dreaming of sunshine

Детство быстротечно. Помимо посещения Академии, меня также записали на специальные «классы куноичи». Они начались через неделю после начала занятий в Академии и проводились после обычных занятий, поэтому технически были скорее «клубом», чем «классом». Они не были обязательными, но всем девочкам настоятельно рекомендовалось присутствовать. Только Хината с нами не занималась, вероятно, потому, что занятия не подходят для Хьюги, или потому, что у нее есть свои, лучшие наставники по этому предмету. На первый взгляд занятия были достаточно безобидными. Мы узнали о фестивалях и праздниках крупных стран, изучили икебану и основы кулинарии. Мы учились шитью и вышивке. Мы научились проводить чайные церемонии, наносить макияж и носить формальное кимоно. Мы учились играть на инструментах. Все типичные девичьи штучки. Все они также могут помочь нам с проникновением. Нас учили пению, театральному мастерству и танцам. Это была чрезвычайно тщательная подготовка, и никто из других девочек этого даже не осознавал. На икебане нас учили, какие цветы ядовиты, где их можно найти и как составить букет так, чтобы он выглядел красиво, скрывая внутри смерть. Там нас научили передавать друг другу закодированные сообщения, скрытые в цветочной символике. Мы могли подражать гейшам или знатным дамам. Мы могли бы притвориться уроженцами любой страны стихийных народов. Нас учили рисовать, зарисовывать лица людей, которых нам нужно было идентифицировать, прятать сообщения внутри изображений, чтобы увести их от внимания. Здесь я познакомилась с Сакурой и Ино. Первый день был трудным. Шики и Чоджи рядом не было, а я не знакома ни одной из других девочек. Наверное, немного грустно признавать, что я использовала ребенка как щит, даже несмотря на то, что сама была ребенком. Но Шикамару был хорош в этом, с его беспечным отношением «мне все равно», когда я, казалось, принимала все слишком близко к сердцу. Он был моим буфером в этом мире. Когда Сузуме-сенсей сказала нам собирать цветы, я неловко встала в стороне. Я стеснялась. Боялась представиться, когда, казалось, все уже естественным образом разбились на группы. Я была потеряна. Потом я заметила Сакуру. Её розовые волосы должны были ужасно выделяться, но прекрасно со всем гармонировали. Как нам сказали, она одна и усердно собирала цветы. Я нервно облизнула губы и направилась к ней. Но кто-то добрался туда раньше меня. Я не слышала, что сказала Ами, но я определенно видела бросок Ино. Разборка с цветами. Удивительно, что Ино не специализировалась на метательном оружии. — Отличный бросок, — сказал я, приближаясь к Ино и Сакуре, теребя мои цветы. Некоторые из них выглядели искалеченными. Не должно быть так сложно подойти к двум молодым девушкам. Но было трудно. Ино просияла от комплимента. — Спасибо! Она это заслужила! Я Ино, а это Сакура. — Шикако, — ответила я, испытывая облегчение от того, что она такая дружелюбная. Боже, насколько жалкой я стала. — Ммм, — сказала я, когда тишина затянулась. — Какие цветы у вас есть? Я смогла найти только эти. Цветы — далеко не самый мой любимый предмет, да и не сказать, что мы действительно начали учиться. Сомневаюсь, что в первую неделю будут освещать что-то важное. Половина того, что я держала, вероятно, является сорняками. Но мне следовало помнить, что родители Ино владеют цветочным магазином, поэтому она легко поддерживала разговор, болтала и помогала нам с Сакурой с выбором. И все шло примерно так. Ино была невероятно общительной девочкой. Казалось, она знала всех. И у нее не было абсолютно никаких угрызений совести по поводу того, что она делилась тем, что знала. Именно с ней я обнаружила, что люди наблюдательны. Шикамару мог наблюдать за облаками, что казалось ему интересным. Мне хотелось знать, как люди взаимодействуют, я хотела знать, кто с кем хорошо ладит. Я хотела знать, кто в каком классе преуспел, по какому навыку и почему. Я хотела знать, у кого родители-шиноби и насколько данный факт обьяснял их навыки. Видимо, это что-то нормальное. Я — девочка. Я сплетничала. Это… своего рода откровение. Я по-прежнему не была общительным ребёнком, предпочитая наблюдать за другими, нежели общаться с ними, но небольшая группа друзей — лучше, чем ничего. Ино, Сакура и я все еще тусовались с Шикой и Чоджи, а Наруто постоянно находился рядом. Находиться с ним рядом было утомительно. Не только физически, ведь он постоянно бегал и играл, но и в социально плане. Я действительно не привыкла иметь дело с кем-либо, кроме Шики, в течение длительного периода времени, а Наруто не мог быть другим. В итоге мы «завербовали» Кибу, как единственного ученика с почти такой же энергией, просто чтобы занять его. Наруто раздражал. Его не оскорбляли и не обращались плохо. Люди на самом деле даже не рассматривали его. Для них он просто был здесь, такой же неважный, как деревья на обочине дороги. Он был воплощением «чужой проблемы». Большинство детей такие, а этот «чужой» — их родитель. У Наруто нет родителей, а воспитатели приюта настолько измучены таким