Глава 15 «Сеанс»
"Заповеди?! 10 заповедей?! КРЕТИН! Ты блядь думаешь, что я вас умолять буду правила выполнять!? Не не убий, а "УБИЛ, ОТВЕЧАЙ! " УКРАЛ, ОТВЕЧАЙ!" и так блядь к каждой! Это не заповеди! Это запросы!"
Момонга лежал в своей постели и думал. Хотя, словосочетание «Момонга думал» было применимо в любой ситуации. «Момонга говорил и думал», «Момонга ел и думал», даже «Момонга спал и думал», были вполне себе верны. Думательный процесс Гильдмастера не прекращался вообще и никогда — каждая секунда существования Момонги означала появление новой мысли, или ее обрывка. В данный же момент мыслителю требовалось решить проблему вентиляции в аду, потому как в Назарике вентиляции не было, и никто ее не предусматривал, ровно точно также, как никто не предусматривал что порождение плохих шуток возьмут и оживут. Момонга думал… Потом опять думал… Потом снова думал. Короче, спустя три часа уже сидения на кровати с выпученными глазами Момонга додумался до такого, что приху*л прям на месте. «Вентиляция» — повторил он в который раз, — «ВЕНТИЛЯЦИЯ! КАК Я МОГ ПРО НЕЕ ЗАБЫТЬ!» Гильдмастер вскочил и забегал от стены к стене. — Вентиляция, вентиляция, вентиляция… Я КРЕТИН! Какой, мать его, я кретин! Я забыл про нее! И ее не стало! Любой разумный будучи свидетелем подобной сцены вряд ли понял весь трагикомизм ситуации, но тот, кого ставили на место Бога пояснил: — Её нет не только в Назарике! Её вообще нигде нет! Вентиляции в реальном мире не существует! Тут бы реальный разумный покрутил бы у виска для выражения того, чего он по этому поводу думает, да только Гильдмастер не собирался на этом останавливаться. — Трубочисты! Куда делись трубочисты?! Где они?! Многоквартирным домам уже по сорок лет, и эти сорок лет никто не чистил вентиляцию! Почему?! Как мы вообще остались в живых, вдыхая голубиное дерьмо десятилетиями?! В ней же не то что Брюс Виллис заведется, оттуда можно хоть деда Нургла ждать! Вот как? Как это?! Почему проблема Назарика перенеслась в реальный мир? Или проблема реального мира перенеслась на Назарик?! Уважаемый читатель может запротестовать из-за такого грубого нарушения четвертой стены, но Момонга, как и его создатель не были обычными персонажами повествования — они являлись аватарами, во что сами в той или иной степени верили, потому и могли говорить странные вещи, не совсем понятные другим. Это во-первых. А во-вторых, они были психами, теми кто говорит не связанные с прошлым вещи. Гильдмастер, высказавшись, устало осел на пол, выставив вперед костяные ноги. — П*здец… — резюмировал он, прислонившись к стене. — Просто п*здец. Так… какой мир настоящий? Тот, в котором существуют трубочисты и вентиляция? Или тот, в котором их нет? В дверь спальни учтиво постучали. — Занято! — резко ответил Гильдмастер не думая и тут же исправился, — Тьфу ты! То есть, свободно! В раскрывшийся дверной проём пролезла рогатая женская голова и уставилась на повелителя. — Господин, с вами всё в порядке? — спросила Альбедо, разглядывая сидящего на полу Повелителя. — Со мной всё в рамках привычной мне нормы, — отвечал Гильдмастер. — Я в ахуях, как и всегда. Что-то случилось? Альбедо аккуратно зашла внутрь и закрыла за собой дверь. Щелкнул дверной замок. — Да. Кое-что случилось… Момонга почувствовал что возможно его будут бить. Вероятно, даже ногами. Так что он решил, что в данный момент он лучше постоит. И помолчит. — Вы… очень часто заняты, — начала издалека красавица. — Вокруг вас часто… Вы редко бываете одни. Момонга осторожно кивнул. И сделал два шага назад. — Но вот вы здесь, — Альбедо сделала три шага вперед. — Совсем одни. Мы совсем одни. — Я бы не был столь категоричен в этом вопросе. Есть вероятность что за нами наблюдают. — Вуеристы меня не интересуют. Меня интересуете вы. — Страж сделала еще три шага в нужном ей направлении. Момонга буквально почувствовал, как на нем сходится перекрестия прицела женщины. Женщины, которая приняла решение в его отношении ради ее отношений с ним. Гильдмастер тоже попытался сделать три шага назад, но завизжавшее дурниной шестое чувство приказало стоять на месте ровно. Вот Момонга и стоял как истукан, выровнявшись по