Smalltown boy

Есть белая овца среди чёрных овец, Есть белая галка среди серых ворон, Она не лучше других, она просто даёт Представление о том, что нас ждёт за углом*

      Многие подростки не ладят с родителями. Кто-то хочет быть более самостоятельным, кто-то считает, что ему недостаёт внимания. В семье Шепердов была другая проблема.       Семья Джозефа никогда не была богатой, но родители всегда стремились помогать единственному сыну, и, конечно, не понимали, почему их ребёнок растёт столь замкнутым и мрачным. Первое время это было даже в радость: Джозеф был примерным учеником, который всегда уклонялся от конфликтов, причём так, что никто из одноклассников не мог назвать его трусом. В Шеперде с детства было качество, сослужившее ему позже хорошую службу, и, в то же время, убившее его — умение работать на два фронта. Он всегда мог угодить обеим сторонам. Учителям и ученикам в школе. Начальству и подчинённым в армии. Трасту и Минитменам на работе. И, когда люди смотрели на него, никто не смел называть его предателем или «подстилкой». Джозеф Шеперд искал компромиссы, держа на своих плечах хрупкое равновесие, всегда грозившее упасть и разбиться на тысячу осколков. Но в жизни Шеперда был период, когда он не занимался ничем, кроме морального и физического саморазложения, и, если бы не Трини и Грейвс, так и не вышел бы из него.       В школе у Джозефа было всего два друга, с которыми он практически не расставался: после занятий они вместе ходили играть в баскетбол на одну из площадок Мидтауна, откуда расходились по домам только с наступлением темноты. В старшей школе они даже вступили в баскетбольную команду, из которой Шеперда не раз хотели исключить из-за недостаточно высокого роста. Джозефу всё время приходилось выкладываться в два раза больше остальных, чтобы просто доказать, что он ничем не хуже их. Можно представить усилия, которые он приложил, чтобы стать не равным, а лучшим.       Отец не одобрял увлечение сына — игру в баскетбол он считал бесполезной тратой времени, недостойной нормального человека. «Какой же ты американец, если предпочитаешь это бейсболу?», — то и дело слышал Джозеф от него.       Но, в целом, Шеперд был доволен своей жизнью, до тех пор, пока безобидные насмешки членов команды не встали ему поперёк горла. Не проходило ни дня без вопроса: «Ты уже нашёл себе девушку?». Семнадцатилетние юноши искренне недоумевали, как можно не обращать внимания хотя бы на милых болельщиц, часто собиравшихся посмотреть на игру. На перерывах парни обычно толпились у трибун, и только Джозеф сидел в отдалении, предпочитая их компании общество тренера. Мужчина был весьма высокого мнения о Шеперде, чем отличался от предыдущих наставников, ставивших крест на невысоком (по баскетбольным меркам) игроке. Именно этот тренер упомянул о гарлемской площадке, где, по его словам, юноша мог найти достойных соперников. Среди любителей, конечно.       Шеперд, которого к тому времени уже порядком утомили намёки сверстников, попросил показать ему эту площадку. Ни юноша, ни тренер не думали о том, что эта просьба поменяет привычный уклад их жизни.       Зачем ученик и тренер встречались в свободные от тренировок дни? Этот вопрос начал мучить команду, когда один из игроков застал эту сцену в метро. Шеперд и тренер садились в поезд, идущий в Аптаун.       Нельзя было сказать, что Гарлем был опаснее Мидтауна, в котором жил и учился Джозеф: Адская Кухня была едва ли не самым криминальным районом не только Мидтауна, но и всего Манхэттена. Тренер вёз Шеперда из огня да в полымя: они оба были белыми, потомками английских и немецких мигрантов, а таких в Гарлеме не жаловали.       Ученик и тренер в буквальном смысле оказались белыми воронами: по мере приближения к сто десятой станции в вагоне оставалось всё меньше белых. Шеперд нейтрально относился к другим расам, но откровенно недоброжелательные и подозрительные взгляды людей в вагоне невольно заставляли нервничать.       