количеством детей, что у них нет времени на индивидуальный подход. Он просто… Никому не нужен. Да, возможно, это было эмоциональное пренебрежение, но это не было сделано намеренно или злонамеренно. Просто нет времени. Но он хотел внимания. Он жаждал его. И он пошел на все, чтобы добиться этого. Он был негодником, и знание того, почему, не облегчило ему задачу. Он был противным, громким и всех оскорблял, и, несмотря на все его желание быть ниндзя, никогда не сидел на месте и не слушал ничего, что не считал «крутым». Но это Наруто. Я знала, что он станет замечательным, добрым и верным другом. Если бы я могла просто справиться с ним, помочь ему, научить его немного, заставить его все обдумать, тогда все было бы лучше. Если бы я могла быть его другом… Я пыталась. Были и другие проблемы. Не все дети ладят друг с другом, а тех, кто отличается, странных, сразу выявляют. Не всегда злонамеренно, но сам факт. Ами, с которой я познакомился на уроках куноичи, оскорбляла нас с Сакурой. Мы были тихими, умными и тусовались с мальчиками. Мы не соответствовали. Я не хочу изображать её стереотипным хулиганом. Она могла быть доброй и вежливой. Однажды вне занятий я встретила её, обслуживающей клиентов в чайном магазине ее матери, и она была со мной так же вежлива, как и с любым другим. Она серьезно относилась к своей работе, а это хорошая черта для ниндзя. Однако внутри академии происходили… столкновения. — Боже, Ино, раньше ты была крутой. Теперь ты собираешь вокруг себя всех чудаков, — сказала Ами однажды во время обеда, насмехаясь над нами троими. Я знала, что Ино с радостью была бы принята в любой круг общения, но предпочла остаться с нами. Выбор. Даже в шесть лет, а может быть, особенно в шесть, это трудный выбор, и еще труднее его придерживаться. Я знаю, что в прошлой жизни я отдалялась от друзей из-за гораздо меньшего, нежели из-за конфронтации «левые-правые» Мне хотелось ответить чем-то настолько остроумным, чтобы она убежала в слезах. Честно говоря, как всегда бывает, у меня в горле встал ком и я промолчала. Унижение — это твое имя. Я знаю, что если бы все было не так уж плохо, то я бы ответила чем угодно, вообще чем угодно, но я не смогла. Но я никогда не умела, и мое молчание только усугубляет ситуацию. Но Ино… Ино великолепна. — Единственная чудачка здесь — это ты, — парировала она, ни капельки не испугавшись. Она вскинула голову, длинные светлые пряди подчеркнули это движение. — По крайней мере, у меня есть друзья, а у тебя только безмозглые подхалимы. Впечатлена. Что касается оскорблений, то это детский уровень, но я знала взрослых, которые не могли сказать «подхалимы». И Ами явно понятия не имела, что это значит. Она покраснела и потопала прочь, а смех… Ужасный смех преследовал её. — Спасибо, — пробормотал я, стыдясь того, что даже не смогла защититься. Ино весело и уверенно улыбнулась, словно ничто не могло ее поколебать. — Для этого и нужны друзья, да, Сакура? Сакура выглядела такой же пораженной и испуганной, как и я, с широко раскрытыми глазами под лохматыми розовыми волосами. Но она робко кивнула. — Да. Занятия, конечно, же продвигались. Я значительно опережала остальных в основах — чтении, письме, математике, истории — и закончилось всё тем, что приносила читать в класс свои книги, пока Ирука-сенсей объяснял тему. Навык, освоенный любым школьником: способность одновременно уделять достаточно внимания, чтобы понять, о чем говорит учитель, и бесцельно смотреть в окно. Вместо бесцельного смотрения в окно я читаю. Учителей это не волновало, лишь бы ты не срывал урок, поэтому Шикамару сходил с рук сон везде, кроме тренировок тайдзюцу, в то время как Наруто и Киба обычно заканчивали тремя или четырьмя отработками в неделю. Несмотря на то, что по теоретическим занятиям я всех опережала, я упорно работала, чтобы довести себя до уровня на физическом факультете. Шесть недель спустя я пребывала почти на среднем уровне с другими учениками — из-за гораздо большего количества бега — когда я с ослепляющей ясностью поняла, почему я так сильно отстаю. А это заставило меня почувствовать себя идиотом. Они неосознанно усиливали свои мышцы с помощью чакры. Они не могли контролировать её так же, как и свой кровоток, но, как и кровь, упражнения увеличивали ее количество, текущее в мышцах. Я этого не делала. Я чувствовала свою чакру так, как они этого не делали. Когда я тренировалась, она текла как обычно. Я чувствовала себя довольно глупо. Оглядываясь назад, это было очевидно. Если я сосредотачивалась, то я даже могла «увидеть», «чувствовать» потоки чакры. Не так, как бьякуган, а, скорее, это было похоже на знание того, что у меня есть собственная чакра, словно я видела чакру в воздухе — она находила отклик. Так у меня появился проект, над которым я стала работать дома. Как укрепить свои мышцы, ведь ниндзя легко это делают. Я видела преимущества продолжать практику без этого, но, пусть мне и не нравилась дополнительная работа, но чем выше база, тем выше будет результат, когда добавится чакра. Логично, что я понимала