Звереныш

Рысь так и не сказал этого слова на букву «л». Ни когда Димка обнаружился на пороге с вещами, ни когда он впервые приготовил завтрак, ни когда отказался идти с друзьями в клуб, чтобы провести вечер за просмотром фильма и поглощением китайской еды. Звереныш отогревался быстро, позволял Косте перебирать пальцами его волосы, довольно урча при этом как большой кот, засыпал головой на коленях, доверчиво прижимался во сне. Он больше не вздрагивал от поцелуев и не зажимался, когда Рысь утягивал его в душ, позволял изучать свое тело и с энтузиазмом изучал чужое. Он таскался по квартире в пидорских узких джинсах и расстегнутой рубашке с оборванными рукавами, доводя Костю до звериного рычания, он же первым потянулся губами к его паху и притащил целую коробку со смазкой, которую теперь можно было обнаружить и рядом с кроватью, и в ванной, и даже не кухне. Хотя, на кухне требовалось особо. Потому что готовил Димка в надыбанном где-то фартуке в цветочек на голое тело. Естественно, никаких пьянок в их квартире больше не наблюдалось. Рысь бросил курить, но продолжал исправно таскать с собой примятую пачку сигарет, для Райсса. Тот о своем долге никак не напоминал и вообще стал каким-то подозрительно мирным. Он по-прежнему трахался с практикантками и старшеклассницами, делил территорию с Макс и «давил неугодных», но за эти несколько месяцев обошлось без разрезанных надвое языков и подозрительных несчастных случаев. — Ты опять нихрена не ешь? — спросил Рысь на одной из вписок, на которых был обязан появиться для знакомства с «нужными людьми». Райсс тогда задумчиво вколотил какого-то парня в пол, измазав все вокруг липкой кровью и ушел в угол опустошать бутылку виски. — Мне скучно, — ответил он к концу вечера, но все-таки прожевал наструганный Димкой бутерброд. Костя вообще с удивлением обнаружил, что Димка с демоном нашел общий язык: он тоже таскал с собой сигареты, гонял Лешку и по одному взгляду определял, когда подходить не следует. Да он и вообще старался не приближаться слишком близко и уж тем более в одиночку. — Ради тебя старается, — хмыкнул как-то Райсс, по привычке скрестив ноги на подоконнике в кабинете географии и глядя в окно. Димкин отец, казалось, был только рад избавиться от отпрыска. Он по-прежнему оплачивал школу, но на проживание не выделял ни копейки. Идти работать Рысь запретил, привязав парня еще и финансово. На вопрос «Почему?», ответил честно: «Я так хочу». Тот в очередной раз не ослушался. И Косте было почти наплевать, что в зеленых глазах он видел благодарность и преданность, и совсем не видел любви. Разве кому-то оно нужно, это чувство на букву «л»? В первый раз ударило первым днем зимы. Карамельные волосы, озорные глаза, тонкие руки обнимающие смуглую шею, и сильные — тонкую талию. В тот день звереныш умчался в торговый центр, пока Костя спал, и вот сейчас же там и обнаружился. — Это кто? — Макс даже привстала на цыпочки, разглядывая веселую парочку. Вика держала в руках пакеты с подарками и что-то радостно вещала, а Димка улыбался совершенно счастливый. И в тот день пришло осознание, что однажды звереныш уйдет. Вырастет, станет сильным красивым зверем, перестанет бояться приблизиться к новому человеку, захочет приблизиться к новому человеку — к кому-нибудь светлому, к кому-нибудь, кто откроет для него целый мир, а не запрет в четырех стенах. Кого, наконец, будет любить. В тот вечер секс у них был жестким. Рысь заламывал руки, впервые метил шею, вбивался остервенело и грубо, наверняка, делая больно, а Димка все равно отзывался на каждое прикосновение, громко стонал, открываясь, и вжимался в ответ с той же отчаянной необходимостью. А потом, когда Костя снова потянулся за пачкой сигарет, заполз к нему на колени и крепко обнял за шею, утыкаясь носом в висок. — Давай спать, — мягко сказал он, когда Рысь перестал отчаянно сжимать его в объятьях, и Костя не смог спросить, как тот провел этот день. Второй раз кислород выбило через неделю. В квартире пахло женскими духами, и это было то, за что звереныша можно было смело вышвырнуть. Потому что хранить верность никто из них не обещал, но приводить кого-то в дом? Костя тогда