Тренер, по крайней мере внешне, был абсолютно невозмутим. Заметив, что ученик заерзал на месте, мужчина, слегка склонив голову вниз, сказал:       — Просто не провоцируй их. И не смотри в глаза, — сказано это было полушепотом, так, что услышать эти слова мог только Джозеф, да и то с трудом.       И, хотя прямой агрессии никто не проявлял, достаточно трудно было внять этому совету. Но к тому моменту, когда поезд остановился на нужной станции, дискомфорт почти прошёл. Гарлем ничем не хуже Адской Кухни. Просто в нём убить тебя хотят не ирландцы, а афроамериканцы. Велика ли разница?       Тренер и игрок вышли на сто пятьдесят пятой станции, выглядевшей под стать этой части Манхэттена: убого. Мрачный, обветшалый коридор был почти пуст. Местами он был настолько узок, что между стеной, выложенной потрескавшейся плиткой и грязно-жёлтыми колоннами мог протиснуться только один человек.       В Аптауне Джозеф уже почувствовал себя как дома: такие же серые, неухоженные здания и улицы, такие же угрюмые и усталые лица, такие же трясущиеся в ломке наркоманы, лежавшие прямо на дорогах. Но, всё-таки, кое-что отличало Аптаун от Мидтауна: для местных белые были чужаками, как бы бедно последние не выглядели. Но, несмотря на улюлюканье и оклики, что летели со всех сторон, они благополучно достигли эстакады, у Гарлем-Ривер-драйв переходившей в Макомбс Дэн*. Под эстакадой было шумно и темно — из-за деревьев, которыми была засажена эта часть района, сюда почти не проникал солнечный свет. Это выглядело действительно красиво, но Шеперд знал (хотя и никогда до этого не был здесь), что там, на узких тенистых дорожках, ходили вовсе не милые пары с детьми и колясками. Конечно, были и такие, но гораздо легче было наткнуться на личностей куда менее располагающих к себе.       Дойдя до бульвара Фредерика Дугласа, мужчина и юноша повернули налево и пересекли дорогу, оказавшись прямо перед железной сеткой, ограждавшей их от баскетбольной площадки. На небольших трибунах сидело несколько человек в спортивной форме, ещё десять вели довольно оживлённую игру.       Толкнув ведущую на площадку дверь, возле которой висела табличка с надписью «Holcombe Rucker Basketball Courts», украшенная обведённым в круг кленовым листом, тренер вошёл внутрь. Игра на площадке остановилась, словно по команде. К удивлению Шеперда, их встретили не угрозами, а радостными, хотя и с долей удивления, приветствиями.       — Нойманн? Тебя давно не было, — вдруг сказал один из боллеров, подойдя к мужчине и похлопав его по спине.       — Был занят, — тренер улыбнулся, обменявшись приветствиями ещё с несколькими игроками. Несмотря на то, что он был старше всех присутствующих, мужчина вёл себя столь непринуждённо, словно сам был восемнадцатилетним парнем.       — А ты кто, снежок?* — Джозеф посмотрел на спросившего, но промолчал. В тоне игрока не было агрессии, но он всё равно невольно напрягся, словно ожидая от пришельца неприятностей.       — Джозеф Шеперд. Он свой, — эти слова возымели почти волшебное действие. Вся команда заметно расслабилась, а некоторые даже протянули юноше руку.       — Он играет? — спросил один из них и, получив удовлетворительный ответ, презрительно усмехнулся, — а не слишком ли коротковат?       Шеперд, не дотягивающий даже до ста восьмидесяти сантиметров, и казавшийся из-за этого совсем маленьким среди двухметровых игроков, мрачно посмотрел на спросившего. О, если бы взглядом можно было убить!       — Сначала посмотри на него в игре, — тренер сжал плечо Джозефа, призывая того расслабиться, — он — прирождённый плеймейкер.       — Посмотрим, — несмотря на насмешку в голосе, парень посмотрел на Шеперда с бо́льшим уважением. Хорошие защитники всегда были на вес золота.       Оставив сумки у трибун, Джозеф и Нойманн заменили двух игроков на площадке. Шеперд сумел освоиться почти сразу: игра стирала границы, и всем людям, находившимся на площадке, не был важен возраст или цвет кожи другого. Пока шла игра, всему остальному не было места.