Королевство Сиракузы

1988г. Сицилия, город Палермо.

*Чтобы избавиться от привязки к настоящему миру, КозаНостра переименована в Serpente nero – Чёрные змеи. Ничего общего с реальной мафией история не имеет. Яхта Чиприани Время перевалило за семь. Романо спешно дописывал задание в тетради, изредка поглядывая на часы. Он снова не успевал к сроку – с тех пор, как связался с избалованным сыном прокурора, времени на задания почти не оставалось. Ламберто очень не любил опоздания, и Романо, прибегая на встречи, врал, что встречался с омегой. Над ним подшучивали, но не осуждали. Если бы он признался, что корпел над учебниками и готовился к зачетам и экзаменам в колледже, его бы не поняли. С Ламберто они сблизились после новогодней вечеринки, устроенной его отцом. Каллипп Чиприани, главный прокурор и номинальный хозяин Палермо, устроил потрясающий праздник для студентов: с алкоголем, наркотиками и приглашёнными шлюхами. Романо тогда впервые напился и попал в ВИП-зону к именитому сынку, а дальше как-то всё само закрутилось... Ламберто до новогодней вечеринки относился к Романо предвзято негативно. То демонстративно игнорировал, то распускал грязные сплетни, достойные безродных омежек. Ламберто не чурался подобных методов, он вообще не боялся замарать руки или репутацию. В свои двадцать гордился приводами в полицию и странного вида наколками. Все знали, что, несмотря на дурную славу и учёбу ниже среднего, Ламберто рано или поздно займёт место отца. Или, на худой конец, место папы – Амандо Чиприани, которого за глаза называли Тайпаном: его агрессивный характер и острый язык полностью оправдывали прозвище. Сравнение с ядовитой змеёй Амандо получил ещё и за связь с мафией: в группировке «Serpente nero» – Чёрных змей, он считался капореджиме – старшим в клане Чиприани. Всех своих помощников он называл семьёй и мог превратить жизнь любого человека в ад. А потом отправить в тюрьму – Каллипп во всём поддерживал мужа. Решив последний пример, Романо сбросил тетради и ручки в портфель и выбежал в прихожую. Папа Микеле, заметив его сборы, только покачал головой. Сначала папа пытался его вразумить, считая, что разговорами сможет убедить сына отказаться от связи с Чиприани, но Романо слишком сильно боялся за семью, чтобы прислушиваться. Если Ламберто хотел видеть Романо своим другом, значит, нужно ему это дать, или тот получит желаемое силой. Рядом с подъездом уже ожидал Сальваторе Верде – правая рука Ламберто, подхалим и лизоблюд. Романо его на дух не переносил, но, увидев, широко улыбнулся и пожал протянутую руку. — Опять опаздываешь? — Да одного омежку встретил, хорошо потрахались... — заготовленная заранее ложь всегда прокатывала. Сальваторе в связях был совершенно неразборчив, кто-то даже говорил, что он спит с альфами. Романо слухам не доверял, но и проверять не собирался: под горячую руку этого не совсем вменяемого парня попасть не хотелось. — Перед Ламберто будешь оправдываться, — отмахнулся Сальваторе и подтолкнул Романо в машину. Направились к порту: Романо знал, что у Чиприани там стоит несколько яхт, и Ламберто в любое время мог воспользоваться любой из них. Выходить с ним в море Романо ненавидел, потому что, выбираясь за пределы города, Ламберто словно выходил и за границы человеческих законов: совершенно терял тормоза, начиная беспредельничать. Однажды Романо стал свидетелем, как одному из не угодивших парней, Ламберто надел наручники и вытолкнул за борт. Тело через пару недель выловили рыбаки, и полиция назвала это самоубийством. После того случая, каждый раз поднимаясь на борт, Романо думал о родителях, о младших братьях и о том, что с ними будет, если он тоже не вернётся. В порту было темно, и машина остановилась у самого пирса. Романо как на плаху, поднялся на борт довольно большой яхты. Эту он ещё не видел: на ней ходил Каллипп, и, скорее всего, старший Чиприани будет недоволен, что Ламберто устроил на судне очередной дебош. Думать об этом не хотелось. Романо вообще в последнее время старался не задумываться: плыл по течению и мечтал, что только он получит диплом об окончании колледжа, так сразу уедет из Сицилии. Он даже писал в политехнический университет Милана и узнавал о возможности получить комнату в общежитии сразу после поступления. Комната встанет ему в кругленькую сумму, но родители обещали помочь. И Романо прекрасно понимал, почему. Сальваторе чуть подтолкнул его в направлении тёмной главной палубы, и Романо пробрала нервная дрожь. Почему-то он был уверен, что сегодня его ждёт расплата за неизвестные грехи. Ламберто мог придраться к чему угодно, а учитывая, что до той проклятой новогодней вечеринки младший Чиприани его чуть ли не ненавидел, то причин для казни было предостаточно. Вся их внезапная «дружба» выглядела не более, чем игра сытого кота с перепуганной мышкой, что могла в любой момент закончиться. Романо учился хорошо, был лучшим нападающим