Тусклая красная точка

      После расставания они редко, но созванивались. Всё-таки первую любовь невозможно забыть. Невозможно вычеркнуть из жизни те два года, которые они были вместе. Они хорошо знали друг друга, хоть больше и не любили. Ева почти никогда не звонила первая, это делал Мэй. Он не понимал, что хотел услышать, когда набирал знакомый номер. Наверное, ничего он не ждал и не хотел ничего слышать — просто убедиться, что она действительно была, что ему не приснилась их совместная жизнь.       В первый день зимы ему не спалось. Что-то внутри неприятно ныло. Тревога. Но всё было в порядке, он отпустил свои прошлые отношения, больше не страдал по ночам от бессонницы и не терзал себя навязчивыми мыслями: «ты виноват, ты был недостаточно хорош», «проблема в тебе», «она не нашла тебе замену, она просто разлюбила тебя, значит, тебя нельзя любить по-настоящему», «ты недостоин любви».       Он поднялся с кровати, сел. Провёл руками по волосам, пытаясь унять мелкую дрожь. «Что-то не так», — как колокол била мысль в голове. Брайан взял телефон с прикроватной тумбы. Свет больно ударил в глаза, пришлось убавить яркость. Он набрал её номер. Она ответит. Она всегда отвечала, даже глубокой ночью. Но сейчас Мэй слышал лишь мерзкие тревожные гудки, а в груди зарождалась настоящая паника.       — Ты параноик, Мэй. Она спит просто, а ты напридумывал черт знает что, — прошептал сам себе.       Он ещё долго лежал в кровати, глядя в потолок, и слушал, как сердце омерзительно громко бьется, распространяя по телу волны тревоги. Лишь под утро усталость взяла своё, и он забылся пустым сном.       Весь следующий день он занимался обычными делами: провёл уроки в школе, что-то обсуждал с коллегами, дома готовил ужин, кажется, разговаривал с Адой по телефону, слушал ее успокаивающее "щебетание" ни о чём и обо всём сразу. Она его здорово отвлекала с тех пор, как он остался один. Ночные волнения отступили и в свете дня казались нелепыми. Мысли о Еве приходили, но Мэй считал, что с ней все в порядке, он просто загнался. Хотелось обсудить это с кем-то, но не с сестрой, поэтому он позвонил Фредди.       Гудки прервались знакомым голосом:       — Да, Брайан, — непривычно сухо раздалось на другом конце.       — Привет, как ты? — бодро начал Мэй.       — Все хорошо... — рассеянно ответил друг.       Голос показался Брайану странным.       — Фред, все в порядке? Ты заболел? Голос такой странный, — начал волноваться. На том конце тяжело вздохнули.       — Брайан… Я не знаю, как тебе сказать. — Фредди явно нервничал, что ему было несвойственно. Если Фредди нервничал так открыто, значит, мир рухнул. Мэй напрягся так, что не слышал ничего, кроме помех и дыхания друга.       — Что случилось?       — Ева умерла.       — Что ты сказал? — Брайан не понял. Не понял значения этих двух слов.       — Повесилась. Приезжай.       «Нет-нет-нет», переходящее в рыдания, раздалось в пустой квартире. Так оглушительно громко и надрывно, что внутри у Фредди все сорвалось вниз, голова опустела, а в висках покалывало.       «Брайан!» — голос Фредди доносился из забытого телефона, будто из параллельной реальности.       «Брайан, слышишь?!»       «Мэй!» — ругань, гудки.       Похороны взяли на себя родители той, чьё имя теперь нельзя было произносить при Брайане. Он плакал каждый раз, когда слышал её имя. Брайан не видел её мёртвой. Гроб был закрыт. Кажется, была какая-то музыка. На входе в прощальный зал выдавали платки. Родные в первом ряду перед гробом. Их запустили первыми, чтобы они ещё раз увидели свою дочь перед закрытием крышки. Запустили остальных. Мэй шёл опустошённый. Эти два дня он не помнил абсолютно. Кажется, он даже готовился к урокам в школе, но не мог вспомнить, ел ли он что-то за это время. Спал ли?       