***
В комнате общежития обитал ещё один парень, как оказалось, второкурсник. Пак Чимин. — Хей, ты тоже типа умный? Поздравляю! — и этот парень был со своеобразным чувством юмора и чутка грустными глазами. — Дай расписание. И немного бесцеремонный. Но Чонгуку это нравилось: ему, не слишком привыкшему к общению, это облегчило задачу на сближение. Пухлые пальцы Чимина быстро развернули листок, и довольная улыбка расцвела на лице. — Так и думал: некоторые лекции у нас совпадают, — и отчего-то похлопал по спине. — Завтра первой как раз Теория государства и права. Я, — он ткнул себя в грудь. — Буду твоим компасом в нашем мирке. Чонгук усмехнулся, но все же кивнул головой. Пока он распаковывал чемодан, его сосед смотался на какую-то «супер-крутую вечерину», а когда вернулся – Чон уже спал как младенец после утомительного дня. Первый шаг навстречу мечте он сделал и мог предаться сладостным сновидениям.***
— Вставай, — сон прервался неожиданно прилетевшим в лоб зелёным яблоком. — До лекционного зала забежим за кофе. Чимин нарывался на долгую и мучительную смерть от недоброго взгляда Чонгука, но был прощён, пообещав, что в кофейне рядом с главным кампусом – «лучший чёрный кофе, притом самой сильной обжарки во всей Азии». Чон, допустим, поверил. Получив свои стаканчики с напитком навынос, они смогли по достоинству оценить тот терпко-пряный аромат кофейных зёрен из опалённой солнцем Африки. «Запах, ради которого стоит жить», — произнёс Чимин, и после этого Чонгук поверил в их будущую чудесную дружбу. Ибо что может быть чудеснее запаха свежесваренного качественного кофе? Только его вкус на кончике языка... — Ащщ, — внезапно в коридоре в него врезается странный парень, и драгоценный напиток падает, разливаясь неприятной коричневой лужей. — Ты что, дебил, не смотришь куда идёшь? Ты что глаза выпучил? Мой кофе! Ты убил МОЙ КОФЕ! Неаккуратный незнакомец стоял, понурив взгляд, и молчал. Возможно, даже дрожал, но слишком незаметно. Чон оглядел его: взъерошенные волосы, большие (но красивые) очки, объемный серый свитер и широкие черные штаны. Ладно, он был ещё чуточку симпатичный и мило стеснялся. Но его молчание немного бесило. — Эй, ты не собираешься извиняться? Да что с тобой? — Чонгук в шутку толкнул его в плечо. Парень вздрогнул всем телом, растерянно посмотрел вокруг, не глядя впрочем ни Чону, ни Чимину в глаза, и убежал. — Ещё раз тронешь его, я задушу тебя во сне, — процедил сквозь зубы Пак, даже не удосужившись скрыть откровенную злобу и в глазах, и в тоне голоса. — Не думал, что ты такой ублюдок... И, развернувшись, зашагал ускоренно в сторону зала. — Погоди, но что я такого сделал? Это он в меня врезался! — спросил уже шёпотом Чон, присаживаясь рядом на лекции. — Или я вообще нифига не понимаю. Чимин поджал губы и посмотрел вправо, замечая в толпе студентов слегка лохматую макушку. И вздохнул. — Тэхен – аутист, — сказал он слишком пониженным голосом. — Аутист... — Оу, Чим, я же не знал, — то ли совесть, то ли хорошее воспитание подмывали его извиниться при удобном случае перед этим пареньком. Чонгук был слабо осведомлён об аутизме. Знал только, что это проблемы в психике и самоопределении себя в обществе. Чисто общие сведения, да и плюсом были впечатления от просмотра фильма «Человек дождя». Он ещё раз посмотрел на того человека, Тэхена: тот сидел на крайнем правом ряду, немного обособившись ото всех (никто впрочем ему и не навязывал своё общество), и старательно записывал все, что говорил преподаватель. Слишком старательно. Кажется, даже издалека Чонгук слышал скрип ручки о бумагу. Никого вокруг себя парень не видел: только лектора и тетрадь. — Ну, ок. Он аутист, что с этого? Он же учится с нами, это не проблема? — Чон аккуратно пытался разузнать в чем дело. — Почему ты так реагируешь? Чимин не ответил сразу. Смотрел на доску, на преподавателя, на