Обязательно к объяснению

Сегодня дети очень нежные. Катаются на роликах в шлеме. Меня в детстве сбивали машины, а я думал только "Хоть бы мама не узнала, она меня убьёт"

      Когда была лишняя минутка во всей этой вакханалии, я брал Маккачина подмышку и сбегал от отвественности и работы на прогулку. Сейчас только пять утра, а я бороздил окрестности Хасецу на предмет красивого пейзажа, подходящего под философские мысли. С переездом Шимы жизнь превратилась в ад, где трон правления достался не мне. Ситуацию усугублял Плисецкий, которому на жопе ровно не сидится. Носится как угорелый, селфи делает, шмотки скупает и на Якова орет, говоря, что так просто домой не вернётся.       Я отпустил Маккачина бегать по пляжу, пока наслаждался видом восхода солнца и криком чаек. Повеяло ностальгией. Свой долг, дело хорошее, но и психическое спокойствие тоже денег стоит и не малых. Дядя Яша выкинул приличную сумму на одних мозгоправов для меня, а потом они почему-то увольнялись. Небось не выдержали моих душевных откровений. Когда я был совсем мелким пиздюком, то кроме вагона и маленькой тележки обещаний от родителей у меня не было больше ничего. Моя мама родила меня в сорок с лишним, желая наконец-то завести ребёнка после десяти абортов, а вот с выбором отца немного прогадала. Материнской заботой я был уж точно не обделён, когда отец таскал меня по своим любовницам, а они были рады и подарки дарить и сюсюкаться с мелким. У нас была не гласная тайна, отец давал поводить мне новенькую белую Волгу, сидя у него на коленях, а я молчал, как партизан, не рассказывая о конечных пунктах прибытия. А потом психологические травмы на всю жизнь. Чтобы мои драгоценные родственники не говорили, как бы плохо о отце не отзывались, но я любил его всем сердцем. Маму ни капли не удивило, что первым моим словом было "папа". Когда мне исполнилось четыре, отец благополучно отошёл в мир иной от рака. Если мама и горевала по началу по своему благоверному, то бабушка готова была пуститься в пляс по его могиле, так сказать забить последний гвоздь в крышку гроба. Через год мама продала машину, в которой остались мои лучшие воспоминания и заставила гараж бесполезной херней. Вот и детство коту под хвост.       Изначально сложилось так, что папа с баб Верой друг друга категорически не переваривали в силу своих характеров. И теперь путём простого исчисления, можно догадаться кому достался паршивый характер и смазливая мордашка. Ох генетика, беспощадная ты сука. Посмотри, что ты наделала. Через год мама уехала на курсы повышения квалификации, а меня оставила на баб Веру и я понял, что это просто пиздец. Терпел я ровно столько, сколько мог, но останавливало меня то, что нет никого, к кому я могу уйти. Это меня огорчало, но не останавливало уходить из дома и бродить по пустым улицам маленького города. Потом меня находила мама, говорила, что так поступать нельзя, и купит мне все, что хочу. Я верил, и вёлся на ее прибаутки, так и разбаловали.       Школа самая отвратительная пора моей жизни, детишки то бывают очень жестокими. Выберут лидера, а сами в стайки скучкуются, а если вовремя место не загвоздил, то все, ты за бортом, барахтайся как хочешь. Я и барахтался, из кожи вон лез, но оставался на плаву. О каких друзьях могла идти речь, если все свободное время занимали эти ебаные кружки саморазвития, а остальное время мне выносила мозг баб Вера, вангуя мое будущие. Учись, Витенька, хуй тебе в этой жизни без образования, дворником пойдёшь, у тебя же и так руки из жопы, готовить не умеешь, убрать за собой не можешь. А я жопу рвал, доказывая, что могу. Мол, посмотри ба, я не так безнадёжен. Все тщетно. В спорах мама не помогала, пропадая на работе с утра до ночи, зарабатывая деньги на мои прихоти. Приезжала пьяная в стельку, после импровизированных "корпоративов" с коллегами. Приходила и без умолку говорила о своей молодости, любовниках, чертовой жизни, а я слушал, мотал на ус и клялся себе не пить, как мать. Конечно, много ты себе Никифоров пообещал, да где все оставил. Мама всегда держала свои обещания, кроме "не пить", а я злился и уходил восвояси, оставляя её на растерзание бабушке. Вот вроде все есть, что не пожелаю, все на блюдечке с голубой каемочкой. Хуй там плавал. Сиди себе в четырёх стенах, туда не ходи, с тем не общайся, учебники зубри, хоть знаниями что-то добьёшься. К своим двенадцати годам я дорос до мысли, что плевел я с высокой колокольни на то, что мне некуда идти, лучше продохну где-нибудь. Гордость такая, досталась от Никифорова старшего и все, упёрся как баран и ни туда и ни сюда.       Культурная столица России встретила меня холодом, голодом и осознанием того, какой я придурок. Ну с кем не бывает, подумаешь, потерялся немного, заблудился, ага, из ебеней в Питер. Первые два дня было терпимо, но потом я понял все прелести жизни на улице. Жалел я только о маме, теперь ей мозг ебут, а я сидя на деревянных коробках за дешевой забегаловкой думал кому нужен ребёнок без образования, который в силу своего возраста и отсутсвие каких-либо полезных в быту навыков не может найти работу. Да какая тебе работа, подыхай в подворотне, одним больше, одним меньше. И нюни не распускай, тряпка, если плакать удумал, тогда беги обратно под крыло мамкино.       