параллельность

Avicii — Wake Me Up

      Параллельность — тот ещё вирус, неотъемлемый и вездесущий элемент реальности. Куда ни посмотри, всё затянуто безбрежной паутиной линий: тонких, чётких, пунктиром, наискось, выцветших и ярких, скрученных сотнями нитей в толстый жгут и надорванных, красных и не очень. Прямые сплетаются между собой в изящный узор или Гордиев узел, пересекаются на нанометр или человеческий век, потом неминуемо расходятся — навсегда.       Геометрия — жизни.       Над головой тонко дрожат провода, под ногами выщербленные трещины, под кожей — вены. Те же прямые, тоже несущие.       Просто и понятно — запускается ряд ассоциаций и проект новой рекламы разворачивается в голове до самой финальной точки.       Нацу довольно хмыкает и улыбается девушке-бариста немного глубже, чем обычно. Та ожидаемо смущается, тонкие пальчики нервно шарят по стойке, и Нацу даже видит, где тот карандаш, что она ищет, но лишь машет на прощание рукой, ловко выхватывая стакан. Она — параллельная, та самая, что никогда не пересечётся, и дело совсем не в обломанном ногте или неудачной укладке.       Уровень разный.       Нет-нет, Нацу совсем не сноб! — по крайней мере, он сам в этом уверен, а мнение других людей его не особо и волнует, просто он хорошо разбирается в потребностях людей — профессия, она же призвание, обязывает — и никогда в жизнеспособности отношений не ошибается.       И Нацу улыбается своему отражению в стеклянной двери — безупречно, и уверенно шагает вперёд. Солнечным бликом режет глаз, и рука машинально достаёт из кармана любимые авиаторы, и именно в тот момент, когда затемнённое стекло уже бросает тень, но ещё не дарит полное превосходство, он находит её — точку.       Через любую точку можно провести ровно одну прямую, параллельную данной и, если раньше Нацу видел только точки, через которые ровно ложились жизни параллельные его собственной, то от этой он сам отражается параллельной.       — Извините, — блондинка поднимает взгляд и смущённо улыбается. — Вам очень больно? — и тянется красивыми ухоженными пальцами.       Бьёт по сетчатке трёхкаратный на безымянном правой руки, жжёт левое бедро.       Нацу не может оторваться от её изящных движений, оттирающих салфеткой крепко обжаренный эспрессо, и лишь спустя какое-то время понимает — это его джинсы, и саднящая под ними кожа тоже его. А девушка, едва сдерживая слёзы, приседает на корточки в бесплодных попытках отчистить пятно.       Зыбкой волной доносит аромат: иланг-иланг, лимон, жасмин, сверху сандал и пачули.       Chanel No. 5 — кто бы сомневался. Нацу мог бы угадать её аромат лишь по контрасту туфель и сумочки или длине юбки.       Вот только: мокро, жарко, больно.       Нацу отшатывается, злополучное эспрессо расплёскивается на руку, там раздирает новой болью, но даже так не отпускает — в джинсах жмёт.       — Простите, — практически шепчет незнакомка и упрямо касается бедра вновь.       — Да отстань уже! — на крик оборачиваются многочисленные посетители и стафф, и Нацу с досадой думает, что придётся менять кофейню, а жаль, потому что эспрессо здесь по-утреннему свеж и крепок.       Моргают длиннющие ресницы, не скрывая ни на миг обиды в бездонных глазах, и Нацу краснеет.       — Извини, — он буркает, отводя взгляд, — я пойду.       Дребезжит за спиной захлопнутая дверь, зудит обожженная кисть, сохнет в глотке.       Провода над головой насмешливо пересекаются.       — Чёрт!       Бумажный стаканчик лопается тёмными струями, забрызгивая стальной блеск урны, тащит кофе — до тошноты.       Они параллельны.       Нацу и эта девушка параллельны настолько, что останавливается сердце.       Параллельность — тот ещё вирус, и, похоже, впервые Нацу заболел сам.