Тэхена, немного покачал головой, повздыхал пару минут. Целое немое шоу глубоких раздумий. Артист. — Его все любят, — тихо начал он. — Очень любят. Знаешь, он ведь очень добрый и такой забавный, когда улыбается. Он любит детей и животных. И такой умный, очень. Столько всего знает, запоминает. Ну, кроме математики... Чимин снова затих. Чонгуку захотелось удариться лбом о парту, потому что все это казалось невероятным бредом. Допустим, парень из разряда «особенных», загадка-тайна в его мозгах... Но всеобщая любовь? Что такое? Они ведь все тут умные люди. В голове Чона было много вопросов, но, посчитав их не первостепенно важными, проникся лекцией об образовании государственности в древнем Вавилоне. Шумеры, первая письменность, взгляды предков на общественно-политический строй – это увлекло все его мысли и выкинуло из головы размышления о странном мальчике. Две остальных пары были только для первокурсников – Всемирная история и политология. Вводные темы, не особо неинтересные, но по-любому важные для первой сессии. — Первой, — как заворожённый повторил Чонгук. И все равно, что сессия – это вынос мозга и проверка на стойкость и суперспособности. Главное, что это будет с ним! Ура-ура! Он и правда теперь студент. День пролетел так незаметно (особенно обед: он на него не попал из-за некоего топографического кретинизма, но не суть). Приятная усталость и первая университетская домашка были прямо по курсу. Вместе с лицом Чимина, который захлопнул учебник прямо перед его носом. — Чонгукки, прости, мы наверное не на той ноте начали общение... — и состроил миловиднейшую моську. — Надо это исправить. Чонгук потёр виски: сейчас сосед выдаст тезис, и он будет готов к этому. — Сюги устраивает мега-вечеринку «Привет, мучения», пойдёшь со мной? — и подмигивает так залихватски. — Сюги? Странное имя... — О мой Бог, забудь, что я сказал! Святое дерьмо... Выкинь-выкинь это из головы! — Чимин начал трясти своего немного ошарашенного соседа, приговаривая: «он меня убьет, убьет жестоко, о-о-о». — Юнги-хён, устраивает вечеринку для избранных – мы должны там быть! — Ха-ха, кажется, ты подкинул мне материальчик для шантажа, да? — дьяволёнок внутри Чона потирал ладошки. — Вчера же была вечеринка... Чимин закатил глаза и причмокнул губами. — Вчера была ПРЕ-пати, а сегодня открытие сезона! — Чимин придвинул стул и сел совсем рядом с Чонгуком. — Слушай и вникай: Юнги – это великий мастер вечеринок, Бог алкоголя и Маэстро музыки. Но он не пьёт, отличник и вообще – рэп-звезда. Его пати войдут в легенды, — он мечтательно провёл рукой по воздуху. — Мы должны стать частью этих легенд! — Амбициозные планы! Ты его хоть знаешь? Чимин немного поник и уже без лишней драматичности в голосе добавил: — Это мой хён, он даже меня на горшок учил ходить. Да, мы немного знакомы.***
Через два часа, около полуночи они стояли у входа в танцевальный зал дальнего корпуса, из-за дверей которого доносилась громкая музыка. На что похожи студенческие вечеринки? Содом и Гоморра и восхваление Бахусу, богу вина? Они абсолютно одинаковы. По своей сути. В отношении вечеринок Юнги: ещё и немного рэперского угара. Фристайл, тяжёлые биты вместо танцевальной музыки. И качает, качает... Чимин брал высокие ноты в противовес жёсткой читке Юнги, и это было... Чонгук сменил свои музыкальные вкусы. Точно, именно сегодня. Послал в далёкую Ж своего любимого Баха и Дебюсси и прочувствовал через себя мир черной музыки. А ещё Намджун – очень классный. — Пойми, пацан, все это намного глубже и при этом проще, чем кажется. Как космическая пыль, — развалившись на повидавшем ни одно поколение студентов диване, Джуни/РМ/Рэп Монстр/РэпМон/Моня (о, у него оказалось много погонял) погружал в свою философию. — Ты должен найти свой млечный путь, чтобы пыль получила смысл и общемировую цель. Помимо того, что классный, ему