прокурил всю квартиру, но, кажется, так и не сбил этот приторный цветочный аромат. Когда же он успел превратиться в тряпку? Когда желание просыпаться и чувствовать под боком теплое тело, затмило все остальное? Когда необходимость успокоить вновь ставшего тревожным звереныша стало важнее собственного сердца? Сердца, которое, казалось, выло на одной ноте не переставая. — Димк, у тебя что же подружка появилась? — Рори из параллельного ткнул приятеля локтем в бок. Димка вздрогнул и перевел затравленный взгляд на Костю. Рысь демонстративно достал пачку сигарет. — Нет у меня подружки. — Да брось, я вас видел, — Рори продолжал веселиться. — Красивая она. — Они еще с 8-го класса вместе, — равнодушно бросил Рысь, наблюдая как расширились черные зрачки в темной зелени, и закурил. — Зачетно. Димка хотел что-то сказать, даже сделал шаг ближе, но его одернул звонкий женский голос. — Рыысь! Три пары глаз уставились на высокую стройную красавицу в белом пуховике и осевшими на черных волосах снежинками. — Светоч? — Костя бросил в сугроб недокуренную сигарету, сделал пару шагов вперед и поймал подбежавшую девушку в объятья. Света прижалась губам к его губам, затем отстранилась и одним движением растрепала его волосы. — Тебе нужно подстричься, детка. — Ну, тогда пойдем искать приличную парикмахерскую. Он уволок девушку от ворот школы, ни разу не оглянувшись, не чувствуя/да-да, не чувствуя/на себе чужой взгляд, а когда они оказались вне поля видимости, ткнулся носом девушке в висок: — Я не справляюсь, Светоч. Я совершенно точно не справляюсь. В ту ночь он остался у подруги. Ее родители снова уехали куда-то на новогодние праздники, Светка решительно заявила, что новый год будет праздновать в Чехии с друзьями, но вернулась в Москву на пару дней. «Чтобы увидеть тебя, чудо мое. Ты же не из тех, кто общается вне поля видимости». Костя рассказал, Света выслушала. Притащила торт, заставила есть. — Если захочет уйти — отпустишь? Костя подумал. Подумал, что хочет видеть звереныша счастливым. По-настоящему счастливым. Подумал, что без звереныша сорвется, в этот раз точно сорвется. — Мне нужно пару дней. — Они у тебя есть. Но я тебя постригу. *** Первое, что заставило глухо зарычать — в квартире снова пахло цветочными духами. Было совсем тихо, но из кухни мирно доносилось урчание какого-то фильма. Там же обнаружилась Вика. Она что-то мешала в кастрюле и через плечо поглядывала в экран ноутбука. — Какого черта? — Тихо, — тут же зашипела девушка, оборачиваясь. — Дима спит, разбудишь. Костя опешил от такой наглости. Что тут вообще происходит? — Какого хрена ты делаешь? — То, что должен был делать ты. Пытаюсь накормить этого упыренка, — девушка вернулась к кастрюле. — Он похоже уже несколько дней ничего не ест. Ну вот, Рысь, доигрался. Даже малознакомые девки тебя больше не боятся. А ведь раньше бледнела только под его взглядом. — Ты вообще где шлялся? — продолжала тем временем Вика. — Это не твое дело. — Ага, сначала довел его до такого состояния, а потом это не мое дело. — И его состояние тебя тоже не касается. — Да ты что? — она снова обернулась, взмахивая половником и разбрызгивая капли супа по кухне. — Сначала этот упыренок выжал из меня все соки, пока я допытывалась у твоей матери, где же обитает ее блудный сын. Потом я провожала его одного в чужой город с его неадекватным папашей. А кто возился с ним весь этот год, когда ты сбежал и оставил его одного? Да он без тебя как слепой котенок, мне его чуть ли не за ручку приходилось в школу отводить. А теперь его состояние, видите ли, меня не касается. Рысь нахмурился и сел. Вика как-то сразу растеряла весь свой запал и упала рядом. — Он же за тобой как привязанный с пятого класса, — уже спокойно сказала она. — Ты же его семья. И вместо отца, и вместо брата. У него же не было никогда адекватной семьи. Он привык, что хорошее отношение нужно «заслужить». Ты ведь его тоже по началу шпынял, а потом принял. Единственный из всех, принял. Это уже потом это уже потом его мать вдруг за голову взялась. В голове стучало. Ну да, «вместо отца, и вместо брата», а он что натворил? — Мои родители его сразу полюбили. — Не знаю. Я