***
В общей столовой, как и всегда по утрам, было шумно и людно. Рядовые колотили ложками по мискам, поглощая солдатские пайки, расправившись с завтраком, медленно выходили небольшими группками по два или по три, общались, смеялись, пытаясь урвать немного свободного времени перед очередным построением. За столом руководства тоже велась непрерывная и оживлённая беседа, в которой участвовали почти все присутствующие. За исключением Аккермана, следящего глазом блестящим за каждым движением зазнобы своей, что сегодня дежурил по кухне. Взгляд скользил по ногам от чувствительной области под коленками вверх по бёдрам, совершенно бесстыдно облизывал задницу, воображаемые ямочки на пояснице, тащился вдоль позвоночника и прятался в терпко пахнущих хвойным солдатским мылом растрёпанных волосах. В это время Йегер сметал со стола нечастые крошки, складывал миски стопкой, а грязные ложки в отдельный большой стакан. Иногда, поднимая несмелый взгляд на капрала, он густо краснел и застенчиво улыбался, но всё равно продолжал заниматься своими делами. Впрочем, Риваю это ничуть не мешало купаться в воспоминаниях о пережитых безумствах минувших ночей, и чресла его наливались жидким огнём, стоило только услышать в воображении, как наяву, волнующий шёпот на ухо или почувствовать прикосновение на коже, след от которого всё ещё не остыл. — …а я уверена, это не он! — оглушила Зоэ на одно ухо и случайно толкнула Ривая локтем под руку, руша его эротические фантазии и разливая чай из его чашки на скатерть, манжеты рубашки и куртку капрала, да, в общем, везде. — Ханджи, ну что за… Тц, — повернувшись к майору с кислейшей миной, он удручённо вздохнул и, вынув платок из кармана, принялся вытирать свою куртку и руки, и даже с коллеги убрал пару капель. Всё же заварка на морде и стёклах очков ещё никому не шла. Все, кто сидел за столом, смотрели на это зрелище с затаенным дыханием, ведь Аккерман не покрыл трёхэтажным матом, не проклял и не обещал превратить в жидкий фарш. И только майор, как всегда, трещала без остановки. — Прости, пожалуйста, я не хотела тебя задеть… Ой, — она попыталась не отклониться, когда капрал с напором протёр ей очки, не снимая с лица. — Ты в последнее время такой добрячок. Аккерман опустил взгляд, тщательно складывая носовой платок, только бы не смотреть в скалящееся титаньей улыбкой лицо. — Не мели ерунды, очкастая, — буркнул он без намёка на раздражение. — Я совершенно такой же, как и всегда, — и приложил всю силу воли, чтоб напустить на себя меланхоличный вид. — А вот и не такой же! Не скромничай. Ты в последнее время ведёшь себя вежливее, чем обычно, а ещё ты ко всем проявляешь заботу. Я и раньше считала, что в глубине души ты добрый, отзывчивый человек, но после того, как ты мне рассказал… — Угомонись-ка, — шикнул Ривай, припомнив её «прозрение». — Ой, извини, — она обернулась на Смита с Захариусом, но те говорили друг с другом о чём-то, не обращая внимание на остальных. — Понимаю, тебе неудобно в таком признаваться, — заговорила она тихо-тихо, склонившись к уху Ривая. — По правде сказать, я тогда ещё всё поняла. Ты ведь любишь его, я права? — Кого? — Аккерман от вопроса едва не подпрыгнул. «Видела где-то, — и сердце забилось, как полоумное. — А я ведь просил, чтоб не лапал меня по углам! Но разве его удержишь… Такой горячий…» Ханджи склонилась с другой стороны, заглядывая в лицо, и Аккерман почувствовал, что начинает краснеть. — Силы небесные, ну конечно! Она распрямилась и, шмыгнув носом, сгребла его в медвежьи объятья. — Пожертвовать собственным чувством во благо других — это так благородно! Я так горжусь тобой! Люди на них немного косились, и Аккерман был в весьма затруднительном положении, пока Смит не хлопнул её по спине, требуя объяснений. Хорошо хоть Йегер не видел… А кстати, куда он пропал? Ривай пробежался взглядом по всей столовой, но не заметил и тени дражайшего рядового. «Должно быть, ложки на кухню понёс», — успокоил себя и вернул всё внимание коллегам. — Я знаю, кто автор «Страстей…», — сложив руки перед собой на столе, как примерная девочка, произнесла очкастая. Дело пахло хреновей общественного сортира. Майк посмотрел на майора с сомнением и