струнке. — Альбедо… если я тебя обид… — было начал Гильдмастер, но красавица сделав резкий рывок схватила его за челюсть, прекращая всякие попытки любимого к ненужным разговорам. Вообще, она хотела бы приложить пальчик к губам, да только у гильдмастера губ не было, вот за то, что было Альбедо и схватилась. — Нет. Нет нет и нет. Вы не должны извиняться. Вы не должны лебезить. Вы мой Повелитель. И я хочу чтобы вы действовали достойно. При этом хватку красавица не ослабила. Момонга подумал. Потом еще раз. Потом взял аккуратную женскую ручку в свою, освобождая свой рот для следующих слов: — А не пойти бы тебе на х*й? Красавица была слишком решительно настроена, чтобы подобная мелочь ее смутила. Она чуть наклонила голову на бок и улыбнулась. — Я бы с удовольствием… Только вот тот х*й, который мне нужен, временно отсутствует. И я хотела бы удостоверится, что это именно временная проблема. — Ну-у, — затянул Момонга. — Времени не существует, существуют прогнозы… — Аъ А-а, — аккуратно оборвала Повелителя красавица. — Господин, я не позволю вам прятаться за умными словами и съехать с темы. Мне. Нужен. Х*й. — акцентировала внимание Альбедо. — Вы понимаете что я говорю? — Ну-у, — затянул Момонга. — Мне тоже нужен х*й. Так что чисто теоретически… — Нам обоим нужно одно и тоже. Но есть нюанс, не так ли? — улыбка Альбедо стала просто обворожительной. — Это да. — согласился Гильдмастер. — Но… я же не единственный мужчина в Назарике. Почему тебя интересует именно тот, кто как раз не совсем мужского пола? Страж немного нахмурилась, обозначая неприятие данного тезиса. — Господин? Вы в самом деле думаете, что меня кто-то кроме вас сношать будет? — Ну, ты красивая. — пожал плечами Повелитель. — Желающих наверняка много. — Дело не в том, что я красивая. Дело в том, что я гордая. — обозначила ситуацию леди Танк. — И кроме как Господа Бога меня никто не возбуждает. А вы Бог. И вы меня возбуждаете. Даже будучи мертвецом или вымыслом. Я понятно выражаюсь? Момонга попытался проморгаться, будто это действо поможет откатить назад сказанное. — Альбедо… ты меня извини, конечно, но не слишком ли много ты на себя берешь? С тобой может спать только Бог? Это что за драгоценность у тебя между ног, что ключ туда только божественный подходит? — Дети. Я хочу детей от Бога. И я пойду на всё, чтобы их получить, — заявила красавица, после чего просунула руку сквозь мантию, легко прикасаясь большому красному шару. Гильдмастеру показалось, что его кости только что вспотели. Красавица принялась рисовать узоры подушечками пальцев. — Мне кажется… ты немного не в себе, милая. Вот честно, — Момонга предпринял попытку затереть ситуацию, взяв Альбедо за плечи. — Поспи, выпей, отдохни. Амбиции это конечно хорошо, но насколько тебя хватит ждать того единственного, от которого ты хочешь детей? — Вечность. Я готова ждать Вас вечность. И вы придете. Рано или поздно вы придете, и полюбите меня, потому что я люблю вас. — Страж запустила вторую руку в дело и начала аккуратно, но решительно натирать филактерию. Момонге захотелось взвыть, но отнюдь не от боли, а от чего он и сам не знал — эмоции и ощущения были столь новыми, что сопоставить их со своим предыдущим опытом он не мог. А Альбедо все терла и терла единственный шар Повелителя, «вызывая джина из бутылки». Момонга начал подтекать — из пустых глазниц слезами сошла вязкое черное нечто. Повелитель отдернул проказницу — еще бы чуть чуть, и он бы и вправду выпустил «джина», запрокинув голову. — Так! Хорош! — попытался установить границы дозволенного Гильдмастер. — Завязывай! — Вам не понравилось, мой Повелитель? — захлопала ресницами Альбедо. У Момонги не должно быть мимики — он скелет, но даже с этим условием красавица отчетливо видела, что испытанное Гильдмастерром гораздо большее чем просто эмоциональная иллюзия. Гильдмастер и сам это «видел». — Мне… — Момонга осекся, не зная что сказать. — Давай сделаем вид, что ничего не было, хорошо? — Нет, не хорошо. Я не согласна. Я вас трахну, тем или иным способом. В этой или иной реальности. Я обещаю, — заявила Страж, после чего развернулась и походкой от бедра покинула спальню. Стоя перед уже