нельзя было дегустировать ту зеленую бутылочку с феей на этикетке, что привёз красавчик Джин из Европы. — Ладно, окей: сегодня я – мистер совершенство – знатно проебался, — с грустью заметил этот красавчик, когда Джун все-таки блеванул прямо на его белоснежные джинсы. — Это кара небес на мою голову за то, что вас спаиваю. — Придурок, столько драмы, — подошедший Юнги кинул ему на колени рулон салфеток. — Вали с дивана и этому помоги. Пока Хосок обучал девушек какому-то особому танцу, а Чимин завывал в микрофон что-то лирическое и жутко романтичное, сидя на барном стуле посреди зала, Юнги и Чонгук наблюдали за всем этим со стороны. — Забавно у вас, — начал первокурсник, желая поближе узнать своего компаньона по дивану. — Часто так? — Хосок почти всегда танцует, а вот РМ редко пьёт: просто скучал по нам в своей Америке на каникулах, — с особой теплотой обводя взглядом друзей, Юнги охотно шёл на диалог (или все абсент помогает). — Знаешь, такие вечера отвлекают. От дерьма вокруг. Чонгук уже начинал сомневаться: а не на факультет ли философии он поступил? А Чимин, вдруг плюхнувшись между ними, маханул, не глядя, пару стопок зеленой жидкости, не воспринимая восклики Сюги: «туда же надо сахар, а-а-а». И Пака повело. Нестройная походка, громкий смех, грязные движения попой (которая испачкалась в торте, на который он сел, а не из-за того, что вы подумали). Он даже чуть не сбил миленькую блондинку, которая строила глазки Гуку. — Упс, сорри, — и дальше пошёл блуждать в неровном танце по периметру зала. — Ты же его сосед, да? — покачав головой, спросил Юнги. — Чей сосед, того и проблема. Здорово, правда? Философ-юморист. Но, дай Бог, Чонгук не слабого десятка: он скрутил немного брыкающегося Чимина («Не-е-ет, оставь меня: я тут сейчас всех порву») и дотащил волоком не самое лёгкое тело до их комнаты. Пятнадцать минут «громкого» и вопящего ада. Но Чонгук справился. Закинув пьяное, визжащее тело на кровать, он отправился в душ: чистота и приятный запах – залог хорошего сна. Выйдя из душевых на этаже и открыв дверь комнаты, он чуть не захлопнул её обратно. Ибо «какого черта, Чимин?!» Его сосед сидел в одном белье на кровати Чонгука и вызывающе смотрел. Затем резко, всего в два прыжка добрался до Чона и, прижав к себе, защелкнул на замок дверь. Воспользовавшись ступором своей жертвы, Чимин принялся судорожно расцеловывать его лицо, мазать по губам языком, покрывать лёгкими засосами шею. Стонать в ключицы и прижиматься, скорее вжиматься со всей силы в тело Чонгука, сдирая непослушными, трясущимися пальцами халат. — Пожалуйста, пожалуйста, — отчаянная мольба, будто о сохранении жизни просит. — Пожалуйста, не отталкивай. Руки то нежно, то с надрывом касались плеч, спускались на спину, гладили, ежесекундно целуя и прося языком нечто сокровенное, личное. Чонгук не двигался, не отвечал. Чего-то ждал. Чимин изнывал и постанывал, облизывал губы Чона и особенно ту впадинку чуть ниже шеи. Так старался, не оставлял и сантиметра без ласки. — Ты красивый, пожалуйста, — и снова это вопрошение: оно смущало. Чимин потянул его за резинку боксеров за собой к кровати, опускаясь на неё, предлагая себя. Пошло выгибаясь и смотря как загнанный, но в то же время страстный зверёк. — Помоги мне, — а это звучало, как сигнал SOS с красными спасательными огнями. Воплощение чистого отчаяния. И это, наконец, привело Чонгука в чувства. Ведь некий градус в его крови уже начал толкать его на необдуманный поступок. — Стоп, Чимин, стоп, — но тот не унимался. Пришлось завернуть его, как шаурму в одеяло и усадить в таком виде на кровать. Пака трясло. Как в лихорадке. — Несмотря на то, что я, увы, гей-девственник, а ты невероятно сексуально-притягателен, и твои губы м-м-м... — Чон тяжело сглотнул. — Но, кажется, ты этого совсем не хочешь. В смысле, не ЭТОГО. Дрожь Чимина стала сильнее