Тебя как зовут-то? Солнце, Золотце?

      Она шла, нет, практически бежала, не зная куда, зачем, почему. Не знала, зачем поднялась с постели или надела пальто. Не знала, что гонит ее в спину или не держит на месте. Но факт оставался фактом - она собралась, оделась и пошла. Пошла, не зная направления, конечной цели и вообще всего смысла сего грандиозного замысла.       Что-то мешало ей заснуть этой ночью и это что-то также подняло ее. На небе то появлялась, то исчезала луна, и у нее были небольшие предположении на счет этого мистического совпадения. Неужели ты поверила в эти рассказы, а, Нура? Ты еще волосы покрась за этими дешевенькими календарями, которые продавались где ни попади. Лунные, кажется. А потом еще устраивали целые передачи по разбору полетов этих вот звезд, луны и вообще всего, что можно. Как будто они могли что-то решить, поменять или, конечно же, предсказать чью-то судьбу.       Нуре казалось, что это удел слабых людей. Им всегда нужен покровитель, какая-то высшая сила, которая решит все за них, расставит по местам. Им хотелось вручить кому-то свою жизнь, чтобы потом можно было винить судьбу, звезды, Бога и еще невесть что, только не себя.       Сейчас идя по пустой улице безо всех этих людей, машин, вообще какого-либо признака жизни, она думала о том, какая же жизнь бесконечная и в то же время короткая. Как люди спешат ее прожить, а в конце пути уже просто не могут остановиться, как не пытаются. Она хотела понять это раньше этого рокового, необратимого момента. Хотела жить так, чтобы если бы она умерла в ту же секунду, она не жалела обо всем, что сделала или нет.       “Все было мимолетным, но в то же время бесконечным”       Это было вторым ее любимым выражением. Она знала, что все что произошло и все, что может произойти, что происходит сейчас, чем бы это ни было, было самым необычайно важным. Самым ценным сокровищем. Самым зыбким и самым долговечным, что у нее было. Никто не мог этого отнять. Как бы она не бежала или не избегала плохого, она знала, что в будущем будет об этом вспоминать как о чем-то, что было лишь частью ее жизнь, опыта, пути, как человека.       Смотря вверх, на звезды, она вдруг переместилась не куда-то туда, в свои далекие мысли, а сюда, в этот момент. Она думала о том, что происходит или может произойти именно сейчас, здесь. Почему-то так ясно крутился образ одного брюнета. Она бы хотела поддаться моменту, особенно, когда он смотрел на нее вот так, так будто она была, единственным чего не хватало ему, чтобы быть самым счастливым человеком, чтобы быть полноценным. Так, будто она была самым прекрасным что он видел. Так, будто он не мог оторвать взгляд и признать, что в мире есть ещё что-то поинтереснее ее.       Прошло время, когда она бросалась в омут с головой, ехала в другой город, страну, искала свое “Возможно”. Сейчас она пыталась уберечь все, что осталось. И он был прямой угрозой, словно вирус, который собирается разрушить систему изнутри. Она знала наверняка, это как то предчувствие перед бурей, когда воздух становится тяжелым, и ты уже так ясно видишь тучи. Но разве не она считала дождь самым прекрасным, что было в этом небольшом мире?       Кажется, она уже почти осознала, куда тащили ее ноги, когда так ясно начал вырисовываться мост, а за ним огромные просторы воды, которые в эту ночь практически тянули к себе, так и надеясь затянуть её куда-то к себе, на дно, туда, где казалось так спокойно.       Заприметив лавочку внизу, на пляже, Нура быстро нашла лестницу и, смотря себе под ноги, сбежала вниз. Под ногами шуршал песок и уже так ясно слышался тот характерный звук воды, когда ветер разгонял ее в каком-то определенном направлении.       Усевшись на лавочку, над которой светил один-единственный фонарь, она стала разглядывать отображением луны в воде и города, который раскинулся на противоположной стороне. Даже не смотря на то, что было уже за час ночи, город не прекращал своей неугомонной, неутихающей жизни, которая всегда поражала Нуру, даже сейчас.       Медленно разглядывая те далекие огни, она уходила все глубже и глубже в себя. Думаю, все понимают это чувство, когда ты в чем-то здесь, в чужом месте, находишь отображения того, что находится у тебя там, внутри. Она была словно между сном и реальностью. Она осматривалась вокруг, но видела лишь свои мысли перед глазами. Как любят говорить люди: было видно, как крутятся шестеренки в ее голове. Или, витала в облаках.       Казалось, если бы кто-то выстрелил возле нее, она бы еще минут пять приходила в себя в непонимании происходящего. Вот поэтому сейчас она не заметила, как кто-то другой опустился возле нее и пытался найти ту самую точку, с которой соприкасались мысли в голове у сидящей здесь уже которую минуту девушки.       Медленно разглядывая замершую блондинку, парню было интересно, как скоро она заметит его и успеет возмутиться. Он был удивлен увидеть ее здесь, в таком новом, не виданном состоянии. Натянув капюшон получше и засунув руки в карманы, он стал ожидать, когда девушка вернется, может, не к нему, но сюда.       