Личность

      Меттью был в шоке. Такого поворота событий он совершенно не ожидал. Перед ним стояло четыре… России. Да, именно так (автор ничего не курит).       Один из них так и лился счастьем и улыбкой, которую не снимал уже пять минут, пристально, с интересом смотря на канадца своими большими светящимися желтыми глазами. По одежде он ничем не отличался от остальных Россий, да и от самого Ивана, только на шинели висел брелок-подсолнух, да и сами застёжки на ней были ярко-жёлтого цвета, как и шарф.       Брагинский, который стоял чуть поодаль от первого, наоборот не веял дружелюбием. Он был хмур и, явно, раздражён всем, что его окружало, а особенно весёлым Иваном. Видно было что его рот никогда не посещала хотя бы простая ухмылка, а рубиновые глаза метали молнии, разрезая пространство. Та же шинель, что у первого, но с рубиновыми застёжками и тусклым рубиновым шарфом. Края шинели в чём-то красном. «Кровь?..» — подумал Меттью, переводя взгляд на следующего Брагинского.       Этот Россия сидел, поставив ноги на стол, и что-то печатал в смартфоне, качаясь на стуле. Его глаза отливали ядовито-зелёным, а взгляд выражал недружелюбие, но злости в нём не было, скорее брезгливость. Зелёные застёжки, зелёный шарф и зелёная в виде какого-то растения брошка на шинели, там где должна была бы быть медаль. Когда он повернулся к Уильямсу, по его взгляду можно было прочитать: «Ну и чё ты пялишься?..», поэтому канадец отвернулся и перешёл к следующему.       Четвёртый и последний, кто был в комнате, был каким-то грустным и хмурым, как дождливый день. Его глубокие синие глаза не светились ничем и нагоняли тоску, в которой можно было утонуть. Но при этом казался тем, кто знает что-то, что больше никому не дозволено узнать, каким-то таинственным. Подол его шинели был влажным от воды, как и сапоги, а застёжки и шарф синего оттенка. Он как-будто делал атмосферу комнаты более пасмурной…       Кстати о комнате. Помещение, в котором находились Иваны и сам Уильямс напоминало больницу: белые стены, белая кровать, на которой лежал Меттью пару минут назад, кафельный пол, дверь с левой стороны с позолоченной круглой ручкой. Но странным было ещё и то, что всё это выглядело как будто использовалось всего лишь один раз, как будто Меттью — первый посетитель за всё время Но наличие четырёх Россий в одном месте, озадачивало сильнее, чем это.       —  Ну вот! Проснулся! Ему осталось только спеть~ — сказал первый, но на его реплику огрызнулся второй:       — Человек только что был в отключке! А ты ему даже ещё бесплатные уроки балета не посоветовал. Прогресс!       — Ну хватит вам! Давайте я лучше расскажу о нас… — грустный подошёл к канадцы, а тот, заикаясь, спросил:       — Ч-что т-тут пр-роис-сходит?..       — Не бойся, Канада, я сейчас всё объясню…       — Н-но оттуда вы з-знаете моё имя?!..       — Об этом позже, а сейчас я тебя со всеми познакомлю… — после этих слов весёлый подскочил к ним и произнёс:       — Это по моей части! Можно мне? Можно? Можно? Можно? Можно? Ну мо-о-ожно?! ~       — Нет! Тебе нельзя! — встрял в разговор красный. — Я знаю, чем закончилось прошлое твоё знакомство! Я не хочу снова быть в начинке для яблочного пирога!       — Зану-у-уда! Это было весело!       — Не для меня!       — Они всегда препираются! Не обращай внимания. — шепнул на ухо Уильямсу зелёный, оторвавшись на секунду от телефона, а канадец спросил:       — Здесь все немного не в себе?       — В какой-то степени, да. Меня кстати Брезгливость зовут.       — Н-но ведь это название эмоции…       — А мы и есть эмоции… — грустный повернулся ко мне. — Меня зовут Меланхолия… А тех — Смех и Гнев…       — Эт-то очень необычно… — Меттью поправил очки и присел на край кровати. — А п-почему вы все одинаково выглядите?.. Я им-мею ввиду, как Россия.       — Потому что мы — эмоции России! — подскочил Смех. — Кстати передавай Лэфу привет!       — Лэфу?       — Laugh — это твой Смех! Он такой весёлый! И блинчики обожает!       — Ла-а-адно… (Всё чюдесатее и чюдесатее…)       — У всех стран есть свои эмоции, которые выглядят как они и зовут их на таком языке, на котором говорит страна. — пояснил Гнев. — Например Гнев Англии зовут Энге (Anger). Также так зовут всех англоговорящих.       — Понятно…вроде…       — Ребят, вы никого не забыли? — Брезгливость посмотрел на всех скептическим взглядом, а весёлый ударил себя по лбу и сказал:       — А! Точно! Стах, выходи! — в ответ тишина.       — Да ладно тебе! Хуже маленького ребёнка! Ну серьёзно! — Гнев поставил руки в бока и раздражённо посмотрел на белую стену.       — Н-но ведь там никого нет!.. — только канадец это произнёс, как на том самом месте начал появляться силуэт ещё одного Ивана. Как только он полностью появился, Уильямс смог его рассмотреть: ничего нового, кроме того, что его застёжки и шарф были серые, тусклые серые глаза смотрели испуганно, зрачки сужены. «Ещё одна эмоция России… Он необычный… Он умеет становиться невидимой даже лучше меня… Может мы сдружимся!» — подумал любитель блинчиков, но сразу вспомнил кое-что очень важное:       — А..! Где мои друзья?! С ними всё в порядке?! — на его вопрос ответил жёлтый:       — А? Не беспокойся! Они уже давно очнулись! Только ты пролежал дольше всех! Целых 2 дня.по нашему времени…       — Сколько?!       — Да! Они уже ушли далеко вперёд, видимо забыли про тебя…       — Ч-что?! — Канада от обиды закупил губу, а красный долбанул весёлого и прорычал:       — Ты, что, совсем ку-ку?! Они оставили его здесь, потому что не хотели, что бы он ходил с травмой!       — Травмой?.. — Меттью дотронулся пальцами до головы и только сейчас заметил на ней повязку.       — Да… Тебе придётся сегодня ещё побыть у нас и поправляться… — Меланхолия подошёл к нему, жестом показал лечь и, когда канадец это сделал, укрыл его одеялом.       — Это конечно, но я сейчас хотел бы узнать о вас побольше… — Уильямс слез с кровати. — Проведёте экскурсию?..       — О! А можно я?! Можно? Можно? Можно? Можно? Мо-о-ожно?! — Смех запрыгал на месте, но его остановил Гнев:       — НЕТ!!!       — Ну почему-у-у-у?!..       — Ты сам знаешь!       — Давайте лучше я… — Меланхолия был тут наверно самым разумным, Страх робко кивнул, а Брезгливость лишь деловито произнёс:       — Э! Да делайте что хотите! Главное чтобы не мешали! Страх, ты с ними? — трясущийся сначала напугался, но потом кивнул. — Пёфект, как сказал бы Дисдаст (Брезгливость Англии)… Кстати о нём. Надо на его страницу заглянуть…       Но его уже никто не слушал. Все вышли через дверь в другую «общую» комнату и Канада отметил, что планировка там была неплохая. Там было огромное окно, растянувшееся на полкомнаты, да и сама она была внушительных размеров. Со стороны двери, откуда они вышли, было ещё две подобных, а на противоположной стене ещё три. Было сразу понятно, чьи они. Одна была жёлто-розовая со смайликами и рисунками разных вкусняшек и подсолнухами. На соседней двери было много запрещающих табличек, таких как: «Вход воспрещён!», « Я на полном серьёзе!!!», «КУДА Ж ТЫ ТОПАЕШЬ, ИДИОТ!!! ИДИ ТОПАЙ К СМЕХУ, ЕСЛИ ТАК ХОЧЕШЬ С КЕМ-ТО ПОГОВОРИТЬ!!!» Три двери напротив тоже заметно отличались друг от друга: одна из них была зелёного цвета с табличкой: «Не входить! Пишется блог!», другая была синяя с рисунками дождя, и вообще была искусно расписана картинами с дождём, а последняя была просто белая с подписью: « Здесь никого нет!»… Ну или можно было прочитать таблички с именами хозяев комнат на каждой из дверей, но это было бы слишком просто…       Вдруг запахло чем-то горелым, а Смех быстро подбежал обратно к двери, откуда все вышли.       — О нет, нет, нет, нет! Только не мой яблочный пирог!       — Но ведь там больничная… — только и успел сказать Уильямс, но когда увидел что за дверью вместо больничной палаты каким-то боком оказалась кухня, откуда шёл чёрный дым, тихо продолжил. -…палата…       — Эта дверь особенная — она открывает то, что тебе нужно в данный момент. За ней могут находится тысячи комнат и никогда не знаешь, какая тебе откроется… — пояснил Меланхолия, а Гнев усмехнулся:       — Один раз мне попался океан полный акул — зачем, спрашивается?! Это был оказывается тонкий намёк, что пора готовится к ужину. Вот только чьему — не уточнялось. Ну ты там скоро?!       — Скоро! — донеслось за дверью. — Кстати, оказывается это твои… Кхек…гренки горели…ну и дымище! А с моим пирогом всё в порядке!       — Я за тебя очень рад. — съязвил красный Иван. — Что с гренками?!       — Алес Капут твоим гренкам.       — Да сколько можно?! Уже третий раз за сегодня придётся жарить! — недовольно пробормотав это он зашёл в кухню, из которой выходил Смех с порезанным пирогом в руках:       — Угощайтесь!       Канадец сразу взял кусочек потому, что проспал два дня по их меркам и ужасно проголодался. Такой аппетит мог бы быть только у Америки. Но вдруг Смех прокричал Гневу:       — Ты там не открывай духовку! В ней взрывное тесто для взрывных кексов!       — Чего?.. — на кухне прогремел взрыв. -…я кажется понял, но тебе не жить! Мне придётся в четвёртый раз гренки жарить!       Следующую картину можно описать так: огромный красноглазый монстр в тесте для кексов гоняется за человеком, который постоянно смеётся во весь голос. Канада прикрыл рот рукой и хихикнул в кулак. Теперь ему было понятно, что эти ребята из себя представляют. Они ему напоминают его друзей. Как Англия постоянно ссорится с Францией. Как Польша постоянно показывает богатство своего лексикона. Как он сам становится прозрачным не по своей воле. Тут он невольно вспомнил о тех ужасных красноглазых существах.       — А где в меня нашли? Я помню как падал, а потом… — начал расспрашивать канадец. К нему повернулся Меланхолия и тихо произнёс:       — Мы нашли вас всех в отключке в пещере под муравейником… Сначала мы не знали, что с вами делать, но решили оставить вас у нас до полного выздоровления… Как вы попали в пещеру под муравейником? В сам муравейник попасть почти невозможно, а под него вообще нереально!       — Мы попали сюда по ошибке. Англия… — начал Меттью, но его перебил зелёноглазый:       — Да, да. Мы знаем. Ваш Франция очень бурно об этом отзывался и постоянно винил Англию. Но из этих рассказов мы не поняли, как вы попали в «подвал» муравейника.       — Тогда… — неуверенно пробормотал Уильямс. — Начнём с самой битвы с муравьями… Мы сражались, сражались, но когда они нас загнали в кольцо, Италия, державшийся за стебель цветка, упал вместе с ним. Потом оказалось, что эти твари боятся этих цветов, как огня. Так мы и пробрались в сердце муравейника. Там был какой-то красивый сияющий шар, но когда мы его взяли всё затряслось и начало рушиться. Мы не успели убежать и упали… Больше ничего не помню… — когда Меттью закончил, Меланхолия положил руку на его плечо:       — Те цветы называются солнечными… Мы посадили их вокруг муравейника, чтобы муравьи не пробрались далеко и не съели остальных насекомых… А шар, что вы нашли, был шаром Воспоминаний.       — Воспоминаний?       — Да. Воспоминаний России. Это один из элементов его подсознания, как и мы…       — Элементов… Кто-то уже об этом говорил… — канадец опустил голову и не хотел показывать, что она очень сильно болит, но у него ничего не вышло — синеглазый заметил это и обеспокоено произнёс:       — Я думаю тебе надо в кровать… Врач сказал:«Сон и покой!»       — А кто врач?       — Я.       — Хорошо, я пойду…       После этих слов, Меттью, держась руками за голову, побрёл к той таинственной двери, которая сразу поняла, что ему нужно и открыла ту самую больничную палату. Зайдя в комнату, Уильямс плюхнулся на кровать и сразу же отрубился. Сон как будто поглотил его полностью и не отпускал, как болото… А тем временем Канада оказался в зале муравейника, но спиной к столику, где должен был находиться шар Воспоминаний. Любитель кленового сиропа уже хотел повернуться к нему, но за его спиной прозвучал до боли знакомый голос:       — Ну вот мы и встретились, Канада~…