Обратная сторона медали

      "Матушка! Что Вы здесь..", - промямлил Бэм.       "А ты как думаешь?", - надменно отвечала ему мать got7, - "Я сказала этому паршивцу быть у меня в кабинете утром, а он где? На операционном столе?! Бестолочь!".       "Но матушка..", - пытался возразить мальчишка.       " Замолчи! Как только придёт в себя, скажи чтобы немедленно связался со мной, иначе вышвырну его из семейства", - прорычала хозяйка, развернулась и ушла. Никто кроме Бэма её больше не видел.       Очнулся я не скоро. Видимо операция проходила не один час, раз мне ввели столько наркоты. Ну ладно, не наркотики это. Почти. Наркоз. Просто очень сильное снотворное. Открыв глаза, даже и не понял, я сейчас во сне или наяву. Повернув голову направо, я увидел невинные глаза Марка, который только и делал, что вытирал слезы. Он тихонько всхлипывал и казалось, что все это мне мерещится. За окном ярко светило солнце, щебетали птички, все это было похоже на тёплый сон. Пока я не ощутил острую боль. Да. Это был сон. Я проснулся на операционном столе. Надо мной ослепляюще ярким светом горела операционная лампа, а врачи, закрывшись за перегородкой, кромсали мою ногу.       Я думал, что это кошмар и я скоро проснусь, но невыносимая боль не давала мне покоя. Я хотел кричать, биться руками, но не мог. Единственное, что мне сейчас было подвластно - это мои ресницы, которыми я хлопал без остановки. Да что это такое? Обратите уже на меня внимание. Прошло минут пять, как я очнулся от наркоза, но на меня так никто и не взглянул. Я силился хотя бы дёрнуть пальцем на руке или ноге, но все без толку. Я лишь тратил свои жизненные силы.        И вот я уже готов был закрыть глаза и потихоньку умирать от этой боли, как ассистент, что переливал мне кровь, подошёл проверить мои жизненные показатели. Тогда я сильно вытаращил на него глаза, а потом усиленно стал моргать, чтобы меня наконец заметили. Бог услышал мои молитвы. Ассистент повернулся в мою сторону и увидел мои открытые глаза. Он испугался и закричал. В одно мгновение вокруг меня столпилась вся бригада врачей. Кто-то вводил наркоз, кто-то кричал, что мне ввели слабо действующее обезболивающее, но главный хирург все ещё не прекращая орудовал в моей ноге. Потом звуки становились все приглушеннее, а глаза мерно закрывались. Последнее что я помню - глаза Марка. Но его не было там, а значит это снова сон. Такой тёплый и мягкий. Мой Марк.       "Показатели в норме. Он давно уже должен был проснуться", - где-то в тишине глухо прозвучал незнакомый голос.       "Вы говорили мне об этом на прошлой неделе. Прошло десять дней! Почему он не приходит в себя?", - все также глухо, но уже более отчётливо пронёсся в моей голове голос Дже Бома.       "Нам остаётся только ждать", - сказал незнакомец и я вновь провалился в сон.       Я помню голос Бэма, который горько плакал и просил прощения. За что мой братишка извинялся, я не знаю, но его голос был таким печальным, что я уже сотни раз простил его за все беды этого мира. И вновь сон.       "Просыпайся! Твоя мать пришла! Тебе нужно поприветствовать её должным образом", - пронеслось у меня в голове.       "Мама!", - вырвался я ото сна.       Перед глазами все та же картина: лицо Марка со стекающими по подбородку слезами. На этот раз его лицо выглядит таким настоящим. Я потянул к нему свои руки, как резкая нагнетающая боль оборвала меня и я вскрикнул.       "Он пришёл в себя! Наконец-то! Джексон, ты как?!", - отпихивая от меня застывшего Марка прокричал Бэм.       "Доктор! Доктор! Он очнулся! Да где все, черт подери?!", - прокричал взволнованный Дже Бом и выбежал из палаты.       Я лежал на кровати ничего не понимая. Чего все так взбудоражены? Мне всего лишь провели операцию, это же не впервой, чего так переживать. Да и живой я, все в порядке.       Минуту спустя в палату вбежал врач, а следом за ним Дже Бом и Югем. Давно не видел этого парня, небось уже стал первым танцором Сеула. Я тихо улыбнулся и вновь скривился от дикой боли.       Мужчина в белом халате проверил мои показатели, поставил обезболивающий укол в ногу и поменял капельницу. Только после этих действий он сел рядом с кроватью и заговорил.       "Сейчас мы начнём с Вами общаться", - сказал он, - "Вы будете отвечать на мои вопросы. Если да, то моргаете один раз, если нет, то два. Все понятно?".       Я моргнул.       "Вот и хорошо. Итак, первый вопрос: Вы меня видите?", - спросил доктор.       Я моргнул.       "Хорошо. А теперь скажите, Ваша нога сильно болит? ", - снова задал мне вопрос мужчина.       Я моргнул.       Ну и долго мы будем играть в перемигивания? Я и так могу говорить. Я так думал, но открыв рот не смог произнести ни звука. Что это? Минут десять назад я кричал, а сейчас и пискнуть не могу.       "Не торопитесь", - сказал доктор, - "Вам ещё рано разговаривать. После месячной комы Вам нужно немного подождать. Голосовые связки так долго не были задействованы, что потребуется время, чтобы снова заговорить".       "Вы хотите сказать, что он теперь немой?! Когда он заговорит?", - прокричал Бэм.       " Не беспокойтесь, голос вскоре к нему вернётся, но нужно немного подождать", - сказал доктор, -"А сейчас ему нужен покой, так что, пожалуйста, не тревожьте больного".       Доктор вывел всех из палаты, оставив только тихого Марка. Он не прекращая лил слезы. Мне было так его жаль. Хотелось обнять, прижать к груди и не отпускать, пока вся его печаль не растворится. Но мы оба молчали, не говорили ни слова, лишь наши глаза могли рассказать так много всего.       "Ты был в коме чуть меньше месяца. Сегодня двадцать восьмой день. Это как второй день рождения. Я очень рад, что ты пришел в себя. Мне было так страшно и одиноко все эти дни. Я хочу как раньше, слышать твой звонкий смех, гулять с тобой по парку, крепко держа за руку. Мне так не хватало тебя", - чуть слышно говорил Марк.       Он взял мою руку и поднес ее к своим губам.       "Ты знаешь, мне было очень больно в тот день. Не из-за побоев, нет. Мое сердце сковала боль, когда я увидел, что в тебя стреляют. Я так хотел тебя защитить, но я не мог. Мне было так больно, что я потерял сознание", - сказал Марк и прикоснулся губами моей ладони.       "Той ночью в дом ворвались люди в масках. Я даже не понял, что это люди из полиции. Они перерыли все бумаги, разбили вазы, уничтожали все, на своем пути. Я понял, что они что-то искали.. Но не нашли. Тогда они добрались до твоей комнаты, схватили меня за волосы и потянули на выход. Я упал и клочок волос остался в руке у похитителя, тогда он поднял меня и хорошенько приложил лицом к двери. У меня из носа пошла кровь. Мне не было больно. Я только думал, лишь бы они не тронули Коко. Но я совсем забыл, что отдал ее Ендже в ветеринарную клинику. Тогда у меня на душе стало легче и я покорно поплелся за людьми в масках.       Меня привезли в участок и начали задавать каверзные вопросы про тебя. Но я не отвечал. Тогда меня били. Затем снова задавали вопросы и били. В этот момент я думал о тебе. Я молил Бога, чтобы ты не появлялся сейчас. Я мечтал, чтобы тебя закрыли в особняке и не выпускали ни при каких условиях. Я знал, что если ты придешь, то сильно пострадаешь. Эти люди, ты знаешь, они ненавидят тебя всей своей гнилой душой, они желают тебе смерти. Я не хотел, чтобы ты приходил. И я не уберег тебя от них, прости", - закончил Марк свой монолог.       Тогда из его глаз хлынул новый поток слез. Марк беззвучно содрогался, прижимая мою руку к своей щеке. Он целовал ее, обнимал и не хотел отпускать. Я чувствовал его отчаяние, мне хотелось сказать слова утешения, но не смог издать и звука. Внезапно Марк остановился, посмотрел на меня своими стеклянными глазами и впился своими губами в мои. Мои глаза раскрылись от удивления. Что это? Порыв братской любви?       Его лицо было так близко. Еще не высохшие слезы капали на мое лицо. Теплые, такие родные губы Марка, накрыли меня поцелуем и не собирались отпускать. Сначала я почувствовал солоноватость слез, затем горький вкус лекарств. Но чем глубже становился поцелуй, тем слаще становились его губы. Этот поцелуй отражал всю нашу жизнь. Мы много страдали, из-за чего пролилось немало слез. Нас часто ранили. Наносили не только физические раны, но и оставляли глубокие душевные порезы. Тогда мы жили на одних лекарствах, чтобы заглушить эту боль. Но несмотря ни на что, в сердце все равно горит яркое пламя любви, которое делает нашу жизнь слаще.       Поцелуй захватил нас обоих и не хотелось друг друга отпускать. Я мечтал, чтобы время замерло и остались только мы. Но ничто не вечно под луной. Марк прекратил это безумие первым. Он отпустил мои губы и отстранился. Тогда в его глазах я видел искорки. Мне же не показалось?       "Прости", - взяв себя в руки, сказал Марк и скрылся за дверью, оставив меня одного, словно ничего и не было.       Может это снова сон? Тогда почему я все еще чувствую эту солоноватость на своих губах и сладость в трепещущем сердце?