Эарнур

Вскоре после того, как Саурон отвел Эарнура в его комнату, того навестил Кириандил. Пленник сразу вспомнил, как Черный Властелин назвал этого юношу своим внуком, и сначала покосился на него с испугом, но потом постарался взять себя в руки. Хотелось бы, конечно, расспросить его обо всем, но лучше этого не делать. — Что случилось? — Кириандил, казалось, заметил его состояние. — Так плохо? — Да нет, ничего, не беспокойтесь, — Эарнур опустил глаза. — Все в порядке. Почти. — Ничего страшного, со временем все восстановится, — поддержал его тот. — Все не так ужасно, как ты думаешь. Тебе помочь рубашку снять или сам справишься? — Надеюсь, что сам, — к своему удивлению, пленник все же смог справиться с этой задачей относительно легко — видимо, та настойка, которой его угостил Саурон, все же отлично действовала. Пока Кириандил аккуратно накладывал ему компресс на отекшее и распухшее после сегодняшних попыток что-то написать плечо, он собрался с мыслями и силами и все же решил задать ему пару вопросов. — Слушайте, — осторожно начал он, — а вы не обидитесь, если я у вас кое-что спрошу? Кириандил улыбнулся. Так, вроде бы лед тронулся, его пациент даже сам начал разговор, а не ограничивается простыми «здравствуйте», «спасибо» и односложными ответами. — И что же именно? — А вы правда внук Саур… Властелина? — Правда. Тебе интересно, как там у дедушки с женщинами что было? — он снова улыбнулся. Эарнур вздрогнул и смущенно отвернулся. — Извините. Мне просто хотелось знать… — Не соврал ли мой дедушка в очередной раз? — засмеялся Кириандил. — Сегодня не соврал, хотя иногда народ даже пытается угадать и делает ставки, когда он врет, а когда нет. Это он умеет лучше всего! — А вы сами-то его не боитесь? Я даже себе не представляю, как вы с ним с детства постоянно в одном доме живете. А родители ваши? — А чего его бояться? — удивленно произнес юноша. — У моего деда есть одна, так сказать, особенность: он не выносит, когда ему перечат и не выполняют его приказов. Если что-то не по нему — не простит. То есть как: допустим, у меня была уважительная причина не выполнить приказ, предположим, мне что-то помешало — он к этому очень спокойно относится и не орет: «Умри, но сделай!», он понимает, что все мы живые люди и иногда наши замыслы сталкиваются с обстоятельствами непреодолимой силы. А вот если я сознательно ослушаюсь — тогда мне сильно не поздоровится. Понял, о чем я? Не спорь с ним, делай беспрекословно все, что он велел, не смей возражать, и никаких неприятностей у тебя не будет. У меня бабушка один раз пошла против воли дедушки — с тех пор так даже пикнуть боится. — Побил? — испугался Эарнур, про себя думая, что если уж Саурон так обошелся со своей женой или любовницей, то другим от него уж точно ничего хорошего ждать не приходится. — Да ты что, — махнул рукой его собеседник. — Чтоб мой дед кого ударил, так его надо для этого очень долго и сильно выводить из себя — вон один придурок его в свое время очень здорово задолбал, так он его потом за все хорошее живьем в сталеплавильной печи сжег, но и то лишь после того, как попытался словами поставить его на место, но тот никого не слушал, гнул свою линию и в итоге наворотил всяких нехороших дел. Он просто дал моей бабушке понять, что впредь этого делать не стоит. Они уже не одну сотню лет вместе живут, и за все время не было случая, чтобы дед ее бил или кричал на нее. Не буду вдаваться в лишние подробности, но он просто сделал ей серьезное внушение на словах, а перед этим собственноручно убил парочку ослушников из числа Эльфов Тьмы. И все, стало тихо. Эарнур растерялся. Что все знают о Мордоре и его обитателях? Если так смотреть, то ничего — а тут такие занятные вещи узнаешь, что остается лишь удивляться. Семья Саурона, Эльфы Тьмы… Нендил, судя по всему, как раз из них. Это становится все интереснее и интереснее, если, конечно, попробовать отвлечься от собственного жалкого положения. — А бабушка ваша откуда родом? — с опаской спросил король Гондора. В детстве он как-то раз читал в одной эльфийской хронике о том, что Гельмира из Нарготронда прикончили вовсе не орки, а бывшие Нолдор — слуги Моргота; наверное, это и есть Эльфы Тьмы и таинственная бабушка Кириандила тоже из их числа. Хотя почему тогда он носит имя на Синдарине, словно знатный эльф или нуменорец, а не на Черном Наречии? — Из Нуменора, дедушка с ней там как раз и познакомился, когда в гостях у Ар-Фаразона был. Она, кстати, тоже из потомков Элроса, так что мы с тобой дальние родственники, — Кириандил снова улыбнулся. — Многие говорили, что он не по себе жену взял, но моего деда не переспорить. Он ей подсунул одно из Младших Колец, благо они их с Келебримбором в Эрегионе в свое время целый мешок наклепали. — До недавнего времени я жил с уверенностью в том, что это Властелин убил Келебримбора, а оказалось вон что. Надеюсь, Маэглин тоже не солгал… хотя почему я не удивился, когда узнал, что бойня в Ост-ин-Эдиле — дело рук Элронда? — Про Элронда в Эрегионе? Нет, не солгал. Не знаю, рассказал ли он тебе самую веселую историю, как он с нашего