почему-то принюхался, сделав при этом только ему одному известные выводы, а командор вдруг подпёр рукой голову и посмотрел добро-добро с едва напускным любопытством, будто давно уже сам знал ответ: — И кто же? Ривай ткнул очкастую в бок. — Э! Э-э-того я сказать не могу, — ответила Ханджи, увидев, какой у капрала величины кулак. — Ну же, Зоэ! — Очкастая! — И не просите! Имени не назову! Ты по-смо-три-и! - выпрямилась вдруг она, задержав плотоядный взгляд на общих дверях. — Уже воркуют у всех на глазах. Ну, молодёжь! Аккерман повернулся и моментально выхватил взглядом из толпы фигуру Кирштайна, а рядом с ним увидел и Йегера. Парни шли близко, мирно о чём-то переговаривались, Жан улыбался дурацкой счастливой улыбкой, а Эрен ему втолковывал что-то. Со стороны могло показаться, что эти двое не ссорились никогда. У Аккермана от этого вида заклинило в голове шестерёнки. Но стоило рядовым подойти, поравнявшись с Микасой и Армином, прежние заклятые враги обменялись рукопожатиями и обнялись. В голове что-то со звоном щёлкнуло, сорвавшись с предохранителя. — Ого! — не удержалась от комментария Ханджи. — Вы это видели? Ой! Ой-ой-ой! — она попыталась схватить Аккермана за пояс, но не успела: зажав в руке ложку, капрал в мгновение ока промчался по всей столовой и остановился рядом с ребятами. — Вы двое! Быстро за мной! Армин и Микаса застыли, как изваяния. Правда, Арлерт показался немного испуганным — в руках у капрала любой предмет из металла выглядел, как оружие. Йегер с Кирштайном разъединились и выглядели теперь, как два нашкодивших пятиклассника. Впрочем, у Эрена, будь он неладен, тут же затеплилась ласковая улыбка на раскрасневшемся от волнения лице. Все отсалютовали почти одновременно. — Ка-капрал, позвольте мне всё объяснить, — слегка запнувшись, проговорил Йегер. Смекнув, что вокруг начинает клубиться толпа, Аккерман согласился, и тут же ему подставили медный стакан для грязной посуды. — Позвольте приборчик, — Арлерт (второй дежурный по кухне) смотрел на его руку так, будто она грозила взорваться, и облегчённо вздохнул, когда несчастная ложка, звякнув о внутреннюю поверхность, притаилась на дне. — Благодарю за помощь в уборке. — Умничать будешь в другом месте, Арлерт. — Простите, — пискнул пацан и исчез. Эрен глядел виновато, но прямо в глаза, а когда повернулся и посмотрел на Микасу, взглядом на что-то прося разрешения, уши его — Ривай заметил — остались такими же, как и всегда. И всё же в груди огромным и неуклюжим зверем ворочалась ревность, мешая думать, дышать, вынуждая хоть как-то действовать. — Понимаете, — начал мальчишка снова. — Из-за усиленных тренировок в последнее время я редко встречался с друзьями. А тут у них в жизни произошли значительные изменения, — солдаты, сидящие неподалёку, притихли и навострили уши. — Ло… то есть, Жан, — поправился Эрен, но всё равно получил от Кирштайна тычок, за что Аккерман ему руку сломать захотел. — Начал ухаживать за Микасой и тут же решил, что хочет жениться на ней. А так как я вправе считать себя единственным родственником, он только что просил у меня её руки. Послышались выкрики и хлопки, несколько девушек тут же набросились на Микасу с расспросами и поздравлениями, увлекая её в новый мир предсвадебной кутерьмы. Жан, извинившись, поспешил за ней следом. Они наконец-то остались один на один. — Я так понимаю, ты дал согласие, — закончил за Йегера Аккерман вносить ясность в сложившуюся ситуацию. — А что мне ещё оставалось, — развёл он руками. — Если Микаса не против, какая мне радость противиться? К тому же, возможно, она наконец-то займётся не мной. — Это весомое обстоятельство. В круговороте ребят кто-то взвизгнул, то оказалась Ханджи. — Он думал сначала, что мы с ней пара, поэтому ринулся защищать прямо к вам в кабинет. Вроде как слухи о том, что я ей изменяю с вами, порочили её честь. По правде сказать, когда я писал, ни о чём таком не подумал, — он говорил очень тихо, в такой суматохе только стоящий рядом Ривай мог что-то услышать. — Да уж, Йегер, думать — не твоя полезная привычка, — шутливо заметил он. И отлегло от сердца. Стало легко так, что в небо взмыть захотелось, или идти, не касаясь земли. Он не заметил, как