и по глазам было видно: сейчас ливанет. А Чонгук ох, как не любил мокруху. Может поэтому и девушки его не привлекали: слишком нежно-цветочные создания со слабой волей и в основном без мечты. Красивые вазы без содержания – не его. Хотя Чимин не казался слабым и бесхарактерным, но ему явно было плохо. — Прости, прости, Боже прости, что я делаю, — начал без остановки лепетать Пак, нервно теребя руки. — Что я делаю, нет, нет. Господи. Мы же почти не знаем друг друга. А я... Какой из меня никудышный сосед... — Пфф, остановись, никогда не думал, что скажу это: ты слишком самокритичен, — Чонгук потрепал его по волосам. — Знаешь, абсент и не такое творил с людьми. — Алкоголь не при чем, все это ОН, — губы Чимина вновь задрожали. — Он... Я не имею права, не должен, это неправильно. Святое дерьмо, как мне больно. Это сводит с ума, знаешь? — Нет, я тебя нихрена не понимаю. — Да... — теперь Пак уткнулся в подушку и сдавленно продолжил свою маленькую исповедь: — Он просто ангел, без тени греха. Абсолютное добро. Свет. Красота. Чонгук, он такой красивый. Я умираю, просто вспоминая его черты. Невыносим. Ха-ха, моё чертово проклятье. Я сам виноват. Сам... Чонгук был уверен, что это монолог с самим собой, и сам он давно лишний в этом разговоре. От этого ощущался неуют и бесполезность. Но уйти он не смог: Чимину нужно было его незримое присутствие, знак НЕодиночества в своём сокрушительном замке. Чон сел рядом с кроватью и, пока Чимин не уснул, гладил его лодыжку, напевая тихо свою детскую колыбельную. Мама говорила – та полна волшебства.***
Утро началось не совсем по-доброму: от маленькой ладони, приложившейся к щеке Чонгука. — Ауч. — Эй, ты! — зашипел Чимин. — Убери свои ручонки! К твоему сведению, я вообще-то не гей! — Что? Чимин, ты серьёзно?! — даже едва проснувшийся Чон был в состоянии соображать. — Ты лежишь на моей кровати, сверху меня. И кто ещё должен возмущаться? — Ой, — пискнул Пак и стремительно сполз на пол. Почесав голову и пробормотав себе под нос что-то неразборчивое, Чимин с кряхтеньем поднялся на ноги и, схватив полотенце, исчез за дверью. — Куда я попал? — заныл Чонгук и протянул руку за мобильным. Время было пол одиннадцатого. Они проспали первые пары. Какой прилежный студент – на второй же день прогуливает. Побив подушку в порыве лёгкого раздражения, Чон натянул вещи и вместе с вернувшимся Чимином в полной тишине выбрался из общежития. Как раз ко времени обеда. И – о хвала небесам – он теперь знает, где столовая. Его обещанный компас провёл его по коридорам и вывел к пище. За столиком в углу их уже ждали главные герои вчерашнего мероприятия. Вместе с зеленоватым Намджуном и печальным Джином. — Ты должен клятвенно пообещать больше не пить, если я нахожусь в радиусе километра, хорошо? — завёл свою шарманку красавчик, по-учительски подняв палец. — Ты меня опозорил! РэпМон поднял свои красные глаза на него и сдержал смешок. — Пха, ты и сам мастер неловкости, — загадочно проговорил тот. — Твое голое рандеву по общаге стало «притчей во языцех»! Джин провёл рукой по волосам. — А что там позориться? У меня идеальное тело. И только в этот момент они заметили подошедших. — Чонгук, Чимин, — позвал Юнги. — Вы в порядке? Чонгук многозначительно промолчал, кидая мученический взгляд на своего соседа. Пак же просто улыбался. Еда была вполне сносной и после вчерашнего алкоголя не самой противной. Впихнув в себя рис и похлебав мисо-суп, Чон оглядел столовую: сплошь незнакомые чавкающие лица, ржущие от души и обсуждающие на полную громкость начало учебы. Ничего необычного или нового: мрак. Он уже было хотел вернуться к разговору за столом и обсудить со всеми будущих несносных преподавателей, как взгляд зацепился за одинокую фигуру у окна, которая аккуратно и медленно ела свой бенто-ланч. Во всем помещении был только один столик, где было тихо и