ушастого кретина из Имладриса денежек стряс? — поинтересовался Кириандил, давясь от смеха. — Это как? — изумленно спросил Эарнур. — И много стряс? — Дело было так. Вскоре после битвы на Ородруине Маэглин решил поглумиться над обидчиком своих братьев. Он переоделся мораданом, спрятал острые уши под шлем и капюшон, а потом отправил Элронду послание, в котором написал, что Гил-Галад жив, и потребовал за него выкуп. Угадай с трех раз, что именно сделал тот? — Послал Маэглина куда подальше? — предположил пленник, про себя с облегчением думая, что боль в плече постепенно утихает. — Хуже. Он явился в условленное время в нужное место и спросил у Маэглина, сколько ему заплатить, чтобы никто больше никогда не услышал о несчастном короле Нолдор. Ты сильно удивишься, но жадюга Элронд без единого звука выложил Маэглину столько золота, сколько тот потребовал. Ну, Келебримбор с Маэглином на эти деньги купили вина, стали пить и смеяться над Гил-Галадом — посмотри, во сколько тебя оценил твой поганый герольд. Так что тебе еще относительно повезло, тебе это дерьмо ушастое меч к горлу не приставляло и не совало нашим золото, чтобы окончательно от тебя избавиться. Хотя что я говорю, еще не вечер. — Мне ваш родич Морнэмир рассказывал, что Элронд еще на тризне по Элендилу напился в стельку и вытворял всякие мерзости, — добавил Эарнур, заметив, что сегодня Кириандил впервые за долгое время забыл запереть за собой дверь. — Он, когда пьяный, совсем не соображает, что делает, даже… — пленник осекся, поскольку ему, как человеку воспитанному, казалось некрасивым говорить обо всяких непристойных вещах и чужом неприличном поведении. — Что? — продолжал хохотать Кириандил. — Бедный, неужели и на тебя наблевали? Это наш родич Элендур на поминках по любимому дедушке пострадал. Сначала Элронд там спьяну улыбался до ушей и выдал всем, что наконец-то этот зануда Элендил сдох. Потом хватил еще бутылочку и блеванул на несчастного Элендура. А под конец тризны Элронда стошнило уже на стол, и он упал во все это рожей и заснул. Жалко, что Линдир вытащил его оттуда за волосы еще до того, как ушастый урод захлебнулся в собственных рвотных массах. — Нет, на меня не наблевали, — смущенно проговорил пленник, — но при мне пьяного Элронда тошнило с балкона дворца в Карн Думе, там имладрисские эльфы вытащили из погребов все вино и выпили. Потом один из них с этого балкона спьяну упал и сломал себе все, что только можно, отчего вскоре и сдох. Сам же Элронд, когда пьяный, вообще ничего не соображает и малую нужду справляет не в уборной, а прямо на пол или в штаны. Кириандил, услышав это, смеялся так, что слышно было, наверное, во всей крепости. — Никогда не мог понять, что заставляет людей так напиваться. Удовольствия ведь никакого, а потом тошнит и голова болит. Ладно, пойду я, не буду мешать тебе отдыхать, тебе и так сегодня досталось. Зато после всего, как результат почувствуешь, поймешь, что не зря мучился. Попрощавшись, Кириандил вышел из комнаты. Эарнур же какое-то время сидел на кровати, глядя на незапертую дверь. * Довольно долго он так и смотрел в одну точку, наблюдая за тем, как в лучах света, пробивающихся в комнату сквозь занавески, кружатся мелкие пылинки. Никто не вернулся, чтобы, как обычно, все-таки повернуть ключ в замке. Кириандил просто забыл об этом? Или… это очередная ловушка и Саурон решил проверить, клюнет ли его пленник на кажущуюся возможность сбежать? Очевидно же, что это просто глупо и на такое решился бы только безумец — как же, выйдешь из этой крепости, скорей уж небо на землю рухнет, наверняка в каждом коридоре полно охраны, а с покалеченной рукой отсюда тем паче не выбраться. Однако как же надоело сидеть тут в одиночестве и постоянно размышлять, где и как наломал дров! Эарнур снова встал, попробовал пройтись по комнате. Он чувствовал себя уже вполне сносно, правая рука почти не болела. Мучиться, снова натягивая на себя рубашку, ему, к счастью, не пришлось, благо ему с этим перед уходом уже помог Кириандил, и он, наконец решившись, подошел к двери и с опаской выглянул в коридор. К его удивлению, охраны там не было. Там вообще никого не было. Эарнур подумал, что может воспользоваться случаем и хоть немного рассмотреть, как выглядит Барад-Дур изнутри. Он ожидал увидеть куда более мрачное место, а здесь стены в коридоре были облицованы цветным мрамором, во многих местах из его кусочков была выложена настоящая мозаика. Сегодня утром, когда Саурон приказал ему следовать за ним, Эарнур был слишком напуган, чтобы разглядывать изображения на стенах, и был уверен, что идет на верную смерть, но теперь ему хотелось увидеть, где его держат. А мордорцам, впрочем, не откажешь в чувстве прекрасного: в одном месте мозаика представляла прекрасных южных птиц с ярким зеленым и красным оперением в ветвях высокого дерева с бело-розовыми цветами и мелкими листочками, в другом — двух сов, летящих в ночном небе, еще чуть поодаль — вазу с розами и гвоздиками. Красиво, ничего не скажешь, он никак не ожидал увидеть нечто подобное в обиталище самого Саурона… Увлекшись рассматриванием