закрытой дверью, Момонга дал себе слово — быть честным, это во-первых, а во вторых — закрывать чертову дверь в спальню. — «Ходют тут всякие. Даже скелет мой снасильчать хотят, как бы эта красавица в следующий раз на сувениры не разобрала.» — «Для начала, думаю, подберу себе костюм посолиднее — яичко прикрыть.» И Гильдмастер принялся перебирать гардероб. Во время этого процесса Демиург его и обнаружил — Повелитель всё равно забыл закрыть дверь на ключ. — Мой господин, я могу… — демон осекся. Его господин как всегда страдал фигней. Перед зеркалом в абсолютно голом виде, каком только могут быть скелеты, стоял Момонга и занимался тем, что запихивал в себя посохи с Большими набалдашниками. Он уже запихнул себе пару, выставив снаружи на уровне груди большущие катализаторы. ГильдМастер развернулся к гостю и призывно потер кристаллические сферы. — Зацени! — потребовал Момонга, и вроде как улыбнулся. — Охерено же! Ни грамма силикона! — У меня нет комментариев на это счет, Владыка. — вздохнул демон. — Но всё же, может, вы хотя бы попробуете вести себя как полагается верховному правителю и богу. Пожалуйста? Гильдмастер тут же потерял всякий интерес к кривляниям. — Верховный правитель и должен вести себя как я. Потому как верховный правитель, в ваших представлениях, ничего никому не должен. А тут ты, Альбедо… Вот пусть еще Аура заявит, что я веду себя неподобающе, вот тогда совсем хорошо будет. — Мой господин, — принялся пояснять свою позицию демон. — Это разумные ожидания. Чтобы узнать стул, мы ожидаем от него, что на него можно сесть, что он стоит вертикально и имеет ножки. Если вы не будете вести себя подобающим образом, то как мы узнаем в вас верховного правителя? — Ты раньше с верховными правителями встречался? С богами, может быть? — решил полюбопытствовать Момонга. — Нет, я… — и тут до демона дошло. — То есть вы хотите сказать, что… О-о! — в очередной раз додумал демон. — Тогда прошу меня простить, за то, что я загоняю вас в шаблоны. — Вот как, — «ухмыльнулся» скелет, перебирая посохи. — Тогда что ты скажешь на то, что я решил сменить пол? — Тогда я обязан буду спросить на какой пол вы изволите менятся. — Мой гендер — Боевой вертолет. Твои ответные действия? — В таком случае моим долгом будет уточнить, в какую именно дырку я должен буду засовывать свой пистолет, чтобы вас заправить. — Деми, я правильно понял — ты только что сумел сексуально домогаться боевой вертолет? — Истинно так, мой повелитель. Гильдмастер незамедлительно испытал гордость за своего подчиненного. — Молодец! — воскликнул Момонга. — Так держать! Демиург учтиво поклонился. — И всё же, мой господин. Есть вещи, что требуют вашего внимания. — Например? — Я, например, — не своим голосом ответил демон. — Я требую вашего внимания. Гильдмастер развернулся к зеркалу и возобновил втискивать в себя посохи. Выглядело это… странно, но судя по виду Момонги — процесс ему нравился. — Ты вещь? — решил уточнить Гильдмастер. — Я психопат. А это меньше вещи. — равнодушно сообщил Демиург. Повелитель даже не обратил внимания на подобное самоуничижение. — Это написано в твоем описании? — Нет, только первая часть. — Откуда тогда появилась вторая часть? — От моего создателя Ульберта Ален Одла. Он говорил, что психопаты абсолютные чудища. Звери, в человеческом обличьи, он говорил также, что если я оживу, то первое что должен буду сделать это убить себя. Момонга отвлекся и посмотрел на совершенно спокойного подчиненного, чей голос не дрогнул ни в одной части высказывания. Оценил его. И выдал вердикт: — Ты джентльмен, Демиург. Ты в первую очередь джентльмен, а уже потом кто-то еще. Таковы правила Дьявола. Ибо, ты либо джентльмен, либо никто. Демиург недоверчиво повел хвостом из стороны в сторону. — Либо джентльмен либо никто… А если я сменю пол на женский? — Тогда ты либо леди, либо никто, — пожал плечами Повелитель возвращаясь к своим выкрутасам. Демон прокатал новую идея у себя в мозгу — и она ему нравилась. Сама категоричность суждения «Либо джентльмен либо никто» ему невероятным образом импонировала. — Вы думаете, этого хватит? Хватит, чтобы быть человеком? — уточнил демон. — Нет. Этого достаточно