Понарошку

Они стояли с Мейс у входа в съемочный ангар и курили. Ну как курили – пытались. Ее еще тошнило от сигарет, но чтобы Мейс ее не позорила, она продолжала курить, правда, не в затяжку. Да и Мейс особо не умела, выпендривалась только. Они были еще в костюмах, в тяжелых платьях, в пудре этой гримерной, жарились на балканском солнце, матовые лбы повлажнели. Софи вдохнула дымок и чуть не закашлялась – Эйдан шел навстречу. В белой режущей глаза футболке и джинсах, переоделся уже, с бутылкой воды в руке. - Хулиганите? – поравнялся с ними и сверкнул улыбкой. – Мамкам позвоню, - и пошел дальше, подвижный, крученый, юркий, как мальчишка, как будто суставы у него все были на веревочках привязанные, подбрасывая бутылку в воздух и ловко ловя ее. Она посмотрела ему вслед, на эту вихляющую задницу, широкие плечи, длинные загорелые руки и торчащие на затылке закудрявившиеся вихры. - Нормальный мужик, - сказала Мейс и сплюнула. - Кто? – автоматически спросила, даже не сообразив, а сама все смотрела в ослепительную прямую отдаляющуюся спину. - Эйдан этот. Не занудный. У нее кожа на лице начала чуток горячеть – так всегда было, когда о нем заходила речь. Удивительное ощущение, учитывая, что он даже не особо ей нравился – ну мужик и мужик, один из многих из каста. Ну как не нравился… Симпатичный он. Разглядывала его потихоньку, из-за странного, непонятного интереса, как рассматривают морского дивного глубинного обитателя. - У тебя с ним много сцен в этом сезоне... - Ага, - она затянулась наконец-то поглубже, чуть не закашлялась. – Он забавный. - Жалко, что такого мудака играет. «Мизинец не такой уж и мудак», – хотелось поспорить, но спорить с Мейс себе дороже. Она за «съемочного папу» никогда Эйдана не простит. Он правда забавный – смешил ее, батончики шоколадные таскал, зонтик носил. Смеялся. Не так снисходительно, как другие, а по теме – слушал ее всегда, кивал, спорил, рассказывал что-то. Не сразу, конечно. Сначала он выглядел таким замороченным и, казалось, стеснялся больше нее. Не то чтобы стеснялся. Не хотел идти на контакт, вот. Она прямо чувствовала. А потом проще стало. Пообвыкли, разговорились. Он интересные вещи рассказывал, советы давал. И совсем-совсем ни капли снисходительности в нем не было к ней, семнадцатилетней актриске. Общался на равных, вот это нравилось. - Был бы он помоложе, я бы включила его в «топ», - сказала Мейси, рассматривая готовый сорваться пепел с сигареты – докурить до фильтра, чтобы не сорвался, было ее идиотской идеей фикс. - Кого? – также машинально вылезло из нее. - Эйдана, блять, ты вообще слушаешь? - Ааа… Или будь ты постарше, да, пиздюшка? - Дура, - фыркнула Мейс. У них был свой «топ» из симпатичных парней. Они уже обсудили всех из каста и из съемочной группы тоже. У Мейс лидировал Кит, у нее – Ричи. Красивые. Им, конечно, ничего не светит, парни старше, вокруг них вечно гладенькие красотки вьются, они секс-символы своего поколения. А они с Мейс – две нескладные девчонки, которым выпал счастливый билет попасть в такую вот сказку. На них мало кто внимание обращал. Такого, которое должны обращать парни на девушек. Ей нравились мальчики из «топа». И Кит, и Ричи, и Финн, все как на подбор красавцы, с прессом и улыбками журнальными. Любовалась на них. Но как-то странно было замечать, как в это любование идеальными торсами на фотосетах пробивалось что-то неправильное – седоватое, длинноногое, синеглазое. Вклинивалось все чаще, заставляя ее набирать в строке поиска "нетоповое" имя и подолгу всматриваться в худое кельтское лицо, в улыбчивые впадинки на щеках и хамелеоновые глаза. Во вчерашней сцене они у него были ярко-синие, как море у них за спинами. Она играла, улыбалась, говорила реплики, все, как положено, а сама удивлялась себе и вообще всему. Что-то зарождалось внутри нее, тревожное, сильное, и непонятно было что это такое, какая-то глубинная опасная мина – и тикала сильнее и чаще, когда он вот так мимо в футболке ходил. Разумеется, она не влюбилась. Он же старый. И пресса у него нет. Мейс ржет, что-то рассказывая, а она все высматривает глазами спину в белом и непослушную вихрастую макушку. Конечно, не влюбилась. Она же не дура.