Стайлз
После каких-то ярких впечатлений обычно следуют изменения, в привычном раскладе жизни. Как-то так считал Стайлз, ошибочно предполагая, что со временем все должно меняться само по себе и усилий особо прилагать не стоит. Ему, вообще-то, уже восемнадцать стукнет через два месяца, выпускной класс, работа и пустой дом — все это не располагает к усилиям. Только изменения не пришли после того, как он встретился с соулмейтом. На следующий день все равно пришлось встать с пыльного дивана, открыть окна и встретить Скотта с улыбкой на губах. Тот зашел отдать конспекты и какие-то задания: Стайлз отсутствовал несколько дней в школе.
— Все в порядке? — осторожно спросил Маккол.
Он и раньше видел подавленного Стайлза, разбитого и опустошенного. Но у того Стайлза из прошлого существовала еще какая-никакая поддержка — его отец существовал, не жил, но был вполне вменяемым.
— Как обычно, — Стайлз пожал плечами, по привычке предлагая вытянутую из заднего кармана джинсов пачку сигарет.
— Не курю, — Скотт чуть нахмурился, закидывая портфель на плечо. — Тест по математике сегодня.
У Стилински под глазами синяки, и кожа бледная, и он вряд ли задумывается над тестом по математике или рефератом по истории, потому что все еще обеспокоен ночными кошмарами, которые преследуют по ночам, сжимают горло, прикасаются тонкими, мертвыми пальцами к коже и смотрят в глаза, провоцируя желание умереть или хотя бы просто отключиться.
— Здорово, — выдыхая в окно, соглашается Стайлз, — кажется, я справлюсь с ним.
Вообще-то, не справится. Завалит по полной, безбожно прогнется, нарушит систематический балл и будет умолять пересдать, но сейчас думать об этом не хочется. Хочется уйти отсюда и не возвращаться до вечера, а потом прийти и упасть где-нибудь.
Скотт с Эллисон улыбаются все также солнечно. Арджент предлагает свое место в столовой, и жизнь как-то становится лучше, потому что теперь Стайлз зажат между сердитой Лидией и счастливым Скоттом.
— У меня хроническая непереносимость придурков, — раздраженно шепчет Лидия, отпивая из бутылки.
Стайлз ухмыляется, откусывает яблоко и смотрит на Мартин. Ему немного больно, чуть-чуть досадно и совсем капельку раздражает. Скотт только плечами пожимает, мол, привыкли, не рассказывай. Лидия резко перестает язвить, когда в столовую входит Малия. Стайлз вжимает голову в плечи и пытается затеряться на фоне широких макколовских плеч и ярко-синего платья Мартин. У него с Тейт очень доверительные отношения
были. Он уже ожидает разбитого носа, потому что встречается глазами с девушкой. Зачем она перевелась в эту школу, Стайлз понятия не имеет. Ему просто хочется скрыться, и идея ходить сюда не кажется такой уж замечательной.
— Привет, Стайлз, — тянет Малия, присаживаясь рядом.
— Новенькая, — констатирует факт Эллисон, с беспокойством оглядываясь на Лидию.
— Уже четыре месяца, — хмыкает Тейт, выхватывая яблоко с подноса рыжеволосой бестии.
Лидия молча продолжает пить воду, опустив глаза вниз. Стайлз одновременно испытывает радость и отчаянье: Мартин замолчала, а вот Малия выжидающе смотрит.
— Извини за то, что мы расстались, — бормочет Стилински, моля Богов о том, чтобы Лидия слишком сильно задумалась о своей коже и не услышала его слов.
— А, за то самое, когда мы встречались два года, а ты бросил меня смс-кой: « Прости, все так неудачно вышло, нам надо расстаться» и потом ничего не объяснил? Ах, ничего страшного, я переживаю такое каждые два года, когда начинаю встречаться с такими мудаками, как ты, — Малия все еще смотрит своими прожигающими карими глазами.
Боги то ли существуют, то ли просто сегодня отличный день, но Лидия реально не слышит. Она продолжает сидеть, оперевшись на Эллисон. Только Скотт, выпучив глаза, рассматривает Малию.
— Все в порядке, — наконец выдыхает девушка, — но нужно было сказать это раньше.
Стайлз криво улыбается, засовывая рис за щеку. Настроение повышается на один децибел. Тест по математике оказывается несложным и реферат разрешают сдать на следующей неделе.
— Улет, видела фильм-то? — Стайлз преграждает Тейт дорогу, размахивая руками.
У него перед глазами все еще тот замечательный комикс из магазина. Скотт солидарно качает головой, хотя понятия не имеет о чем это они. Стайлзу легко рядом с Малией, она оказывает еще большее воздействие, чем Лидия, и почему-то пять месяцев, которые они не общались, никак не сказываются. Словно все так, как и было: отец ждет дома с какой-то вредной пищей, Скотт вечером заскочит на минутку, и целовать Малию снова как-нибудь войдет в привычку. Малия улыбается ему, кивает и уходит поближе к Скотту с Лидией. Стилински разглядывает чистое небо, сравнивая его с характером Тейт — такая же невинная и простая, и почему-то решает, что сегодня точно будет дождь.