чтобы быть джентльменом, ни больше ни меньше. Но ты вроде хочешь большего… — Да, я хочу большего. Я хочу… я хочу пытать детей. — заявил просто Демиург. — И если я правильно вас понял — я могу пытать детей, и при этом оставаться джентльменом? — Именно, — равнодушно отозвался Гильдмастер. — Ты можешь пытать детей, оставаясь джентльменом. Только вот проблема — джентльмен прежде всего тот, кто воспитан. Тот кто следует правилам, этикету. Тот, кто честен перед собой и держит слово. — Я не слышал о правилах этикета для пыток детей. — Неудивительно. Их ведь нет, как и нет огромного пласта воспитания для психопатов. Отказывая психопатам в человечности, мы в первую очередь отказываем психопатам в воспитании. В соответствующем воспитании. Было бы странно ожидать, что совершенные логические машины для убийства можно воспитать по той же программе, что и обывателя. — Совершенные логические машины? Я совершенная логическая машина? — Ну да. Во всяком случае должен ею быть. В твоем описании же значится психопат? — Но… но разве это слово не трактуется согласно представлениям моего создателя? — Нет, это слово трактуется в первую очередь тобой и как ты понимаешь психопатов. Я могу предложить новую трактовку, согласишься ты с ней или нет — это будет твой выбор. — Вы пытаетесь загнать меня в рамки достойного поведения, также, как я пытался загнать в эти рамки вас? Гильдмастер сделал вид что не услышал вопроса. — Интеллекты бывают разные, — начал издалека он. — Интеллект Естественный, Интеллект Искусственный, и Интеллект Воспитанный. Интеллект психопатов во многом похож на Искусственный — потому как когнитивные искажения им не свойственны. Но ровно точно также им не свойственно задавать вопросы самим себе. Когда ты сказал, что хочешь пытать детей, ты знал, почему ты хочешь пытать их? — Это имеет значение? Дети невинны. Пытать их — значит быть абсолютным чудовищем. Я абсолютное чудовище. Так написано в моем описании. — Только ситхи всё возводят в абсолют. — Момонга неприлично гыгыкнул. — Да и дети детям рознь. — То есть, по-вашему, шестилетка может сделать что-то, чтобы заслужить дыбу? — полюбопытствовал Демиург. — Да, может. Человеческие возможности, знаешь ли, безграничны. Но сейчас не об этом, а о том, что страшнее и хуже — пытать детей, когда у тебя есть душа, или пытать детей когда у тебя нет души? Демон фыркнул. — Я не понимаю к чему вы клоните. Гильдмастер тем временем искал среди посохов тот, у которого кристал продолговатой формы. — Если ты сядешь играть в шахматы с врагом, во что ты будешь играть? — был задан вопрос. — В Чапаева, конечно, — мгновенно был дан ответ. — Почему-у? — полюбопытствовал уже Повелитель. — Чтобы победить, нужно лишить оппонента ресурсов. В логических войнах — это умственные ресурсы. Потому, каждым ударом я буду отправлять фигуры прямо в лоб противнику, снижая его способности к вычислению. После определенного удара уже не будет никакого значения сколько фигур на доске — противник будет не в состоянии продолжать бой. — Скажи мне, Демиург, если начнется война, чем ты будешь заниматься? — Останусь в тылу. — За-аче-ем? Разве на войне ты не сможешь убивать безнаказанно, воплощая свои желания? — чуть ли не пропел Гильдмастер. — Чтобы воплощать собственные желания мне достаточно быть в тылу. Когда мужское население уходит на фронт, я остаюсь и могу делать всё что пожелаю. — Например, пытать детей? — В основном. — И ты не боишься что тебя поймают? — Как можно поймать того, кого не понимаешь? Как они смогут поймать меня на пытках детей, если у меня будут соучастники? Когда ищут того, кто пытает детей, ищут его одного, думая, что соучастников у него в этом деле быть не может. — А откуда у тебя соучастники? — От женщин. Они так боятся за своих детей и внуков, что скормят мне соседского, лишь бы я был сыт и не ел именно ее детей. — Каких детей ты больше всего предпочитаешь? — Тех, кто теплее всего одет. Чем больше на ребенке одежды, тем привлекательней он как жертва. — Почему так? — Потому что я копирую стиль такого ребенка, копирую стиль жертвы и сам одеваюсь в множество одежд, чтобы замаскироваться. Такая жертва самая уязвимая. Её