в студенческой сборной, спортивная фигура и симпатичная внешность обеспечивали внимание омег. Ламберто в его сторону всегда смотрел с завистью: хотя внешностью его природа не обделила, но вот мозгов на учёбу никогда не хватало, да ещё из-за детской травмы он не мог заниматься спортом. Выглядел Ламберто худощавым, с неровными плечами, много курил, а в последнее время и вовсе увлёкся героином. За это, по слухам, Амандо Чиприани отходил его ремнём как ребёнка, но пристрастие сына к наркотикам не пропало. — Прибыли, — торжественно произнёс Сальваторе, и палуба в мгновение ока осветилась. На голову посыпался серпантин, со всех сторон его сжали дружки Ламберто, а сам Чиприани протянул ему бокал. — С днём рождения! — торжественно произнёс он, и неровный хор голосов поддержал поздравление. — Спасибо, — стараясь унять нервную дрожь, произнёс Романо. Про свой день рождения он напрочь забыл. У родителей, заваленных работой, времени на подобные сантименты не было, младшие братишки тоже оставались без праздников, да и сам Романо относился к подобному равнодушно. Но сегодня ему исполнялось двадцать один: было что отмечать. — Приятно, что ты помнишь. — Да разве я мог забыть о днюхе лучшего кореша? — рассмеялся Ламберто. Стало видно, что он уже под кайфом, как и большинство его дружков. Всего Романо насчитал шестерых альф, а на диванчике рядом с мачтой хихикали парочка омег. Учитывая их откровенные наряды, скорее всего, они являлись проститутами. Ламберто любил шлюх, грязный секс и развратных омег. Этого добра у него всегда хватало. — Расслабляйтесь, ребята, сегодня в программе много чего весёлого, — Чиприани махнул рукой, и Романо подхватили, затащили за стол и вложили в пальцы уже раскуренную самокрутку. Курить не хотелось: Романо вообще боялся расслабляться в компании Ламберто и его дружков. Можно незаметно перебрать и на следующее утро проснуться под Сальваторе с порванным задом. Но если отказывать, то тогда может взбеситься сам Ламберто, поэтому Романо сделал пару затяжек и вдохнул немного белого порошка со столешницы. Парни понемногу напивались. Каждый из них – особа приближённая: кандидат, одобренный отцом Ламберто, или такие же, как и Романо – полезные сокурсники, из которых в дальнейшем может вырасти верная шестёрка. Романо как-то слышал, как о нём отзывался Амандо: беспризорный пёс, который руки лизать будет за кусок хлеба. Это было в тот вечер, когда папа упал на работе и сломал запястье. Он устроился посудомойщиком в ресторане и поскользнулся на мыльном полу, а работодатель отказался платить страховку. Чиприани быстро всё устроили, и Ламберто ржал как лошадь, когда Каллипп рассказывал, что повесил на идиота-работодателя какое-то старое дело. Романо же глотал слёзы, ненавидя себя, стоял на коленях перед Амандо и клялся в верности. Отец тогда сказал, что сын поступил правильно, попросив помощи у своих влиятельных друзей. Папа ничего не сказал, но Романо видел в его взгляде осуждение. Микеле всегда старался быть честным перед другими и своей совестью, и Романо чувствовал себя виноватым в том, что запятнал свою и его честь. Ламберто подсел к нему, протянул полную стопку и новый косяк. Романо сделал вид, что затягивается, и осторожно глотнул водки. Веселья не было ни в одном глазу, а вот хмель уже затуманил голову. Хотелось убраться с яхты, сбежать от этой компании, спрятаться дома и дожидаться выпускного вечера. К ним на колени подсели шлюшки, они выглядели за тридцать, но Ламберто любил, когда омеги старше и знают, что делать. Романо не сомневался, что тот в тайне надеется трахнуть своего папу. Может, даже Амандо это знает, потому и держит сына подальше, позволяя безумные гулянья со шлюхами на палубе семейной яхты. — Достал для тебя отменный кокс, — Ламберто протянул ему свёрнутую трубочкой купюру и указал на стол, где белыми дорожками были рассыпаны наркотики. — У меня на следующей неделе игра, — попытался отказаться Романо, но Ламберто тут же набычился и завёл знакомую шарманку. — Ты меня не уважаешь? Я тебе праздник устроил, а ты мне, сучара, отказываешь?! Давай, подели со мной дорожку, и я тебе ещё один подарок вручу. Романо послушно склонился над столом. Наркотики он ненавидел всей душой и чувствовал себя тряпкой, не способной сопротивляться зазнавшемуся богачу. Ламберто был его младше на полгода, слабее, глупее. Всё, чем отличался этот подонок – это влиятельные родители и тонны денег. Да, у него было очень много денег и очень много влияния. По его указке парни вновь засуетились, видимо собирались вручить вторую часть подарка, но Романо не нужны были ни подачки, ни внимание Ламберто. Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. — Пойдём, — Сальваторе с силой поднял его на ноги и подтолкнул к каютам. Романо качало: может, ветер поднял волны, а, может, употреблённое влияло на тело. Рядом с дверьми сердце почему-то стало заходиться, охватила паника, стоящий за спиной Сальваторе давил на плечи, и хотелось пропустить его вперёд. — Топай, — подтолкнули его в спину, и Романо, нервно выдохнув, вошёл в ближайшую каюту, куда была открыта дверь. Там уже собрались остальные. Было тесно, неприятно пахло альфами и их возбуждением, а ещё чем-то неожиданно знакомым и сладким, таким, что у Романо голова закружилась ещё сильнее. За столпившимися он не сразу рассмотрел, что ему дарят, а когда понял – к горлу подступила тошнота. — Узнаёшь? — заговорил Ламберто. Взгляд у него был совершенно обдолбанный, а улыбка безумной. — Ты на него заглядывался, знаю, как смотрел, слюной исходил. Дрочил, небось, по ночам. Нравится? Знаю, нравится... Ламберто продолжал трепаться, а Романо испуганно смотрел на сжавшегося омегу на узкой каютной кровати. Он его узнал. Алессио Серра – парень из их колледжа, их ровесник, учился в параллельном классе; стройный, невысокий и очень красивый. Романо последние два месяца смотрел на него, вздыхая, но подойти не решался: слишком чистым ему казался образ Алессио, и страшно было, что нынешнее окружение испортит этот образ. И, похоже, не зря боялся. Алессио со скованными руками, заклеенным скотчем ртом и завязанными какой-то тряпкой глазами казался совсем крошечным, испуганным и очень слабым. Такого нужно было защищать, заботиться, помогать... Сальваторе подхватил омегу с постели и поставил перед Романо. Тот боялся рот открыть, боялся вдохнуть сладкий аромат омеги и потерять контроль. Пока Алессио лежал, он почувствовал его запах – лёгкий, но такой нежный, что сердце защемило и захотелось расшвырять всех, растолкать, вытащить Алессио на поверхность, спасая от этого безумия... — Нравится? — Ламберто на секунду замолк. — Поблагодари меня! — Благодарю, — осипшим голосом произнёс Романо, и Алессио дёрнул головой, словно испуганный птенчик, услышав рядом родителей. Или того, кто сможет позаботиться. — Давай, распаковывай, — почти приказал Сальваторе. Романо протянули канцелярский нож – Рокко Валентино: ещё один сокурсник, его отец служил шестёркой при Каллиппе, а раньше работал в полиции. Примерно лет шесть назад на папу Рокко напали бандиты, и омега погиб, тогда Каллипп Чиприани взялся за дело, нашёл всех преступников и сурово наказал. Этот случай долго был показательным примером надёжности правоохранительной системы. Отец Рокко – Габриэль – даже приходил в колледж, расхваливая главного прокурора. Но навязанный образ положительного героя давно разрушился в глазах Романо. Нож с трудом удержался в застывших пальцах. Взгляд у Рокко был пришибленный и какой-то извиняющийся. — Раздевай его! — велел Ламберто. Романо оттянул воротник водолазки Алессио, и сделал надрез. Омега задёргался, и Сальваторе сжал его сильнее, грозно подгоняя Романо. Водолазка поддалась легко. Под ней обнаружилась светлая майка, и Романо срезал и её. Кожа у Алессио была тонкая, почти прозрачная с лёгким желтоватым загаром и чуть заметными синяками на рёбрах. Его избили. Руки стали дрожать, захотелось разреветься и прекратить всё этого. Хотелось вернуться к папе и начать жить по совести. — Штаны! Романо послушно срезал плотный ремень джинсов и беленькие трусы. Из них выпал сморщенный маленький член, и комната наполнилась ещё более ярким запахом начинающейся течки. Руки опустились. — Начинай, Романо: это твой подарок. Выеби течную сучку хорошенько, а потом и мы побалуемся. Омегу снова бросили на кровать, парни вышли из каюты и дверь даже закрыли, но Романо продолжал стоять неподвижно, бессильно опустив руки и с трудом сдерживая подступающие слёзы. Это было нечестно. Несправедливо. Он хотел, чтобы всё было иначе, чтобы по-другому... счастливо... по любви. Алессио всхлипывал, крутился, пытаясь освободить руки и стянуть с себя повязку, но наручники были не игрушечными, а глаза ему завязали на славу. Если бы Романо знал, чем кончатся его взгляды, если бы осознал, насколько Ламберто больной ублюдок, он бы в жизни не взглянул в сторону Алессио, даже не думал бы о нём. Никогда. Потому что теперь... Романо зажал рот рукой, чтобы не завыть, и сел на край постели, смотря, как крутится рядом с ним ЕГО омега. Не возбуждали ни его красивые стройные ноги, ни гладкая кожа на ягодицах, не возбуждала набирающая силу течка. Он просто не мог так... бездушно, бессовестно... а потом отдать его другим. — Чёрт... чёрт... — он сжал голову руками и остекленевшим взглядом уставился в тёмный иллюминатор. Как далеко они уже ушли? Может, он сможет вытащить Алессио на палубу, прыгнуть в море и добраться до берега. Только у омеги руки в наручниках, и начинается течка. Сможет ли он вообще плыть? А Романо пьян, обдолбан и с трудом стоит на ногах. Он ударил себя по лицу. Потом снова и сильнее. Избить хотелось и других. Но стоило поднять руку на Ламберто, и можно было хоронить всю свою семью, а себя готовить к пожизненным пыткам. Чиприани никогда не прощали. — Ты