Королевство Сиракузы

Мыс Капо Галло В кафетерии было шумно и многолюдно, но к их столикам никто не подходил. Романо с головой ушёл в заданную на дом работу, и его не трогали. За последние две недели он научился лгать так, чтобы Ламберто не цеплялся и даже хвалил. Понял, что влиять на него можно через Амандо, а тот любил умных людей. Теперь Романо называли умником и не доставали, а Каллипп выбил ему место в университете Палермо без конкурса, хотя Романо поступил бы и без сторонней помощи. Он собирался идти на юридический, и Ламберто, похлопывая его по плечу, называл своим будущим помощником. Романо знал, что этого не будет. До конца учёбы остались считанные дни, а после этого он уедет учиться в Англию. Уже договорился с отцом, обговорил всё с папой, и они даже продали квартиру, чтобы купить билеты и снять жильё на первое время. Микеле был в курсе того, что случилось: Романо рассказал ему всё, ничего не утаив и не соврав ни слова. Папа его понял и уговорил отца. Это был побег, но Романо не считал, что бежать – это трусость. Трусом он был бы, если бы остался и прислуживал этому уроду. Хотелось отомстить. Очень сильно хотелось, но Романо знал: если что-то сделает Ламберто, пострадают его родные. Он не мог подставить родителей, не хотел, чтобы его маленькие братья попали под раздачу. Массимо исполнилось восемь, а Джильдо через несколько месяцев будет четырнадцать, но выглядел он намного младше, оставаясь наивным мальчиком, светлым и мягким. За него Романо был готов прожевать и проглотить любое унижение, а не лезть на рожон. — Представь, эта гнида и на меня заяву накатала, — за соседним столиком Чиприани болтал с друзьями, но Романо по большей части не вслушивался в их трёп. — Нужно было добить, пока плавал, — холодно заметил Сальваторе. — Нужно было, — подтвердил Ламберто. — Отец мне снова нагоняй устроил, словно мне десять, и я не соображаю. Всё отлично соображаю – сук надо топить, пока они мелкие! Вот Амандо меня понял! — Что делать будешь? — небрежно спросил Витто. — Отец уже отстегнул его папаше, чтоб отстали, но мерзавец упёртый, даже деньгами не заткнуть. Всё равно ничего не добьётся: папа сказал, что если будет дальше возникать, его просто прирежут. Грязная давалка, может, с ним и Рокко выплыл... Услышав знакомое имя, Романо напрягся, чуть повернул голову, всматриваясь в искривлённые злобой лица и вслушиваясь в разговор. — Давай, сами? Чего Амандо напрягать, — пробубнил Густаво, и Ламберто встрепенулся. — Точно, так и сделаю. Как только его из больницы выпустят, добьём паршивца! — Если хочешь, я позвоню отцу, и его сегодня же выпрут из палаты, — предложил Витто. У него отец работал врачом в местной поликлинике, и после того, как сынок связался с Чиприани, успешно продвигался по карьерной лестнице. — Поедем, подберём его и скинем с Капо Галло. — Лучше пристрелить и закопать, чтобы наверняка, а то гад живучий: из моря выплыл, может, и со скалы не разобьётся, — злобно заметил Ламберто и, заметив украдкой взгляд Романо, рассмеялся: — Слышал, омежка твой всплыл! Поедем сегодня его добивать? Чтоб не мучился и других не доводил. Ламберто заржал и другие подхватили смех. Романо же впервые с того случая охватил эмоциональный ступор. Он просто не мог ничего сказать, не мог двинуться, а безумно кричащие в голове мысли только сбивали с толку. Алессио остался жив. Новость привела сердце в щенячий восторг. Но омега не послушался советов и пошёл против Чиприани. Это пугало до колик, кажется, даже душа сжималась, покрываясь мурашками. Требовалось как-то остановить. Или Алессио, или Ламберто. Или всех сразу. — Что застыл? К тебе обращаюсь, умник. Поедем? — Да, — смог выдавить Романо и вернулся к своим записям. В какой больнице лежал Алессио? Удастся ли добраться до него раньше остальных? Сможет ли он спрятать омегу, уговорить забрать заявление, увезти в Англию? Сможет ли помочь забыть то, что случилось, вытащить из него и себя непрекращающиеся кошмары? Смогут ли они жить с этим дальше... Витто пошёл к бармену попросить позвонить. Вернулся через пару минут и порадовал, что отец для Чиприани всё сделает быстро. Можно