В старом театре тепло, да и прогнившие доски не воняют плесенью, от них блевать не хочется. Здание не признали культурной ценностью и решили построить на его месте очередной универмаг. Скоро помещение снесут, так что можно не беспокоиться, что тебя здесь найдут. Ни души. Почти. - Ну и что ты тут делаешь, - это были первые слова Якова, которые я услышал. Стоит себе, доски отодвинул и грозно на меня пялится. - Живу, - вполне логичный ответ. Я чуть не поседел от одного его вида, хотя сам то сидел весь грязный, в мазуте и пыли, растрёпанный, в лохмотьях. Эх как жизнь за четыре дня потрепала. Что ж гордость не распирала за такую самостоятельность. Яков смотрел, смотрел, а потом словно лампочка зажглась у него над головой. - Как хоть зовут тебя, трубочист, - он присел на корточки, а полы черного плаща опустились на скрипучий пыльный пол. - Виктор, - я боялся пошевелиться, закрываясь гнилыми досками, и кутаясь в шарф болотного цвета. - Виктор значит, хочешь я сделаю из тебя известную во всем мире модель? - заманчивое предложение и я решил не отказываться. Кто ж знал, что это окажется правдой?       Его жена Лилия нагоняла страшный ужас, это была вторя женщина после баб Веры, которая пугала до чёртиков. Пристроили меня в школу, отмыли, откормили, под опеку взяли. Разница между моей бывшей школой и нынешней лишь в дешёвых пантах. По одежке встречают, а меня встретили с распростертыми объятиями и чуть с руками и ногами не оторвали. Тут я и познакомился с Сашкой. Пацан хороший, но падок на девичье внимание. Если по началу его первая любовь, как последняя всегда заканчивалась трагедией мирового масштаба, вплоть до попыток выйти из окна, то потом он просто становился королём драмы, призывая пожелать его бедного и несчастного. Он таскался со мной через огонь и медные трубы, не давая мне повод усомниться в его преданности, но в старшей школе его родители решили переехать в Москву и прихватить своего сына с собой, лишая меня единственного друга. Никогда не забуду, как весело мне было его откачивать, когда этот дурень от безответной любви нажрался таблеток. И что в этих чувствах такого, что все с катушек слетают?       Работать моделью конечно хорошо, но настоящие образование тоже пригодится. Жить с Яковым и Лилией, все равно, что быть между молотом и наковальней. Вечные крики, ссоры, споры, хорошо, что меня не вмешивают и на том благодарочка. Сидеть на их шеи я не хотел и по этому снял однокомнатную квартиру рядом с институтом. Жить одному было непривычно и крайне тяжело. Как выживать, если готовишь так, что от обычной яичницы плита воспламенилась? По ресторанам и забегаловкам бегать не вариант, нужно поддерживать себя в форме. В один жаркий летний день, когда я подал документы на бюджет, решил все же зайти в одну кофейню, которая мне покоя не давала. Каждый раз проходя мимо неё, я чувствовал умопомрачительный аромат кофе, который будоражил все мои вкусовые рецепторы. И тут, на выходе со стаканчиком прекрасного маккачино я увидел маленькую псинку, ластившуюся мне под ноги. Собак я боялся как огня, с момента как меня в детстве укусил за нос далматинец маминой подруги. Но этот пудель был похож на пенку моего ароматного кофе, а навязчивая идея пришла нежданно негаданно. - Кажется у тебя будет новый дом, Маккачин, - я присел на одно колено, поднимая собаку и крепко обнимая. Теперь мне не будет так одиноко.       Черт меня дёрнул пойти в медицинский. Это все влияние Саши, он вечно твердил про мечту стать хирургом и спасать людей, а я лилеял мысль грести с больных деньги и запихивать себе в карман. Поступив в институт я понял две вещи: если пропустишь пару, то отрабатывать будешь до конца жизни и куча студенческих вечеринок. Совмещать и то и то, плюс хорошо учиться и быть старостой - это просто талант. Однако, диплом я так и не защитил, выбрав между образованием и первым дефиле за границей втрое, а потом времени не было. Жизнь завертелась в бешеном темпе, бросая меня подписывать контракты то с одним агентством, то с другим. Показы, фотосессии, закрытые вечеринки, автографы на груди прекрасных девушек. Рай. А потом понимаешь, что лучшие годы своей жизни спустил в унитаз. Вся жизнь рушится после одного банкета, а последняя ставка уходит на билет до Японии. И разве после всего дерьма я не заслуживаю хоть чуточку счастья? Хуй тебе Никифоров, а не счастливый конец. Плакать на свадьбе Юри будешь. Кровавыми слезами. - Виктор, мы вас обыскались, - благодаря Кацуки я точно инфаркт схлопочу. Как я мог простоять столько времени, что забыл о его утренней пробежки. - Юри, я просто гулял с Маккачином,- я повернулся всем корпусом, засовывая замершие руки в карманы пальто. - Больше не делай так, предупреждай сначала, мы волновались, - или все же волновался только ты, мой милый Юри. - Буду знать, солнышко, - японец недоуменно посмотрел на меня. - Трудности перевода, всего лишь, - я улыбнулся настолько искренне, что аж скулы свело. А Маккачин, смотря на нас со стороны, думал какие мы придурки.