Эрен подкрадывается ближе. — Значит, прощён? — прошептал почти на ухо. Стоило многих усилий не растечься от его голоса у всех на глазах. — Я подумаю, — он перевёл взгляд с толпы на единственного любимого человека. Каким бы балбесом тот ни был, Ривай его всё же любил всей душой. — А кстати. Ты утром забыл у меня кое-что, — поддев одним пальцем шнурок под воротником, Аккерман выудил ключ из-за пазухи, снял и надел на шею мальчишки. Йегер порывисто наклонился и чмокнул в щёку. — Что это было сейчас? — спросил его строго капрал. — Простите, капрал, оступился, — пацан ему счастливо улыбался, ничуть не жалея о выходке. — Тц. Какой ты неловкий, Йегер, — притворно возмутился Ривай, но, глядя в сияющие глаза, не смог не ответить улыбкой. И всё вокруг — эти люди, неподходящая обстановка, их трудная жизнь — отступило на задний план. И нестерпимо, до зуда на коже ему захотелось поцеловать. Он почти дотянулся, когда за спиной кто-то грохнул дверью, ведущей в кухню, и закричал: — Ребзя! Новая часть! Йегер с капралом переглянулись, на лицах застыл один и тот же вопрос: «Когда ты успел?!» — и оба расхохотались от неожиданной лёгкости. А Аккерман всё же поцеловал.***
Кровать Аккермана натужно скрипела под весом полураздетого рядового. На спинке, звякая пряжками, покачивались ремни УПМ. Эрен уже умаялся ждать, когда же капрал позволит ему повернуться и посмотреть на себя, и оттого в нетерпении ёрзал затянутой в брюки задницей по покрывалу. Чаще Ривай встречал его полураздетым, зная, как нравится пацану дёргать ремни из пряжек, несколько раз, бывало, ждал, завёрнутый в простыню, и тогда их прелюдия длилась всего ничего, но впервые он мучил Эрена столь изнурительно-долгим бездействием. — Скоро уже? — не унимался тот, уныло растягивая гласные и потирая начавшие зябнуть плечи. — Не выводи меня, — осадил Аккерман совершенно нестрого, расправляясь с последним ремнём. На обнажённом теле их приходилось затягивать туже, намного туже, чтобы не провисали и не болтались. В некоторых он вынужден был проделать новые дырки. — Я не могу больше ждать! Сейчас повернусь. — Кровать скрипела безбожно. — И получишь по голове сапогом. Всё равно заживёт. — Вы этого не сделаете, — самоуверенно протянул Эрен, но стоило только ему слегка повернуть голову — рядом с ним в стену ударился левый капральский сапог. — Это был предупредительный. Следующий прилетит в затылок. Впрочем, я уже закончил, — он вздохнул, застегнув последнюю пряжку. Сердце заторопилось прижаться к такому же неугомонному. Но увидев, что бестолковый мальчишка снова хочет всё сделать по-своему, Ривай немедля скомандовал. — Закрывай глаза ладонью и спусти с кровати ноги. Эрен не стал в этот раз с ним спорить, выполнив всё, что ему велели. — Удобно сидишь? — Угу, — закивал рядовой. Немного смущаясь, Ривай подошёл и забрался верхом, седлая бёдра мальчишки, одной рукой обвивая шею, оказываясь с ним лицом к лицу. — Уже можно трогать? Эрен порой умилял — таким сопляком казался. Но зная, каким этот милый сопляк может быть необузданным, неутомимым и попросту хитрым любовником (каждый раз так его изматывал, что капрал буквально подняться с кровати не мог до утра), Аккерман уже не особенно вёлся на эту удочку. И всё же приятно было командовать им в постели хотя бы время от времени, это тешило самолюбие и подогревало кровь. — Не открывай глаза, — шепнул прямо в губы и убрал от лица широкую, в следах от укусов, ладонь. Ранки ещё не успели зажить после очередного опыта Ханджи. Поцеловав их, горячие, несколько раз, он перенёс эту ладонь и другую себе на лодыжки, теперь лежащие на кровати. — Ну, вперёд, — подбодрил его, легонько касаясь губами губ. Робко целуя в ответ, Йегер прошёлся руками по икрам и бёдрам, закрытой креплениями обнажённой спине, скользнул по чувствительным к прикосновениям бокам и крепко схватился пальцами за нагрудный ремень. Лукавая зелень глаз обожгла. — Тебе нравится? — улыбнулся Ривай, хотя уже знал ответ. — Я всегда мечтал об этом, — хрипло выдохнул Эрен и впился в губы, целуя нетерпеливо и с упоением. Ладони его блуждали теперь по телу, сжимали бёдра и ягодицы, нарочно слегка разводя их в стороны, чем вызывали прилив нестерпимого