как? Долго ещё? — раздалось из-за двери, и Романо стёр с лица слёзы слабости. — Он хорош, не мешайте, дайте насладиться подарочком! — крикнул он. Короткий вдох и выдох. Романо придвинулся к омеге, огладил поясницу и ягодицы. Алессио дёрнулся и испуганно сжался. Даже ставший мягким из-за течки розовый анус поджался. — Я сделаю всё осторожно, обещаю, — попытался он успокоить парня, но тот сжался ещё сильнее и заскулил. — Если не сделаю, будет только хуже. А так постараюсь потянуть время, попробую их отвлечь. Ладно? Ты, главное, не бойся... Алессио закрутил головой и совсем отчаянно завыл. Романо с тяжёлым вдохом отклеил ему ленту со рта, и омега, сделав судорожный вдох, стал просить, умолять, упрашивать, глотая окончания слов и срываясь на плач. — Пожалуйста, успокойся: только хуже будет, — Романо гладил ему плечи, проводил ладонями по избитым рёбрам. — Я постараюсь всё исправить, пожалуйста... Омега не слушал. С трудом перебарывая отвращение к себе, Романо стянул свою одежду, взял приготовленную смазку и налил на свой вялый член. В сложившейся ситуации он был даже рад, что у него нормально не стояло: член отреагировал на запах течки, стал твёрже, но желания Романо не чувствовал. Пока он возился с одеждой, Алессио затих, но стоило Романо коснуться его бедра, как тот снова захныкал, заскулил отчаянно и жалко. — Не надо, пожалуйста, у меня никого... никогда, — сквозь рыдания выдал омега. — Я знаю, — зачем-то сказал Романо и осторожно обвёл пальцами влажное колечко ануса. Мышцы в течке были расслабленные, и вход казался слегка припухшим, мягким, с бархатными стеночками. Романо никогда не был с течными омегами, и сейчас всё это казалось ему невероятно красивым. Он нагнулся и осторожно лизнул расслабленный вход. Вкус был такой потрясающий, такой нежный, что из глаз снова покатились слёзы. Наверное, это было волшебное счастье: встретить свою пару. Наверное, Романо и Алессио могли бы быть очень счастливыми... — Прости... прости, — отчаянно повторил он и несколькими пальцами растянул податливый вход. — Не надо, — снова проскулил омега, но Романо его больше не слушал, быстрым движением погружаясь в тугое колечко и прижимая к себе узкие бёдра. — Нет, — разревелся Алессио. — Нет... Романо успокаивающе гладил его по спине, он не двигался, не хотел превращать этот фарс в настоящий секс. Ему нужно было лишь создать видимость, отвадить от них других и продержаться до того момента, когда Ламберто упьётся до бессознательного состояния и отпустит их домой. А потом Романо как-нибудь вымолит прощение, даже если придётся просить до конца своих дней. И уедет из проклятого Палермо, увезёт с собой Алессио, родителей и младших братьев. И никогда больше не вернётся. — Всё будет хорошо, — тихо пообещал он, наверное, самому себе. — Ты скоро? — раздался настойчивый стук в двери и послышался щелчок замка, заставляя кровь отхлынуть от лица, и сердце сжаться в ужасе. — Свалите, не мешайте наслаждаться, — крикнул он. Дверь открылась, и к ним заглянул хозяин яхты. Романо сделал несколько движений бёдрами, имитируя коитус, Алессио под ним как-то тоскливо застонал. — Хороший подарочек, — выдавил он улыбку: — Наиграюсь и позову. — Не тяни, — буркнул Ламберто и вышел. Романо выдохнул с таким облегчением, словно спасся от неминуемой гибели, но, возможно, так и было, потому что представить было сложно, что он сможет сделать, если Ламберто попытается отдать его омегу другим. Подобными забавами Чиприани развлекался не впервой. Он славился безумными выходками, за которые обычные граждане уже давно бы отправились на нары. Ламберто Чиприани было море по колено: папа-мафиози и отец-прокурор могли избавить его от любых проблем. Отмазать от ответственности за групповые изнасилования и спонтанные убийства, закрыть глаза на распространение наркоты и вождение в пьяном виде. Романо знал, что Ламберто в тринадцать зарезал и распотрошил соседскую собаку, только потому, что та слишком громко лаяла, а в восемнадцать он так же поступил со школьным сторожем, гонявшим в младших классах непослушного мальчишку метлой... — Потерпи: он скоро надерётся и завалится спать, — прошептал Романо. — Руки болят, — пожаловался омега, — и поясница... это ведь первая течка, почему мне так не везёт... — Всё будет хорошо, — повторил он, и стал осторожно растирать посиневшие запястья. Руки у Алессио оказались красивыми, но узкие кисти и тонкие пальцы выглядели сейчас опухшими. Романо, не удержав в себе нежность, поцеловал эти пальцы. — Я ведь тебя знаю... — прошептал омега, — уверен, что знаю... — Нет, не знаешь! — внезапно резко произнёс Романо и покраснел. Он не хотел, чтобы Алессио его узнал. А потом всю жизнь помнил об этой яхте, своей первой течке и альфе, что взял его связанного... — И запах твой знакомый... только не могу вспомнить, где я тебя встречал, — Алессио тяжело вздохнул. — Не вини себя, — добавил он, заставляя