это и продолжала в том же духе, хотя и без особого энтузиазма. На самом деле невозможно описать, каково это — направлять чакру. Это как дышать. Просто делаешь Но когда ты усваиваешь это, направляешь в свои мышцы, это все равно, что быть суперменом. Хочется перепрыгнуть высокие здания одним прыжком. Хочется кричать: «Я Бог! Я бросаю вызов законам физики!» Неудивительно, что так много ниндзя — сумасшедшие. Это чистый выброс адреналина. Ничто не сравнится с этим. Легко использовать чакру таким образом, чтобы просто улучшить то, что и так можно сделать, потому что чакра — часть физической энергии, генерируемой телом. Они естественным образом подходят друг другу. В то же время неудивительно, что истощение чакры смертельно. Чакру можно рассматривать как «дополнительную» энергию, производимую телом (а также разумом и духом). Вещи, которые не нужно двигать, дышать или метаболизировать, чтобы можно было использовать их для выполнения дзюцу. Как только этот резерв будет израсходован, то либо нужно остановиться, либо начать забирать энергию из мышц. Это долг чакры. Сначала пойдут скелетные мышцы, руки и ноги. Есть такое ощущение, словно они наполнены молочной кислотой, слишком слабые и трясущиеся, чтобы продолжать сокращаться. Затем, если продолжите идти, то начнете черпать энергию из других мышц, которые обычно не утомляются, например, из легких и сердца. Дышать станет трудно, сердце перестанет биться. И все — смерть. Нам подробно рассказали об этом в Академии на раннем этапе, наряду со многими предупреждениями не пытаться использовать чакру без присмотра. У меня средние запасы чакры, небольшие для ниндзя, но нормальные для куноичи. Нара никогда не отличалась исключительными качествами в этом отношении, но мы умело используем то, что имеем. Мой резерв, возможно, немного больше, чем ожидалось, поскольку я практиковался в использовании чакры, а это помогает накопить резервы. Можно увеличивать запасы чакры, но они не будут увеличиваться вечно. Точно так же, как есть предел тому, насколько быстро человек может бежать или насколько умным может стать. Тренировки помогают раздвигать пределы достигнутого и достичь максимальных возможностей, но есть предел. Максимум, что может позволить себе организм. Большинство ниндзя никогда не достигают этого максимума. Всегда можно выжать немного больше тренировок немного больше мощности их чакры. Конечно, чем ближе вы подходите, тем меньше этого «немного больше». Хотя в противном случае их контроль может немного улучшиться. Я обладала исключительным контролем над своей чакрой, но я могла ощущать не только чакру в своем теле. Она повсюду. В воздухе, которым я дышала, в еде, которую я ела, словно стойкий дым. Это заставляло меня кашлять всякий раз, когда я уделяла ей слишком много внимания, что еще больше укрепляло мою репутацию болезненного ребенка. Была ли это естественная чакра или остаток чакры от дзюцу или исходящая от людей, я не знала, и решил не связываться с ней, пока не пойму больше. Меньше всего мне хотелось стать каменной статуей. Позже это чрезмерно развитое чувство чакры пригодится. Я чувствую чакру других людей, ощущаю остатки дзюцу, указывающие на ловушки, усиливающие чакру, и так далее. Любое место, где была использована чакра, или что-либо, на что использовалась чакра, было освещено как маяк для моих чувств. В первый год обучения в академии о чакре нам рассказали только то, что она существует. Как я убедилась на собственном опыте, запасы чакры не так уж велики до семи-восьми лет. Нас не будут учить использовать чакру до третьего года обучения, и это будет наш последний год, прежде чем нас научат чему-то, хотя бы отдаленно напоминающему дзюцу. Я выполнила десятки упражнений по контролю чакры. Я не умела ходить по воде, потому что в детстве слишком большой риск утонуть, но многие другие упражнения были возможны. Упражнение по ходьбе по стене было только началом. Есть струны чакры. Торчащий лист, который я помнила из аниме. И от листьев я перешла к всё более хрупким вещам. Поначалу моя чакра легко разрывала бумагу, пока мне не удалось отрегулировать силу ее выброса. Я ужасно гордилась, когда мне удалось приклеить к руке рисовую бумагу и медленно, аккуратно, не торопясь, сложить ее в неуклюжий, кривобокий журавлик-оригами. Я справилась с этим без единой слезы. Чакрой трудно манипулировать после того, как она была изгнана. Вот почему нити чакры, подобные тем, которые используются на марионетках, требуют такой большой концентрации. Но это не невозможно. И мне понравилось работать со своей чакрой. Это было чем-то, что я могла сделать ради развлечения: согнуть, покрутить и посмотреть результат. Нас беспощадно тренировали ручным печатям. Как их распознать, как сформировать, с чем они чаще всего ассоциируются. Например, на печати «Тигр» указательный и средний пальцы держатся прямо, и она является обычной концевой печатью для многих техник огня. Да, полезная информация, но ручные печати делать чертовски сложно. Не представляю, как людям удается делать их так быстро. Мои