жара к паху. Эрен вылизывал шею, прикусывал кожу у тонких ключиц, улыбаясь каждому вздоху и стону, резко толкался вверх, прижимая капрала за плечи теснее к себе, смотрел, как тот выгибается от удовольствия и, улучив возможность, захватывал в сладостный плен языка и губ маленькие затвердевшие горошины сосков. Растравив до почти болезненного желания, он наконец-то поднялся, обвив свои бёдра его ногами, и бросился на кровать, придавливая собой. — Ну же, Эрен, не томи, — капрал тяжело дышал, язык едва поддавался, на теле уже не осталось места, нетронутого руками чуткого, изобретательного любовника. Йегер на удивление быстро учился премудростям секса. Может, виной всему были «Страсти…», которые он, по собственному признанию, до дыр зачитал, а может, природный талант. Так или иначе, наш сладострастный капрал оказался в выигрыше, что называется — куш сорвал. Правда, подарок судьбы иногда своевольничал. — А я думал, мы только начали, — усмехнувшись в плечо, он вновь припал к шее губами. Нащупав сапог под боком, капрал замахнулся, чтобы ударить паршивца по взмокшей спине, но руку перехватили. — Не надо, — от взгляда его гипнотического Ривай каждый раз цепенел и дыхание застревало под ложечкой. — Ты же не хочешь, чтобы я встал на путь мести. — Будешь мне угрожать? — Аккерман не сдавался, хотя ещё помнил, как этот щенок может мстить, медленно надвигая на крепкий член разгорячённое тело, ни на мгновение не давая ему остыть. Склонившись, мальчишка ему прошептал прямо в губы с кошачьей улыбкой: — Просто предупреждаю, — голенище выскользнуло из слабеющих пальцев, глухо ударился об пол каблук. — Хотя ты сегодня меня удивил очень сильно. Проси, что захочешь, я сделаю всё, что угодно. — Хочу так быстро и жёстко, как ты только можешь. — Хм-м-м, — Йегер расплылся в довольной улыбке, в глазах заплясал шальной огонёк, не иначе снова придумал какую-то гадость, но Аккерману было плевать, он так сильно хотел, что думать о чём-то другом уже просто не мог. — Вот тебе мой приказ: немедленно снять штаны и приступить к исполнению. — Вы не оставляете мне выбора, капрал, — Йегер мигом встал и в спешке принялся стягивать с себя брюки вместе с бельём. — Можно подумать, он у тебя и так был, — Ривай потянулся, напрягая и расслабляя затёкшие мышцы в приятно-нервозном предвкушении. — Ну, в этом вы совершенно правы, капрал, — закончив, мальчишка швырнул свои брюки на ширму, не ясно что прикрывающую, но перестарался и повалил конструкцию с кучей вещей на пол с грохотом, чвоканьем, хлюпаньем и, кажется, даже кваканьем. — Что там такое? — насторожился он. Капрал приподнялся на локте и, посмотрев безразлично на эту кучу барахла, повалился обратно. — Так, ничего, — плотоядно взглянув на член с аппетитной каплей на щёлке, он вытянул руку и, крепко схватив за него, потащил мальчишку к себе. — Забудь. У тебя есть дела поважнее. — Ривай опрокинул его на себя, обвивая ногами крепкие бёдра. Не признаваться же, в самом деле, что он до сих пор не успел постирать занавеску. Йегера было легко увлечь в поцелуй, он обожал прелюдии, ласки и всё остальное, а Аккерман обожал ему делать приятно и каждый раз отдавался, словно в последний. Он ведь и в самом деле мог стать таковым в этом грубом, жестоком мире. Но пока их сердца пылали одним на двоих огнём, всё остальное было не важно. Намного важнее, дороже, было почувствовать, как переплетаются пальцы в складках простыни, как из груди вырывается воздух и стон, что не держится боле внутри, и рассыпается эхом под потолком… Гладить широкие, крепкие, смуглые плечи, толкаться навстречу, держась за шею, тонуть в пьяной зелени глаз и до конца не верить в счастье своё, и радоваться, и любить. Наконец-то мечта его осуществилась. Для полного счастья недоставало убить всех титанов, но с этим они, разумеется справятся. Йегер склонился, поддел его кончик носа своим. — Эй, я люблю тебя. — Я тебя тоже люблю, — и Ривай погрузился в поистине сказочный поцелуй. Ветер, вконец обнаглев, беспрепятственно шлялся по комнате, перебирая от скуки листки на столе, прижатые пресс-папье, качая на вешалке у умывальника тонкое полотенце. Где-то под ширмой уснула лягушка, накрывшись капральским жабо.