От вида крышки гроба внутри всё стало как-то совсем пусто. Он едва не закрыл глаза, но держался, потому что иначе потерял бы сознание. Стоя в дальнем углу, он смотрел на свои ботинки и теребил выданный платок. «Плачьте», — "говорил" он. Слёзы шли сами. Почему он плакал? Ему было её жаль? Или себя жаль? Или её родных? Чувствовал ли он вину?       Отпевание. Самоубийц отпевают? Брайан не знал. Он бездумно держал свечу и крестился невпопад. Встретился взглядом с её матерью, когда проходил мимо гроба, касаясь рукой его холодной крышки. Она не увидела его в упор. «Её лицо под моей ладонью. Она разлагается там. Её лицо под моей ладонью. Ей душно». Мысли нескладно переваливались в голове, как мусор.       Декабрь морозный, но Брайан не чувствовал холода. Ему было хорошо от того, как тело не слушалось. Приходилось заставлять его двигаться. Это помогало держаться в сознании. Гроб на дне могилы. Три комка земли. Люди о чём-то оживлённо переговаривались в стороне. Мэй задумался о том, что он, вероятно, забыл английскую речь, потому что не мог уловить суть диалога. О чём можно говорить на могиле? Они действительно обсуждали последние новости?! Брайан сделал несколько шагов в сторону. И столкнулся плечом к плечу с кем-то. Все вокруг в пуховиках и тёплых куртках, укутанные в шарфы и шапки, поэтому он не сразу признал того, с кем столкнулся.       — Фредди, — оживился Мэй.       Парень провёл рукой по спине Брайана.       — Я здесь, Брай, — а у самого глаза красные. В них то, что не выразить словами.       Внутри стало теплее, будто что-то горячее разлилось по венам. Мэй ощутил кладбищенский холод, то, как у него замёрзли ноги, а пальцы еле двигались. Будто он воскрес из мёртвых. И боль вернулась с новой силой. Но он был благодарен Фредди за этот взгляд. Тот искренне сочувствовал, а своим жестом руки он снял с Брайана невидимую для всех, но осязаемую и непроглядную для них двоих тяжесть. И взял половину на себя.       После похорон они до утра сидели на кухне в квартире Фредди и Джона, укутавшись в пледы, пытаясь согреться горячим чаем. Руки не чувствовали температуру кружки, не ощущалась боль. Холод был не вокруг, а внутри, будто ледяная глыба билась вместо сердца.       Они дрожали и говорили о ней, спрашивали друг друга о причине случившегося, плакали. Джон не был на похоронах, но сейчас находился с ребятами, не оставляя их ни на минуту. Ему было, наверное, больнее всего: Фредди и Брайан хорошо знали Еву, они были её друзьями, Джон же всегда держался на расстоянии, потому что не искал друзей, и редко виделся с ней. От этого и чувства были острее. Ребята переживали личную трагедию — они потеряли друга, бывшего, но друга. Того, кого любили без оглядки на прошлые отношения. А Джон переживал и за неё, и за друзей. Как можно спокойно смотреть на близких людей, когда они сломлены, а ты ничем не можешь помочь? Что делать? Дикон не говорил ничего. Он просто был рядом. Старался не показывать то, что чувствовал, чтобы быть для ребят единственным источником стабильности в такой период. Конечно, стабильность отражалась лишь на его лице. Внутри же он ощущал ужас от мысли, что цветущая девушка, которую он помнил, лишила себя жизни. Какую силу воли нужно иметь, чтобы сделать это? И какое отчаяние было у неё, чтобы решиться на такое? Как окружающие допустили это? Неужели никто не заметил, что Ева не в порядке? Куча вопросов в голове, а ответов нет.       Фредди ещё долго во сне сжимал в дрожащей ладони его футболку. А Джон терпеливо гладил по спине тёплой сильной рукой, пытаясь создать хотя бы иллюзию уверенности.       