выезжать и подбирать зарвавшегося омегу у больницы. Ребята подорвались, вышли к машине. Сальваторе почти насильно вытащил из-за стола Романо. Ноги почему-то не слушались, но он продолжал делать вид, что его это не беспокоит, что он не боится. По крайней мере, за себя. Ламберто затолкнул Романо на переднее сиденье своей ви-эске и велел пристегнуться. Пока следил, чтобы его указание было выполнено – закатал рукава, и Романо с ужасом обнаружил свежую татуировку змеи – Ламберто выбрал сторону. Подобным знаком отмечали себя все члены «Serpente nero», и даже Амандо носил змею на предплечье. Ламберто собирался пойти по стопам папы, связаться с мафией, а Романо – умника, пожелавшего стать в будущем прокурором, – он посадит на место отца. Уготовленная роль вызывала лишь отвращение. Заднее сиденье заняли Сальваторе и Витто. Густаво развёл руками – он не мог не поехать, но Ламберто грязно выругавшись, послал его, велев отправлять к отцу и не мешаться под ногами. Телохранитель ушёл искать авто. Пока ехали, Романо лихорадочно продумывал план: как вариант, вытащить пистолет у Сальваторе, что тот всё время с собой таскал, и пристрелить всех. А потом застрелиться самому, чтобы не попасть в тюрягу, где кореша Амандо вырвут ему гланды через задницу. Ничего более разумного Романо придумать не успел и решил действовать по обстановке. Но стоило им приблизиться к больнице, как Сальваторе перехватил ему руки и приковал наручниками к ручке над дверью. Ламберто, оскалившись, похлопал его по плечу. — Не хочу, чтобы ты натворил глупостей, и папочке потом пришлось тебя прирезать. Так что сиди и не рыпайся. Твои мозги мне ещё пригодятся, а омегу я тебе подберу. И красивого, и без изъянов! Трое альф вышли, а Романо понял, что не может дышать. Горло сводило спазмами, он попытался освободиться от наручников, даже снял прикреплённую к нагрудному карману скрепку и выгнул её зубами, но навыков вскрывать замки у него не было, и он только расцарапал руки. Минут через десять альфы вернулись. Сальваторе, словно мешок на плече, тащил Алессио. Никто из персонала больницы или прохожих даже не попытался его остановить, хотя десяток свидетелей видели, как они схватили омегу и запихали в машину. Романо про себя чертыхался, кусал губы, но вслух и слова не сказал. Он с отвращением понимал, что помочь ничем не может, и ещё неприятнее становилось от того, что Алессио наверняка попросит его о помощи… Но омега почти не кричал, пытался отбиваться молча. Лишь изредка вскрикивал и шипел, когда ему с силой выворачивали руки. Потом пару раз всхлипнул, когда Витто разбил ему лицо за агрессивные попытки кусаться. Сальваторе тем временем разодрал ему штаны и тут же в машине, выворачивая Алессио руки и закинув на водительское сиденье ногу, омегу принялись трахать. Романо сполз под кресло, насколько руки позволяли, сжал голову локтями и стиснул зубы до скрипа. Он бы мог устроить истерику, начать кричать, чтобы Алессио отпустили, чтобы никто не смел его трогать и тем более так… мог бы, но это было бы совершенно бесполезно. Алессио это тоже понимал и потому не кричал. Сальваторе намеренно делал ему больно. Течка у омеги закончилась, и член по сухому ходил тяжело, да ещё и в позу его такую скрутили, что сухожилия угрожали порваться. Ламберто поглядывал в зеркало, криво усмехался и курил. Действо его забавляло, и он не спешил. Словно дразня и Романо, и Алессио, дважды останавливался на заправках, сначала подлить бензину, потом купить курева и выпивки. Витто тоже с ним выходил, и Сальваторе изгалялся, тараня омегу так, что Алессио не выдерживал и начинал скулить от боли. Тогда Сальваторе укладывал его между передними креслами, и Романо стоило лишь немного повернуть голову, чтобы увидеть своего омегу. Один раз он действительно на него посмотрел, но лишь мельком взглянул в перекошенное от боли и отчаянья лицо – словно током пробило, и Романо, как дрянная крыса, струсил и отвернулся. К заповеднику, где располагался высоченный мыс Капо Галло, они подъехали уже на закате. Пока Ламберто петлял по узким дорожкам, ища подъезд к самому мысу, Сальваторе отдал омегу Витто, а