же не психолог. Но мать его гладила по голове, когда что-то хотела. Отец был ласков, перед тем как избить. Он может не доверял тогда людям, которые добры просто так. Рысь вспомнил, каким недоверчивым стал звереныш, когда он перестал гнать его от себя. — У него появилась ты. Вика как-то горько усмехнулась. — Ага, отношения с оглядкой на тебя. Мечта каждой девушки. Он мне нравился, правда, нравился, мы попытались, ничего не вышло. Ты уехал. Даже самая влюбленная девушка не смогла бы продолжать делать вид, что все в порядке. — Я видел вас. Тогда в торговом центре. — Видел? — девушка нахмурилась, — Что значит видел? Я вас обоих звала вообще-то, он сказал, что ты отказался. Он тебе разве не рассказал? Вот упыренок! Вы из-за этого поссорились? — Да не ссорились мы, — Рысь передернул плечами и почувствовал, как на душе становится легче, как сердце перестает выть на одной ноте и потихоньку затихает. — Все-таки ты ужасно ревнивый, — Вика встала и вернулась к кастрюле. — Можешь отпустить его. Ясно же, что никуда он не денется. *** Даже во сне Дима выглядел каким-то изможденным, он спал, укутавшись в Костину рубашку, и глупое сердце предательски екнуло. Рысь переоделся в домашнюю одежду (рубашка вся пропахла Светкиными духами) и забрался на кровать. Матрац прогнулся, и Димка тут же распахнул глаза. — Костя, — зеленые глаза расширились, звереныш замер, словно ожидая нападения. — Почему ты не сказал мне про Вику? — А почему ты снова меня ей отдал? — глаза обиженно блеснули. — Снова? — Ты сказал тогда: «Не вечно же тебе вокруг меня ошиваться». — Ты идиот? — Это ты идиот. Думаешь, я каждому себя предлагаю? Костя приблизился ближе, навис над смутившимся зверенышем. — Звучит, как признание в любви. — Это не так! — тут же бросил Димка, а потом вдруг замер, углядев что-то ему ведомое в янтарных глазах, и продолжил уже шепотом. — Я ничего не знаю о любви. Я должен был любить своих родителей, но я не люблю их. Я должен был любить Вику когда-то, но я не любил ее. Я люблю песчаные пляжи, музыку и китов. Я ничего не знаю о любви к человеку. Но есть ты. Только ты. А без тебя нет ничего. И снова в зеленых глазах стояли непролитые слезы и что-то болезненное, надломленное. Рысь смотрел, как потресканные губы дрожат, а расширенные зрачки лихорадочно бегают по чужому лицу, выискивая что-то, и довольно ухмыльнулся. — Звереееныш, — он наклонился и мазнул языком по тонкой шее, — Значит, только я? Глаза полыхнули злобой. Димка вздрогнул, дернулся, и вдруг уперся руками в его грудь, отталкивая. — Ненавижу тебя, — зашипел он рассерженным котом. — Ненавижу тебя, ты, ублюдок. Ухмылка стала шире. Рысь наклонился снова и прикусил тонкую кожу за ухом, зная, что звереныша буквально коротит от этого. Димка задушенно всхлипнул и принялся колошматить руками по спине, пытаясь вырваться из чужих объятий. Костя довольно зарычал, перехватил Димкины запястья и устроился ему между ног. Он продолжал покусывать и вылизывать чувствительную шею, пока звереныш сыпал проклятьями, беспомощно трепыхаясь под ним. И это заводило. — Пусти, ублюдок. Проваливай туда, где шлялся все это время. Как же я тебя ненавижу! Сегодня же съеду от тебя. Рысь отстранился и впился взглядом в мокрую зелень. — Нет. — Я не хочу с тобой больше, — твердо сказал Дима, выдерживая тяжелый взгляд. — Плевать, — Костя приблизился снова и теперь говорил почти в самые губы. — У тебя был шанс уйти, и это был твой последний шанс. Ты меня ненавидишь? Так какого черта ты превратился в тень за какие-то несколько дней без меня? Какого черта лежишь здесь, закутавшись в мою рубашку? Какого черта смотришь на меня так, как будто сейчас разревешься? — Да кто тут ревет? — тут же взвился Димка, снова упираясь руками в чужую грудь. — Еще раз так сделаешь, и я уйду, — тихо пообещал Рысь. — И не вернусь больше. Звереныш закрыл глаза, от чего по щекам покатились крупные капли слез, и опустил руки. — Хороший мальчик, — Рысь снова провел языком по соленой щеке. — Ненавижу тебя, — совсем тихо повторил Дима, не открывая глаз. — Пусть так, — Рысь отпустил запястья, и неторопливо снял с парня рубашку. — Но ты бездарно упустил свой шанс уйти. И