— Почему ты трешься рядом с моей сестрой? — Стайлз узнает голос, который слишком часто слышит во снах. В этом голосе уже нет мягких ноток, как было в больнице, и Стилински не может сдержать ухмылку, оборачиваясь. Люди очень меняются под обстоятельствами, он знает не понаслышке.
— Хмурик? — Стайлз не может вспомнить имени, видневшегося в прошлый раз на бейджике, и по привычке запускает руку в волосы.
— Какой еще нахер Хмурик? — грубовато спрашивает мужчина.
Стайлз успевает рассмотреть его, прежде чем ответить. У Хмурика рожа хмурая, как и в остальные короткие встречи. Кожаная куртка и модная стрижка. Он кажется ухоженным, и Стайлзу как-то сразу в голову бьет мысль —
, а вдруг у него была семья? Женщина, с которой они планировали семью, и уютные выходные с марафоном фильмов. Стилински кривится, это оказывается неприятным.
— Ну, просто ты хмурый всегда, — лепечет Стайлз, разглядывая поле для лакросса. Ему совершенно не хочется смотреть на человека, жизнь которого он, возможно, разрушил.
— Лучше хмурый, чем с такой кислой миной, как у тебя, — язвит мужчина, — Думаешь я не помню? Тогда, в больнице.
Стайлз вскидывает голову, краснея от гнева. Какой-то малознакомый Хмурик напоминает ему о причине кошмаров, выкуренной пачке сигарет и желании убиться. Стилински выплевывает горькое « иди нахер», сжимает и разжимает кулаки. У него губы подрагивают, хочется применить физическую силу, только рассмотрев свои тощие руки, Стайлз откидывает эту идею. Лучше уйти, как будто ему плевать. Пусть захлебнется своей хмуростью, Стайлзу откровенно все равно.
— Я думал, ты нормальный, — хочется хотя бы словами зацепить, Стайлз разворачивается, направляясь к друзьям.
Малия напоминает ему о запланированном походе в кино и бежит к этому самому Хмурику. Стайлз открывает рот, чтобы выплюнуть еще что-нибудь едкое, как видит лицо Лидии. Она безмолвно кричит, корчась очень отчаянно.
— Что случилось? — хрипя, спрашивает Стайлз.
— Ничего, — выдыхает Мартин, — ничего особенного.
Она, все-таки, берет себя в руки, приподнимая край любимого платья. Там, на белоснежной коже, блекло-синие цифры, отсчитывающие ровно семьдесят два часа. Стайлз обнимает девушку, приглаживая клубничные волосы. «Все будет хорошо», шепчет, чуть сжимая Лидию, а у самого внутри сжимается что-то неприятное и колкое, оно режет, вызывая головную боль.
***
***
Стайлз вдыхает ночной, морозный воздух и вздрагивает, когда за шиворот попадает холодная капля. У него горе сегодня — годовщина смерти матери. Было бы идеально сходить к отцу, принести ему чего-нибудь вредненького, побаловать, сказать что-нибудь поддерживающее. Только желание с каждым днем убавляется, заменяясь страхом и отвращением. Стайлз все еще безумно любит своего папу, ждет его полнейшего выздоровления и мечтает о совместной поездке на море. Но отец вряд ли когда-нибудь сможет его видеть.
Пока Стайлз думает, сидя на знакомой лавочке уже без Уиттмора, дождь только усиливается. Идти домой так же страшно, как и в первый раз после долгого отсутствия. Сейчас ещё будет повод погрустить, зайти в старую
спальню, выгрузить оставшиеся вещи матери и зареветь в голос. Он давно так не делал — года три. Стайлз все ещё помнит её улыбку, запах и голос. Она любила печь печенье, надевать цветочное платье и идти в церковь. Стайлз не умеет печь печенье — он вообще готовить не умеет, и платьев у него нет — имеются только две пары старых джинсов и несколько толстовок. Остается церковь. Стайлз не любит церковь. Там всегда людей много, душно, как в аду, и скамейки жутко неудобные.
Любит, не любит, а все равно идет. Люди, оказывается, ночью церковь не особо предпочитают. Дубовые двери открываются легко, пропуская в прохладное помещение. А вот скамейки все такие же жесткие. В церкви пахнет ладаном и цветами, которые стоят в вазах. Сидеть здесь тяжело, потому что люди с икон смотрят тяжеленными взглядами, как будто таким, как он, нельзя быть здесь, нельзя раскаиваться. Стайлз, как бы, и не раскаивается. Он сидит на скамейке, которую предпочитала мать, и слушает мелодию, навеянную дождем. Слушать музыку на телефоне приятнее, но наушники сломались два дня назад, поэтому приходится сидеть в тишине. Дышать уже невозможно, и Стилински прикуривает, пуская едкую струю, нарушая целостное и невинное строение. Вряд ли здесь кто-то позволял себе так вести себя. Стайлз ухмыляется и чуть не кричит, когда на плечо падает чужая рука.