сам нагнул его к своему паху и заставил отсасывать. Романо искусал губы, разодрал руки на запястьях, но всё так же молчал, трусил и ненавидел себя, потому что не мог ничем помочь. К смотровой площадке они подъехали, когда стемнело, и местность освещалась лишь фарами. Ламберто заглушил мотор и велел всем выходить. Пока Сальваторе с Витто вытаскивали вновь сопротивляющегося Алессио, Ламберто достал выпивку и вытянул забившегося между сидений Романо, заставив сесть прямо. — Ты будешь смотреть! — со смешком велел он. — Фары не выключаю: тебе будет всё отлично видно. — Зачем ты так? — хрипло произнёс Романо. — Думаешь, я буду после такого тебе предан? — Псы всегда остаются псами, — отмахнулся Ламберто. — А это – просто упрямый и наглый омега, о котором ты забудешь через пару недель, — он протянул Романо бутылку, но тот дёрнул головой, не желая пить. — Или это не просто омега? — с прищуром спросил он и вышел, хлопнув дверью. Площадка, где они остановились, шла под небольшим наклоном вниз к обрыву, и свет фар действительно отлично освещал всё происходящее перед капотом. Сальваторе это тоже понимал и решил устроить представление. Он попытался трахнуть омегу стоя, повернув к Романо боком, но Алессио для него был слишком низок и член из него постоянно выскальзывал. Тогда он поставил омегу на колени на землю, и стал трахать так. Сначала один, потом к нему присоединился Витто и загнал омеге член в рот. Алессио больше не пытался сопротивляться, он выглядел вялым, изнеможённым и равнодушным. Так же, как и на яхте, глаза у него остекленели, и Романо просто не верилось, что он смог выкарабкаться после прошлого изнасилования, смог пережить это, оказывать сопротивление. И теперь снова сломаться… Ламберто некоторое время стоял рядом и смотрел. Хлебал водку из горла и курил самокрутку. Он вообще не слишком жаловал молоденьких, и Алессио, по всей видимости, его не привлекал. А, может, просто не хотелось трахать пользованное. Через какое-то время зрелище ему наскучило, и он отогнал Сальваторе от безвольно растёкшегося по земле тела, потушил о ягодицы окурок, заставив Алессио снова застонать. — Раздвинь ему булки, — велел он громко, чтобы и Романо услышал. Сальваторе нагнулся над парнем, Ламберто тоже присел, и Романо даже не сразу разглядел, что они делают. А потом тихо, сквозь зубы, завыл в тон со скулящим от боли Алессио. Ламберто запихнул ему в зад бутылку. Горлышко вошло легко, а вот дальше бутылка никак не хотела продвигаться и Ламберто, поднявшись, пнул по дну носком сапога, загоняя глубже. Романо отчаянно дёрнулся, снова попытался вытащить руки из оков, но машина только скрипела и ходуном ходила от его усилий. Это и натолкнуло его на мысль сдвинуть её и пустить под откос. Плевать, что он сам погибнет, лишь бы прекратить эти издевательство и освободить Алессио от бессмысленных страданий. С трудом, выкручиваясь и ещё сильнее раздирая запястья, он смог ногой снять ручник. Сигнал стоппера погас, и Романо отчаянно попытался раскачать машину. Сначала не получалось, но потом она тронулась и очень быстро стала набирать скорость. Всего за пару метров, что разделяли их, машина прилично разогналась, но прямо перед стоящим на пути Сальваторе колесо наткнулось на камень, и машина резко ушла в сторону. На мгновение Романо сильно качнуло, и он решил, что машина перевернётся, но она грохнулась о камни колёсами и замерла. Ламберто злобно заматерился, а Романо изумлённо уставился на свою руку – во время юза ему выбило большой палец, и ладонь выскочила из наручников. Он быстро протянул цепь через ручку над дверью, освобождаясь, и намотал наручник на вторую скованную руку. Прежде, чем все очнулись и вытащили его для разборок, Романо выскочил из машины сам и бросился к Алессио. Никто даже не попытался его остановить – у всех был шок, оттого что их чуть не сбил собственный автомобиль. А когда пришли в себя, то первым делом поспешили проверить повреждения у четырёхколёсного друга. Романо боялся даже коснуться Алессио: омега выглядел чертовски плохо, и торчащая из задницы бутылка казалось, проткнула его насквозь. Он попытался её