Тусклая красная точка

— Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле? — Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос. — Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишён возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? М. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Запах свежего ремонта чувствуется ярко, но, как ни странно, не раздражает. В воздухе витают пылинки, переливаясь белым светом. Тепло и тихо в коридоре университета, стены которого залиты оранжевым светом восходящего солнца. Тепло его лучей чувствуется каждой клеточкой тела: оно проникает внутрь, согревает и дает ощущение покоя и какого-то душевного равновесия, что ли. Брайан анализирует свое состояние в новом месте, прислушивается к себе, своим чувствам и понимает, что ему здесь нравится. Все-таки привычка приходить хотя бы на час раньше перестала раздражать. Сейчас она дает возможность привыкнуть к новому месту. Брайан встает с мягкого сидения и подходит к огромному стенду с расписанием. Он долго изучает его, хотя давно уже запомнил свое расписание на сегодня. Так он стоит минут пять, рассматривая количество пар у разных групп, фамилии преподавателей, и внутри что-то сжимается при мысли о новом человеке, у которого свои методы обучения, свое отношение к студентам. С каждым нужно найти контакт, чтобы дальше было проще в обучении. Интересно изучать предмет, когда имеешь хоть какое-то представление о личности преподавателя. В школе Мэй не любил экономику, но мысль о том, что учитель любит слушать ту же музыкальную группу, что и Брайан, грела его душу и давала легкое вдохновение для изучения. Погрузившись в свои мысли, Брайан не замечает, как его с интересом рассматривают чужие глаза. Мэй поворачивает голову влево и встречается взглядом с незнакомым парнем. Черные волосы, доходящие до плеч, слегка растрепаны; взгляд, выражающий любопытство, тысячами иголок пронзает тело Брайана, отчего последнему становится неуютно; рукава цветастой рубашки небрежно закатаны до локтей, верхняя пуговица расстегнута, из-за чего видны острые ключицы. Он вообще кажется колючим и острым, как неправильный многоугольник. Так, у него что, глаза подведены? — Не можешь понять, что за чертовщина происходит с нашим расписанием? Я тоже не понимал сначала, — начинает разговор этот странный и волнующий парень. Брайан честно пытается отвести взгляд от ровно и четко нарисованных стрелок, но от их идеальности внутренний перфекционист Мэя почти стонет от удовольствия. Стоп, что? — Что? — просыпается Брайан и часто моргает, пытаясь вспомнить вопрос. Взгляд незнакомца заметно смягчается, его явно веселит растерянность странного кудрявого и неприлично высокого парня, стоящего перед ним. Он тепло улыбается и протягивает руку: — Меня Фредди зовут. — Брайан. Брайан Мэй, — протягивает руку в ответ. Фенечка на руке Фредди скатывается вниз и задевает кончики пальцев Брайана своими завязками. Становится щекотно и неловко: они как-то слишком долго жмут друг другу руки. Фредди нравится этот смущенный парень с прекрасными руками и черным облаком кудрей на голове. Он ждет, когда же тот отпустит его руку, но Мэй, видимо, не может решиться сделать это. Тогда Фредди ослабляет хватку, и этого хватает, чтобы Брайан разжал руку. Мэй молчит, но его щеки пылают красноречивее его самого то ли от утреннего солнца, вдруг ставшим невыносимо жарким, то ли от великого смущения. А может, Фредди несет в себе тепло новорожденной звезды, и поэтому так жарко. Еще Фредди очень красивый. Брайан думает расстегнуть верхнюю пуговицу, тянет руку к ней, но тут же отдергивает, будто она горячая. Он же не один сейчас. Старательно не смотрит Фредди в глаза. Все это время они молчат. Минуты тянутся медленно для Брайана, и он обреченно вздыхает, понимая, как глупо себя ведет. Мэй решается посмотреть на Фредди. Тот улыбается с таким умилением, будто на котенка смотрит. Фредди явно в восторге от знакомства. Прошло два года с момента их первой встречи. Фредди часто таскал Брайана по разным выставкам, барам, «потому что без этого никак, Брай, не будь занудой», вечеринкам, после которых