— Болтливым подросткам привет, — тягуче тянет уже знакомый Хмурик.
Стайлзу кажется, что он в фильме ужасов: пустая церковь, две свечки у икон и пьяный мужчина, явно желающий не расцеловать его — тогда это была бы мелодрама.
— Ты знаешь мое имя, а я твое нет, — напоминает зачем-то Стайлз.
На самом деле, знать имя этого придурка не хочется, обида еще сидит серым комком в груди, клокоча.
— Ой, я забыл, что у тебя есть имя, кислая рожа, — рычит мудачина, хлебая из горла бутылки, — Дерек Хейл.
— Стайлз Стилински.
Стайлз кривится, вдыхая воздух и дым. Он позволяет опереться на себя и бурчать что-то прямо в ухо.
— Учишься? — кричит Дерек, проливая пойло на скамейку.
— Учусь, — соглашается Стайлз.
— А как живешь, если отец-то в психушке? — противно басит Хейл.
— Существую, — язвит парень, туша окурок ногой.
Стайлз рассматривает изображения Бога на стене и хмурится. Если такой существует, то почему на его головушку столько страданий? Зачем забрал мать? Зачем заставил отца страдать? Зачем сбагрил вот эту тушу на хрупкие плечи? И еще много-много таких «зачем».
— И с моей племянницей в кино идешь, — подмечает Дерек, бросая попытки язвить.
— Иду, — Стайлз не удивляется, кивает головой и откидывается на спинку.
— Я с вами, — пожимает плечами Хейл.
— Серьезно? — Стилински становится смешно, — Можно я на видео сниму?
Дерек согласно качается и говорит совсем нечетко « я иду в кино со Стайлзом и моей племянницей».
— Жесть, — хихикает Стилински, отправляя видео Малии с подписью «твой старик, кажется».
— Жесть, — не спорит Хейл, неожиданно протягивая Стайлзу полупустую бутылку, и на удивленный взгляд поясняет: — Подержи-ка.
Стайлз обхватывает стекло пальцами. От бутылки пахнет не очень притягательно, но Стилински смотрит на изменившегося Дерека, тут же вспоминая агрессивного отца, и разжимает ладони. На глазах слезы и руки тянутся к старому шраму на щеке, между родинок. Тут уже совсем не пахнет ладаном и кажется, что церковь — самое безопасное место.
— Ты разбил моё желание жить, — сощурив глаза, произносит Дерек, откидывая свою кожанку.
— Извини, — хрипит Стайлз.
У Хейла кожа горячая, это чувствуется даже на расстоянии, и смуглая. Он заглядывает в глаза Стилински, резко опрокидывая на скамью. Стайлзу никогда не оставляли укусов-засосов на шее, но теперь он понимает, что это не так приятно, как думалось. Он отталкивает Дерека, пытаясь не орать истошно.
— Тебе не понравилось? А Дженнифер всегда нравилось, — растерянно-зло рычит Дерек.
— Иди нахер, мне очень жаль, что я разрушил твою жизнь, — все-таки срывается на крик
Стайлз.
Стилински выбегает на улицу, дождь капает на лицо, заливая красные щеки, попадая на шею, забегая в волосы. У Стайлза сердце не на месте и кеды пропахли дорогим алкоголем.
— Пошли вы все нахер, — он шепчет и слова утопают в шуме резких нитей с неба.
***
***
***
Малия присылает смс-ку с глупым смайликом и подписью « Мы с Дереком уже готовы. Подходи ко входу». Стайлз, чихая от грязи, еще долго смотрит на телефон, ожидая, что придет вторая: « Я пошутила, Дерек не идет». Только такая не приходит, и Стилински отчаянно ищет в своих вещах что-то поинтереснее, чем грязные толстовки и протертые джинсы. А потом психует, негодует, мол, я тут кто, он мне кто? Мы — никто друг другу. Натягивает самую старую толстовку с принтом от Звездных Войн и джинсы. Начатый реферат по истории остается лежать на столе, и Стайлз забывает про него вообще, потому что Малия вваливается с Дереком сама. Она стоит в прихожей, разглядывая настороженного мальчишку.
— Привет, — неуверенно произносит Тейт, — мы решили заскочить к тебе.
Она, наверное, не в курсе дела и сейчас смотрит во все глаза, вытирая влажные ладошки об джинсы. У Малии лицо испуганное и волосы растрепанные.
Стайлз улыбается и обнимает девушку. Ему не хочется выслушивать соболезнования или что-то еще. Он вчера вдоволь нагрустился.
— Привет, — Стайлз сжимает челюсть, пожимая Дереку руку.