детские пальцы были неловкими и неуклюжими, когда я заставляла их принимать совершенно неестественные положения. Единственное, с чем я могла легко справиться, — это печать «змеи», сжимающий обе руки. Даже тогда, за время, необходимое для формирования, удержания и расцепления (что столь же важно, как и первые два пункта), опытный шиноби может создать три или более печатей. У меня достаточно предметов для исследований. Есть так много вещей, которые мне хотелось бы знать, например, что такого особенного в тенях, которые позволяют нам контролировать их и управлять людьми с их помощью? Тени — лишь область, куда не проникал солнечный свет, они не являются чем-то физическим. Что такого в этом недостатке делало их особенными? Конечно, в народных законах и мифах много говорится о тенях, и, что неудивительно, у нашего клана есть очень много книг на эту тему. Тени издавна стали частью фольклора. Наряду с отражениями и портретами они считаются душой или ее частью. Тень — это отрицательный двойник тела, альтер-эго души, а иногда и образ зла. Тень может представлять тьму личного бессознательного, другую, непостижимую сторону личности, тайного соучастника. Это все, что человек отказывается принять или понять о себе. Если его не обеспечить и не интегрировать, он может стать злым и разрушительным. Именно по этой причине Нара верят в самопринятие. Большинству наш клан может показаться ленивым и немотивированным — и в значительной степени так оно и есть — но мы знаем себя. Мы стараемся не самоуничтожаться. Это не столько просто всегда сохранять спокойствие, сколько знать, почему ты злишься и что ты готов с этим делать. Даже если это «что» — это «что угодно». Немного страшно заглядывать глубоко в свое сердце и спрашивать: «Что бы я сделала, если бы кто-то причинил вред моему брату?». Не «что мне делать?» или «Что мне следует делать?» а на самом деле, если честно, если отбросить все притворства, что бы я сделал? Мы не всегда такие люди, какими нам нравится думать. Конечно, я занималась не только школьной работой. Дома я начала исследовать территорию клана. Клан — довольно большой и разросшийся. Судя по сериалу, я полагала, что семья Шикамару представляла собой весь клан Нара. Это не так. На самом деле, те, кто живёт в стенах Конохи, не являются всем кланом. Нара управляют множеством ферм в стране Огня, поставляя ингредиенты для наших лекарств. Сельское хозяйство занимает много места, а Коноха представляет собой деревню, окруженную стеной. Просто нет места. В самой Конохе у нас есть небольшой лесной массив, где мы пасем стадо оленей, а также несколько мастерских, производивших лекарства и проводивших исследования. Олени — странные существа. Одновременно чрезвычайно умные и невероятно пугливые. Они очень умны и, кажется, инстинктивно знают, какие растения помогут им в случае болезни. Олени очень хорошо заботятся о себе. Им не нужно много внимания или управления. На самом деле, это те животные, которых можно убить с добротой. Слишком большое человеческое внимание приводит их в шок. Я думаю, что отношение Нары во многом проистекает из этого: признание и принятие того факта, что иногда стоит отпустить ситуацию, чтобы решение пришло само собой. Ленив, конечно, но и прагматичен. Это заставило меня задуматься, не зародилась ли медицинская теория нашего клана не с оленей, а с наблюдений за ними. Однако есть некоторые наши исследования, которые непосредственно касаются оленей. Поскольку самцы оленей сбрасывают и отращивают рога каждый год, было проведено серьезное исследование того, как они это делают, в надежде адаптировать эти принципы, чтобы позволить людям отращивать конечности и ткани заново. Однако многое было основано на травах и растениях, а также химических веществах, содержащихся в них, почти так же, как и в моем старом мире. Синтеза химических веществ стало меньше, и я не знаю, насколько развита сама химия, но результаты все равно оказались впечатляющими. Я проводила много времени в производственных помещениях. От них странно пахло приготовленными лекарствами, развешенными для сушки травами, оленями и дымом, но нельзя сказать, что это неприятная странность. Рабочие, в основном мои тети, дяди и кузены (хотя было и несколько наемников, не связанных с нами), были более чем счастливы удовлетворить мое любопытство по поводу того, чем они занимаются. Меня не раз заставляли работать со ступкой и толкушкой, чтобы перемалывать травы в пасту. Клан был доволен моим интересом к медицине, поскольку у них был мой диагноз из больницы. Я с трудом изучила «базовые» учебники по этому предмету. Дело не в том, что эти концепции были мне незнакомы, но изменение языка означает, что мне пришлось учить все заново. Я могла бы получить ту же информацию, читая со словарем, но информацию легче изучать в контексте. Я была рада отметить, что принципы казались одинаковыми, несмотря на различия в мирах. Я смутно осознавала, что оленьий бархат считался лекарством, но в моем мире его считали чем-то вроде растительного лекарственного средства, вроде