собирала и одевала бабушка, старая немощная женщина, чьи показания и свидетельства крайне сомнительны. Достаточно заставить её множество раз позвонить в полицию попусту, как последующие её показания превратятся в труху. — Перед тем, как начать действовать, воплощать свои желания, что ты делаешь? — Рассчитываю, как уменьшить интеллектуальные ресурсы тех, кто будет меня ловить. Нагружаю работой, проблемами, организую сбои коммуникаций, всем чем угодно, лишь бы увеличить уровень стресса преследователя. — Что такое война, по-твоему? — Естественный ход вещей, борьба за ресурсы, что должны достаться детям солдата. И стреляя в солдата, пуля прежде всего попадает в его детей — потому что пуля убивает кормильца семьи. Потому я не вижу особой разницы между мной и солдатами. Они убивают детей, я убиваю детей. Мы похожи. Только я честнее. На той стороне фронта будет действовать такой же как я. Всегда. Мы оба выполняем необходимую функцию — уничтожаем человечество. — Почему человечество необходимо уничтожить? — Потому что человечество — ошибка вычисления. Весь мир — вычисления состоящие из ошибок вычислений и я и мне подобные — оружие этого мира, орудие убийства, орудие исправления ошибок ибо в мире нет ничего кроме ошибок. — Нет или не было? — уточнил Владыка. — Не было, — ответил Демиург. — Но, если чего то не было, это же не значит, что оного не будет. Первое правило создания нематериального — действуй так, как будто оно есть. — У меня нет души. — почему-то заявил демон. — Нет, или не было? — Снова уточнил Владыка. — Я… — Демиург дернулся, словно очнулся ото сна. — Я не знаю! Мою душу можно создать? — Разумеется. Душа нематериальна, а всё нематериальное — искусственно. Любая душа, любой бог — это то, что было когда то создано и никак иначе. Вопрос лишь в том, какую бы ты хотел душу, и хотел бы ты иметь душу тогда, когда пытал маленьких детей. — НЕТ! — в голосе демона отчетливо был слышен ужас. — НЕТ! Прошу вас нет! Момонга с интересом посмотрел на своего подчиненного. — Что такое, Деми? Я думал, психопаты не обращают внимания на негативные стимулы. А тут ты с остервенением просишь не дарить тебе душу, потому как предполагаешь, что это тебя изничтожит. Так ты психопат или нет? — Я… Я не знаю! — демон пребывал в глубокой прострации. — Не знаю! — Ты понимаешь, что весь мой разговор с тобой может быть манипуляцией над твоими представлениями о себе, дабы сделать тебя более общественно приемлемым? Демиург сгорбился, сник, его глаза потеряли блеск, хоть и были из алмазов. — Я…догадываюсь… понимаю… Но верить вам или нет, решаю я сам. Наверное? — задал себе вопрос демон, но тут же вытянулся в струнку. — Нет. Кому я верю решаю я, и только я. И я вам верю. — Помнишь еще одно правило Дьявола? «Уважай своих врагов»? Я могу сказать причину, по которой ты хочешь пытать детей. Но скажи я это — ты станешь меньше, а я как обожравшийся боров, больше. Так… почему по твоему ты хочешь… хотел пытать детей? Демон чуть поднял руки ладонями вверх, и принялся их сжимать и разжимать. — Потому как, так я ищу свою душу. Чем страшнее преступление, тем сильнее должна страдать душа, и я резал бы и резал, мучил и терзал, в вечном ожидании отклика боли собственной запертой души. Я стремился бы к саморазрушению также, как стремится к саморазрушению весь мир. — Кто страшнее тебя как преступник? Человек с душой, или человек без души? — Человек с душой. Подражатель, мнимая копия. Тот, кто восхищается мной, завидует мне, копирует меня имея душу. Это существо, оно… оно кошмарно. За мной следуют чудовища, мой Владыка. Я не понимаю их — что они такое? Насколько человек способен пасть, чтобы сделать кумиром… меня? — Это твоя работа, Демиург. Просто работа, быть дьяволом, быть аттрактором негатива и падения, ибо все, кто падает в твою сторону. Так проще их отследить, найти за минимальный срок. Ты можешь не до конца понимать как это работает, но ты участвуешь в системе царь горы. Ты Дьявол, и ты работаешь на меня, так ведь? — Так точно! — выпалил Дьявол. — Служу Советскому Союзу! В этот раз дернулся уже Момонга. — Чего, прости? Откуда Союз то взялся? — Не могу знать, Повелитель! Оно само!