About fire and gasoline

«youʼre dripping like a saturated sunrise youʼre spilling like an overflowing sink…»

Каспар пришёл ко мне в семь часов утра. Сам мир, кажется, ещё не до конца проснулся, и когда среди мировой сонливости раздался громкий, настойчивый стук в дверь, я немного растерялся. Я не думал, что кто-то может по своей воле прийти так рано, в последний раз я просыпался во столько, когда ходил в школу.  — Джо Сагг, я официально заявляю, что ты вдохновляешь меня на подвиги, — с бодрой улыбкой произнёс Касп, проходя ко мне в номер. Я почувствовал, как смущаюсь. Комнату освещали лишь яркие лучи рассвета, и мне было немного неловко за то, что я стоял перед таким бодрым, вечно улыбчивым и радостным Каспаром Ли, — а быть счастливым в семь утра намного труднее, чем днём, — в пижаме, с непричёсанными волосами и сонный. Моя сонливость ещё совсем не прошла, я будто бы плавал в дрёме и утренней дымке. За окном — океанская прохлада, нетронутая и тихая, незаполненная людьми и не опошленная. Касп лёг на мою кровать, ещё хранившую тепло, и улыбнулся куда-то в складки простыней.  — Собирайся. Я подожду, если надо, но, напоминаю, рассвет так делать не будет, — он чуть приподнялся, чтобы я смог заметить его хитрый прищур, а потом отвернулся к окну. Я ушёл в ванную и бесконечно долго зевал, думая, что семь часов утра — ужасное и одновременно до жути поэтическое время — оно скрывает красоту природы, даже если речь идёт об огромных городах, и чаще всего люди ненавидят это время суток. И засыпать, и просыпаться утром одинаково неприятно. Тут всегда позднее, излишне тёплое и обволакивающее лето, и только на рассвете можно почувствовать редкую прохладу. Я смотрел на тонкие пальмы, утыкающиеся в небеса, и забывал про недавнюю сонливость. Мне теперь хотелось каждый день просыпаться одновременно с солнцем. Каждый день видеть океан, слышать его шум, ждать стука Каспара в дверь и его улыбки. Этот мальчик, клянусь, заводной — он был как бы расширенной версией Джо Сагга. Улыбчивый, вечно готовый к разговорам. Я не мог представить уставшего Каспара, не мог представить его слёз, истерик, его желания скрыться под одеялом и устало дышать в подушку, от того, что мир сдавил тебя общением. Это всё — не про Каспара. Когда ты ступаешь по холодному песку и слышишь, как совсем рядом шумит океан, каждый человек может показаться красивым. Но Каспар так идеально вписывался в эту обстановку, что мне казалось, будто он — кусочек пазла, которого всегда будет не хватать этому пейзажу. Очень хотелось забыть про всё и лежать на земле, раскинув руки. Я чувствовал себя спокойным, свободным, и даже грудная клетка как-то расширилась, будто я никогда до этого не вдыхал воздух на все сто процентов. Свежесть, песчинки под ногами, соль и пена… Всё это — лишь малая часть запахов, открытых мною в то утро. И Каспар Ли, который казался всем открытым, но на самом деле, его нельзя было даже как-то охарактеризовать. Каспар Ли — это маленький мальчик, улыбающийся молочными зубами навстречу чему-то неизвестному. Каспар Ли — это море, укрывающее твои ноги ледяной, пенной волной. Он пошутил, что если закрыть глаза, то можно подумать, что мы нежимся в сливочном эле. Каспар Ли — это лето. Это рассветы, закаты, это отдых вдалеке от дома и беззаботность. Это всё — Каспар Ли, но мне хотелось узнать про него что-то большее, и поэтому я спросил: — Так зачем ты меня сюда позвал? — Лодыжки уже сводит от холода, но это мелочи. Меня перебивал крик чаек. Пронзительный, утренний, и все лучи солнца хотят ослепить меня. Но Касп всё ещё улыбался, задумчиво смотрел за горизонт, а значит, его ничего не тревожило. И меня не должно было. Моё