«Фактов нет — есть лишь интерпретации». — Фридрих Ницше
Они ходили по улицам, как дети. Перешагивали своими дорогими туфлями через трещины, которые в их мире обычно были заколдованы и тут же удаляли старую засохшую жвачку — она просто растворилась бы под воздействием тротуара. И их это бесило. Гермиона это видела. Она видела презрительные, брезгливые ухмылки на их лицах — а еще вздрагивания, стоило какому-нибудь магглу — одному из этих мерзких существ… вообще не человеку, разумеется, — пройти мимо них. В любой другой ситуации она без зазрения совести посмеялась бы над этим — над их дискомфортом, — но сейчас у нее на уме было другое. — Так ты в этом уверена? — тихо шепнул ей на ухо Люпин, все это время шагавший рядом с ней. Она и ее группа «учеников» встретили своего бывшего учителя и его жену в Дырявом Котле, с которого отправились на свою небольшую прогулку. Когда Гермиона рассказала ему о своем маленьком плане провести экскурсию во время его последнего визита в ее квартиру, Люпин вызвался в качестве поддерживающего друга и правоохранительного органа, а Тонкс, естественно, настояла на том, чтобы пойти с ними. В этот момент Нимфадора весело болтала c грозными на вид Крэббом и Гойлом: казалось, оба были поражены ее общительным характером. Гермиона улыбнулась. — Смутно. Вид у Люпина был не слишком-то уверенный. — Не хочешь ли объяснить нам, Грейнджер, — на удивление беззлобным тоном протянул Блейз Забини где-то за ее спиной, — куда мы направляемся? Гермиона на ходу оглянулась через плечо, игнорируя неприятные ощущения в шее. Забини шел прямо позади нее и смотрел ей в затылок любопытным взглядом. — Увидите. Туда, где вы никогда не были, не сомневайся. — Она слегка улыбнулась ему, но глаза тем временем застыли на молодом человеке противоположной наружности и характера, который, как обнаружилось, шел рядом с мулатом. Малфой не сказал ни слова. Он не заговаривал ни разу на протяжении всей их прогулки по маггловскому Лондону, и это начало ее тревожить. В данный момент он решительно смотрел в землю, но она все утро чувствовала на себе его взгляд. Что с ним такое? После их неприятного разговора на той неделе Гермиона всерьез начала задумываться о его психическом здоровье. Его замечания были так загадочны и туманны, что даже она не могла их понять — а еще они казались совершенно беспорядочными, словно были результатом чем-то тронутого мозга. Она решила обратить более пристальное внимание на его настроение и внешний вид. На его здоровье. Именно. Она лишь немного больше стала о нем думать. — Гермиона, осторожно! Она подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть сплошную преграду стального цвета прямо перед своим лицом. Она так резко затормозила, что покачнулась, сумев избежать лобового столкновения, но потеряла равновесие и упала прямо на Забини: тот чисто рефлекторно поймал ее за талию — стоило бы поблагодарить его родителей за то, что они передали ему хорошую реакцию. Гребаный фонарный столб. Гермиона сглотнула и подняла взгляд на его вершину, и ее дыхание участилось. Она быстро вскарабкалась на ноги, и к ее щекам прилила краска. — Ты в порядке? — спросил Люпин, и в его голосе явственно послышалась забота и легкий смех — это был тот же голос, что так удачно предупредил ее о преграде. Она сердито нахмурилась. — Да, в полном. Она повернулась к Забини: к ее удивлению, он улыбался ей. — Эмм…спасибо. Он был не единственным, кто над ней смеялся — пусть и смех остальных прятался за тщательно скрываемыми улыбками. — Всегда пожалуйста, — сказал смуглый парень, по-прежнему растягивая губы в ухмылке. Гермиона глупо кивнула и, перед тем, как развернуться и продолжить путь, выхватила взглядом Малфоя. Снова. Не то чтобы он ухмылялся. