Страсти по Йегеру

Слэш
R
Завершён
706
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
60 страниц, 6 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
706 Нравится 144 Отзывы 181 В сборник Скачать

Вместо предисловия

Настройки текста
Примечания:
— Останься со мною на ночь, — выдохнула она и, измождённая страстным любовником, повалилась головой на подушку.       Лёгкий ветерок невидимой рукой гладил прекрасные рыжие локоны. Ясные голубые глаза юной девы светились невысказанной грустью. — Прости, но сегодня никак не могу. Ещё до рассвета мы с капитаном отправимся на тренировку, вернёмся же за полночь.       Девушка печально вздохнула. — Ты себя ни капельки не жалеешь, — она надула милые, бантиком, губки, наблюдая за тем, как её возлюбленный натягивает сапоги и собирает с пола разбросанные в порыве страсти всего часом ранее ремни УПМ.       Подобрав все до единого и отделив свои, юноша сел на постель и улыбнулся прелестнице. — Мне нельзя себя жалеть, ведь я — надежда всего человечества, — ответил он ей с полным пониманием и осознанием своей важной роли, но без излишней горделивости и зазнайства — эти качества юному воину были не присущи.       Склонившись над кукольным личиком, легонько поцеловал уголок ярких, как спелые ягоды, губ и нежную персиковую щёчку. Что и говорить, его новая пассия была самим совершенством. Но любой праздник сердца в нашем жестоком мире найдёт свой конец, и юноша, встав с постели, направился к выходу, чтобы успеть подремать хотя бы пару часов перед обещанной тренировкой.       У самой двери его остановил встревоженный голос: — Эрен!       Наш юный герой обернулся с улыбкой, ожидая продолжения фразы.       Девушка села на постели, стыдливо прикрываясь одеялом, словно забыла, как всего час назад выкрикивала бесстыдные слова страсти в дрожащую звёздами тихую ночь. — Будь осторожен, — договорила она и зарделась маковым цветом. — Буду, — ответил Эрен всё с той же нежной улыбкой и, махнув на прощание рукой, покинул девичью комнату.       Он спускался по лестнице. В замке давно все спали…       Ривай поднял перо над бумагой, перечитал последнюю фразу и крепко задумался, опустив голову на левый кулак.       За окном стояло ясное летнее утро. Порывистый ветер то и дело доносил последние вести с тренировочной площадки, но заглядывать в гости к капралу, а тем более играть с бумагами на его столе не спешил. Как и все порядочные ветры, этот рад был бы ограничиться занавеской, но капрал больше часа назад снял её, чтобы выстирать. А потом на него снизошло озарение, и, бросив все будничные заботы, Аккерман в чём был (а был он в форменных брюках, сапогах и одной из своих белоснежных сорочек) уселся за стол и начал писать.       Писал Аккерман не особо давно — три с половиной года или около того. Начал он это дело по совету Зоэ, для снятия нервного напряжения. Не сказать, что занятие это спасало Ривая от раздражительности или бессонницы, но вскоре стало привычкой, от которой не так-то просто было избавиться.       Поначалу его записи ограничивались описанием казарменных будней и экспедиций за стену, редкими портретными зарисовками. От того и читать их не было никакой радости. Кто же в здравом уме будет читать про дерьмо, в котором варится с утра до ночи? Вот и Ривай жёг плоды трудов своих, украдкой приходя среди ночи на общую кухню под предлогом «чаю попить».       Но до поры до времени.       Пока не увидел ЕГО.       Он был младше Ривая и сильно, и, должно быть, по этой причине не блистал ни умом, ни особыми навыками, зато упорства его характеру было не занимать — из-за угла выходило вперёд владельца. Но было до дрожи приятно подмечать, как, несмотря на горячность свою, мальчишка выпрыгивал из штанов, пытаясь угодить непосредственному начальству, коим Ривай и стал для него с первой встречи. И пусть рядовой это делал в приятном глазу, но не настолько существенном переносном смысле, Ривай, чем дальше, тем чаще, ловил себя на мысли о том, что он и от прямого тоже не отказался бы. Очень бы даже не отказался.       