и ракушки в кармане, и считай, что пропал. Считай, что всё это время был дураком наивным. Дело ли в моём странном и неуместном счастье, которое сохранялось ещё какое-то время даже в Уилтшире, дело ли в фотографиях, про которые я забыл и которые всё это время хранились на телефоне, но я стал подмечать те мелочи, которые раньше никогда не видел. Осенний город не был таким уж и ужасным, особенно когда светило солнце, когда я просыпался раньше всех и заваривал кофе, а потом сидел и долго писал сценарии для видео. Вдохновение пришло с опозданием, чтобы спасти от тоски, чтобы спасти от мыслей, что я не видел Каспара уже неделю, и единственные, с кем я общаюсь — Зои, Алфи и родители. Я прятался в холодных вечерах, в безлюдных улицах и в своей комнате, лишь бы уныние вновь не настигло меня. Но даже без Каспара, как оказалось, жизнь продолжалась. Я ходил на ужины к знакомым, я переживал день за днём, наблюдал за тем, как деревья теряли листву, и упорно сохранял остатки тёплого настроения. С каждым утром это становилось труднее, и поэтому я уходил с головой в творчество. В борьбу со стеснительностью — отказывался верить, что Касп — единственный интересный для меня человек. Я лучше стал общаться с Маркусом, с Тайлером, даже с Зои и Алфи, но не замечал, что они сблизились. Я жил лишь одной мыслью — до Хэллоуина доживу, а потом мы опять встретимся с Ли. Возможно, я обнаружу себя в гостиной их с Алфи дома, буду пересматривать «Криминальное чтиво» под комментарии Каспара. Делать вид, что раздражён и всё же смеяться. Возможно, он заявится к нам домой и будет просить конфеты в его шутливой манере, с видом, что мы знаем друг друга сто лет, и что он никуда не пропадал. Может показаться, что я только и жил, что мыслями о Каспаре, но на самом деле, он стал каким-то непостоянным и приятным дополнением к моей жизни. Я с теплом вспоминал, как он слушал мои истории, как мы гуляли и снимали друг друга на камеры, на перегонки катались на тележках для гостиничного багажа, и как в итоге чуть не врезались друг в друга. Наш смех, клянусь, было слышно в любой точке земного шара. Я жил своей жизнью: гулял, снимал видео на основной канал и влоги, ел, спал, и ходил к Тане и Джиму — ел у них пироги с вишней и почему-то думал, что мы, наверное, напоминаем семью. В общем, не знал проблем. В ту осень я переосмыслил много вещей. Лос-Анджелес дал мне понять, что везде есть мелочи, которые могут поднять настроение — иногда нужно вспоминать их и жить, жить без друзей, без желаемых собеседников, подавляя в себе симпатию и желание прервать все дела того самого «единственного друга». Я думал — в Лондоне хочется пить кофе и есть выпечку. Я думал, что пора купить новый штатив. Думал, у кого из знакомых обычно самые вкусные ужины, а потом приходил к выводу, что лучшие ужины — в родительском доме. Я думал обо всём, а потом, будто вдобавок подмечал — я не видел Каспара Ли уже полмесяца, и до Хэллоуина оставалось совсем ничего. А там — месяц до Рождества, и жизнь снова станет полноценной, снова станет моей и только моей, без судорожного запоминания того, что должно меня радовать. Главное, утешал себя я, пережить осень. Пережить осень и полмесяца без искреннего, без лучшего собеседника, которого я только встречал.