орехов для здоровья нового века. Однако я с потрясением вспомнила, что здесь Нара считаются опытными медицинскими специалистами. Именно они предоставили Цунаде информацию, которая позволила ей обратить вспять отравление Чоджи пищевыми таблетками. Мне пришлось попытаться перестать применять знания из моего прошлого мира, ведь здесь всё слишком по-другому Медицинские науки просто удивительные — однажды я смирилась с тем фактом, что самыми важными и необходимыми медицинскими инструментами являются не иглы и скальпели, а бумага и чернила. Почти во всем, для чего мы использовали машины, здесь используют печати. Для стабилизации больных, для наблюдения за ними, во время операции — все печати. Запечатывание и медицина идут рука об руку. Они имеют больше пользы или более легко распознаваемое применение в стабильной обстановке госпиталя, чем странное приспособление в постоянно меняющейся сфере боя. Раньше я как-то не задумывалась над этим, но Цунаде, вероятно, по способностям равна, если не превосходит, в знаниях по запечатыванию, Джирайю, если ее печать Возрождения является каким-то показателем. Увлечение Орочимару проклятыми печатями также объясняется его научными взглядами. Печати — «машины» стихийных народов. Печати — это кандзи. Меня это удивило. Я всегда считала, что печати включают в себя специальный алфавит или сложные символы — эзотерические линии и круги — но это не так. Кандзи. Да, есть определенные способы их объединения для достижения наилучшего эффекта, но в этом смысле больше похоже на написание контракта или рассказ истории. Интересно было узнать. Конечно, есть ограничения. Требуется время, место, чернила и бумага. Только самые лучшие мастера печатей могут использовать печати в бою, потому что они — единственные, кто может спроектировать или изменить и применить печать с помощью всего лишь поворота чакры, ручной печати и, возможно, немного крови. Не зря Минато Намикадзе считается гением. Я отметила это как направление, которое определенно хотела бы изучить. Я сильно сомневалась, что когда-нибудь добьюсь какого-либо мастерства — вероятно, не более чем в основах — но в этом все еще есть привлекательность. По крайней мере, свитки хранения полезны. Эти вещи превосходно заполняли мое время. Прошел год, мы перешли на второй курс академии, мало что изменилось. Уроки стали немного сложнее, немного жестче, немного больше ориентированы на «правдивость» миссий ниндзя. Нас медленно знакомились с тем, чего от нас ожидают — настолько медленно, что почти незаметно. Нас тренировали. На втором году обучения нас стали учить метать кунаи и изучать тайдзюцу. В академии нас всех учили адаптации базового стиля Коноха-рю, называемого шорин-рю, «стиль маленького леса». Это версия стиля тайдзюцу из Конохи, адаптированная специально для детей и подростков. В нем особое внимание уделялось уклонению и отклонению с пониманием того, что любые противники, с которыми мы столкнемся, скорее всего, будут выше, сильнее и быстрее нас. На первый взгляд это выглядело довольно упрощенным стилем с ограниченным количеством ударов, блоков и ударов ногами. Конечно, если учесть, что данному стилю учили детей, то такая прямолинейность скорее преимущество, нежели недостаток. Нет никаких ярких движений или сложных блокировок, тех вещей, которые могут легко развалиться в реальном бою. Это основы основ, то, что мы можем развивать в нашем семейном стиле или просто после того, как закончим академию и начнём приобретать личный опыт. Раньше я занималась каратэ, что, похоже, должно было дать мне бонус в изучении тайдзюцу здесь. На самом деле это не так. Во-первых, это было так много лет назад, что я забыла почти все технические детали. Во-вторых, у меня было другое тело. Но в-третьих, что, возможно, более важно, мне никогда не приходилось использовать каратэ в реальной жизни. Больше всего под описание подходит единственный турнир, в котором я участвовала, но я достаточно умна, чтобы понимать, что это даже не близко. Здесь тайдзюцу не просто хобби, оно — настоящее. Это было то, чем люди живут и умирают. И то, чему нас учили, отражало это. С другой стороны, кое-что, чему я научилась, помогло мне. Не техники, а более важные вещи. Нашим девизом было: «Сначала тело, потом разум, потом дух». Это значит, что тело устает первым. Мышцы болят и дрожат, тяжело дышишь, потеешь. Но продолжаешь идти. Затем ум устал. Признаешь свою усталость. Решимость пошатнулась. Хочешь сдаться. Но твой дух поддерживает тебя. Не совсем «никогда не сдаваться», а скорее «упорно работай. Продолжайте идти, несмотря ни на что». Это был трудный урок — принуждать себя и прилагать много усилий. Еще сложнее, когда ты тренируешься в одиночку. Второе — намерение. «Самый простой способ выиграть бой — избежать его». Нет смысла драться, если в этом нет необходимости. Но если есть, если вам придется бороться, посвятите себя этому на 100%. Совершайте каждое действие так, словно оно приведет к победе в битве. Ты должен нанести первый удар и нанести последний удар, и убедиться, что оба являются