Мэй не помнил, как уснул, спал ли он вообще. Он чувствовал только холод, а в голове — сумбур из воспоминаний пережитого дня, звук лопат, закапывающих могилу, и мысли о том, что она разлагается.       Ей душно. Ей нечем дышать. Там холодно.       — Зачем ты это сделала, милая, — шёпот. Сил не осталось на вопросительную интонацию. Вдох. Он провалился в сон, словно в вязкое тёмное болото. Где-то на границе между сном и явью он ощутил прикосновение холодных губ к подбородку...       И вот спустя два года, когда он думал, что забыл тот холод внутри, когда мир вновь начал приобретать яркие цвета, он встретил Роджера. Сложно не заметить сходство между ним и Евой, но в Роджере всё же было что-то такое, что отличало его от бывшей девушки. То, что притягивало Мэя несмотря на все воспоминания, больно ударявшиеся в сознании при взгляде на Тейлора. Он хранил какую-то личную тайну, которую всячески пытался утаить, прикрывая её шутками, широкой улыбкой и ловким переводом диалога на другую тему.       Лишь глаза его выдавали. В них часто отражались настороженность и сосредоточенность, будто он постоянно анализировал происходящее и просчитывал свои слова и действия наперёд. Он старался источать уверенность, и у него это отлично получалось на людях, но не в доме Мэя. Ада и Брайан обладали особой чуткостью и реагировали на любые изменения эмоциональной атмосферы вокруг. В этой квартире было невозможно солгать, любой, кто связывал себя отношениями с этой семьей, заключал с Мэями негласный договор, в котором главный и единственный пункт — искренность и честность. Эти двое сразу раскусили Тейлора.       «Он пытается казаться уверенным в себе, делает вид, что не привязывается к Брайану и ко мне, будто в любой момент может уйти и не вернуться. Но я знаю, что это не так. Это не значит, что он тряпка безвольная, вовсе нет. Внутри него действительно есть стержень его несгибаемого характера, чувствуется сила его личности, но он почему-то не может расслабиться и перестать строить из себя независимого крутого парня, который живет сам по себе, ни к кому не привязан, никого не любит. Думаю, Роджер не доверяет никому своё настоящее «я», боится стать уязвимым. Наверное, его когда-то предали, и он решил, что больше никому не даст ранить себя вновь», — записала в своём дневнике Ада однажды вечером, после очередного визита Тейлора к Мэю.       Брайан прекрасно осознавал, как глупо сравнивать его бывшую с другом, но сердце начинало неконтролируемо биться в диком ритме, когда Роджер просто смотрел Мэю в глаза. Он редко это делал, и Брайан знал, что Тейлор выражает так своё хрупкое доверие только ему, Брайану. Будто он хотел, чтобы Мэй сам прочитал в его глазах то, что Роджер прячет, не желая произносить это вслух.       В этом взгляде, хорошо знакомом Мэю, он видел едва заметную тоску, казалось, что Роджер тем самым спрашивает: «Я правда могу тебе доверять? Ты не отвернёшься от меня?» Но это длилось лишь пару секунд, далее глаза Тейлора застилала пелена некой игривости, будто он говорил: «Я пошутил, забудь». Ева тоже редко говорила, что у неё на душе. Поэтому Мэй и потерял её. Дважды.       Они сидели на кухне уже около двух часов. Мэй рассказывал Аде о последних пяти лет своей жизни. О поступлении в университет, знакомстве с Фредди и Джоном, жизни с Евой. О похоронах и своих чувствах в тот период он говорил впервые. В процессе рассказа Мэй хмурил брови и иногда дергал головой в сторону, будто пытался смахнуть эту пелену воспоминаний, беспокойно водил руками по лицу, тёр глаза и встряхивал руки, будто они были мокрые, и он хотел высушить их.       — И я вдруг осознал, что Роджер послан мне жизнью, чтобы я "попробовал ещё раз", — он показал пальцами кавычки. — Как бы цинично это ни звучало. Мне выпал шанс, а я только спустя полгода понял это...       