Романо только сильнее чувствовать вину. — Ты ведь помогаешь мне, я понимаю. А Ламберто давно нужно посадить. Когда выберусь, напишу на него за похищение! — Лучше не дёргаться. Ламберто с его связями не посадишь. Только хуже будет. Пообещай, что не будешь на него заявлять, — попросил Романо. — Алессио? Омега не ответил, грустно вздохнул и немного пошевелил бёдрами, устраиваясь удобнее, чем вызвал у Романо сладкие ощущения в паху и горькие чувства в груди. Если бы сейчас они были одни, в каком-нибудь уютном, снятом для этого домике, Романо бы так старался, ласкал везде и делал всё, чтобы Алессио было приятно... — Романо! — в комнату без стука заглянул Сальваторе. Их не трогали почти два часа, и Романо успел расслабиться. Теперь же, испуганно выпрямившись, он нервно задёргался, втыкаясь совершенно опавшим членом в уснувшего омегу. Алессио вздрогнул и сонно приоткрыл рот, а Сальваторе рассмеялся. — Ты его уже усыпил. И Ламберто заебался тебя ждать. Быстро побежал к нему! Романо послушно вскочил на ноги и, прикрывая вялый член, стал натягивать штаны и рубашку. — Мой подарочек не трогать! — рыкнул он, выходя из каюты. — Ясно? Никто чтоб не лез! — для убедительности он даже защёлкнул замок и забрал торчащий из скважины ключ с собой. — Ага, — усмехнулся Сальваторе. Он почти за шкирку вытащил Романо на палубу. Там был настоящий дебош – Ламберто скакал под безумную музыку в обнимку с голой шлюхой, громко матерясь: в одной руке он держал косяк, а в другой бутылку джина, из которой регулярно прихлёбывал. Остальные парни пытались от него не отставать, но их движения получались вялыми и замедленными. То один, то другой падали на палубу и не сразу вставали: видимо, здоровья не хватало пить так, как их заводила. — Романо! — взвизгнул Ламберто, завидев друга. — Какого хуя ты застрял? — по тону стало понятно, что он безумно зол. — Всё веселье пропустил! — Наслаждался твоим подарком, дружище. Спасибо, угодил, — Романо попытался сказать это расслабленно, но голос пару раз подвёл. — Вот как? — недовольное лицо Ламберто в одно мгновение стало счастливым. — Я ж знал! Вот я молодец! — альфа засмеялся, бросился к столу за напитками и всучил Романо в руки стакан: — Пьём, дружище, пьём за тебя и твой крепкий хуй! Чтобы не падало! — Чтоб не падало, — нестройно подхватили остальные. Романо нервно выпил: хотелось снова спуститься к Алессио и проследить, чтоб к нему никто не приближался. Успокаивал ключ в кармане, и Романо для надёжности снова проверил его наличие. — Теперь ты со мной посидишь! — твёрдо заявил Ламберто. — Я соскучился, — он заржал, и Романо пришлось идти за ним к столу, сесть между шлюхами и терпеть их наглые прикосновения. Ламберто наливал часто и много, следовало бы пропустить, но ему буквально с силой всовывали в руки стакан. Романо чувствовал, как пьянеет, как теряет связь с реальностью и с отчаяньем понимал, что в алкоголь что-то подмешали, может, только для него, а, может, это пили все. Уже после третьего стакана перед глазами замелькали разноцветные пятна и не осталось сил голову прямо держать. Рядом всё время ржал Ламберто, кричал что-то в ухо и снова предлагал выпить. *** Романо отрубился во втором часу. Яхта мерно покачивалась на волнах, и веселье завяло. Ламберто толкнул в плечо дремлющего парня и недовольно поморщился. — Какой, блядь, день рождения без главного участника, — он ещё раз толкнул ватное тело Романо. — Давай за борт его, вместе с его шлюхой, — предложил расслабленно Сальвадоре. — Охуел? — рыкнул Ламберто. — Его мозги мне ещё пригодятся. Папаня говорит, полезных людей надо держать при себе! Ладно, пусть дрыхнет, пойдём, займёмся омегой. Ламберто держался лучше всех – сказывалась долгая практика. Остальные ребята добирались к каютам почти ползком. После всего употреблённого не хватало сил даже на ноги подняться. Омега преспокойно спал, и Ламберто это сразу вывело из себя. Ворвавшись в каюту, он со всей дури хлопнул спящего парня по лицу, а когда тот вскрикнул и попытался дёрнуться, навалился сверху, прижимая бёдра плечом, и с силой засадил ему пару пальцев в задницу. Омега заверещал и снова получил по лицу. — Романо, сука, его даже толком не разработал, — проворчал Ламберто, усаживаясь удобнее и раздвигая Алессио ноги. Омега пытался вырваться, дёргался, как уж на сковородке, и матами проклинал семью Чиприани. Сначала Ламберто это злило, а потом стало забавлять. Он стянул с себя ремень и лупил омегу по белым ягодицам, пока тот не прекратил ругаться. Исполосованную до красна задницу Ламберто вздёрнул повыше и одним махом вошёл в неё. Алессио больше не кричал, только жалобно простонал и затих безвольной куклой. Смотреть на то, как Ламберто дерёт парня, остался только Сальвадоре. Остальные выползли на свежий воздух. Но в маленькой каюте всё равно было душно: всё пропахло течкой и перегаром. — Сделаешь его с узлом? — спросил Сальвадоре, расстёгивая