мозаик, в какой-то миг Эарнур очутился рядом с еще одной незапертой дверью. Так, надо, пожалуй, возвращаться к себе, а то Властелин прознает о том, что ценный заложник, которого он планирует обменять на голову Элронда, самовольно покидал место своего заточения — и все, тогда он либо просто умрет, хорошо, если не в страшных мучениях, либо вместо вполне себе теплой и просторной комнаты его ждет ледяной подвал с каменным полом и тяжелые цепи. Из двух зол нужно выбирать меньшее, и если уж ему все равно предстоит возвращаться к Аранарту и Мардилу с позором, так лучше уж быть при этом живым и относительно здоровым, а не полутрупом, не помнящим своего имени и потерявшим зрение, слух и способность двигаться. — Эй, тебе там одному не скучно? — вдруг донесся до него чей-то голос из открытой двери. — А то заходи, чаем угощу, благо я сейчас в отпуске и совершенно свободен. Эарнур вздрогнул, как от удара. Ну вот, влип. Притвориться, будто ничего не слышал, и тихо уйти к себе? Нет, совсем не отвечать будет невежливо, да к тому же если удастся убедить того человека ничего не рассказывать Саурону… Он заглянул в комнату. Она чем-то напоминала его собственную — тоже довольно большая и светлая, но мебели в ней было мало — только стол, пара стульев, небольшая скамья, полка с посудой и камин, устроенный в нише. За столом сидел статный юноша-южанин с заметно косящими темными глазами, одетый в длинную черную накидку-полуплащ; перед ним стояли прозрачный стеклянный чайник, наполненный крепким чаем насыщенного красно-коричневого оттенка, такая же стеклянная чашка и маленькая тарелка с какими-то сушеными плодами. Выглядел он совсем молодо — Эарнуру показалось, что на вид ему лет восемнадцать, от силы двадцать. — Заходи, — снова окликнул он Эарнура, — чего стесняешься? Не стой на пороге. Я Денна. — Эарнур, — король Гондора попытался придать голосу уверенное звучание. — Слышал про тебя, — улыбнулся тот, — что тебе непонятно за что досталось. В свое время я эту гадину Элронда чуть было в Дагорладе не зарубил, но сам был ранен, а левой рукой я, к сожалению, сражаться не умею, иначе с удовольствием отправил бы это дерьмо мумака на встречу с Валар. Эарнур от удивления застыл на месте. — В Дагорладе? Сколько вам лет? — Вечно двадцать два, а так — больше трех с половиной тысяч, — невозмутимо ответил Денна. — Кстати, можно на «ты», во-первых, я не особо люблю всякие церемонии, во-вторых, мы с тобой оба королевского рода, так почитай что в равном положении. Заходи, садись, чего на пороге стоишь? Эарнур, сам удивляясь тому, что делает, все же подошел к Денне и сел рядом с ним за стол. Он уже успел понять по Аргору, что самые жуткие слуги Саурона не похожи на безликих призраков, и догадался, что сейчас видит перед собой одного из них. Денна, впрочем, не выглядел злым и держался вполне дружелюбно, и Эарнур немного расслабился. — Вы… то есть ты — один из Девяти? — неуверенно спросил он. — Ага, Третий, — кивнул тот, и тут король Гондора обратил внимание на то, что в иссиня-черных волосах надо лбом у того на свету прямо-таки сверкает золотая прядь. Знак королевского рода Харада — когда-то давно он читал об этом в старинной хронике. Хотя Денна, конечно, преувеличивает насчет равного положения или просто хочет казаться вежливым — сравнил бесправного пленника с собой. — Вот сколько лет на свете живу, а количество любителей связываться со всякими негодяями все никак не уменьшается. Как тебя-то угораздило, ты, подобно Гил-Галаду, тоже долгое время в упор не замечал, что Элронд за гадина? — продолжал харадский принц. Эарнур вздохнул и повесил голову. — В отличие от Гил-Галада, я все замечал. Все прекрасно видел — и молчал. Надо было и в самом деле убить этого мерзавца. Я сам виноват в том, что со мной случилось. Вернее, я не молчал — я пытался возмущаться и взывал к совести Элронда, но что толку, если у него ее действительно нет? Он меня только на смех поднял и потом все время издевался надо мной со своими дружками. А вот с отцом я не спорил, там я действительно молчал и терпел. Зря. Единственный раз в своей жизни я решился на отчаянный поступок, а не пошел на поводу у других, когда принял вызов Аргора. Ну… ты сам знаешь, что из этого вышло, теперь я здесь, с тобой разговариваю. Если тебе, конечно, не противно разговаривать с таким ничтожеством, как я. Я сам себе противен. До такой степени противен, что… — он осекся и замолчал. — Что жить не хочется? — пристально посмотрел на него Денна. — Жить мне с самого детства не хочется. Мать я почти не помню, отец всегда меня ненавидел и считал скорее ни на что не годной жалкой мокрицей, а не человеком — он и на войну меня отправил в надежде, что я наконец стану таким, как он мечтает меня видеть. Я так и не стал. Я могу убить кого-то в бою, но не в состоянии поднять руку на тех, у кого нет оружия и кто не совершил никакого зла. — В бою тоже можно убить по-разному, — перебил его Третий. — Можно просто убить, а можно и с особой подлостью, как наш дорогой друг Элронд. В свое время я собственными глазами видел, как этот выродок в Дагорладе