Нельзя недооценивать сквибов

Разбудил меня Дамни довольно рано, еще не было и семи. За окном было темно, тяжелые алые шторы остались задернуты. — А комнатка-то в гриффиндорских тонах оформлена, — произнесла я, оглядывая жилище. Конечно, без естественного света ничего определенного сказать было нельзя, но сейчас, с утра, положение оценивалось уже по-другому, не так пессимистично. Потому, надев заранее заготовленную мантию, я вышла в гостиную, где Дамни уже сервировал завтрак: яичница-глазунья, тосты с джемом и тыквенный сок. Меню было несколько непривычным, но готовить хогвартские эльфы умели отменно. Тыквенный сок, как оказалось, имел достаточно странный вкус, но человек привыкает ко всему, потому, скорее всего, пройдет пара месяцев, и я даже не вспомню, что когда-то смотрела на рыжеватую жидкость с сомнением. Дамблдор ждал меня к себе к девяти, пароль от двери, написанный на переданной Дамни бумажке гласил «Сахарные перья». До встречи оставалось еще около часа, но сидеть в гостиной или спальне и ждать не хотелось. Да и портрет, видимо вдохновленный вчерашним диалогом, лишь косился на меня, не желая заговорить, и надо было найти кабинет… Потому по совокупности причин было решено выйти прямо сейчас, а оставшееся время просто гулять по Хогвартсу. Тем более, замок впечатлял. Моя комната располагалась — в отличие от апартаментов профессоров, которые находились рядом с их рабочими кабинетами — в жилой части замка, в практически равном удалении от башен Гриффиндора и Равенкло. А вот до большого зала, как я выяснила, спросив портрет на стене, было довольно далеко. Рассматривая школу, становилось понятно, почему обычные, из маггловского мира, мальчики и девочки, едва попав сюда, готовы на все, чтобы остаться в магическом мире. Любая частная закрытая школа в одиннадцать лет кажется раем на земле, но Хогвартс — это не просто рай, это сказка. А что средневековая, и потому страшненькая — понимают уже потом. — Дамни, — не слишком громко произнесла я. Эльф появился сразу же. — Отведи меня к кабинету директора, пожалуйста. Ни одного ученика за то время, пока бродила по Хогвартсу, я так и не встретила. Видимо, на каникулы в школе не осталось почти никого. А кто остался — тот пытался за последний день выспаться на ближайший месяц. Горгулья легко впустила меня внутрь, лестница поехала вверх. Кабинет Дамблдора был действительно колоритен: на всех горизонтальных поверхностях, с пола до потолка, лежали непонятные предметы, по-другому было не выразиться. Что-то скрежетало, переливалось, жужжало, и мне казалось, в этой какофонии было совершенно невозможно сосредоточиться. Но Альбус Дамблдор сидел за столом с легкой полуулыбкой, будто не замечая раздражающего шума. — Я рад тебя видеть, девочка моя, Арабелла, — спокойным и чуть слащавым голосом произнес он. — Присаживайся, я хотел поговорить с тобой более конкретно о твоих должностных обязанностях. Чаю? — Конечно, директор, — ответила я, принимая чашку и смотря на нее, а не на новообретенного начальника. Тот же лишь молчал, видимо выжидая, когда я отхлебну. Решив не тянуть кота за хвост и не растягивать не слишком приятную беседу, я чуть отпила, с удовольствием вдыхая приятный травянистый аромат. Интересно, Дамни смог бы приготовить нечто подобное? — Ты понимаешь, Арабелла, почти все дети, которые учатся сейчас в Хогвартсе, родились во время войны. У некоторых из них погибли на этой войне родители, у кого-то остались только мать или отец, а кто-то остался сиротами. После войны настроения в обществе стали мягче, и мне казалось, что однажды вражда окончательно развеется. Но вот прошло десять лет, и я понимаю, что ошибался. И сейчас вновь, как пятнадцать лет назад, дразнят и изводят тех, кто не может защититься. Дамблдор не вызывал у меня радужных чувств. Кажется, вообще ни у одного человека на земле не вызывает радужных чувств тот, от кого он полностью зависит. Он с равной вероятностью мог оставить меня в лондонской ночлежке, где я очнулась с самого начала, присматривать за мальчиком-сиротой или отправить в школу-пансион. Я в этой ситуации лишь обустраивалась на новом месте, меняя фасад своей жизни, но не суть, будто наводила уют в съемной квартире — можно докупить мягких подушек, но диван так и останется продавленным. Из крысиной клетки хотелось вырваться, но вряд ли мне кто-нибудь позволил бы открыть дверцу. Потому, наверное, я ощущала какую-то подсознательную брезгливость при разговорах с Дамблдором, недоверие к нему, как невкусна приторная конфета, так меня обычно отталкивал его избыток харизмы. Сейчас же директор почти смог убедить меня в своих добрых намерениях. — Я понимаю, директор Дамблдор, детям действительно должно быть трудно сейчас. Но что требуется от меня? Я должна разговаривать с ними? Давать советы? — все еще держа чашку в руках, спросила я. — Да, именно так, девочка моя, — ответил он так же неспешно и спокойно и тоже взял чашку. — Возможно, кого-то придется подбодрить. У меня вызывает опасения состояние одной девочки, студентки первого курса. Ее зовут Гермиона Грейнджер, она из маггловского мира, и, как мне показалось, с трудом приживается в магическом. Ты не могла бы ей помочь? — продолжал он описывать ситуацию. — Я уже приказал эльфам расчистить тебе кабинет рядом с большим залом. Как раз сможешь обустроить его под себя до приезда учеников. А ближе к восьми часам к тебе, думаю, заглянет Гермиона. И все же директор оставался собой. Он не спрашивал, он утверждал. Но, вопреки привычке, в этот раз его действительно хотелось слушать. Раскланявшись и получив в подарок в честь назначения пачку чая, я наконец покинула кабинет. Директор был прав — пока не приехали ученики, надо было посмотреть, где-же я теперь буду работать. Дамни, как и обещал, откликнулся быстро. — Директор Дамблдор сказал, что для меня приготовлен кабинет где-то рядом с Большим залом. Ты не мог бы меня проводить? — спросила я эльфа. — Дамни с радостью! Солнце пробивалось сквозь витражи и колонны, и жизнь в Хогвартсе уже не казалась мне такой мрачной.