Проводник

Лиенна дремала с открытыми глазами, покачиваясь в седле. Подковы Северины ритмично стучали по мощеной дороге, припорошенной снегом, тихое пение ветра так и манило сомкнуть глаза. По бокам королевского тракта тянулся однообразный заснеженный пейзаж, синевато-серый в тусклом свете звезд. Луны не было. Стояла ночь смерти богов перед неизменным Возрождением. Последняя ночь двести восемнадцатого года. В ее всепоглощающей, гипнотически-коварной тишине казалось, что и коронация Лиенны, и суд над Бринэинном, и свадьба произошли когда-то очень, очень давно. Или даже во сне. Ночь выдалась морозная. Даже внутренний жар, подпитываемый виолитом, не мог согреть кончики пальцев. Руки в перчатках, сжимающие уздечку Северины, деревенели, кожу покалывало. Но поездка верхом явилась компромиссом между желанием королевской четы присутствовать при возжжении Огня Милосердия, и мольбами придворных ни в коем случае не выезжать из дворца в ночь Виеллерели, или хотя бы не использовать карету, ведь Виеллерель больше всего на свете любит заглядывать в окна. Глупый аргумент, но при отказе от кареты придворные сразу стали спокойнее и смирились с упорством королевы. Однако, Лиенна и Эмилиан все равно ехали не одни. За королевской кавалькадой следовали их друзья – на этот раз каждый на собственном коне. Следом, отделенная от них несколькими вооруженными всадниками, тянулась вереница смельчаков-паломников, а в конце процессии – небольшой отряд рыцарей Солнца. И все они безмолвно, точно боясь разбудить нечто в ночи, двигались по заснеженной дороге. Наконец, с высоты очередного холма Лиенне открылась конечная цель путешествия. Она ткнула Северину пяткой в бок, и та затрусила вниз, к окруженным лесами развалинам. У храма Рассвета короля и королеву встречали служители церкви, а также паломники со всего королевства. Многие из последних смотрели на прибывших с недоверием и подозрением: до сих пор не верили, что проводники желают простым людям добра. Тяжело винить их за это: догматы, внедренные в сознание с раннего детства, не так-то просто сломить. Даже когда разумом понимаешь, что старые убеждения уже не так хороши, как прежде, внутри что-то отчаянно сопротивляется переменам. Но рано или поздно их примут абсолютно все. Как минимум, внешне. Лиенна остановила лошадь. Эмилиан тоже. Он невероятно ловко, учитывая скользкие камни, спрыгнул на землю и подал ей руки. Лиенна улыбнулась, непослушными пальцами опуская шарф, чтобы он смог увидеть это, и с его помощью спешилась. Они вошли в непривычно пустой главный зал, небрежно кивая суетящимся церковникам. Парусное полотно, с наружной стороны прибитое на стропила, защищало от снега, но не от ветра. Тяжелые промерзшие края хлопали и постукивали о балки. При каждом особенно громком звуке паломники вздрагивали и оглядывались: не идет ли Виеллерель? Действительно, посреди руин, пускай и частично восстановленных, пускай и в символическом обществе Богини, ощущения защиты не было. Виеллерель казалась стоящей прямо на разбитом пороге. Она тянула руки к людям. Она жаждала немедленно повторить Поход и забрать к себе всех, кто посмел ей помешать. Лиенна оглянулась. Катэль, Майя, Луна, Имонн и Мелинда так и остались у входа, точно чувствовали то же самое. Они стояли настороже, готовые защитить невинных людей от неразборчивого гнева капризной богини. Лиенна стянула перчатку и взглянула на шрам, перечеркнувший ладонь в день изгнания Похода. Сжала кулак. Выдохнула. Если придется, она повторит это снова, но не даст в обиду никого: ни свой народ, ни своих близких. Больше никогда. Один из стражей отделился от караула, приблизился под взором королевы, поклонился и расстелил у ее ног плотный коврик из шерсти. Лиенна кивнула ему и села на колени. Эмилиан – тоже, рядом, на расстоянии вытянутой руки. За спиной зашуршало: паломники повторяли за монархами. Как же иначе? Все лавки и алтари вынесли из зала на время ремонта, а ночь длинна, и до рассвета Возрождения – почти вечность… В воздухе зазвенела молитва к Богине. Ее не могли усилить разбитые стены, но силы голосов сотен молящихся хватало, чтобы разнести священные слова от промерзшей земли до стремящегося в небо уцелевшего шпиля. Лиенна говорила вместе со всеми – и вспоминала. Затравленный, но полный ненависти взгляд Бринэинна в момент оглашения приговора – казни; гневные шествия против проводников, вдохновленные церковью; бунт, поднятый ею же, и жестоко задавленный в самом зачатке. Год выдался сложным. Более того, с момента коронации Лиенна поняла, что до того ее проблемы отнимали гораздо меньше времени. С тех пор же вся ее жизнь подчинилась ритму правления. Предстоит еще многому научиться, чтоб ежедневно выкраивать время на себя и супруга. Она сжала запястье правой руки, обхваченное обручальным браслетом. Серебряные и золотые нити, крепко сплетенные и связанные, были наполнены теплом ее тела и словно бы обжигали холодные пальцы. За год произошло и немало хорошего. От новых друзей до новой любящей семьи – своей собственной. Ни от чего из произошедшего она не отказалась, даже если это оказалось бы возможным. Печали – удел исторических протоколов, память на будущее, чтоб не повторять прошлых ошибок. Радости – смысл жизни и причина двигаться вперед. Но без любого из них немыслимо существование второго. Мрак ночи постепенно посерел и начал распадаться. Молитва стала сильнее, отчаянней: вот-вот все решится, и в эти минуты Богине нужна поддержка, как никогда. Наконец, на востоке смутно зарделся рассвет. Молитва смолкла. И даже воздух, казалось, застыл в ожидании. Невесомые розоватые тени скользнули по стенам, по навесу, остроконечными пиками раскрасили пол. Лиенна вскинула голову и, сжав дрожащие губы, уставилась на окутанные тенями, покрытые копотью гранитные руки Богини. В горле заскребло, сердце сжалось. В носу защипало. Ну что же? Загорится – или она сделала недостаточно для того, чтобы мир снова получил благословение? Ладони изваяния посветлели, наполняясь рассветом. И на глазах королевы в них зажегся долгожданный огонь.