где был занят лишь единственный стул. Тэхен не оглядывался по сторонам и не здоровался с однокурсниками: уткнулся в свой поднос и обедал. Так редко встретишь того, кто занимается лишь одной вещью одновременно: даже в телефоне не копался и в окно не смотрел. Отчуждение. — Не стоит так пристально на него смотреть, — ворвался сквозь мысли Юнги. — Ему некомфортно будет. Чонгук стушевался и даже слегка покраснел, будто его поймали за чем-то непристойным. Хотя, стоп. Он просто смотрел на одного из студентов. — У него нет друзей? — озвучил свой главный вопрос Чон. — Они ему не нужны, — ответил Юн. «Всем нужны друзья», — про себя подумал Чонгук, продолжая потихоньку поглощать свой суп, который был уже совсем холодным и оттого невкусным. До конца недели все было более чем обыденно: интересные лекции, посиделки за обедом с новыми знакомыми, вечерние прогулки по кампусу. Добавились утренние пробежки с Чимином (он, оказалось, тоже за здоровый образ жизни) и наблюдение за Тэхеном. Внутренний Шерлок давил на мозг и не позволял игнорировать своё любопытство. Слишком этот парень был необычным – как диковинная игрушка, с которой не знаешь как играть. Чонгук, возможно, даже признался бы себе тихо-тихо, что он за ним следит. Стыдно и совсем неправильно по отношению к парню, но вытравить интерес оказалось невозможным. Зато Чон изучил все его повадки и традиции. Вот Тэхен приходит за полчаса до пары (Чонгук даже шёл на сделку со своим желанием выспаться), садится на своё любимое место слева, раскладывает учебники и тетради, просматривает их по очереди, не замечая у двери черной макушки Чона. Во время лекций Тэхен всегда сосредоточен и усердно записывает за преподавателем. На обеде всегда один и тот же бенто-ланч – исключительно с рыбой, столик у окна и обязательно вечная тишина. Серьезно, он никогда не слышал его голос, чтобы он с кем-то говорил или даже просто поднимал глаза. А ему было так интересно: какие у него глаза. Только в чисто научных целях – внутренний Шерлок подтвердит. В пятницу после сдвоенной пары, выходя из аудитории, Чонгук внезапно почувствовал, что кто-то подошел к нему сбоку. Тэхен стоял, опустив взгляд в пол. Протягивал ему записку. «Записку? Что, мне? Что такое?» – рой мыслей тут же. Но бумажку взял, обратив Тэхена после этого в бегство, так и не увидев его глаза. Почему-то это казалось ему некой подсказкой, интимной и такой личной, ключиком к тайной шкатулке этого необычного парня. Забравшись в туалетную кабинку, Чонгук решился развернуть записку. «Пожалуйста, не надо. Это плохо». Надежда на ключик растаяла также быстро, как Чон разорвал бумажку в своих руках. Черт бы побрал этого Тэхена. Чонгук его совсем не понимал.***
Чонгук – идиот. Вероятно. Возможно. Очень даже. Доморощенный следопыт с навыками ищейки. Ха-ха. Просто идиот. Его тайную слежку раскусили так легко и быстро, ещё и как щеночка потыкали в говнецо. И это смог распознать даже такой, как Тэхен. Чонгук хотел рвать на себе волосы, потому что он – простофиля и никчёмный дурачок. Мечтал стать Шерлоком или Пуаро, а стал жалким подобием. Хотя нет. До подобия-то далеко. Ведь его маленькое глупое расследование потерпело фиаско. Какая ирония. Аутист оказался внимательнее и прозорливее, чем он сам. И тут Чону резко захотелось расшибить свой лоб о стену, ибо он до сих пор так и не понял сути этого клейма на человеке, поэтому и решился отставить самобичевание до той поры, когда будет нечем заняться. А впереди его ждал уютный вечер-ночь за изучением диагноза во Всемирной паутине. Аутизм. «Аути́зм — расстройство, возникающее вследствие нарушения развития головного мозга и характеризующееся выраженным и всесторонним дефицитом социального взаимодействия и общения, а также ограниченными интересами и повторяющимися действиями. Все указанные признаки начинают проявляться в возрасте до трёх