штаны и начиная дрочить на своего босса. — Не махай передо мной своим писюном, запихни его лучше омеге в рот! Алессио сосать не хотел. Крутил головой и поскуливал, когда Сальвадоре бил его по щекам, заставляя открыть рот. В итоге альфа разжал ему челюсть силой, сдавив скулы пальцами. Но стоило поднести член к его губам, омега снова щёлкнул зубами, сопротивляясь. — Дрянная шлюха! — разозлился Сальвадоре и, схватив его за волосы, с размаху ударил подбородком о своё колено. Алессио беспомощно заныл, рот наполнился кровью, а Сальвадоре запихнул туда член. — Ещё раз попытаешься куснуть, выбью все зубы, — пригрозил он, натягивая омегу до самого основания набухающего узла. Алессио ткнулся носом в паховые волосы, задёргался, пытаясь выплюнуть член и отстраниться. Он толком дышать не мог, а Сальвадоре, издеваясь, заткнул ему пальцами нос. Замершего, обессиленного парня стали брать с двух сторон, каждый дёргая на себя, а когда из его покрасневшего члена брызнула сперма, альфы заржали. Беспомощность парня альф возбуждала, избалованный жизнью Ламберто привык действовать силой – издеваться над людьми стало его любимым хобби. Ослабевшее, оглушённое и придушенное тело ебали с особой жёсткостью и никого не заботило выживет ли омега после этого. Сальвадоре наконец кончил и отпустил, позволяя вдохнуть. Алессио с трудом втягивал воздух и откашливался выплеснувшей из желудка кислотой и кусками свернувшейся спермы. Ламберто, смотря на его мучения, стал двигаться резче. Откинув в сторону ему ногу, он ухватил омегу за член и жёстко ему дрочил, продолжая резкими толчками проникать в задницу. Не будь у омеги течки, его бы порвали. Но Алессио лишь хрипло стонал от самых сильный толчков, и член у него даже не падал, так что от грубой дрочки он снова кончил. — Смотри, как сучке нравится! — довольно воскликнул Ламберто. — Да он просто профессиональная шлюха! — Давай его вдвоём, — предложил Сальвадоре. — Да подожди ты, ещё вся ночь впереди, — отмахнулся от его безумного взгляда Ламберто и, чувствуя приближение оргазма, откинул голову. Алкоголь и наркотики смазали удовольствие, но они не помешали набухнуть в тугих мышцах узлу. Ламберто вдавил его поглубже, омега под ним сдавлено разревелся, но из измученного члена вновь потекла сперма. — Блядь, эта сучка тут всё обкончал, зови остальных, устроим ему весёлое прощание! Сальвадоре с неохотой убрался, а Ламберто наклонился к тонкой шее, провёл носом рядом с нервным узлом на плече, где омегам ставили метку и, обхватив его зубами, надавил. — Нет, не надо, умоляю, — залепетал Алессио, а Ламберто только усмехнулся и сжал зубы сильнее, — не надо... — отчаянно простонал парень и замер. Стоило лишь немного дожать, и зубы порвут кожу, маленькая дрянь на всю жизнь останется с этим клеймом, которое будет угнетать страшнее, чем изнасилование. Но Ламберто не собирался сохранять ему жизнь, потому отпустил плечо, оставив на нём покрасневшие отпечатки. Из груди омеги вырвался судорожный вдох облегчения, но Ламберто на это только хохотнул, дёрнул ему ноги пошире и пальцами стал раздвигать сжавшиеся вокруг узла мышцы. Омега снова кричал, на его вопли как раз подоспели остальные, а Ламберто ржал, рассматривая свой выскользнувший из задницы покрасневший узел. — Никогда не видел, блядь, как он раздувается, — смеялся он, ощупывая ноющую кожу, — крепкий, бля, как камень! Вот дерьмо, и болит! Остальные слабо поддерживали его веселье – были слишком пьяны или ничего не понимали в настоящих развлечениях. Сальвадоре вновь предложил отыметь омегу вдвоём, но Ламберто только отмахнулся. Он заметил стоящего в углу сжавшегося и побледневшего Рокко и залепил ему пощёчину измазанной в омежьей смазке рукой. Рокко от удара сжался, как побитый пёс, и что-то жалобно проскулил, пытаясь вымолить для омеги пощады. Ламберто заехал ему в лицо кулаком. Этого уже никто не заметил, потому что Сальвадоре стал растягивать омегу, пропихивая в него ладонь. На извивающегося и вопящего парня альфы стали дрочить, а Сальвадоре с садисткой усмешкой проталкивал руку всё глубже. Когда Алессио обмяк и перестал реагировать, его перетащили в кубрик. Ламберто хотел видеть, как его будут трахать толпой, а в маленькой каюте было слишком мало места... Рассвет над Палермо Романо проснулся внезапно, как от толчка. На палубе было тихо. На горизонте забрезжил рассвет, и небо стало оранжево-сизым. Он попытался встать, но ноги были ватными, а голова чугунной. Первой испуганной мыслью он вспомнил про Алессио, проверил ключ и расслабленно выдохнул, понимая, что всё обошлось, что до его омеги не добрались и можно ещё немного поспать. Дождаться, когда яхта причалит. А потом убраться с неё и из этого города куда подальше. Но сон не шёл, от выпитого тянуло блевать, и Романо заставил себя встать. Нужно было добраться до кают, найти туалет и избавиться от всего, что Ламберто в него напихал. Перед глазами всё