они, пошатываясь и громко смеясь, шли по пустым улицам, освещенным множеством вывесок магазинов, кафе, ресторанов, и рассказывали идиотские анекдоты. Они в таких ситуациях почему-то казались ужасно смешными, и, наверное, ключевое слово здесь «ужасно». Фредди оказался художником. Иногда Брайан был моделью для него: тому очень нравились правильные острые черты лица Мэя и его руки. А потом появился Джон. Этот скромный рыжеватый парень с упрямым огоньком в глазах сразу привлек внимание Фредди, когда тот, чертыхаясь, пытался открыть дверь комнаты. Они оказались соседями, а двери находились друг напротив друга. Джон был переведен из другого университета, учится на врача (пока не определился, на какого именно), одного с Брайаном возраста. Ему двадцать лет. — Выглядишь на семнадцать, — усмехнулся Фредди, узнав возраст нового знакомого. — Знаю. Ничего не могу с этим сделать. Они все чаще проводили время вместе: сначала с Брайаном, потом вдвоем. Мэй как раз познакомился с девушкой, симпатичной блондинкой с прозрачными серыми глазами и тонкими губами, будущей журналисткой, и его родители могли теперь быть спокойны за своего сына, ибо дружба с тем странным парнем, Фредди, кажется, наводила на определенные сомнения по поводу ориентации Брайана. В ориентации Фредди они, конечно, не сомневались. Через полгода Брайан и Ева (так звали его девушку) стали снимать небольшую однокомнатную квартиру. Фредди часто заходил к ним с Джоном или без него. Ему там было хорошо и уютно. Ева не отличалась хозяйственностью, она не стояла днями напролет за плитой, не мыла каждый день полы и тому подобное. Она курила, пила крепкий кофе без сахара, покупала много свечей, по вечерам их зажигала, кусала губы, часто до крови, тогда Брайан отвлекал ее своими, всегда готовила на завтрак яичницу и ласково будила Мэя. Она была немного резкой, плохо умела извиняться, но они прекрасно жили вместе. А через полтора года она ушла. Вернувшись с учебы, она, как обычно, сделала чай себе и Брайану и спокойным голосом, будто о планах на выходные рассказывает, оповестила Брайана, что она больше ничего к нему не чувствует, а долго притворяться она не умела и не хотела, потому что Мэй не заслужил, чтобы его обманывали. Брайан молча сделал глоток и, не поднимая глаз, произнес: — Спасибо за все. Удачи тебе. — Встал из-за стола и отправился в комнату. Через несколько минут он уже стоял в пальто в прихожей. Ева вышла к нему, чтобы закрыть дверь. В какой-то момент она прижалась к Брайану, поцеловала в подбородок, уткнулась лбом ему в грудь и тихо сказала: — Ничего. Совсем. — Да, — коротко бросил Мэй, хотя чувствовал, как внутри что-то сдавливало сердце, не давая уйти, изливалось кровью. Было больно. Он ушел к Фредди с Джоном, они уже жили в съемной квартире, и Джон на вопросы отвечал, что они ради экономии вместе живут, на что Фредди с явным удовольствием загадочно улыбался. Если Джону нравится, то пусть это будет их тайной, так и быть. Фредди поддерживал Брайана разными способами. Сначала был проклятый чай, потом виски, а потом что-то еще, они оказались в каком-то баре, где была безвкусная, как показалось Брайану, водка. Дикон забрал их в пятом часу утра на такси. Он знал, что должен был остаться трезвым и быть на связи с Фредди, которого успел возненавидеть и снова полюбить за эту ночь. Конечно, он ничего не стал говорить ему. Брайану было плохо, и единственным, кто мог ему помочь, был Фредди. Тем же утром Мэй вернулся в пустую квартиру, осмотрел ее, будто никогда не жил здесь, упал на кровать и уснул. Он спал долго и проснулся лишь на следующий вечер. Внутри было как-то жутко спокойно и абсолютно все равно. Никаких чувств. И его это устроило. *** Фредди проснулся с мыслью о том, что ни за что сегодня не захочет выбраться из постели. Было тепло, спокойно и очень уютно. Рядом тихо досматривал сны Джон, подложив руку под щеку. Фредди приподнялся на локте, чтобы подольше насладиться этой прекрасной, по его мнению, картиной. Он думал о том, что сегодня его ждет обычный понедельник, работа, живые и не очень люди, отчеты-отчеты и пятиминутные передышки со стаканчиком