Нура знала, что копаться в своих мыслях у нее получается лучше всего. Она обожала моменты, когда жизнь бежала настолько быстро, не давая обдумать все то дерьмо, что накопилось и спасая ее от очередной небольшой, но хорошо целящейся депрессии. Она постоянно бежала куда-то или от кого-то, но девушке это ни к чему-то. Она думала о том, какая парадоксальная жизнь может быть у девочки, которая даже родителям не нужна. Которой приходилось быть сильной, которой приходилось искать все то, что родители ей не могли дать везде, куда закинет её жизнь. Которой пришлось обжигаться, да что там, - гореть на своих же ошибках.       Она резко дернулась, когда где-то вдалеке, над городом прогремел салют со всеми своими яркими цветами. Казалось, звук этого действа ударил прямо по мыслям, разбивая те на небольшие куски, которые она не собиралась ловить и обратно склеивать. Медленно дыша и то открывая, то закрывая глаза, Сатре возвращалась назад.       Парень, заметив изменения в состоянии девушки, повернул в голову в ее сторону, наблюдая, как она заворачивается в пальто от холодного, влажного ветра, как будто только сейчас почувствовала его. Постепенно придя в себя, Нура повернула голову, чтобы осмотреться и, наконец, заметила его. Его удивила реакция девушки, она посмотрела на него, как на ничем не выделяющуюся деталь общей картины.       Ему казалось, в ее глазах осталась та звездная пыль от тех звезд, на которые она так внимательно смотрела, от тех звезд, возле которых часто находилась. Казалось, благодаря этому она сейчас смотрела на мир другими глазами, обремененным всем, что она могла увидеть и всем, что уже успела увидеть. Он смотрел на Нуру Амалию Сатре и поражался тем, что каждый раз видел нечто другое, новое. Когда для нее бесконечным, казалось, было небо, то для него она. Как космос с миллиардами галактик, которые ученые постоянно открывали, так и она показывала ему что-то новое, давала возможность наблюдать и открывать каждый день.       — Вильям, ты знаешь, в чем смысл? Почему что-то есть, как есть? Почему одни вещи происходят , а другие нет?       Парня сбил толку вопрос, хотя он был вполне ожидаем на тот момент, ну, по крайней мере, так ему показалось. Повернув голову туда, куда раньше смотрела Нура, он безуспешно пытался найти ответ, как будто он там и находился, а девушка по стечению обстоятельств его там нашла и специально спрятала. Он честно не знал, что ей ответить, да и тем более ему таких вопросов раньше не задавали. Магнуссон решил ответить то, что он давно для себя понял, самое честное, что она заслуживала:       — Знаешь, что объединяет всех Великих людей? Они всю жизнь пытались понять это, осознать в полной мере, но дело было не в гонке за чем-то этим, Большим. Суть была в том, что не можно было описать единым предложением то, к чему они пришли. Все так, как есть. Все то, чем есть. Ни больше, ни меньше. Это мы из этого создаем что-то большее. Что-то происходит, а что-то нет, и только мы в полной мере можем решить, что это. Что значит или решает. Вся суть в нас, а все другое не так важно. Вселенная до ужаса идеально объединяет хаос и порядок. Но хаос и есть определенным порядком. Я считаю, что все, что нас окружает и есть хаосом, а то, что мы называем жизнью и есть нашим определенным порядком.       Девушка несколько секунд внимательно смотрела на него, а потом отвернулась, пытаясь обдумать все сказанное им. Было неясно, сколько потребуется ей времени для этого, но, в конце концов, Сатре повернулась к нему и сказала, ровным, не прерывающимся тоном, как будто то, что она говорила, было уже давно сформулированной и заученной фразой:       — Я не знаю, как оценивать или смотреть на свою жизнь. Я только умею быть сильной и идти вперед. Точнее, бежать, — она улыбнулась такой легкой, обреченной улыбкой, что у него внутри что-то заныло, — А ты не такая простая проблема, от которой можно так легко избавиться, да?       Улыбка тронула его губы, даже сейчас она пытается чем-то его зацепить. Именно ее боевой дух тогда привлек его, не дал так просто уйти, но сейчас эта фраза звучала так вымучено и устало, теряя весь свой изначальный смысл и, возможно, покрывая нечто большее.       — Ты полностью права. Хочу быть твоей проблемой. — он не мог удержаться, ведь именно этого ему и хотелось.       — Знаешь, почему-то сейчас я вдруг перестала этого бояться, — минуту помолчав, давая ему время обдумать, она продолжила. — Мне кажется, это именно тот момент, когда ты устаешь бежать.       Это было, как весеннее солнце для снега: фраза разрушала что-то давно устоявшееся, Нура сдавалась, убирая преграды, чтобы дать родится другому. Будущему. И сейчас, да-да, в этот самый момент, под этим звездным небом они обрели то, что не могли бы обрести в любой другой – понимание и полное принятие, того, что было и того, чем бы это могло стать.