теперь ты мой. Димка не выдержал первым и потянулся за поцелуем. Все так же, закрыв глаза, он выгнулся, прижимаясь обнаженной грудью и заурчал. Маленький гаденыш. Знает, что Костю всегда топит в чертовой нежности каждый раз, когда мелкий использует этот прием. Рысь отпустил чужие запястья и неторопливо провел пальцами по вытянутым напряженным рукам, огладил по ребрам, не разрывая поцелуя, стащил с него штаны — вышло немного неловко. Димка мягко толкнулся, внезапно опрокинул Костю на спину и потерся бедрами о горячий пах. Рысь выдохнул сквозь сжатые зубы. Дима никогда не вел себя так раньше: он выцеловывал буквально каждый сантиметр горячей кожи, прижимался всем телом, и шептал что-то бессвязное, что совершенно нельзя было разобрать. Рысь плавился от всей этой отдачи своего дикого звереныша, но что-то тревожное сворачивалось в груди тугим комком. Димка ластился, но не открывался. И весь как-то сжимался и замирал, когда Рысь пытался проявить инициативу. Опрокинуть мелкого и потребовать ответа? Напугать еще больше? Кажется, Костя почти придумал, что сказать, когда горячие губы обхватили головку. Он подавился воздухом и вздохнул сквозь зубы. Чертов звереныш работал языком так, что не знай Костя, что научился всему мелкий именно с ним, от ревности рвало бы крышу. Рысь комкал в кулаках одеяло, не смея прикоснуться к парню, и жадно толкался во влажную тесноту. Дима в последний раз провел языком по всему стволу и отпрянул. Не поднимая глаз, он потянулся к тумбочке и достал тюбик со смазкой. Затаив дыхание, Костя смотрел, как звереныш выдавил смазку на ладонь и, прикусив губу, принялся растягивать себя влажными блестящими пальцами. И в голове коротило от этого зрелища. Невыносимо хотелось опрокинуть парня на спину и вдалбливать в кровать до тех пор, пока его личное проклятье, наконец, больше не сможет связно думать, а значит и бояться. Продолжая вводить в себя пальцы, Дима наклонился, упираясь в матрац одной рукой, и принялся снова выцеловывать грудь. Он весь дрожал, как и в их первый раз, и словно пытался повсюду оставить на нем свои прикосновения, словно… стирая чужие? Осознание пришло ярко, Рысь зарычал, обхватил звереныша за плечи и опрокинул на спину, нависая сверху. Мелкий сжался, глядя на него огромными глазами, и сейчас в них плескался не страх, нет, — отчаянье. Возбуждение терзало нещадно, но Костя попытался придать лицу как можно более мягкое выражение и тихо произнес: — У меня с ней ничего не было. Дима поверил сразу. Ничего не спрашивая больше, не сомневаясь, он просто услышал и принял, впился в губы острым поцелуем, больше не прося — предъявляя свои права, и шире развел ноги. Зверь внутри взвыл от восторга, и Костя понял, что сдержаться больше не сможет. Уж точно не тогда, когда разрывая поцелуй, Дима пошло облизнул губы и совершенно блядски улыбнулся. Рысь перехватил мелкого за лодыжки, вздергивая вверх, почти складывая парня пополам и одним движением вошел на всю длину, почти сразу начиная двигаться. Он еще сдерживал себя, меняя угол проникновения, но когда по комнате разнесся тот самый стон, его унесло. Он остервенело вдалбливал податливое тело в матрац, ловя громкие, на грани крика, стоны парня. Дима метался по постели, сжимая кулаками покрывало, и так же отчаянно подавался навстречу. Внутри кипело что-то огненное, мир вокруг умер, и осталось лишь это — острое, почти болезненное удовольствие, эта умопомрачительная теснота и жар чужого желания. Во время оргазма Дима придушенно выстонал его имя, выгнулся всем телом и так сжал его внутри, что перед глазами заискрило. Костя зарычал и кончил следом, не вынимая, заполняя звереныша собой. Отпустив чужие лодыжки, Рысь провел руками по ногам вверх — к бедрам, подцепил пальцем струйку собственной спермы и размазал ее по тугому животу. — Какого черта? — как-то устало спросил Дима, хватая за плечо и дергая на себя. — Ты мой, — спокойно сообщил Рысь и вцепился губами в чувствительную шею, ставя метку. — Извращенец, — звереныш насмешливо фыркнул и крепко прижал к себе. *** Вечером забежала Светоч, многозначно хмыкнула на красноречивую походку Димки, повисла на Косте, вручила обоим подарки