ударил мечом в спину Орофера из Зеленолесья. Позже Гил-Галад рассказывал, что его герольд с Орофером сильно не ладили — вроде бы как Орофер запрещал своему сыну пить с Элрондом и сильно на него за это ругался, а еще и пытался самого Гил-Галада против Элронда настроить. Того, как ты сам понимаешь, это сильно разозлило, как же, королю Нолдор чуть было глаза не раскрыли. Если бы меня тогда кто-то не подстрелил, эта ушастая гнида не уползла бы с поля боя живой. — Вот уж досадно, — вырвалось у Эарнура. — Если бы ты в тот день действительно его прикончил… — Если бы этот гад сгнил в могиле, сотни людей вздохнули бы с облегчением, — согласился с ним Денна. — С Орофером Элронд, как сам догадываешься, естественно, свалил вину на орков — это он любит: наделать гадостей исподтишка, а потом утверждать, что это дело рук кого-то другого. Ну и жар чужими руками тоже загребать любит. А ты… ты не ничтожество. Просто если тебя всю жизнь пытались смешивать с грязью, потом из этой грязи очень тяжело выбраться. Со мной такого, хвала Великому Солнцу, никогда не было, мои родители меня не просто любили — пылинки с меня сдували, и с друзьями мне повезло, но я такое по жизни видел, и скажу прямо — тебе самому после всего этого теперь придется постоянно твердить себе, что ты человек и достоин жить, как все люди, и стараться снова не попасть в эту грязь. Ладно, забудь об Элронде и прочих выродках, которые так с тобой обходились, давай я тебе лучше чаю налью, тебе сейчас нужно в себя приходить — наверняка до сих пор все болит. — Да нет, ничего страшного, мне уже намного лучше, — чуть слышно проговорил Эарнур и посмотрел на своего нового знакомого с благодарностью за сочувствие. Тот взял с полки еще одну такую же, как у себя, стеклянную чашку, поставил на стол, налил в нее чай. — Красиво в них чай смотрится, правда? — сказал он. — У нас на юге делают еще более интересные. Одному моему родичу жена подарила — тоже чашка прозрачная, но вся расписана голубыми орхидеями. А еще я в лавке одну с золотыми рыбками видел. Денна пододвинул к Эарнуру тарелочку с сушеными фруктами. — Бери, ешь. Финики, чернослив, курага, по-моему, у вас почти ничего из этого не растет. Слишком холодно. Хотя в Ангмаре еще холоднее и ночи длятся несколько месяцев. Я бы точно не смог там жить. — Спасибо, — Эарнур нерешительно взял один финик, отхлебнул немного чая — тот оказался на редкость вкусным и не слишком горячим. — В Ангмаре действительно очень холодно. — Понесло вас туда, ненавижу снег и зиму, — с отвращением произнес Денна. — Хотя мы с Аргором давно друг друга знаем, он еще с моим покойным дядей Керниеном не разлей вода дружил, я его часто не понимаю. Сначала решил обосноваться в этом жутком месте, потом непонятно за что отыгрался на тебе. Исилдура он в свое время почему-то жалел, а с тобой вот так обошелся. — Иногда мне хочется проснуться и понять, что все это кошмарный сон и на самом деле ничего не было, — грустно ответил король Гондора, которому очень хотелось с кем-нибудь поделиться подробностями своих ангмарских злоключений. — Я как раз понимаю, за что Аргор так меня ненавидит. Исилдур, в отличие от меня, домой к нему с войной не заявлялся. А я — не остановил Элронда вовремя, ведь изначально наш замысел заключался лишь в том, чтобы выбить ангмарцев с арнорских земель… и все. Да и своих людей тоже не остановил, они моих приказов разве что на поле боя слушались, потому что в военном деле я всегда хорошо разбирался. А так — тоже ни во что не ставили и насмехались за спиной. Так что я получил по заслугам. Интересно, что бы сделал Трандуил, узнай он вдруг, от чьей руки погиб его отец? Денна криво усмехнулся. — Иногда, докопавшись до истины, люди мечтают закопать ее обратно, — сказал он. — Так что пусть лучше Трандуил ничего не знает, потому что когда узнает… весь его мир рухнет, и хорошо, если это известие его вообще не убьет. Если все же узнает, с кем долгие годы вместе пил — мне его заранее жалко. Хотя тебя жальче. И Гил-Галада тоже. Эарнур не знал, что ответить. Он все еще думал, не рассказать ли Денне о том, что ему пришлось увидеть на войне и вообще обо всей своей неудавшейся жизни, но решил промолчать — зачем лишний раз позориться перед едва знакомым человеком, тем более что о большей части всего этого не знают даже Мардил и Аранарт. — Знаешь, я вот думаю сделать Элронду одну большую гадость, — продолжал тем временем Третий. — Вообще-то я человек не злой, но очень не люблю, когда какой-нибудь мерзавец делает всякие пакости моим друзьям и родичам. Люди поговаривают, что Элронд ни на что не способен как мужчина, жену в спальне почти не навещает, зато ревнует ее к каждому пню на дороге. На меня женщины в постели никогда не жаловались, все говорили, что я в ней хорош, так надо будет дождаться подходящих обстоятельств да и задрать леди Келебриан подол. Думаю, рога ее муженьку подойдут в качестве головного убора куда больше, чем краденая корона Нолдор, да какие — похлеще, чем у тех лосей, на которых ездит Трандуил! Король Гондора снова растерялся и даже не мог сообразить, что он