ещё плыло, ноги не слушались, но стоило спуститься на пару ступенек и заглянуть в узкий коридор, как сердце отчаянно вздрогнуло – дверь в комнату Алессио была открыта. Забыв о своей слабости, он слетел с лестницы и ворвался в каюту. Так наивно думать, что ключ от двери только один. А он не сообразил, и теперь за это поплатился. Омеги не обнаружилось, а на постели, опустив голову к коленям, сидел Рокко Валентино. Услышав грохот отлетевшей к стене двери, он поднял взгляд и посмотрел совершенно несчастно и отчаянно. — Они в кубрике, — произнёс он и поджал губы. — Там кровать больше. Романо больше не слушал, рванул в сторону, но ноги подкосились, и он рухнул грудой мяса, зажатый тесными стенами коридора. К горлу подступила отвратительная тошнота, и с трудом приподняв себя на руках, он толкнул дверь сортира, заползая туда и выворачивая желудок наизнанку. После рвоты подступили слёзы, тянуло рыдать и выть от собственного бессилия, но времени на жалость к себе не было, и Романо снова заставил себя встать. В большой каюте было душно и воняло так отвратительно, что желудок снова скрутило спазмом. До туалета он даже не попробовал добраться, и его стошнило прямо на обитые бархатом стены шикарной яхты. — А вот и именинник, — раздался слабый голос Ламберто и его пьяный смех. Чиприани валялся на полу рядом с ещё одной лужей блевотины и бестолково махал руками в воздухе. — Ты спал, храпел, как жопа пьяного борова, я не смог тебя разбудить, — он снова заржал. Романо перевёл мутный взгляд на постель. В ворохе грязных простыней, чьей-то одежды и тел он даже не сразу рассмотрел, что там происходит. А потом снова накатила тошнота, и он всё же разревелся. Алессио освободили от наручников. И повязку с глаз сняли – его глаза безжизненно смотрели в тёмный потолок. Омега не шевелился и выглядел мёртвым. Романо в первое мгновение подумал, что это даже хорошо: тот не осознаёт происходящего, не чувствует и, значит, не будет потом думать об этом, вспоминать и ненавидеть. Всех. И Романо тоже. Омегу делили трое дружков Ламберто: Сальваторе, Витто Лонго и Флориндо Пинна. Все они давно окончили школу, но остались в компании и поддерживали Чиприани во всех его развлечениях. Возможно, останавливали по указу его отца от совершено безумных поступков, но и не брезговали пользоваться его дарами. Вот и сейчас течного омежку поделили, как кусок мяса. Использовали его тело, словно он был неживой. Романо даже хотел, чтобы он был неживым. Где-то в углу с одной из шлюх сношался ещё один друг Ламберто – Густаво Ринальди. Он был старше их всех лет на десять, работал телохранителем Чиприани, но мозгов у него было меньше, чем у Ламберто, и всё, на что он был способен, это махать пушкой и подставляться под пули. На его обнажённом теле это отлично было видно. — Присоединяйся! — Ламберто поднялся и, пошатываясь, направился к Романо. В руках у него был пистолет и он крутил им на спусковой скобе вокруг пальца, помахивая перед носом Романо. — Давай! Хочу посмотреть, как ты эту сучку пялишь! Его дружки послушно отступили от тела. Из растраханного двумя членами зада полилась смесь спермы и смазки, а Алессио жадно вдохнул, избавившись от члена в горле. Романо испуганно закрутил головой: слёз больше не было, только отчаянье и ужас. Его омега был всё ещё жив, и унижать его, трахать перед всеми он бы не посмел. — Давай! — рыкнул Ламберто, толкая его в грудь пистолетом. — Делай, что я говорю! Романо, словно деревянный, шагнул к постели. Непослушные руки принялись расстёгивать штаны и стаскивать рубашку. «Я трус. Слабак и трус», — повторял он про себя, жмурясь, чтобы снова не расплакаться. Алессио на него даже не взглянул – глаза у него всё ещё казались стеклянными, пустыми и мёртвыми. И это было даже хорошо, потому что его взгляд он бы точно не выдержал. Романо сел между широко разведённых ног и попытался приставить вялый член к растраханной дырке. У него не стоял, и мелькнула дурная мысль, что уже никогда не будет стоять на омег. Потому что так нельзя... так просто нельзя... — Густаво, подсоби ему! — Ламберто рассмеялся, смотря, как телохранитель пьяно выбирается от шлюхи и пытается встать на ноги. Наконец здоровяк поднялся, забрался на постель и уложил Алессио на бок, чтобы трахнуть его вдвоём. Романо словно очнулся: притянул омегу к себе и злобно столкнул другого альфу с постели. Густаво почесал макушку и пристроился к голове Алессио, с ходу затолкнув на всю длину член в горло, так что омега тут же начал задыхаться. Романо снова попытался его оттолкнуть. — Отвали! Отойди от него! — шипел он, стараясь избавить своего омегу от чужого мерзкого члена. Выглядело всё это комично, несуразно, словно в бредовом сне, когда тело не подчиняется и всё плывет... — Уймись! — Ламберто с неожиданной ловкостью запрыгнул на постель и схватил Романо за волосы. — Чего комедию ломаешь? — Отпустите его, — впервые решил попросить