И казалось бы, что в этом щенке вообще могло нравиться? Внешность — и та была на любителя (на любителя ярко-зелёных раскосых глазищ и подтянутой задницы, от которой Ривая сиюминутно бросило в жар, стоило только впервые увидеть). Высокий, поджарый, лохматый задира — всего-то. С виду обычный подросток.       Однако лишь с виду. Йегер был человеком на половину, а на другую — страшнейшим оружием, проклятьем и надеждой человеческого рода. Но у Ривая каждый раз приятно играло под ложечкой и ещё кое-где, когда он мог лицезреть, как мальчишка сражается в полную силу, не жалея себя. И когда титан Йегера разрывал других на части, кроша в руках кости, жрал их тела и ревел диким зверем, у Аккермана душа надрывалась весенним соловьём.       Наблюдать за мальчишкой было приятно даже на тренировке, когда он бежал на партнёра по спаррингу, а в глазах, невозможно зелёных, прозрачных, плескался азарт пополам с невысказанной, невыраженной, никем непрочувствованной страстью всей его полузвериной натуры. Вот тогда-то Ривая и прорвало.       Он начал писать с вдохновением. Сначала это были какие-то разрозненные, неоформившиеся фантазии, от которых горело нутро, а руки творили бесстыдство с обеих сторон столешницы, выплёскивая риваеву страсть во все стороны. Он понял чего ему не хватало — лирического героя. Такого, которым весь разум при чтении будет охвачен, словно пламенем во время лесного пожара. И героя он определил моментально. Им стал тот самый, что музой к нему приходил в урочный и неурочный час, возбуждая фантазии и нездоровую чувственность. Имя ему было Эрен Йегер.       Писал Аккерман похабно, но затейливо и с удовольствием. А когда первый раз решился перечитать написанное — двое суток потом не мог прийти в себя, краснея при одной только мысли о том, что сам же и сотворил. Эрен в его мечтах был не просто рядовым и Надеждой Человечества. Он, ко всему прочему, обладал завидным остроумием, улыбкой, призванной соблазнять любую, даже самую недоступную душу, и внушительным достоинством. Тем самым, которое Риваю было не видать, как чистоты на конюшне.       К слову, о достоинстве Йегера Аккерман размышлял с подозрительной регулярностью, к примеру, сейчас, когда он решил постирать занавески, да так и засел за столом, строча долгожданное продолжение своего эпического произведения под названием «Страсти по Йегеру».       «А кем же оно было столь долгожданное?» — решите задать вы резонный вопрос.       А всеми, кто жил в это время в штабе.       Сначала Риваю хватало себя самого с головой. Он писал и читал свои собственные работы с упоением, находя в этом некое таинство, великую радость. Он наконец-то вовремя засыпал! Но проходили недели, месяцы, и острота первого восприятия притуплялась, уступая место сомнениям и старому доброму раздражению. А ещё его ел интерес. Аккерману ужасно хотелось узнать, настолько ли хороши его работы, как он сам их оценивает. Нет, Ривай вовсе не собирался нести в типографию свои эротические экзерсисы, но узнать чьё-то мнение казалось бесценным и со временем превратилось в навязчивую идею.       И вот однажды, набравшись смелости (или окончательно выжив из ума), Аккерман среди ночи оставил на лавочке в парке внутреннего двора замка первую главу своих «Страстей…».       И понеслось.       Ривай трепетал, когда неожиданно обнаруживал рядовых не за мытьём полов, чисткой конюшни или картошки, а за чтением его собственного произведения. С появлением начальства книжка, конечно же, убиралась куда угодно (Саша её даже жрать начала от волнения), но блестящие глаза и блуждающие улыбки выдавали восторженную малышню с головой. Ривай был доволен. Правда, иной раз накатывало подойти и спросить: «Ну и как тебе, а? Это я написал. Ну ты понял, да?» Особенно его подмывало подойти с этим к Йегеру. Но того, как назло, с первой главой он ни разу не встретил, что немало расстраивало. Но наш горе-писака был не из тех, кто сдавался легко. Особенно в таком, интеллектуальном бою (если в нашем случае вообще может идти речь о каком-либо интеллекте).       