чувствует в эти мгновения. Денна говорит, что жалеет его, хотя должен ненавидеть? Или лжет? А мордорцы так спокойно, безо всякого смущения говорят о том, что в западных землях всегда считалось нехорошей и постыдной темой для беседы… Когда же принц Харада поделился с ним своими планами затащить в постель Келебриан, Эарнур поначалу хотел было сказать ему, что это гнусно и подло, но потом гнев и злость в его душе быстро взяли верх над благородством и хорошим воспитанием. Получается, Элронду можно оскорблять и унижать тех, кто и в самом деле не чужой ему по крови, потому что они смертные, а не высокородные эльфы, бить в спину, превращать в непрекращающийся кошмар жизнь собственных жены и детей, а ему так никто ничего и не сделай? Да если Келебриан и в самом деле наставит ему рога с Денной — так ему и надо! А Третий, если смотреть беспристрастно, действительно недурен собой, если не считать заметного косоглазия. — А чего Келебриан, а не Арвен? — Эарнур улыбнулся, наверное, впервые с того дня, как очутился в Мордоре. — Она, на мой взгляд, красивее, к тому же не замужем, да и ты, как я понимаю, холост. Элронд ее стережет, как дракон золото, всех завидных парней отвадил, в том числе моего родича Аранарта, который одно время на Арвен зарился, но ее отец сделал все для того, чтобы у них ничего не вышло. Если у тебя с ней что-нибудь получится, Элронд взбесится и взвоет — представляю себе его рожу. Денна засмеялся. — А что, тоже идея, — согласился он. — Ты-то, кстати, чего сам не женился? Не встретил никого по сердцу или твой папашка-урод всех невест отвадил, дескать, все они для наследного принца плохи, одна рода незнатного, у другой ноги кривые, третья бедная и одета безвкусно? Эарнур снова почувствовал желание рассказать Денне о том, почему не женился и каково ему приходилось, когда его отец был еще жив, но он в очередной раз промолчал — еще поднимет на смех, когда узнает, что его новый знакомый за сто с лишним лет жизни ни разу не спал с женщиной. — Так получилось, — уклончиво ответил он. — Дам тебе хороший совет — если с кем замутишь, не вздумай ничего рассказывать Маэглину. Он эльф очень хороший и добрый, всегда поможет, в беде никого не бросит, да ты в этом и на собственной шкуре убедился, но с женщинами у него ничего не вышло, своей семьи у него нет, и он очень любит собирать и пересказывать всякие сплетни про чужую постель — без злого умысла, ему просто интересно. В свое время от болтливого родича пострадал даже Гил-Галад. Его угораздило влюбиться в Эрилиндэ — это одна из наших военачальников, она тоже из Нолдор, и он долгое время с ней встречался, не зная, кто она такая, вот был ему в Дагорладе сюрприз! А потом было совсем весело — незадолго до битвы на Ородруине она попала к вашим в плен. Или сама нарочно сдалась и все подстроила, с нее станется. Гил-Галад всегда был очень жалостливым, он как увидел свою возлюбленную со связанными руками, так его сердце не выдержало, и он разрезал веревки. Та, воспользовавшись случаем, руки-то и распустила — ну и затащила его в постель. Наутро она вернулась в Барад-Дур, уж не знаю точно, сбежала сама или Гил-Галад ее отпустил. Маэглин за нее волновался, как-никак они дружат, и спросил, не причинили ли ей в плену какого вреда, а она возьми да и поделись с ним, как прошлой ночью славно поимела короля Нолдор. Потом бедный Гил-Галад не знал, куда от стыда деваться, когда понял, что благодаря длинному языку его двоюродного братца о его выдающихся постельных подвигах и величине мужского естества уже наслышан весь Мордор. — Ой, ужас какой, — Эарнур постарался ничем не выдать своего смущения. — Никогда бы не подумал про Маэглина, что он способен на такой ужасный поступок. — Ну он же это не со зла, — еще раз пояснил Денна. — У него своей жены нет, с Итариллэ ничего не вышло, вот и любит сплетни собирать. Были бы у него свои постельные подвиги, так плевать бы он хотел, что там его братья со своими женами наедине делают. Просто если не хочешь, чтобы о твоих сердечных тайнах знал каждый прохожий — при Маэглине по этому поводу лишний раз рта не раскрывай. Он трепло хорошее. Кстати, говорят, что Элронд ничего не может как мужчина из-за того, что Саурианна в свое время его проклял — Гил-Галад ему сказал, что этот придурок на Келебриан жениться собрался, а тот и пожелал, чтоб у него в первую брачную ночь на нее не встало. Сам он, правда, все отрицает — говорит, не проклинал никого, а Элронд сам виноват, не пил бы без продыху, так и не заработал бы себе нестояк. Эарнур допил чай, поставил чашку на стол. — Красивая, — он снова слабо, но заметно улыбнулся. — Хотелось бы мне такую, как ты рассказывал — с рисунком. Денна взял чайник, подлил своему гостю еще чая. — Хочешь, лимон порежу? Ты, наверное, ни разу не пробовал чай с лимоном. — Давай, — с готовностью ответил тот. Третий взял с полки маленький желтый плод, порезал его кружочками, бросил два в чашки себе и Эарнуру. Воздух наполнился приятным свежим запахом. — Угощайся. От него вкус такой немного кисленький и чай светлее делается. Король Гондора посмотрел на короткий