вытащить, дрожащими руками схватился за оставшийся конец и принялся проворачивать, чтобы стекло вышло. Алессио застонал, словно на последнем издыхании, будто больше не собирался бороться. Медлить не имело смысла, это только сильнее мучило омегу, и Романо сжав зубы, вырвал из него стекляшку. — Романо, — промямлил парень и попытался подняться. Сердце сжалось от вида его измученного тела. А ещё стало страшно от понимания, что он помнит и узнал. — Нет, лучше лежи, — он пригладил ему волосы, и прижал к себе. Слёзы-предатели снова текли по щекам, и Романо было до отвращения стыдно из-за своей слабости, из-за того что не смог помочь и потому что всё ещё боится. — Прости меня, прости… я так виноват… — Трагическая картина, — раздражённо произнёс Ламберто. Он проверил машину и теперь собирался закончить с тем, зачем сюда приехал. — Брось его и вернись в кар, а шлюху я прикончу! — Нет, — сквозь зубы ответил Романо. — Я с тобой никуда не поеду. — Да кто тебя спросит, — Ламберто подозвал Сальваторе и взял у него пистолет, размахивая им, словно это игрушка. — Забирайся в машину, а от шлюхи мы избавимся. — Нет, — твёрже повторил Романо, — я не поеду, и Алессио ты больше не тронешь! На его заявление Ламберто внезапно рассмеялся, задорно и весело, словно услышал потрясающе весёлую шутку. Он ржал, тряся пистолетом, а его дружки просто пренебрежительно на них посматривали. Потому что Чиприани никто не говорит «нет», а если и говорит, то потом умирает. Романо думал, что сейчас будет торговаться, что предложит взамен свою жизнь, и вновь будет упрашивать оставить Алессио в покое, но омега решил действовать сам. Вскочив на ноги, он бросился на Ламберто, вцепился ему зубами в шею, словно собирался её перегрызть. Ламберто завизжал, стуча Алессио по спине пистолетом, к ним бросились остальные шестёрки. Сальваторе с наскока заехал кулаком омеге в голову и тот, хорошенько ободрав Ламберто зубами кожу, свалился на землю. Маленькое плато перед крутым обрывом освещали только красные габаритные огни оставленного автомобиля, в суете ничего нельзя было рассмотреть: казалось, что всё происходит рывками и всё мешалось в кровавую, пугающую кучу. Упавшего омегу Сальваторе ещё раз приложил кулаком, Романо пытался подступиться, но Ламберто выстрелил, и все замерли. Пуля ударила рядом с плечом Алессио. Омега испуганно сжался, Сальваторе отошёл от греха подальше, оберегая свою шкуру, а Романо наоборот попытался прикрыть омегу своим телом. Ламберто развеселился: стрелять ему нравилось. Он снова выстрелил в их сторону, и пуля задела Романо плечо. В первое мгновение обожгло, словно от сильного удара палкой, а потом по всей руке пошёл холод, льдом сдавило от выбитого пальца до ключицы, хотя пуля оставила лишь небольшую царапину – Романо это видел. Алессио испуганно и тяжело дышал, он принялся отталкиваться ногами, отползая ближе к обрыву. Романо хотел его удержать, но на него наскочил Витто и отшвырнул на пару метров, разбив нос. Он на мгновение потерял сознание, так что всё случившее дальше видел смутно, словно через туманную дымку. Ламберто выстрелил снова, и пуля попала Витто в икру. Витто взвыл, а Ламберто задохнулся от нового приступа веселья. Пистолет у него отобрал Сальваторе и рыкнул на пытающегося удрать Алессио – про него вспомнили, и Ламберто твёрдым шагом направился к сжавшемуся и напуганному парню. Романо поднялся, тряся головой и пытаясь прийти в себя. Нужно было остановить их, сделать хоть что-то. Предохранители сорвало. Он понимал, что перешёл границу, что Чиприани возьмутся за его семью. Но Алессио теперь тоже часть его семьи. Ламберто схватил омегу за шею, поднял на ноги и залепил оплеуху. Лицо у Алессио и так было разбито, удары Сальваторе оглушили его, и он больше не пытался бороться. Болтался в руках Ламберто, словно и не весил ничего, и когда Романо шагнул в их сторону, Чиприани швырнул парня в черноту обрыва. — Нет! — вопль непроизвольно вырвался из глотки, и Романо, совершенно не думая, что делает, прыгнул следом. Госпиталь Сан Доминиано Земля ударила в ноги слишком быстро. Романо был уверен, что падать придётся долго, ведь мыс