одним и тем же ударом. В академии об этом говорили, называли это «Иккен Хисацу». «Убить одним ударом». Здесь они действительно имеют в виду. Когда мы спарринговались, то остальные относились к этому как к игре. У меня возникло искушение. Наносить легкие удары руками и ногами, танцевать вокруг слабых атак — это весело и легко. И у меня не было настоящего желания причинить вред кому-либо из одноклассников. С другой стороны, это легко. Колено в живот, локоть в висок, удар ладонью в челюсть — быстрые и жестокие движения, мгновенно повалившие остальных на землю. Через несколько дней остальные начали называть меня «Нокаут Шикако». Что развеселило меня. Ненадолго, поскольку они стали лучше блокировать и уклоняться, преодолевать инстинктивное вздрагивание перед насилием, защищать свои жизненно важные точки, но я тоже становилась лучше. Поначалу мы не проводили много спаррингов в произвольной форме. В основном были упражнения на выносливость, какие мы уже выполняли: бег, отжимания, ловушки, работа с тренировочной сумкой. Были упражнения на гибкость, растяжки и слаломные шесты. Были полосы препятствий и такие игры, как вышибалы. И были жестко повторяющиеся основы: сто этих ударов, сто других ударов ногой. Для них трудно поддерживать стопроцентные усилия, которые я полна решимости вложить в свое тайдзюцу. Морально мотивировать себя было самым сложным. Вероятно, я никогда не стану мастером тайдзюцу, но я не хочу, чтобы меня парализовали плохие боевые навыки или выносливость. Конечно, мои усилия произвели неожиданный побочный эффект: я мотивировала других девочек. Я думаю, что такие девочки, как Сакура и Ино, у которых были высокие академические оценки, могли легко расслабиться, когда куноичи, занявшая самое высокое место по физическим показателям, была Хината, лишь немного выше среднего в классе. Технически она была лучше, но ей не хватало агрессии, чтобы по-настоящему соревноваться. Если добавить, что удары джукен обычно запрещены, то она оказывалась в серьезном невыгодном положении. Но никто не любит, когда его постоянно затмевают или дают пинки под зад, так что у них была искренняя мотивация унизить меня. Или, по крайней мере, заставить меня перестать надрать им задницы. В те дни, когда джукен разрешали, Хината была худшим противником, с которым мне приходилось сталкиваться. Несмотря на то, что в этом возрасте она могла использовать только атаки руками, они ограничивались областями, по которым я могла наносить удары. Руки имеют большой диапазон и могут двигаться очень быстро. Единственная область, которая была действительно свободна от их удара, была ниже колена, и даже это компенсировалось некоторыми более низкими стойками. Подобный бой с Хинатой больше, чем любой другой, заставил меня думать наперед. Единственный удар, который я могла нанести без опасности, — это удар ногой, но даже он оказался на расстоянии удара. Мне приходилось делать ложные маневры, кружить и уклоняться от каждого удара. В какой-то степени я делала то же самое с остальными, предвидя, где и как они нанесут удар, как я смогу нанести ответный удар, как вывести их в выгодную для меня позицию. Интересно было поэкспериментировать. Но именно битва с Хинатой заставила меня решить поискать противодействия джукену. Либо испускаю чакру в качестве щита, либо, возможно, использую свою собственную тень для отражения этих ударов. Джукен пострадает. Насильственное, жестокое вторжение чужой чакры в мою систему мучительно. Было похоже на то, как будто меня ударили ножом, обожгли, заморозили и ударили током одновременно. В первый раз, когда мы сражались, меня вывели из строя простым скользящим ударом. У меня вообще выработана очень низкая толерантность к этому. Всякий раз, когда мы сражались, большая часть класса поддерживала ее. Моя привычка быстро избивать людей сделала меня непопулярным противником, и все были более чем готовы поощрять ее победить меня. Я не завидовал ей в этом, потому что она была по-настоящему милой девушкой, хотя и очень застенчивой, и этому я могла посочувствовать. После этого она всегда была готова разблокировать мое тенкецу, застенчиво извиняясь, независимо от того, кто из нас выиграл. На втором году обучения я в первый и единственный раз увидела Итачи Учиху. Я довольно хорошо знала Саске, ведь мы учились в одном классе, но информация о Итачи вылетела у меня из головы. Это случится. Трудно вспомнить точные детали чего-то, что составляло лишь очень небольшую часть моей жизни. Даже такие важные детали, как эта. — Это мой Итачи-нии, — сказал Саске, представляя старшего мальчика, который пришел забрать его из школы. Обычно приходила его мать, но не сегодня. В его голосе звучала такая гордость и такое обожание своего брата. Мое сердце сжалось от чувства вины, ведь знаю, что скоро он будет сломлен и разбит. — Привет, — сказал я едва громко, чтобы меня услышали, глядя себе под ноги. Итачи уже джонин, уже АНБУ. Готов пожертвовать всем ради брата и деревни. Что бы он сделал, если бы знал то, что знаю я? Я даже не могла об этом