лет. Схожие состояния, при которых отмечаются более мягкие признаки и симптомы, относят к расстройствам аутистического спектра», — Википедия нещадно ломала мозг. Проблемы с общением... Заметно невооруженным взглядом. Так же, как и повторяющиеся действия. «Аутизм — состояние, характеризующееся преобладанием замкнутой внутренней жизни, активным отстранением от внешнего мира, бедностью выражения эмоций. Нарушения социальных взаимодействий отличают расстройства аутистического спектра от остальных расстройств развития. Человек с аутизмом неспособен к полноценному социальному общению и зачастую не может, подобно обычным людям, интуитивно почувствовать состояние другого человека. Тэмпл Грандин, известная женщина-аутист, описала неспособность вникнуть в социальные взаимодействия нейротипиков, или людей с нормальным нейроразвитием, как ощущения «антрополога на Марсе», — читая дальше, хотелось спросить себя самого: зачем вообще начал вникать во все это? Это не его проблема, не его «беда», это даже не его родственник или близкий друг. Это просто какой-то левый парень, который облил его кофе, который имеет много повседневных привычек и ни с кем не общается. Ах, да. Ещё он – тот, по которому сохнет много глупых девочек из группы Чонгука, кого болезненно (?) воспринимает Чимин и кто (сейчас-сейчас не стоит себе врать) безумно, невероятным образом красив. Чон закрыл глаза, тяжело вздохнув. Пальцы сами потянулись к вискам, начиная их массировать. Ему нужно всего лишь расслабиться и спокойно воспринимать тот факт, что есть вот такой вот красивый (да, он трезво оценивает реальность) мальчик-аутист Тэхен. И он – интересный объект его наблюдений. Чонгуку же немного скучно: он только поступил в университет своей мечты и посещает информативные и нужные лекции, по которым кучу всего задают... — Хватит врать! — крикнул в тишине комнаты Чон, собираясь привести мысли в стройный ряд порядка. — Э-э, бро, я тебе ещё никогда не врал, ты чего? — в открытой двери стоял Чимин и непонимающе хлопал глазами. — Ты в порядке? Что-то ты в последнее время диковат и неадекватен. Может помощь нужна? — Ага, чтобы ты съехал, и я жил один в комнате, — полусерьезно, полушутя ответил Чонгук. — Тогда твоя жизнь будет казаться раем, я не могу этого допустить, дорогой, — одновременно начиная заливисто ржать и душить Чона в дружеском захвате шеи, Чимин был в общем-то ... Чимином. Под прикрытием общажной комнаты не сладкий сюси-пуси котик мур-мур, а вполне себе пацан с железными яицами, который умеючи мог доставать серьёзного задрота Чонгука. Славная парочка сложилась у них. Для всех со стороны: угрюмый и чуток необщительный Чон ходил дуэтом с социальной бабочкой и милашкой Чим-Чимом. Только вот в реальности роли были иными: грубоватый и излишне категоричный Пак и домашний тёплый Чонгук, подавляющий своё желание заботиться о своём «я-всегда-на-диете-отвали-со-своими-пончиками» хёне. Поэтому, с щедрой душой прикупленные сладкие, круглые, посыпанные вкусностями и с разными начинками изделия Богов (читай «пончики Данкин Донатс») Гуку пришлось сожрать одному. Все двенадцать штук ушли как по маслу в топку, пока он продолжал почитывать информацию в интернете. И, черт побери, не про особенности спиралеобразной философии Гегеля (господи, как же это так?), а все по тому же – аутизм. Теперь он медленно, но верно перешёл в клоаку сети – форумы и блоги. Спаси и сохрани вас искать «полезную» и проверенную информацию там. Зато попадаются вполне любопытные факты. «Люди, страдающие аутистическими расстройствами, чаще всего хорошо физически развиты и привлекательны внешне. Даже красивы. При наличии определенных признаков, относящих их к определенным расстройствам аутистического спектра, они могут обладать коэффициентом интеллекта значительно выше среднего. Известные люди-аутисты: Альберт Эйнштейн, Энди