возвышался почти на пятьсот метров над уровнем моря, но он пролетел от силы три и грохнулся об выпирающий уступ. От боли он с трудом сдержал крик, но смог вовремя заткнуть себе рот рукой. Рядом застонал Алессио, и Романо подполз к нему, подтаскивая к стене, прижимая к себе и пряча от света фонарей, которыми Ламберто пытался высветить их тела. Света не хватило, чтобы даже осветить ту небольшую платформу, на которую они прыгнули. Так что, пошумев ещё немного, Ламберто с дружками уехал. Романо с трудом дышал от боли и холода, а сжавшийся в его руках Алессио тяжело стонал и не отвечал на вопросы. Выбраться из западни у них не было ни шанса: вниз уходила отвесная скала, а вверх карабкаться ночью было невозможно. Романо сидел, прижимая к себе своего омегу, и молился святому Януарию в надежде на чудо и спасение. Потом врач, осматривая их, сказал, что Алессио в рубашке родился. Что омеге очень повезло. Романо не представлял, как объяснить, насколько сильно ему не повезло. Врач же был рад, что они оба не свернули шеи, что смогли вылезти с утёса и добраться до жилых домов. Романо обошёлся перевязкой поцарапанного плеча и вправлением выбитого пальца. Алессио положили под капельницу, но у него ничего не было сломано: лишь множество гематом и ссадин, да ещё небольшое сотрясение. Возможно из-за ударов Сальваторе, а может из-за падения. Врачи вызвали полицию. Романо не хотел связываться с Чиприани, стоило назвать их фамилию, как полицейские занервничали. А когда Романо сказал, что это была дружеская потасовка, и никто ни на кого заявлять не будет, и вовсе обрадовались и ушли. Романо облегчённо выдохнул: он действительно не хотел иметь с этой семьёй больше ничего общего. Надеялся, что Алессио придёт в себя, и они уедут так далеко, что ни одна Сицилийская мафия до них не доберётся. Алессио не просыпался, а вечером в больницу явился его папа. Дарио Серра выглядел очень молодо, но неопрятно. Он ворвался в палату в домашней одежде, с болезненным румянцем на щеках и сразу же отодвинул Романо от постели сына. Романо пришлось отойти: он понимал – не имеет права быть рядом. Он, виноватый и перед Алессио, и перед Дарио, ожидал, что старший омега его выгонит, но тот смерил взглядом его несчастное лицо и жестом указал сесть рядом. — Ты был с ним во время нападения? — строго в лоб спросил Дарио. — Был, — хрипло ответил Романо. — Можешь назвать их по именам? Алессио только Ламберто знал, остальных в заявлении указать не смог, но если ты имена назовёшь... — Не надо, — умоляюще взмолился Романо, — если снова будете заявление писать, Алессио только сильнее пострадает! — он хотел сказать это твёрдо, показать, что намерен защищать своего омегу, но вместо этого жалобно всхлипнул и отвернулся, пряча слёзы. Не зря Микеле говорил, что у его детей нежная душа. Романо чувствовал себя глупым мальчишкой, неспособным даже свои эмоции контролировать. И был уверен, что Дарио его за это не простит. — Я не буду писать заявление, — уверил его Дарио, — и Алессио не дам. Но безнаказанными не оставлю. За всё содеянное эти сучьи отродья поплатятся! И за Алессио, и за моего мужа и старшего сына... — Если вы их убьёте, Алессио всё равно достанется, — он осторожно взглянул на воинственного омегу, — с Чиприани либо до конца, либо никак... — Алессио к деду отправлю. Давно надо было, но не успел. Дарио внезапно поднялся и обнял Романо со спины. От этого ненависть к себе и стыд только усилились: он знал, что не заслужил ни сочувствия, ни сострадания. Он попытался отодвинуться от чужого человека, но Дарио сжал его крепче и, как его папа, поцеловал в затылок. — Я знаю, кто ты, Романо Кьеза, — прошептал Дарио. — Встретил Рокко сегодня, и он мне всё рассказал. Когда-то я сам был таким же. Боялся дать отпор, боялся за себя и за Алессио. Беспомощно лил слёзы, в то время как дорогому человеку нужна была моя помощь... — Простите... — Замолчи, глупый мальчишка. Я не стану тебя винить: ты сам будешь, когда вырастешь и поймёшь... думаю, что поймёшь... Они вышли из палаты и долго пили кофе из маленьких больничных чашек. Дарио подписывал бумаги, заполнял страховку и почти