кофе из автомата. Он лег на спину, сложил руки на груди и продолжил размышлять. Что было бы, если он не увидел тогда Брайана? Наверное, он бы так и не надумал подойти к нему в другой ситуации. Тогда все сложилось крайне хорошо, даже стрелки вышли идеальными. Фредди задумался о том, что сейчас бы не решился подводить глаза. Как-то не подходят они к образу судмедэксперта, кем сейчас он только начал работать. Или как жить без Джона? Фредди попытался представить, но пришел к выводу, что забыл, как это, без Джона. Он жил тогда вообще? Ему вспомнился их самый первый близкий контакт. — Я буду выглядеть ужасно глупо. — Не ной. — Я не выйду так на улицу. — Джо-о-он, — Фредди закатывает глаза, но Джон этого не видит. Они сидят на кровати: Джон, скрестив ноги по-турецки, смотрит в окно и иногда шипит от боли. Фредди, стараясь причинить как можно меньше этой самой боли, перебирает его волосы длинными изящными пальцами, разделяя их на отдельные пряди. — Ай! — Джон шипит и продолжает что-то бубнить себе под нос. — Ты ли это, мальчик мой? С каких пор ты начал ворчать? — С тех самых, когда решил стать врачом, но отказался состричь волосы. — За что мне это, господи, — тихо шепчет Фредди, пытаясь сдержать улыбку. Он не видит лица Джона, но ясно представляет его недовольную физиономию. Фредди берет очередную прядь, из-за чего обнажается шея Джона. Под пальцами чувствуется тепло. Джон замечает, что Фредди молчит и больше не заплетает. Пока Джон думает, что делает Фредди, сам Фредди борется с собой. Он чувствует, как все внутри сжимается и рвется наружу, будто толкает его вперед. К Джону. Кончики пальцев резко холодеют, а сердце колотится с удвоенной силой, когда Фредди обнимает Джона со спины и кладет голову ему на плечо, ткнув кончиком носа тому в шею. Джон точно не ожидал этого. Он говорит себе об этом, но в самой глубине души что-то разгорается, что-то вот-вот взорвется. То, что хотело, желало, чтобы Фредди сделал это. Джон давно ждал, потому что сам бы никогда не решился. Он только начал понимать, кем для него стал Фредди, и что он к ему чувствует. Он только что понял, что Фредди ему нравится. — Ты очень красивый, — говорит Фредди и касается губами плеча Дикона. Даже сквозь ткань футболки Джон чувствует тепло и мягкость его губ. Он расслабляется в его руках и прикрывает глаза. Улыбается и шепчет: — Убедил. Фредди целует его в макушку. Так странно. За жизнь мы встречаем столько людей, все они разного пола, возраста, религии, цвета кожи, но остаются единицы. И эти единицы остались не только из-за того, что ты так захотел, что ты в них нуждаешься. Они тоже нуждаются в тебе. Удивительно осознать, что ты кому-то необходим. И нельзя сказать, как это вышло, кто все подстроил. Бог? Судьба? Случайность? Ты сам? Фредди хочется верить, что все в его руках. Он сам решает, куда он сегодня пойдет, какие у него планы на вечер, вот только другие люди считают так же, и их линии пересекаются в самых разных местах. Самые неприятные пересечения происходят в морге. На часах половина восьмого утра, а Фредди уже на месте. Работа судмедэксперта объемна всегда. Тот, кто умер от своего диагноза, то есть никто в его смерти не виноват, просто вот так бывает, не все можно вылечить, поступают в морг больницы, где вскрытие проводит патологоанатом. Все остальные — жертвы убийц, автокатастроф, самоубийцы, просто внезапно умершие — это работа судмедэксперта. Его задача правильно определить причину смерти и передать отчеты следствию. И так каждый день. Выезды на место происшествия, работа в лаборатории… Фредди нравится, он сам выбрал свой путь и остался доволен. Рабочий день уже подходил к концу, когда из коридора послышались шаги: кто-то вез очередной труп. Фредди моргнуть не успел, как тело оказалось на секционном столе. Другие работники были заняты, поэтому он устало вздохнул, хрустнул пальцами и поднял простынь. Она была желтоватая, худая и высохшая. Скрюченные пальцы и страшно изогнутая шея, на которой была четко видна странгуляционная борозда. Фредди почувствовал, как внутри все оборвалось, ноги подкосились, а в глазах потемнело. Это была Ева.