Цена чуда

Я верю. Верю, что тогда сделала единственно возможный выбор. Целители спасают больного, пуская ему кровь... Это лучше, чем откатившаяся в сторону голова, наполненная грезами. Это лучше, чем сожженное тело, от которого осталась бы лишь клетка каменных ребер. Я иду. Иду по улицам, на которых прежде таилась от прохожих, прижимаясь к шершавым камням стен – и ныне мне вслед смотрят с благоговением. Я святая, спасительница, чудотворица. Хозяйка. Я знаю... Знаю – так нужно, сохранять химеру, которую только чудом и можно сохранить. Я верю в свою правоту, особенно днем, когда вокруг десятки дел и десятки людей. Так – правильно. Так нужно. Я умею творить чудеса. Но я не верю в саму себя. Мне кажется, сестра не ушла после совета, когда голоса пятерых (четверых?!) собравшихся били в высокие своды колоколами судьбы. Сестра... Одинокими ночами в «Стержне» меня мучит бессонница, и я пытаюсь забыть, где хранится оставшийся от Катерины морфий. А когда веки смыкаются – неумолимо, как маятник, возвращается видение. Собор. Там еще нет гулкой пустоты. Там люди, множество здоровых людей. Десятки, сотни, тысячи. Рабочие, дети, утописты, горожанки... Они тянутся ко мне, но я отклоняюсь. На всякий случай, ведь я пришла из зараженного района. Хотя я не могу заболеть, но вдруг коварная чума прицепилась к одежде? Да, да, все хорошо. Твой сон был ошибочен, Капелла. Я жестом успокаиваю их, поворачиваюсь и выхожу. Точнее – открываю дверь, и в тот миг, когда раздается скрип, мое сознание замирает на краткую вечность. Я ничего не вижу, не слышу, не ощущаю. Но откуда же в памяти то, чего помнить не могу? Капризный девчоночий голосок: – Нет, ты неправильно играешь! Отдай! Пухлая ручка перехватывает меня поперек тела и разворачивает. Вновь скрип огромной двери. – Клара! Клара вернулась! – Нам страшно тут. Как там, снаружи? – Дотронься до меня! – И до меня! Мои глаза горят недобрым огнем, черты лица перекошены кривой усмешкой, но они не замечают этого. Они видят маленькую святую. Я иду и касаюсь их... А потом – все кончилось на удивление быстро – прохожу между изуродованными Песчанкой телами и кладу бусины в изъязвленные рты. Решительно толкаю дверь – и вновь ничто проглатывает меня и, кажется, вновь рука. Другая. Сестра... Я удивленно оглядываюсь – кажется, солнце слишком низко. Но не могла же я уснуть на крыльце! Скорее, скорее к Капелле – сказать, что все живы. Мертвый Собор, который возник прежде веры, смотрит мне в спину и молчит. «Ты всегда была одна»... Я пытаюсь прогнать это из мыслей и до утра со сладкой ненавистью вспоминаю искаженное страхом лицо маленькой девочки в саду с песочницей. Иногда только это согревает душу, оставшуюся в промозглой осени падающим листом. Бакалавр перед отъездом рассказал мне сказку. Столичную, не степную. Про крылатого змея – дракона, которому скармливали людей. И про храброго воина, который победил его и стал драконом. Я понимаю, что он хотел сказать. Сегодня мне нужно принести жертву, вновь повторяя страшный выбор. А для кого страшный? Для мясников и Червей кровь и смерть – привычка, повседневность. А утописты... Утописты? Мечтатели в большинстве своем – жестокие люди. Они всегда и везде умеют идти к грядущему рассвету по настоящим трупам. Конечно, не одни обитатели Термитника и приверженцы Каиных живут в городе, но умирают ведь немногие, а остальные научились ничего не замечать. Марк прав. Очень легко перенести несчастье ближнего. Впрочем, те, на кого я возлагаю руки, тоже не боятся. Они верят мне. Нескольких слов, которые так трудно сказать, достаточно, чтоб они испытали восторг от мысли о своей судьбе и с радостью отдали себя по капле крови. Я убийца, хладнокровно выбирающий жертв. Я дракон, которому скармливают людей. Я служитель, который это делает, и я же воин, который сражается с драконом. Мне не надо убивать чудище – я и так все они в одном лице. И все же Данковский неправ. Что такое жертва? То, от чего отказываются? Нет. Выкинутая в мусор пустая бутылка – не жертва. Лишь то, что любишь, чего безумно жаль – можно принести на алтарь. Так кому же единственному больно?! Я же не хочу убивать! Мне жаль их всех, каждого! Ослепший город не приносит жертв мне. Он приносит в жертву одного человека – меня. Каждый день, каждый час, каждую минуту – и этим продлевает себе жизнь. Распятая на алтаре города, я кричу под собственным ножом. Понимает это хоть кто-нибудь? Я вижу восторг на лицах. Даже гордая Мария глядит на спасительницу с почтением. Лишь бакалавр, когда приезжает из Столицы, избегает встреч; да лицо главы Уклада всегда при разговорах с Хозяйкой Земли превращается в камень, и у меня нет крючков, чтоб узнать мысли, спрятанные за желтыми глазами. Разве что Капелла... Иногда она смотрит на меня так, что кажется – понимает. Смотрит сверху вниз – ведь я так и не выросла ни на миллиметр за все эти годы. Все та же девочка Клара. Я верю. Я иду. Я знаю. Драконы плачут по ночам.