нож для фруктов, который Денна неосмотрительно оставил на столе. Слишком маленький, хотя если постараться… о Эру, о чем он вообще думает? Нет, не стоит портить такой хороший день и настроение Третьему, он, судя по всему, человек вполне жизнерадостный. — Ты чего? — Денна, видимо, почувствовал его состояние. — Опять этих выродков вспомнил, Элронда со своим папашей? Или Нендила с Моргомиром? Кстати, Саурианна вставил обоим по самое не могу за то, что они с тобой сделали — сначала орал так, что стены тряслись, а потом отправил на стройку раствор месить! Успокойся, никто тебя тут больше не тронет, а как Элронд сдохнет, так вообще можешь ехать домой, радоваться жизни и забыть обо всем, что случилось! Король Гондора невольно вздрогнул, стоило Денне упомянуть его мучителей. — Они здесь, в крепости? Тот заметил его испуг. — Да перестань ты переживать, я же сказал — никто тебе ничего не сделает! С Саурианной спорить — себе дороже, если они посмеют его ослушаться, мало обоим не покажется! В том, что касается казней ослушников, фантазия у него весьма богатая, он еще в Первую Эпоху тайком от Мелькора топил дезертиров в болоте и сажал на кол нарушителей дисциплины. Эарнур какое-то время молчал, глядя куда-то вдаль. Легко сказать — успокойся и перестань переживать, но как забыть нечеловеческую боль, жуткое унижение и отчаяние? Все это уже никак не сотрешь из памяти — вместе с осознанием того, что ты не в состоянии ничего изменить. — Знаешь, иногда мне хочется все-таки попробовать выбраться из всего этого и начать жить, как все люди. А иногда — чтобы кто-нибудь из ваших меня убил. Или самому себя… того. Только у меня это никак не получается. Один раз попробовал — и то неудачно. Ваш повелитель, — при Денне он решил не называть Саурона по имени, вдруг сочтет это проявлением неуважения, — видимо, это понял и убрал из моей комнаты все предметы, с помощью которых можно было бы что-то с собой сделать. Правда, у меня была возможность это обойти — пару раз у меня была мысль, умываясь утром, полоснуть себя бритвой по горлу, хотя она была маленькая, рука у меня двигается только левая и я приводил себя в порядок только под бдительным надзором Кириандила или Морнэмира. Меня остановило то, что им обоим потом за меня влетит — в конце концов, оба они ни в чем передо мной не провинились, просто делали свое дело и меня лечили, а подставлять других людей нехорошо. Только что я с такими же мыслями смотрел на тот нож, которым ты резал лимон. Наверное, со мной что-то не так, если я постоянно испытываю желание наложить на себя руки. — Слушай, если ты все-таки боишься, что Нендил и Моргомир до тебя доберутся, и говоришь мне о том, как тебе плохо, значит, все не так плохо, — Денна смотрел на него с сочувствием, любопытством и отчасти оценивающе. — Если бы ты действительно хотел покончить с собой, то тебе было бы все равно, что каким-то людям может достаться за то, что они за тобой недоглядели. Поэтому все не так ужасно, как ты думаешь. Если тебе хоть чего-то хочется, пусть даже красивую чашку, значит, ты сможешь выбраться из той трясины, в которую тебя так старательно все время запихивали твои милые родственники. — Я думал, ты уберешь нож со стола после того, как я тебе во всем признался, — растерялся Эарнур. — Не уберу. Потому что ты ничего с собой не сделаешь, — с уверенностью ответил Третий. — С чего ты взял? — Только что ты сказал, что не хотел неприятностей Морнэмиру и Кириандилу, — не преминул заметить он. — Ты не станешь делать того же мне. — Ты прав, — вздохнул пленник. — Я даже убить себя не могу, мне на это никогда не решиться, и после этого ты говоришь, что я не ничтожество. В душе он удивлялся терпению, с которым Денна его выслушивал — отец, посмей он заикнуться при нем о чем-либо подобном, давно надавал бы сыну пощечин и велел выбросить дурь из головы. Он снова подавленно замолчал. Встреча с Третьим принесла ему небольшое облегчение, но хочешь не хочешь, а скоро придется снова уходить к себе, иначе Саурон будет в такой ярости, что и сказать страшно, еще и на Денне зло сорвет. Харадский принц накрыл его руку своей. — Я могу дать тебе один совет, — участливо сказал он. — Найди то, что тебе нравится и тебя радует, пусть хоть немного. Это и станет той спасительной соломинкой, что позволит тебе понемногу выбраться из кошмара, в котором ты оказался не по своей воле. Хочешь чего-то красивого и необычного — давай я привезу тебе такую чашку, как рассказывал. Хочешь семью и детей — попробуй познакомиться с какой-нибудь женщиной. Для начала просто познакомиться и поговорить. Потом с каждым днем тебе будет становиться все легче и легче, и однажды ты почувствуешь, что окончательно освободился от прошлого. — Я попробую, — тихо ответил Эарнур; ему не хотелось спорить с Денной, но в душе он уже заранее сомневался в том, что у него хоть что-то выйдет. Во-первых, за ним в оба глаза следят подручные Саурона, хотя сегодня вот немного недоглядели, во-вторых, Аранарт вряд ли решится отрезать Элронду голову, в-третьих, Черный Властелин, не получив желаемого, рано или поздно