Романо, и Ламберто рассмеялся ему в лицо. — Знал, что ты слабак и будешь ныть из-за этой дырки. Пожалел омежку, да? Ты просто не знаешь, какой он падла. Он ведь против моей семьи поклёп написал, а ты его защищаешь! Противно от тебя, Романо! Думал, ты мужик, а ты тряпка, как и этот Рокко. Рокко вообще на коленях рыдал, когда мы его омеге жопу рвали. Помнишь омегу Рокко – Леоне Гранди? Он сынком того полицейского был, что на моего папу пытался наехать. Но мою семью трогать нельзя, знаешь, что нельзя! — Ламберто оскалился: может, хотел что-то ещё добавить, но неподвижная покорность Романо его успокоила. — Ты ничего... не то, что Рокко. Так что на этот раз прощаю! Но теперь трахай его. Ясно? И без нюнь! Ламберто напоследок сильно рванул его за волосы, а потом отпустил, и голова Романо качнулась так, что он стукнулся подбородком о собственную грудь. В ушах зазвенело. От резкого движения, от слов Ламберто, от понимания, чем всё это кончится... Леоне Гранди покончил с собой. В газетах так писали, но Романо слышал, что омеге помогли: дружки Ламберто столкнули его с крыши и патологоанатом закрыл глаза на то, что парень был зверски изнасилован. Это случилось почти год назад. Так же, перед экзаменами, когда Романо ещё знать не знал о Ламберто, и грязные слухи о нём считал только слухами. Тело двигалось совершенно бездумно, он ничего не чувствовал. Алессио тоже не чувствовал. Романо как-то смог это понять, и ему стало немного легче. Сердце рвалось в желании остановить всё, сделать хоть что-то! Но разумом он понимал, что если не подчинится, Алессио он не поможет: Ламберто начнёт измываться и над ним, а потом доберётся до родителей и младших братьев – двух омег, а ведь у них ещё и течек не было. При мысли о братьях, которые из-за его ошибок и из-за жестокости одного разбалованного богача могут оказаться на месте Алессио, снова покатились слёзы. Густаво продолжал иметь бесчувственного парня в рот, а Ламберто довольно улыбался. Он мял омеге возбуждённый покрасневший член и временами заталкивал свои пальцы в задницу Алессио, задевая Романо. Тогда становилось особенно противно. — Какая у него жопка гладкая, — Ламберто наигрался с гениталиями омеги, добившись, чтоб тот беззвучно кончил, и стал дрочить себе. — Знаешь, как Сальваторе его растягивал? Почти на кулак надел, чтоб два члена вошло. А парень орал, как же он орал! Был уверен, что ты проснёшься, но нет, ты же отрубился, и всё нипочём. А мне нравится, когда омеги орут. Визжат, как тупые свинки, и думают, что это поможет. Этот недолго кричал. Скучный. Зато жопа вместительная: я с Витто в нём два узла запер. Офигенный кайф, просто супер. Хочешь попробовать? — Нет, — голос казался чужим и бездушным. Ламберто заржал и, оттолкнув Романо, положил омегу на бок. Густаво пришлось оставить его рот и снова вернуться к шлюхе. — Давай! Сделаем его в два узла! Алессио рвано вдохнул и как-то жалобно проскулил. Романо тряхнул головой, избавляясь от мыслей и эмоций, и послушно лёг рядом, затолкнув член вместе с Ламберто. Чувств не было, ничего не осталось, даже разрывающая боль в сердце утихла. Все страхи были бессмысленны, ведь потом Алессио всё равно убьют... Наверное, гуманнее было сделать это сейчас, прикончить омегу, пока Ламберто не придумал новых издевательств. Романо даже положил ладони на тонкую шею, решив, что сможет задушить, но не вышло. Просто не хватило сил. Убить свою пару оказалось слишком тяжело. Ламберто кончил, а у Романо так и не встал. Когда член сдавило чужим узлом, стало больно, но эта боль не тревожила. Он просто лежал и терпел, смотрел, как подрагивают узкие плечи Алессио, и перебирал его густые тёмные волосы. Словно чёрное море за окном. Словно ночное небо. Романо осторожно коснулся кожи между лопатками губами. Оставил поцелуй на прощание, как попытку извиниться, хоть и понимал, что прощение он никогда не получит. Потом Ламберто голышом бегал по палубе и кричал, что шлюхам место в океане. Нанятые проститутки благоразумно спрятались в каютах, а Алессио болтался сломанной марионеткой в руках Сальваторе. Ламберто приказал отправить всех шлюх в море, но туда кинули сначала Алессио, а потом Рокко. Альфа даже не пытался сопротивляться, и Романо подумал – они справятся. Доберутся до берега, что узкой полосой виднелся по всему горизонту. Не так далеко ведь... почти не далеко. Ламберто приказал Густаво заводить мотор и направляться домой. Рокко проводил их совершенно равнодушным холодным взглядом. Он придерживал Алессио за волосы, а омега и не шевелился вовсе. Когда яхта, набирая скорость, заскакала по волнам, Романо понял, что они не спасутся. Потерявший своего омегу Рокко и изнасилованный Алессио не выплывут, не выберутся. Тогда на него накатила апатия, слепая бесчувственная чернота. Он спустился к каютам, прячась от задорного смеха заново обдолбавшегося Ламберто, и уснул на постели, где лишил свою пару невинности.