подумать. Я слишком эгоистична. Я знаю, что не буду вмешиваться. Я позволю этим ужасным и презренным вещам случиться, потому что они меня не касаются. Не тронут мою семью и мой безопасный маленький мир. Хотя я говорила себе: «Я ничего не могу сделать», я знала, что в глубине души я просто эгоистичный трус. Вскоре после того, как нам исполнилось семь лет, клан Учиха был вырезан. Вся Коноха была в мрачном, потрясенном настроении. Какие бы заявления о притеснении и ненависти ни делал Мадара, сейчас они не были заметны. Люди потеряли друзей, соседей, товарищей. Люди пребывали в трауре. Саске не посещал академию несколько недель. Когда он это сделал, он был бледным и с дикими глазами, резким и угрюмым. Он избегал всех и за обедом выбрал место подальше от всех остальных. Он сидел спиной к дереву на краю поля. Здесь было настолько изолированно, насколько это было возможно, учитывая, что только студентам последних курсов разрешалось покидать территорию во время перемен. Группа девушек (включая Ино и Сакуру) сидела рядом, бросая на него взгляды и болтая. Либо их уже оттолкнули, либо им не хватило смелости приблизиться к нему. Я видела, как он собирается и потянула Шику за руку. Он чертовски хорошо интерпретирует то, что я имею в виду. Это должно было быть страшно, но я почувствовала облегчение от того, что мне не пришлось выражать это словами. В любом случае я не знаю, что бы сказала. — Проблематично, — сказал Шикамару, но скорректировал наш курс. Чоджи, благослови его Бог, последовал за ним без комментариев. Мы сидели молча. Саске напрягся и посмотрел на него сердито, расстроенно и скорбяще. Я не сомневалась, что он может быть довольно вязким. — Что, черт возьми, вы здесь делаете? — зашипел он. Я вздрогнула, но Шикамару только зевнул. — Сидим, обедаем, — сказал он. — Так посидите где-нибудь в другом месте! Я здесь! — Ты можешь посидеть с нами, Саске-кун! — Ино энергично заговорила неподалеку. Он посмотрел на них наполовину с гневом, наполовину с отвращением. — Ино, ты идешь сегодня вечером на занятия к Сузуме-сенсей? — спросила я, думая, что пришло время вмешаться. Я не думаю, что нам следует слишком сильно давить. Есть очень большая разница между попыткой привлечь Саске и беспокойством над ним. Конечно, Ино пошла, она никогда не пропускала занятия, но восприняла комментарий, как начало разговора, и начала радостно болтать со мной о наших уроках. Через некоторое время к нам присоединилась Сакура, а за ней и несколько других девочек, а Чоджи и Шика мирно обедали позади нас. Саске был один, но не исключен. Он был частью группы, и его это не беспокоило. Возможно, мы могли бы остановить его склонность к одиночеству. Не знаю, помогло ли это, но хоть что-то. И если я делаю это, чтобы загладить чувство вины в своем сердце… Что ж, это было мое личное дело. И в семь лет нас считали готовыми начать обучение семейному искусству. Нара верит в планы действий на случай непредвиденных обстоятельств. Каждый человек в клане, будь то ниндзя или гражданский человек, знает, по крайней мере, в теории дзюцу владения тенями. Таким образом, если что-то случится с кланом, будет кому передать эти знания. Возможно, они не ожидали, что я научусь этому, но меня все равно учили. И это был мой шанс доказать, что я могу. Научиться наполнять объект своей чакрой достаточно легко, научиться делать это, не повреждая его, сложнее, а наполнить объект, не имеющий физической массы, тени, еще сложнее. Управлять ею, а затем манипулировать… Вот в чем настоящая трудность. Стиль нашего клана не связан с родословной, но у нас есть близость к тени, которая имитирует близость к стихиям. Другие люди могут научиться этому, но обучение займет в два, в три, а может и в четыре раза больше времени, и они никогда не станут столь же результативными и эффективными, как мы. Учитывая, что многие из наших дзюцу довольно ограничены и имеют типы поддержки, нетрудно понять, почему никто не беспокоится. Конечно, в Искусстве всегда можно увидеть большее. Я потратила довольно много времени на практику дзюцу теневого подражания после того, как отец показал его нам, и мы освоили базовые шаги. Нам потребовалось несколько месяцев, чтобы продвинуться к созданию и поддержанию «тени, наполненной чакрой», и с этого момента нам пришлось начать утомительный процесс обучения тому, как ею манипулировать. Когда-то оно было известно как дзюцу теневого паралича, но совсем недавно его переосмыслили и стали использовать для контроля движения жертв, а не просто парализовать их. Никто не говорит об этом, но я уверена, что это было нововведение папы. Я хотела преуспеть в этом. Я практиковала скорость инициации, свои ручные печати, скорость захвата и отпускания, длину, на которую я могла растянуть свою тень, сколько раз я могла ее разделить, форму и направление движения… Так много частей, в которых нужно быть совершенным. Однако я не могла продержаться долго. Это невероятно интенсивная техника. Навык уровня Чунина заключается в том, чтобы держать тень пять минут — на этом этапе мне повезло, что