все равно прикажет убить своего пленника, так что о каких радостях и уж тем более о создании семьи вообще речь. — Даже не знаю… — Трудно всегда начать. Ты и в самом деле попробуй. Что-то тут становится жарковато, — Денна снял свою черную накидку и повесил ее на спинку стула; под ней на Третьем оказалась неописуемой красоты алая рубашка с коротким рукавом из дорогого шелка, расшитая золотыми узорами; золотой парчой были обтянуты и пуговицы у ворота. В глаза Эарнуру бросился грубый кривой шрам на шее харадца — не такой жуткий, как у Саурона, да и голову Денна держал прямо, но все равно заметный. Интересно, где он его заработал? Эарнур допил вторую чашку чая — лимон и в самом деле придавал напитку довольно приятный вкус, немного горьковатый и кисловатый. Все, хорошего понемножку, пора прощаться, а то потом будет всем на орехи — и ему самому, и Кириандилу за разгильдяйство. Однако не успел он и рта раскрыть, как с порога донесся уже знакомый ему голос: — А вы тут, я вижу, хорошо время проводите? Чай пьете? Пленник почувствовал, что едва может шевельнуться от страха. Саурон умеет говорить спокойно, вроде бы как даже не угрожая, но это не значит, что все хорошо. — Все, Денна, — чуть слышно проговорил он. — Спасибо за чай. Мне конец. Третий посмотрел на него с нескрываемым удивлением. — Что случилось? — Да ничего, просто я никак не могу понять, почему меня все так боятся, да и он вот тоже, — Черный Майа бесцеремонно указал пальцем на Эарнура. — Поначалу, еще во времена Эрегиона и Нуменора, меня это очень забавляло, и я не упускал возможности над кем-нибудь поглумиться, потом стало раздражать, но я все же сдерживаюсь, хоть меня так и подмывает набить кому-нибудь морду. — Саурианна, не надо, — Денна встал и решительно загородил своего гостя собой. — Помню я, как ты отношения с Эллери выяснял: после твоих разборок — три трупа и один пожизненный калека. — Значит, заслужили, — тут Саурон хрипло рассмеялся. — Вот сколько лет ты меня знаешь, а все попадаешься на мои удочки! Я же просто шучу! — Я не попадаюсь, я тебе подыгрываю, — улыбнулся Третий. Эарнур по-прежнему неподвижно сидел на стуле, боясь даже глазом моргнуть; он старался не смотреть на Черного Майа, но чувствовал, что у него от одного его присутствия кровь леденеет в жилах. Чего он хочет? Нарочно мучает своего пленника перед тем, как убить? — Объясни мне, пожалуйста, чем ты меня слушал? — надменно произнес Саурон, наконец обратившись к нему. — Я тебе, кажется, ясно сказал: не смей никуда уходить из моих владений, если, конечно, не хочешь, чтобы Элронд и тебе воткнул нож в спину. Но я не запрещал тебе выходить из комнаты и не говорил, что убью тебя за это! Король Гондора, впрочем, уже не слушал его — он чувствовал, что находится в каком-то полуобмороке и с трудом может сидеть; перед глазами у него плыли радужные круги, к горлу подкатывала тошнота, голоса доносились до него, как сквозь плотный занавес. — Эй, ты что? — окликнул его Саурон. — Денна, вы тут что пили? — Чай, — растерянно и недоуменно ответил тот. — Хорошо, что чай, я уж испугался, что ты его чем покрепче угостил, кофе и хмельное ему в его состоянии сейчас нельзя! — еще успел разобрать Эарнур до того, как окончательно провалился в черноту. * Когда он наконец очнулся, за окном стояла глубокая ночь — или вечер, понять было нельзя, потому что, к его удивлению, погода впервые за все время его пребывания в Мордоре испортилась, небо заволокло тучами, и сквозь приоткрытое окно до Эарнура доносился шум дождя. — Ты хоть представляешь себе, как ты меня напугал? — повернув голову, король Гондора увидел перед собой Денну. — Саурианна сначала решил, что это я от большой любви к нуменорцам напоил тебя какой-то дрянью. Нельзя так себя накручивать, хотя ты не первый, кто от одного его взгляда сознание потерял. Ты хоть говорить-то можешь? Эарнур, немного придя в себя, попытался сесть на кровати. Сейчас он заметил в лице Третьего что-то настороженное и жесткое, а не только жизнелюбие и беспечную веселость. — Тебе попало? — хрипло прошептал он. — Мне? Да нет, не за что, — махнул рукой тот. — Если бы я и в самом деле тебе какой-нибудь гадости налил, Саурианна устроил бы мне веселую жизнь, а так тебе просто поплохело. Хотя за все время, что я его знаю, он ни разу на меня не накричал, потому что я всегда и во всем его слушаюсь и никогда с ним не спорю, в отличие от многих других. Эарнур ощутил невероятную усталость и только сейчас понял, как измучен всем тем, что с ним произошло — болью, издевательствами, страхом. И как понимать слова Денны? Он ненавидит нуменорцев, хотя совсем недавно улыбался ему в лицо? Все-таки правильно он сделал, что не стал ничего о себе рассказывать. Вернее, почти ничего, но это уже неважно. — Мы с тобой так хорошо сидели, — продолжал тем временем Третий, — а ты взял и свалился без чувств. Саурианна тебе хотел отличную новость сообщить, но ты его так боишься, что тебе одного его появления за глаза хватило. Я пообещал ему, что посижу немного с тобой, пока ты не очнешься. — Какую? — растерялся пленник. — Неужели Аранарт