Ривай написал вторую главу. И снова оставил её на лавочке в парке. Вторая была бесстыднее и горячее, и в ней сверкающий в лучах славы, аки солнце взошедшее, наш герой полюбил и мучался неразделённой страстью, не зная куда себя деть. То он крутил шуры-муры с одной девицей, то с другой, а то приударил за Зоэ. Майор никак не могла пройти мимо, когда её где-то упоминали, прочла две главы одним махом за ночь и объявила в столовой, что выяснит личность «проказника», дабы прибрать его и исследовать.       Ривай труханул. После этого третьей главы не было около двух месяцев. Но Йегер приходил в неприличных фантазиях каждую ночь, и результатом порочной связи стала самая постыдная и липкая история, что Аккерман писал когда-либо. Штаб разведки гудел как пчелиный улей. Главы копировали от руки, передавали друг другу, делились эмоциями. Появились кружки по интересам. Кто-то считал, что главному персонажу лучше было остаться с кем-то из предыдущих подруг, кто-то, наоборот, считал, что он правильно сделал, решившись добиться желаемого, а некоторые особенные моралисты считали, что главный герой не тем занимается и надо ему так же бойко титанов косить, как косил он поклонниц одним своим взглядом.       Такая активность читателей Ривая немного обескураживала, всё-таки не для споров и ссор он писал, а исключительно для своего и всеобщего удовольствия. Но стоило только кому-то его процитировать вслух, как сердце упархивало к небесам. Правда, если цитата была немного неточной, Аккерман едва сдерживался от того, чтоб поправить невежду. Хотя проучить он мог и потом, нарядом вне очереди.       Но в общем-то к своим почитателям Аккерман относился со снисхождением и не забывал подогревать интерес. Сделать это оказалось проще простого: стоило посетовать вслух, что из его кабинета какой-то наглец утянул целую пачку хорошей бумаги, по залу столовой понёсся радостный шёпот и волнами заплескался практически у его ног. В тот момент Ривай почувствовал себя великим властителем дум. Это был почти его звёздный час.       Но настоящий его звёздный час наступил тем же вечером, ближе к полуночи, когда, под небом, утыканным звёздами, пробираясь к заветной лавочке, Аккерман неожиданно повстречался с противником почти что лицом к лицу. Если быть абсолютно точным — лицом к груди. Спасло Аккермана лишь то, что он был ловок, как сам дьявол, и столь же силён в непредвиденной ситуации, а неведомый наглец, что пытался его изловить, оказался редким простодырой, за что и схлопотал локтем под дых, кулаком в глаз, коленом по яйцам и так далее.       Вернувшись в свою спальню окольным путём и едва отдышавшись, Аккерман твёрдо решил, что эта глава его будет последней. И плевать ему было на мнение многочисленных почитателей и на прежнее желание самовыражаться с помощью бумаги и пера. Больше всего его волновала личность противника в маске, чьего лица он так и не смог разглядеть в темноте. От этих треволнений Аккерман всю ночь глаз не сомкнул.       Но поутру в столовой его поджидал самый лучший сюрприз. До такого Сильнейший и сам не додумался бы. Йегер, темнее тучи, рыскал острым, как пика, взглядом по лицам своих сослуживцев в надежде найти виновного в выходе очередной главы непотребства о себе любимом. И, хотя синяка под глазом в помине не было (чёртова регенерация!), Ривай почему-то был абсолютно убеждён в том, что дрался в ночи он именно с ним.       Рядом с Эреном, как всегда, сидела Микаса. Эта девица и в прежнее время не отличалась приветливостью, а тут и подавно винила всё человечество в том, что предмет её обожания в который раз унизили столь безнравственным образом. Единственным, кто пытался сохранить в этой ситуации человеческое лицо, был Армин. Но и он время от времени говорил что-то первым двоим, заставляя их тут же вертеть головами в том или ином направлении. Не иначе все трое гадали, кто автор.       