ничего не говорил. Романо же думал о своём папе, о младших братьях, и о том, что Алессио лет через двадцать станет таким же как Дарио: немного сухощавым, по-домашнему неряшливым, но с горящим взглядом, готовым мстить... будет ли Романо участвовать в его жизни и мести, или так и останется трусом? — А как сам Рокко? — наконец осмелился спросить Романо. — Выживет, — буркнул Дарио. — Их в море рыбаки нашли. Ребятам просто повезло... Рокко спрятался в семье своего омеги, там его хорошо принимают. Своего отца он видеть не захотел. И я понимаю: Габриэль Валентино искренне верит, что Каллипп Чиприани – святой человек, и что Леоне Гранди действительно покончил с собой, — омега сел напротив, тяжело вздохнул, замолчав, но Романо видел, что слова крутились на языке, и Дарио очень хотелось поделиться. — Зачем Алессио с ними связался? Дарио вздрогнул. — Это долгая история. Долгая и давняя. Я надеялся, она похоронена глубоко и не всплывёт, но если тайну знают двое, кто-то обязательно проговорится... — Это из-за вашего мужа? — Ламберто любит хвастать, а Алессио вспыльчивый и слишком правильный. Не знаю, в кого такой, — Дарио криво усмехнулся. — Мой муж и старший сын работали на Амандо Чиприани, и мы жили в достатке, пока муж не решил, что с него хватит этой грязи и нужно сваливать. Но от Амандо на своих двоих не уходят. Амандо узнал: может, сдал кто-то, а, может, просто догадался. Моего мужа забили плетью, а сына... — Дарио злобно скрипнул зубами, — Амандо решил, что это будет весело, если пустить его по кругу. Карлито был альфой, но этому ублюдку лишь бы позабавиться. Карлито умер в больнице у меня на руках. Алессио я ничего не сказал, но вот Ламберто решил с ним подробностями поделиться. Конечно, Алессио такое дело безнаказанно не оставил: написал заявление и на Амандо, и на Каллиппа. Откопал в старых бумагах мужа какие-то доказательства. На них даже дело завели, но после вчерашнего я всё забрал. Надеюсь, теперь оставят моего мальчика в покое... — Вчера они снова пытались его убить. Из-за заявления, и потому что вы денег не взяли, — тихо произнёс Романо. — Почему же не взял? — мрачно усмехнулся Дарио. — Взял и потратил на адвоката: нашёл хорошего человека в Ломбардии – Энрико Тедеско. Он от Каллиппа далеко и даже его мужа не побоялся, взялся за дело всерьёз и обещал, что всех Чиприани и их друзей расшвыряет по тюремным камерам. Алессио от Тедеско был в восторге. Даже изнасилование его не согнуло, потому что он верил, что насильники получат по заслугам. Тедеско тоже верил и просил меня не закрывать дело. Глупец... он просто молод и детей у него нет... — Дарио замолк, нервно закусил губу и потянулся к опустевшей чашке. — Сделай мне ещё кофе, — попросил он, не поворачиваясь к нему, чтобы слёз не было видно. Романо пришлось уйти. К вечеру Алессио несколько раз приходил в себя и снова впадал в небытие. Врач сказал, что сотрясение оказалось очень серьёзным и у Алессио частичная потеря памяти. Дарио сильно нервничал, но не из-за состояния Алессио, а потому что в больнице пару раз появлялись люди Амандо Чиприани – некоторых из них он помнил в лицо. После полуночи Дарио поехал к Каллиппу просить за сына, а Романо строго велел никуда от Алессио не отходить. Ночью тот проснулся, огляделся и позвал папу. — Привет, — прошептал Романо, — сеньор Дарио попросил меня побыть с тобой рядом. — Привет, — ответил Алессио и немного улыбнулся. С правой стороны губы были сильно разбиты, и от улыбки из трещинок сразу просочилась кровь. Романо приподнял руку, чтобы коснуться его щеки, утешить, но омега дергано отшатнулся. — Не надо... — Не бойся, всё будет хорошо, — он вложил в эти слова все остатки надежды и все свои чувства, которые сейчас были всё равно не уместны. — Мне надо папу увидеть! — Алессио попытался сесть, но вскрикнул от боли и завалился на постель, съёживаясь и плача. Романо хотел обнять его, но омега принялся отбиваться от его рук. — Не надо... не надо... почему всё болит, столько времени же прошло... что я вчера делал... — Врач сказал, что у тебя частичная потеря памяти, — тихо объяснил Романо. — Точно! — Алессио снова сел, но