и, под пристальный ревнивый взгляд утащила друга на лестничную клетку. — Я теперь только летом, — с грустной улыбкой сообщила она, ласково перебирая волосы парня, пока тот стоял, утыкаясь носом ей в висок. — Не теряй своего звереныша, детка. * Как-то негласно Новый год решили не праздновать. Ну как решили. Решили. А 31-го Димка заперся на кухне и появлялся в комнате лишь пару раз, весь измазанный в муке и до неприличия счастливый. У Кости при взгляде на это чудо сердце заходилось часто-часто и немного болезненно — словно не верило, что все наладилось. Когда в дверь позвонили, Костя отчего-то подумал, что сердце тревожится не зря. На пороге стояла женщина. Немного исхудавшая, раскрасневшаяся с мороза и с тусклыми глазами. — Здравствуй, милый. В груди заныло тонко и пронзительно и, наверное, Рысь не смог удержать равнодушие на лице. — Проходи, мама. Он подождал, пока женщина разденется, и провел в гостиную. — Ты по делу? — Даже чаю не предложишь? А Рысь лихорадочно думал, знает ли она, что Дима живет с ним? Они молчали какое-то время, и женщина усмехнулась. — Ладно. Я, действительно, по делу. Лиза, Димина мама, сказала, что он не хочет возвращаться домой. Ты, наверное, и так знаешь, что он уехал сюда с отцом. — Да, он рассказал. — Мы переживаем за него. Дима почти ничего не рассказывает, но Лиза говорит, что у Алексея очень тяжелый характер. — Чего ты хочешь от меня? — спросил Рысь, надеясь, что Димка из кухни не выскочит. — Поговори с ним, — мама неуверенно пожевала губы и продолжила. — Пусть он вернется к матери. — К матери, которая наградила его сотрясением мозга? — Костя скептически скривил губы. — Это, — женщина запнулась. — Сейчас все по-другому. Ему так будет лучше. — Все-то ты знаешь, — Рысь почувствовал, как в груди поднимается злоба. Это из-за нее от тогда уехал, из-за нее столько времени почти не жил — существовал. — Я не буду ему ничего говорить. Если это все, что ты хотела, можешь уходить. — Неужели тебе плевать, что с ним происходит? Ты ведь любил его. — Я и до сих пор люблю, — спокойно сообщил он женщине. — И хочу, чтобы он был счастлив. Только в этот раз я его не потеряю. — Так ты поэтому уехал? — раздался тихий голос за спиной. Рысь прикрыл глаза и невольно застонал. — Дима! — женщина бросилась обнимать парня. — Я так рада тебя видеть. — Я тоже скучал, теть Лен, — Димка радостно улыбнулся. — Поехали домой, Дим? Мама очень переживает. Рысь поймал себя на мысли, что почти не дышит. Смотрит, как звереныш обнимается с его матерью и думает о том, что если мелкий сам/ САМ/ захочет уйти, то внутри что-то умрет. — Почему Костя уехал тогда, теть Лен? Женщина сразу стушевалась. — Так было нужно. — Это вы его попросили? — Он сам. — Но из-за вас? — Дим, ты не понимаешь. Тебе так лучше. — Я люблю его, — просто произносит Дима и улыбается уголками губ, он даже не смотрит на Костю, а у того сердце сжимается так сильно, что больно. — Мне лучше с ним. Мама бледнеет. — Дима? — Вам лучше уехать, теть Лена. Мы с ним разберемся. Сами. Димка выпроваживает гостью настойчиво и, наверное, даже не вежливо, но Косте все равно. Его сердце стучит так оглушительно громко, что, кажется, оглушает совершенно. — Значит, ты меня просто «хочешь»? — Димка появляется прямо под носом и сверкает зелеными глазищами. — А ты, значит, ничего о любви не знаешь? — Рысь смотрит на звереныша нечитаемым взглядом, от которого тот всегда тушуется и перестает быть таким воинственным. — А я и не знаю, — все еще нахально бросает он и вжимает голову в плечи. — Да ну? А кто мне тут так уверенно в любви признавался. — А это не для твоих ушей было! — Значит, соврал? — Ну почему соврал сразу, — Димка поник. — Просто не так хотел это сказать. Я же вот сам только разобрался, — почти шепотом заканчивает он и сразу взвивается. — А сам-то, сам! Я думал у него гормоны играют, а он…. — он запинается и недоверчиво смотрит на друга. — И что он? — Он… Ну, откуда мне знать, что он? Рысь усмехается, выбрасывает вперед руку и сгребает Димку в охапку. — Скажи, — просит, обжигая дыханием висок. — Я люблю тебя. Напрягается в его руках, а Костя смеется и целует испачканную в муке макушку.