Складывалась весьма интересная и пикантная ситуация: если Ривай прекратил бы подкидывать дров в этот костёр, троица решила бы, что он просто трусливый, жалкий бумагомарака, и тогда Эрен точно бы никогда не узнал, кто изводится ночами, представляя его руки, глаза и губы.       От осознания того, что он чуть не оказался этой ночью схваченным предметом неразделённых страстей своих, Аккерман заёрзал на месте, будто ему в исподнее подложили клопа. До сего момента он даже и не задумывался о том, что будет, если его раскроют. Но теперь перспектива оказаться зажатым в угол одним-единственным человеком не казалась ему такой уж недосягаемой. Она волновала кровь, распаляла желание, и, чёрт побери, Риваю бросили вызов, какого чёрта он должен прятаться, как последняя крыса? Нет, он, конечно, не выйдет сейчас и не скажет: «Да, это писал я!», он даже Йегеру в этом тайком не признается, раньше умрёт от стыда. Но намекнуть ему, поддразнить, дать понять, что это мог бы быть он. Интересно, а захотел бы Йегер, чтобы невозмутимый капрал написал о нём нечто фривольное?..       Дикий вопль очкастой прервал общий завтрак и мысли Ривая, а сама она, выскочив на середину зала, вытянула оригинал четвёртой главы перед собой. — Внимание все! Внимание! Внимание! Эй, ты! А ну прекрати жевать, вдруг подавишься!       Все вокруг прекратили есть и застыли в ожидании непонятно чего. — Итак! Наверное, все вы знаете, что я разыскиваю того, кто является автором небезызвестного вам произведения. — Произведение — громко сказано! — выкрикнул Кирштайн, перебив её. — И гадать тут нечего! Йегер сам про себя порнографию пишет, чтобы повысить свою популярность у противоположного пола!       Аккерман заёрзал на стуле ещё сильнее. — Что ты сказал, морда конская? А ну повтори! — не пропустил занозы мимо ушей и без того накрученный Йегер. — Так-так-так! Ну-ка тихо! Соблюдайте тишину, — призвала майор Зоэ к порядку.       В воцарившемся молчании прозвучало придавленное: «Герой-любовник!», от чего пол зала развеселилось и вновь зашепталось между собой. — Я выяснила, наконец, кто является автором! — после этих её слов тишина воцарилась такая, что Аккерману стало не по себе. — Это должен быть человек, который знает Эрена давно и очень хорошо. И вполне точно могу сказать, что это должна быть девушка. — Почему? — спросил кто-то. — Потому, что в известном нам произведении Эрен… — Гхм-гхм! — громко и выразительно кашлянула Микаса. — Главный герой, — поправилась Ханджи. — Пользуется успехом у дам. Сложив два этих пункта я поняла, что это никто иная, как Аккерман!       Со всех сторон послышались возгласы, где откровенно довольные, где не очень. — Я?! — Микаса, вскочившая с места, стала краснее, чем шарф, в котором она по привычке прятала половину лица. — Но это не я! Майор Зоэ, зачем вы так? Я бы никогда в жизни такого не написала! — пыталась она оправдаться в нарастающем шуме.       Ривай с хладнокровным интересом наблюдал за происходящим, мысленно ставя галочку как-нибудь отомстить очкастой дуре за прибавившуюся седину. Хоть Ханджи и упомянула про девушку, всё же фамилия, прозвучавшая на весь зал, заставила его мысленно попрощаться с жизнью и репутацией. И он в самом деле не знал, что из этого хуже. Но ему нравилось то, что с таким же холодным интересом на Микасу смотрел сам Эрен, как будто он не исключал и её участия в подобном разврате. Становилось всё интереснее. — Разве не ты? — Зоэ подошла к ней и поинтересовалась вполголоса. — Да нет же! — чуть не в слезах упиралась девчонка. — Ну тогда это точно Армин! — легко переключилась майор, вызвав весёлый хохот у половины зала и разочарованный вздох у другой. — Да вы что? С-с ума сошли?! Я и читать-то такое не буду, не то что писать! К тому же я точно не девушка! — А, ну да, незадача, — Зоэ почесала в затылке и рассмеялась. — Ну тогда приношу свои извинения, продолжайте завтрак, пожалуйста, а я пошла думать дальше.       Бочком майор попыталась смотаться из зала, но у неё ничего не вышло. Почти возле выхода, недалеко от стола руководства, Эрен настиг её и схватил за руку. — Майор, мне надо с вами поговорить.       