Ада внимательно слушала брата и старалась не перебивать его. Он не был сильно пьяным — скорее, уставшим и измученным.       — А теперь он влюблён в свою сестру.       — Как?! — удивилась Ада.       — Его отец после развода с первой женой, матерью Роджера, женился на другой женщине, от которой у него родилась дочь. Роджер недавно познакомился с ней. И вот влюбился. — Брайан тяжело встал из-за стола. Голова слегка закружилась от выпитого. Он убрал свой бокал в раковину, оглянулся на Аду. Она смотрела на него так, будто пыталась понять, что тот чувствует. Вдруг она опустила взгляд на свои руки, которыми нервно перебирала салфетку, и тихо сказала:       — Я знаю, о чём ты хочешь сказать, но почему-то никак не можешь произнести это. — Брайан напрягся. Он не таил ничего от сестры, но вслух действительно не мог сказать о своих чувствах. — Ты любишь его, ведь так? И чувствуешь в нём такую же бомбу замедленного действия, как это было с Евой, но ты тогда этого не понял. Ты видишь в нём тягу к саморазрушению, я бы даже сказала, к самоуничтожению. Его жизнь наполнена необдуманными поступками, будто он пытался то ли навредить себе, то ли доказать что-то всем вокруг. Его двухлетняя служба по контракту, где он убивал и сам чуть не погиб... Помнишь ту историю?       Брайан помнил. Тейлор рассказывал, как однажды он с товарищем находился в укрытии, в какой-то момент им пришлось резко прятать головы, Роджер успел, глянул в сторону — а его товарищ мёртв. Тейлор, осторожно подняв голову, увидел, как блеснул оптический прицел в кроне дерева напротив, и нажал на курок, даже не задумавшись над своими действиями. Выстрел. Грохот падающего с дерева тела. Всё это он рассказывал кратко и без лишних описаний. А на вопрос Ады о том, сколько человек он убил, Роджер поднял на нее ледяной взгляд и ответил: "Я не считал, потому что не хотел привязывать ко всему, что там творилось, какую-то мораль. Там либо ты, либо тебя".       — Какие-то непонятные отношения с женщинами, будто он хотел обрести семью, но в то же время не мог свыкнуться с мыслью о том, что теперь его жизнь станет предсказуемой и однообразной. Теперь вот любовь с родной сестрой. И это я ещё не углубляюсь в его биографию.       — Я понимаю, почему он такой. У него было сложное детство, иначе он не выжил бы, наверное. Он просто подстроился под эту жизнь, как смог. Ему никто ничего не объяснял. — Мэй опёрся руками о стол рабочей поверхности кухонного гарнитура.       — Не рассказывай, я помню, это и правда ужасно. И ты готов принять его такого... травмированного? Ты осознаёшь всю ответственность? Это ведь совсем не романтично. Надеюсь, ты не собрался играть в спасателя... — Ада со своей привычной колкостью глянула на брата исподлобья.       — Конечно, нет. Я всё понимаю и осознаю. Да, я готов.       — И ты понимаешь, что сейчас ты должен навсегда отпустить мысль о том, что "тебе выпал шанс попробовать снова"? Это бред, братец. Твои чувства к нему не должны строиться на базе отношений с Евой. Это слишком жестоко по отношению к Роджеру. Тебе нужно смотреть на него, не сравнивая с ней ни в чем. Помни её, учись на своих ошибках и не вини себя: нет твоей вины в её смерти. — Последние слова она произнесла умоляюще и мягко. Ада внимательно следила за состоянием Брайана. Тот слушал так, будто хотел запомнить каждое её слово, чтобы потом записать и перечитывать перед сном.       — Ты права. Я идиот. Боже, какой же идиот, как я жил вообще?! — Он искренне улыбнулся сестре. Она поняла, что подобрала правильные слова. Брайану стало легче, и у неё на душе стало приятно пусто.       — Пойдем спать, мой идиот. — Она встала из-за стола, обняла Брайана, и они направились из кухни по своим комнатам.