в этот раз аккуратнее. — Тогда… тогда... — глаза у него расширились, и он, не желая верить, произнёс: — Они снова меня... — Алессио, — Романо попытался его уложить. — Алессио... лучше не вспоминай, не надо это помнить. — Нет, хочу помнить... только, — Алессио беспомощно прикрыл глаза и медленно лёг. — Только всё такое туманное... словно сотни лет прошли... наверно, так лучше. Тело расслабилось, словно Алессио снова уснул, но он лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок. Лицо казалось спокойным, взгляд отрешённым. Романо поверить не мог, что он так спокойно относится к изнасилованию. К двум изнасилованиям одними и теми же ублюдками... может, из-за удара Алессио не только память потерял, но и разум? — Алессио, — Романо испуганно потряс его за плечо. — А меня ты помнишь? — Нет, — омега убрал его руки, — позови папу, не хочу больше никого видеть. До возвращения Дарио Романо сидел тихо в углу и смотрел на спящего юношу, потерявшего сначала своего брата и отца, а теперь и себя. Что бы с ним было, если бы не вмешательство Романо? Может, Ламберто просто прикончил бы Алессио, который попытался встать у него на пути. А, может, поступил бы ещё хуже... — Иди домой, — велел Дарио. — Там твоя семья, они наверняка волнуются: ты уже третьи сутки пропадаешь. — Что сказал Каллипп? — спросил Романо, не поднимая головы. — Сказал, что Алессио может убираться к деду. Дело закрыто, все улики забрал Энрико Тедеско, чтобы спрятать поглубже в архивы. Чиприани больше ничего не угрожает. Каллипп отпустил Алессио, и он знать не хочет ничего о Серра. — А вы? Что будете делать вы? — Романо взглянул в лицо омеге и вздрогнул. — Я скажу вам имена, всех назову, только дайте время, чтобы моя семья покинула Сицилию... — Уезжай, пусть все уедут. Пока Сиракузы находятся под тиранией Каллиппа, жизни тут не будет... *** Рядом с домом сидел Джильдо и тихонько плакал. Романо бросился к мальчику, схватил его за ладошки и вздёрнул на ноги, Джильдо вскрикнул и снова попытался сесть. — Нет, только не тебя, маленький, только не с тобой, — сбивчиво зашептал он, нервно обнимая и прижимая к себе брата. — Я ноги расшиб, — наконец произнёс Джильдо, и только теперь Романо смог рассмотреть его окровавленные коленки, которые он пытался прикрыть грязными ладонями. От облегчения Романо даже рассмеялся, а Джильдо обижено сморщил носик. — Тебе надо домой, помыть руки и перевязать ранки. — Нет, отец не разрешает. Там папа... — Джильдо запнулся, — а мне велено за Массимо следить, — он махнул рукой в сторону детской площадки, где скучал в песочнице младший. — Что с папой? — Он в больнице был. Тебя искал. И его кто-то побил, — добавил Джильдо шёпотом и посмотрел сердито. Романо тут же направился в дом. Вбежал в прихожую и наткнулся на ещё более сердитый взгляд отца. Старший Кьеза собирал вещи в большой чемодан. Сыну он ничего не сказал, жестом указав на кухню, и снова вернулся к сборам. Папа стоял у плиты: на руках бинты, но со спины он выглядел здоровым. — Папа? — позвал Романо, — прости, что не появлялся. Тот омега, помнишь, я говорил, он живой. Мой Алессио жив, но на него снова напали... — Я знаю, — хрипло ответил Микеле. — Когда ты пропал, я обзвонил все больницы... — Кто тебя избил? — Романо шагнул ближе, и коснулся плеча родителя. Микеле обернулся, и Романо вздрогнул, увидев его заплывшее посиневшее лицо в коротких стёжках швов. — Кто это сделал? — повторил он дрожащим голосом. — Сам знаешь, — Микеле попытался вновь повернуться к плите, но Романо прижал его к себе, с отчаяньем понимая, что не смог защитить ни Алессио, ни свою семью. — Папка... папка, — он так хотел объяснить всё, извиниться за свою глупость... — прости, папка... — Романо опустился перед ним на колени и прижался к ногам. — Поднимись, Романо, — раздался строгий голос отца из-за спины. — И прекрати лить слёзы, ты ведь альфа! — Гейб, — осуждающе окликнул его Микеле и положил Романо руку на голову, утешая, успокаивая, как он всегда это делал. — Собирай вещи, Романо. Мы уезжаем в Милан. Чиприани приложил усилия, чтобы повесить на меня несколько краж: обошлось подпиской о невыезде, но