Уорхол, ...» Красивы и умны. И опасны. И нифига не понятны. К черту, все к черту. Время три ночи, тетради и ручки падают со стола с разрезающим спокойствие тьмы звуками. Чимин слегка ворочается от сего в кровати. Последний Данкин из упаковки летит в рот Гуку, хотя есть не хочется уже вовсе. Так по привычке: не оставлять же его одного черстветь одиноко в коробке? Свет погашен, мысли погашены тоже (с трудом и возмущением, но все же). От резкой боли Чон внезапно просыпается и начинает то ли тихо орать, то ли скулить. Его рвет. На пол, в коридоре, повсюду в ванной комнате. Больно адски, горло жжёт, живот крутит так, что «всадить бы себе пару ножевых, вдруг легче станет». — Чонгук, ты как? Чимин – это друг. Спасение. Прибежал, утирает лицо мокрым полотенцем, протягивает минералку, затем гладит по голове. Помогает склониться раз в сотый над унитазом. Постукивает несильно по спине, что-то напевает. — Колыбельная мамы, нравится? — прервавшись, спросил он. — Эмм... Чону слишком плохо. Чимин вливает в него бутылку воды, ещё какую-то шипучку и таблетки. Затаскивает в душевую и моет прямо в одежде. Успокаивает. — Чим, ты ангел, знаешь? — уже в кровати, согреваясь в два одеяла, Чонгук начал шептать: — Не бро, не друзяга, не братан на века, – ангел. Ангел. Чангел. Чингел... — Прекрати, — Чимин отчего-то на глазах становится ещё грустнее и отворачивается, садясь спиной к кровати на пол. — Не ангел, не ангел я, заткнись. Ты должен заснуть. — Ну, Чиминни. Расскажи тогда сказку, или я снова тут блевану, — тянет из-под пухового ограждения Чон. — Сколько тебе... — и затыкается, видя сквозь складки одеяла два очень-очень несчастных красных глаза. — Хорошо. Но сказка будет невесёлая, зато со смыслом. Уютное буррито из ткани и пуха вроде как кивает, и Пак решается. Почему нет. Он же может. — Жил был один мальчик. Хорошенький и миленький. Семья его очень любила, старший брат всему учил, а мама с папой часто баловали. Рос мальчишка подвижным и смешливым. Ну, чисто херувимчик, только волосики были черные, как смоль. Настал счастливый день, и пошёл он в школу, впервые, в самый первый класс. И жизнь не стала хуже, наоборот, лучше. Как ведь можно не любить такого славного мальчугана: послушный и умненький, а как смеётся и с друзьями весел и игрив. Только впору к ним в класс привели тихоню. Такой нелюдимый и всегда грустный тихоня. С большими, глубокими глазами и спрятанной улыбкой. Херувимчик и так к нему, и так: не ведётся тихоня на его обаяние и не принимает приглашения играть вместе, шалить вместе. Прячется, бегает от него. Вот в ту пору черная смоль и проникла в душу хорошего мальчика. Обида поселилась в душе: как так? Стал он других подговаривать да планы хитроумные выдумывать, чтобы обида и у тихони была, чтобы прознал он, как задел херувимчика. То водой его обольют случайно, в мороз на улице, то в портфель крысу дохлую подкинут, то и вовсе украдут и спрячут все учебники. Однажды все пошло не так. Кто-то что-то не понял и неверно распознал, но золотые друзья хорошего мальчика избили тихоню: до синяков по всем ручкам и ножкам, до затёкшего глаза. Как и что? Как все началось? Не знал хороший мальчик, он увидел лишь результат. Тогда смоль покинула его душу, и пришла Царица Совесть. Только вот поздно было: больше в их школе не появился тихоня. Но он всегда был в сердце хорошего мальчика и тянул там тонкие струны. Пока не встретил он его юношей в расцвете сил на дороге к будущему. И не понял, что будущего-то у него без тихони нет. Как и тихони в его будущем. Прошлое рядом, даже когда оно проходит... Чимин закончил сказку, когда Чонгук уже минут пять как протяжно и спокойно сопел. Он поправил на нем съехавшее одеяло и сжал его запястье, словно в поисках поддержки. — Хорошо, что конец остался для тебя не услышан. И слезы на щеках Чимина не были замечены также.