я могла удерживать тень пять секунд. Это то, что я не могла изменить. Я могла бы усовершенствовать свой контроль над тенью, чтобы уменьшить потери чакры, и сделать все возможное, чтобы улучшить резерв, но пока я не стану старше, прогресс вообще не будет сильно расти. А пока мы не освоили дзюцу теневого подражания, то другие семейные техники нам пока не доступны. Даже следующие простейшие приемы в разы сложнее и утомительнее. Но помимо моего желания учиться и моего увлечения всем, что связано с чакрой (которая все еще казалась такой волшебной, сколько бы научных объяснений я ни читала), не было реальной необходимости овладевать ею. Большую часть времени предстоящее будущее ускользало от меня, оно было неизбежным, но его игнорировали, как экзамен, к которому я не готовилась. Я старалась и тренировались, но целеустремленная преданность делу меня никогда не устраивала. Действительно, Шикамару особо не старался выучить технику прежде чем прекратить практику и вернуться к наблюдению за облаками. Он, вероятно, понимал, что должен это сделать, но у него нет мотивации, когда нет необходимости. В отличие от меня, он не знал особенностей зацикленного будущего и все еще надеялся, что станет обычным ниндзя, выполнит среднее количество миссий и столкнется со средним количеством опасностей. Я уговаривала его практиковаться со мной столько, сколько могла, но все равно боялась, что этого будет недостаточно. Шикамару, несмотря на весь его ум, посчастливилось выжить. И он умен. Безумно так. К девяти стало невероятно ясно, что мои предположения о том, что я такая же умная, как Шикамару, были невероятно высокомерными. Меня и близко нельзя назвать умной. Даже с двадцати летним опытом. Это было немного унизительно. Я не знаю, видел ли это кто-то еще, потому что я была более мотивирована, я постоянно читала, потому что мне нравилось узнавать что-то новое, но я знала, и наши родители знали. Что касается тактики, он побеждал меня на каждом шагу. О, я заставила его работать над этим, но он все равно меня побеждал. Игры в шоги превратились в изнурительные многочасовые состязания воли. Это очень легко могло привести к тому, что отношения между нами испортились бы. К своему большому огорчению, я обнаружила, что совершенно отвыкла от поражений. Гнев и негодование, как только я их заметила, заставили меня почувствовать себя некомфортно. Неприятные эмоции. В конце концов, это всего лишь игра. Игра, в которую я играла со своим братом. Это должно быть весело. Я очень быстро решила, что так и будет. Я собиралась сделать шаг назад, дышать и успокоиться. Я не собиралась злиться из-за проигрыша. Я собиралась посмотреть, в чем он будет лучше меня и как я могу это использовать. Я собиралась отнестись к этому как к уроку, а не как к провалу. В конце концов, я еще учусь. Я все еще могу стать лучше. Я не хотела стать человеком, для которого все становится вопросом жизни и смерти. Скоро этого будет достаточно. Выпускной наступил слишком быстро. И принес целый ряд проблем, которых я не ожидала. — Если предположить, что команды будут распределены по методу «одной куноичи», то ты будешь в команде с Ино и Чоджи, — сказала я Шикамару. Он продолжал смотреть на облака. Вполне вероятно, что он уже давно пришел к такому выводу. Это практически само собой разумеющееся. Не то, чтобы я хотела об этом поговорить, это просто начало разговора, к вопросу, который я не могла задать — что со мной будет? Не думаю, что что-то может разрушить команду Ино-Шика-Чо, а добавление в команду более одного Куноичи обычно приводит к более слабой и менее стабильной команде (по крайней мере, такова была официальная версия. Я не до конца уверена, что поверила.) По той же причине я почти не сомневаюсь, что Хината, Шино и Киба объединятся. Их сочетание способностей прекрасно дополняет друг друга при выполнении миссий по отслеживанию, поиску и спасению или несмертельному захвату. Из-за этого я боялась распределения по командам. Я дружила с Наруто, дружила с Саске и сильными куноичи, но мне не очень-то хотелось быть в Команде 7. Особенно если учесть, что они постоянно навлекали на себя неприятности. Надо было думать об этом, прежде чем сдавать эти тесты на 5+. Раньше я никогда целенаправленно не делала меньше, чем могла, поэтому сложно представить, что мне следует делать это сейчас. С другой стороны, многих других я, по правде говоря, не знала. С некоторыми я была дружелюбна и, конечно, могла бы уломать их на командный проход, но ни один из них не выделялся чем-то особенным. Не так, как Новички 9. «А что насчет Сакуры?» — поинтересовалась я. Если меня распределят в команду 7, то что будет с ней? Ответ очевиден. Она уже не та одинокая фанатка, какой была показана в аниме, но ей все еще не хватает… амбиций, драйва, реализма, иногда даже здравого смысла. Она потерпит неудачу. Вина грызла меня под ложечкой. Надо было, черт возьми, хорошо продумать. О чём-то столь важном в жизни ниндзя я должна была вспомнить заранее. Но даже если и так, я не уверена, что что-то смогла бы сделать.