страну я покинуть не могу – в Англию мы уже не поедем. — К чёрту Англию, папа, — Романо поднял взгляд на родителя, — как они могли так с тобой... и Алессио... и теперь мы просто сбежим? — Да, Романо, пожалуйста, давай просто сбежим, — с отчаяньем произнёс Микеле, и Романо понял, что папа действительно по-настоящему боится. Сборы были короткими. Отец купил билеты на поезд на конец недели, так что Романо и младшие дети только и успели, что забрать документы из школы. Выпускного ни у кого не было. Следующим же утром Романо примчался в больницу, но Алессио уже выписался и исчез. Романо у его одноклассников узнал, что Алессио уехал к деду, который жил где-то в Лацио. С Дарио удалось пересечься мельком, и всё что он сказал «Не ищи его! Не ищи, или вам обоим хуже будет!» Через неделю они переехали в Милан – огромный шумный город с пыльными дорогами, быстрыми машинами и новой жизнью. Романо хотел, чтобы это действительно была новая жизнь для всех них, чтобы папа забыл о побоях, чтобы отец перестал ненавидеть его за ошибки, а младших братьев не боялись выпускать из дома. Из Палермо новостей не было, и Романо очень боялся спрашивать. Уехать из Милана у него не было возможности: лишних денег в семье не водилось, и оставалось лишь надеяться, что Алессио рядом с дедушкой смог обрести душевный покой. В новом городе отец поменял своим детям фамилию на Маркони, взяв имя прадеда со стороны Микеле. Надеялся хоть как-то спрятать их от мафии. Папа менять ничего не стал: на нём всё ещё висело дело о краже. К концу лета Романо поступил в Миланский университет на юриспруденцию, а отец, наконец, нашёл работу на строительстве железной дороги. Жизнь, казалось бы, вернулась в прежнее русло, но Романо не мог спокойно спать, постоянно вспоминая о юном омеге, что теперь жил где-то очень далеко. В начале учебного года Романо встретил в государственной библиотеке Рокко Валентино. Обрадовавшись знакомому лицу, он бросился за ним, но Рокко, только услышав обращение к себе, злобно шикнул и велел замолчать. — Теперь меня зовут Тито Гранди, — раздражённо произнёс он. — Не называй меня больше Рокко. — Ты что-нибудь знаешь об Алессио? Знаешь, куда он уехал? — Через полчаса подходи в архив газет, — бросил тот и поспешил уйти. В архиве Рокко вывалил перед ним старые выпуски новостей из Палермо и указал на несколько статей. Все они освещали трагическую историю потерявшего рассудок омеги. «Дарио Серра, сорокачетырехлетний омега, обезумев, напал на сына прокурора и его товарищей. Один из юношей погиб». Сухие строчки немного проясняли из случившегося, но, видимо, Дарио слов на ветер не бросал и смог отомстить семье Чиприани. — Он пробрался на одну из закрытых вечеринок Ламберто под видом шлюхи, — сказал Рокко, когда заметил, что Романо дочитал. — Подсыпал наркотиков в алкоголь, дождался, когда они все напьются и отрубятся, и стал резать одного за другим. Он кастрировал каждого, кто прикоснулся к его сыну, кроме тебя. Отрезал всё подчистую. Сальваторе умер от кровопотери, остальных смогли спасти, хотя не думаю, что жизнь их теперь будет хоть чего-то стоить. — Что случилось с Дарио? — Романо с трудом переварил слова о том, что ему за насилие ничего не было. — Отправили в психушку. У него нашёлся хороший адвокат, который помог избежать смертной казни. Каллипп настаивал, но сумасшедших не казнят. — И что теперь? — Романо не мог даже посмотреть на бывшего знакомца. Стыд жёг лицо, но он хотел увериться, что Алессио в безопасности и жив. — Дарио вряд ли отпустят, и он до конца своих дней пробудет в больнице под надзором людей Каллиппа. Ветвь Чиприани закончится на кастрированном Ламберто. Амандо для детей уже стар, а Алессио после первого изнасилования избавился от плода, хотя не обязательно, что ребёнок был от Чиприани. Можешь не переживать, твой омега будет жить. Может, без тебя, но это лучше, чем знать, что его скинули с крыши. Рокко он больше не видел, да и не было сил с ним встречаться. Романо пытался жить. Учился, помогал семье. Только каждый раз, когда в его руках оказывался столовый нож, он невольно думал, что его тоже следует кастрировать.