Аккерман весь обратился в слух. — Слушаю тебя, Эрен, — и она широко улыбнулась, сверкая очками. — Только, пожалуйста, хотя бы вы не смотрите на меня так, будто я и в самом деле такой герой-любовник, каким меня живописуют. Честное слово, устал уже.       «Мой скромный герой!» — заныло нутро Аккермана, за что он себе же мысленно врезал, чтобы не растекаться по стулу у всех на глазах. — Извини, — очкастая тряхнула головой, но маньячности в выражении лица только прибавилось. — Так что ты хотел? — Я вчера хотел поймать этого говнюка и почти изловил его, но он оказался так ловок, что вырвался и поставил фингал мне под глаз. Доказательств у меня, правда, к утру не осталось, но на слово вы мне поверить можете? — Возможно, — уклончиво ответила та. — Учти, что версия о саморекламе одна из самых крепких, — почти пропела она, переминаясь с мысков на пятки. — Честное слово, майор, если бы я захотел прославиться, то предпочёл бы поступки этой бездарной помоечной писанине.       У Аккермана сердце оборвалось.       «Бездарной? Помоечной?! Что этот бесталанный щенок себе позволяет?!» — возмутился он про себя, но внешне ничем не выдал подобных мыслей, разве только совсем немного дёрнулся левый глаз. — Ты слишком строг. Это жанр такой, а не автор, — и Ханджи погладила самодельный переплёт по обложке. — Позвольте не согласиться, майор. Человек, написавший это — озабоченный придурок, который испортил мне последние несколько месяцев существования. И если бы он не сбежал, клянусь, я бы точно его покалечил.       «Рискни здоровьем», — подумал Ривай, улыбаясь в чашку. — Уверен, он делает это лишь для того, чтобы выбить меня из колеи, но ему не удастся… — А ты не думаешь, что этот человек может быть просто влюблён в тебя? — улыбнулась Ханджи. Ривай вовремя вернул глоток в чашку, едва не захлебнувшись. — Ты почитай вот тут, как он тебя описывает, почитай, — она развернула книжку и начала искать место. — Не надо, прошу! — взмолился мальчишка. — Я и так всю ночь читал эту белеберду, — едва покраснев скулами, признался Эрен. — А-а-а-а! Ну и что ты думаешь? — Если автор этого и впрямь меня лю… любит, — сглотнул он, — то это самый ушибленный на всю голову человек в разведке, и я никогда, никогда не отвечу такому взаимностью! — и вконец смущённый, с красными ушами умчался прочь, а Зоэ пожала плечами и отправилась, куда шла.       Ривай сидел сам не свой. Ему бы подняться, встать и уйти, а ноги не слушались и руки лежали, как ватные.       Бездарной помоечной писаниной назвать труд его бессонных ночей! Отродье! Но, когда говорил, что читал — покраснел… Противоречивые факты, полученные путём наблюдения, наводили на разные мысли.       В довершение ко всему, Смит наклонился и тихо спросил: — А ты как думаешь, кто это написал? — Почему я вообще должен думать об этом, не скажешь? — холодно прошипел Аккерман, лишь скосив взгляд в его сторону. — Неужели тебе совершенно не интересно? — А тебе-то какая печаль? — Я бы пообщался с глазу на глаз с этим писателем, — блеснул глазом Смит, отпивая чай. — Да и с главным героем тоже. — О погоде не с кем поговорить, старый ты импотент? — приложил его Ривай, и остался доволен, когда тот отставил чашку. — Вечно ты портишь мне все фантазии. Ну тебя к чёрту, — он встал и вышел из-за стола. А Ривай так и остался до конца завтрака в общем зале, будучи мыслью при этом совсем в другом месте.       С того утра прошло уже три недели, и выхода новой главы ждали больше, чем дождя во время засухи. Но Ривай не спешил с завершением. Он решил, что не будет больше довольствоваться простыми приёмами, добавит в своё повествование романтики, поправит описательную часть и, конечно, характер главного героя выпишет так, что его все будут не просто хотеть, как самца человека, но восхищаться им, как настоящим героем, самоотверженным и бесстрашным. Аккерман решил вознести мальчишку-титана на пьедестал такой высоты, чтобы никто и никогда его оттуда не сбросил. Даже сам Эрен Йегер.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.