решился-таки убить Элронда ради меня? — Увы, — покачал головой харадец. — Этот ушастый гад еще не сдох. Саурианна сказал мне, что с тобой хотел встретиться кто-то из ваших. Пока просто встретиться. В глазах Эарнура мелькнуло отчаяние, быстро сменившееся надеждой. Кто, рискуя жизнью, пришел сюда, в сердце владений Врага? — Кто это? — он попытался изобразить невозмутимость, но получилось плохо — ему подумалось, что Денне он наверняка кажется просто жалким. — Мардил? Аранарт? — Понятия не имею, — пожал плечами тот, поправляя на прикроватном столике масляный светильник. — Какая-то девушка, кто такая, не знаю. Эарнур всегда сторонился женщин, у него никогда не было возлюбленной, да и друзьями противоположного пола он не обзавелся, поэтому, услышав эту новость, не знал, что думать. Кто мог прийти к нему сюда? Неужели Арвен? В следующее мгновение он сильно пожалел о том, что упомянул имя дочери Элронда в недавнем разговоре. Если это действительно она, все может очень плохо кончиться для них обоих. — Она… эльф? — чуть помедлив, спросил он. — Да вроде нет, человек, как и мы, — с недоумением ответил Денна. — Кстати, Саурианна велел тебе передать, что не запрещает тебе ходить по крепости и даже выходить во двор, но вот пока твой родственничек не выполнит его условие и не привезет в Мордор голову Элронда, домой он тебя не отпустит. Да не переживай ты так из-за этого, здесь тоже хорошо, думаю, мы с тобой уже неплохо поладили. В юности я, помнится, нуменорцев терпеть не мог, но потом с одним даже подружился и понял, что не все они сволочи. Если что, это не Аргор. С ним я не то чтобы не ладил… в общем-то всегда ладил, но вот именно что общий язык найти почитай что невозможно. Он очень замкнутый, держится всегда отстраненно, и некое подобие дружбы у него вышло только с Девятым, Аглахадом, да и то, как мне кажется, лишь потому, что они родственники. Раньше, как я тебе говорил, он с моим дядей дружил, но тот умер давно, пал в бою. Не знаю, как он в Ангмаре себе женщину найти умудрился, мне думалось, он не способен ни перед кем настолько раскрыться. Чтобы он вот так со мной сидел и разговаривал, как ты вчера — скорее у нас в Ханатте снег пойдет. Хотя с… ладно, прости, что я тебя тут этим гружу, тебе и так плохо, а я тут болтаю без умолку. Может, тебе еще чаю согреть? — Да нет, спасибо, мне лучше, — Эарнур пытался сохранять самообладание, хотя уже окончательно перестал понимать, что происходит. Тем временем дождь на улице сменился настоящей бурей — грозно завывал ветер, ночное небо прорезала ослепительно-яркая молния. — Вот и хорошо. А с Саурианной — перестань себя накручивать. Знаешь, человек может навнушать себе что угодно и настроить себя так, что и по горящим угольям пройдет невредимым, и от страха перед собственной тенью умрет. Ты хоть понимаешь, о чем я? Король Гондора смотрел на него, не шевелясь и не говоря ни слова. Денна, как ни в чем ни бывало, продолжал: — Я с Саурианной знаком много сотен лет. Как видишь, жив-здоров, ничего он мне не сделал, и все отлично. А тебе в его присутствии делается плохо, потому что ты сам себя на это настраиваешь. Сначала всяких ужасов начитался, а остальное довершило твое воображение. Саурианна же, между прочим, тебя с того света вытащил, Маэглин ведь думал, что ты у него на руках умрешь. Вот сам подумай — если бы ты просто шел куда-то по улице и встретил Саурианну, не зная, кто это, а он бы с тобой заговорил — ты бы сильно испугался? — Да не испугался бы вообще, — тихо проговорил Эарнур, — ну, может, обратил бы внимание, что у него необычно яркие глаза, и все. — Ну вот и представь себе в следующий раз, что разговариваешь просто с обычным человеком! Хватит, в самом деле, бояться, он людей не ест, если они ничего сверх меры не творят! А те придурки, про которых я говорил, ну, Эльфы Тьмы, действительно были сами виноваты, — успокоил его Денна. — Я же тебе уже говорил: не вздумай перечить Саурианне и слушайся его во всем, и все будет отлично. — И за что он их? — осторожно поинтересовался пленник, про себя думая, что час уже далеко не ранний, но спать ему после того, как он какое-то время провалялся без сознания, совсем не хочется. — А не догадываешься? — с усмешкой ответил Денна. — За злостное неисполнение его приказов, а то и прямое их игнорирование. Вообще-то Саурианна очень терпеливый и добрый и прощает всем многое, за что я бы давно убил, но сам посуди: вот скажешь ты кому-то из своих людей, чтобы он чего-то не делал. Ну, например, не разговаривал с кем-то. Он взял и заговорил. Ну ладно, один раз это можно списать на простую человеческую слабость, все мы люди. Ты ему сказал: не делай этого больше. Он снова за свое. Ты устроил ему разнос, а он на твои слова плевать хотел. Что бы ты тогда предпринял? Погнал его со службы или, в зависимости от тяжести содеянного, устроил ему публичную казнь? Ладно, хватит с тебя приключений на сегодня, а то я порой тоже бываю не в меру разговорчивым. Давай-ка, ложись снова в постель и постарайся заснуть, утром на свежую голову и спросишь у Саурианны, кто и зачем хочет тебя видеть.