сердце в тот момент болезненно сжалось, ведь я как-то излишне остро осознал, что у меня до этого не было друзей. Я пытался найти в своей памяти что-то похожее по ощущениям, и тогда моё сладкое волнение стало оправданным — для меня всё тепло во время холодного рассвета, врывающиеся радостные парни, предлагающие погулять где-нибудь вдалеке от суеты — ненормальность. Для меня это выдумка, уместная для фильмов, ведь мои друзья в школе были лишь обычными подростками, они выбирались по выходным в центр, чтобы поесть замороженный йогурт и пообсуждать что-нибудь будничное. Ничего необычного и буйного в них не было. Мои друзья остались на школьных фотографиях, и поэтому я чувствовал себя неестественно счастливым. И очень сентиментальным. Я помнил собственные размышления, что у Каспара каждый второй знакомый — лучший друг, но в тот момент я не понимал, как такое возможно.  — Я не спал этой ночью, и от скуки решил почитать пару поэм. Очень непривычно, учитывая, что я не большой фанат чтения! Но просто я подумал, что нельзя так просто огорчать маленького мальчика Сагга, и вот, держи. Я всё-таки выполнил твою просьбу, на память. Если я решусь написать книгу, напомни, чтобы это стало эпиграфом к части про тебя, — он вынул из кармана прямоугольный пакетик с сахаром, где тоненькие карандашные буквы сложились в текст. Я подумал, что это очень символично для таких приторно-сентиментальных нас, почти-подростков и совсем-не-взрослых. «небо. небо повсюду, небо в южной африке, небо в лондоне, небо в л.а. небо когда ты слушаешь как я говорю о книге небо когда я в четыре часа ночи сам для себя придумываю, что ноги джо сагга — оленьи небо, когда я отказываюсь быть поэтом в шесть утра.»  — Оленьи? — Я поднял глаза, и мне показалось, что Касп возвышался надо мной, прямо как пальмы или это самое пресловутое небо. Теперь я точно понимал, что либо у меня никогда не было друзей и я уже ведусь на каждое проявление внимания в свою сторону, либо Каспару было действительно очень скучно. Это было не стихотворение, и оно не претендовало на что-либо, но мне хотелось сохранить его у себя и напоминать каждый день, что в этой выдуманной книге Каспара Ли обязательно должна быть глава про меня. Или лучше не про меня, а про пляжи, доброту Каспара и про то, как он умеет очаровывать людей. Я начинал понимать, почему к нему все тянулись — Каспар не был лжецом, он действительно ко всем относился мягко и уважительно, придумывая для каждого что-то новое. С девушками он вёл себя максимально галантно, делая комплименты, чтобы они ни на секунду не забывали о своей красоте, а парням, — особенно неуверенному Джо Саггу, ага, — давал постоянное ощущение тесной дружбы. Даже если мы были знакомы полгода и общались от силы несколько раз. Я не понимал, откуда во мне столько наивности, а также не понимал, что же мне сделать такого же, чтобы произвести впечатление на Каспара. А может, вообще ничего не надо делать?..  — Оленьи. Они на все сто процентов точно оленьи, — он засмеялся и откинулся на спину, — так что, ты до сих пор не придумал какие-нибудь ещё истории? А мне казалось, что у тебя это отлично получается.  — Ты намекаешь, что я тебе рассказывал выдумки?  — Ну, часть из них — точно нереальны, — он с каким-то вызовом посмотрел на меня, а потом засмеялся, — Ладно-ладно, не принимай всё так близко к сердцу. Мне иногда кажется, что ты вот-вот расплачешься, у тебя и глаза оленьи, и сам ты не Джо, а Бэмби. Он ещё шире улыбнулся и встал. Я не ожидал такого услышать. Мне всегда казалось, что я наоборот излишне, наигранно весёлый. Что мне нужно хоть иногда быть чуть более искренним и серьёзным, но, как оказалось, я уже это делал, хоть и редко. И незаметно для самого себя. Дни ускорялись. Таяли на солнце, и я мог чувствовать, как тону в них — солнечных, тёплых и лёгких. Всё быстрее летом, а когда лето вечное, то скорость жизни приобретает совсем невозможные масштабы. Хватайся за поручни и держись, — думал я каждую ночь, когда обессиленный падал на постель. Уставший, но довольный. Я даже закрывал глаза на то, что Касп уже вовсю шутил, что я — его чёртова фанаточка. Один раз, когда он с Маркусом куда-то уходил, то сказал:  — Только, умоляю, не ревнуй меня, Сагг! — Он причмокнул и, нарочито крепко обняв Маркуса за плечи, ушёл. В этот момент во мне боролся стыд, — потому что эту сцену видели все остальные друзья и моя сестра, — и озлобленность. Иногда, пускай и редко, в Каспе проскальзывало что-то неожиданно грубое, свойственное только подросткам, что ли. Он даже смеялся в эти моменты не как обычно. От этого смеха не хотелось радоваться, что я с ним знаком. Он вёл себя, как в первые минуты нашего знакомства, но я надеялся, что со временем это пройдёт. Касп, как и ожидалось, часто уходил с кем-то гулять. Не со мной. Я замечал, что он близок со всеми — он смотрел на каждого влюблёнными глазами, даже на парней. В моей голове проскальзывала мысль, что я не завидую его девушке, особенно если та ревнива. Потом я, конечно, сомневался насчёт «не завидую», ведь на самом деле, такой человек как Каспар Ли незаменим в окружении. Я наблюдал за ним и думал, что если так он ведёт себя со всеми, то как он относится к тем, кого любит?.. Моей целью стала наша дружба. После того утра на пляже и еще нескольких прогулок, где он всё так же мило и обаятельно себя вёл, я понимал — мне такого друга всегда не хватало. Не знаю, замечал это Ли или нет, но я старался постоянно быть где-то рядом. Рядом идти в компании, по возможности поддерживать разговор, но позже стыдился своего унижения. Мягкость и приветливость мне казались чем-то непривычным и постыдным, но я не мог из-за комплексов отказывать общению с Каспаром. Но даже спустя недели совместного отдыха, я пришёл к выводу, что до сих пор практически ничего не знаю о Каспаре. Что он нём можно было сказать кроме как «вежливый и приятный парень»? Естественно ли это вообще — быть постоянно улыбчивым и весёлым? Я подумал, что всё-таки Каспар не доверяет никому из друзей полностью. Просто потому что мы не видели другой его стороны. Мы не могли сходу назвать его отрицательные стороны, скорее приходили к выводу, что их вообще нет. А так не бывает. Каспар Ли стал для меня не только целью в общении, но ещё и интересной загадкой, что стало ещё одной причиной для близких отношений. В предпоследний день в Лос-Анджелесе я сел к Зои и спросил:  — Как бы ты могла описать Каспара Ли? — Я прижал колени к груди, как ребёнок в ожидании сказки, и внимательно посмотрел на неё. Сестра растерялась.  — Каспара?.. О, ну, очевидно, это очень милый и хороший парень. Иногда мне кажется, что он влюблён во всех, хоть и понимаю, что у него есть девушка, — она засмеялась. «Милый и хороший». Не более.  — А что? — Теперь настала её очередь внимательно изучать меня взглядом.  — Просто интересно. Интересно, может ли он быть для других кем-то кроме «милого и хорошего парня». Взгляд Зои стал странным.  — Что ты имеешь в виду?  — Ничего, забудь, — я как ни в чём не бывало улыбнулся и ушёл к себе номер. Мне наивно и, — боже, как банально, — искренне казалось, что я вижу в Каспаре что-то большее, хоть и не до конца понимал, что. И он в свою очередь тоже. Он видел во мне, к примеру, оленьи ноги Бэмби и грустные глаза, в то время как для других, возможно, я тоже был просто «милым и хорошим парнем».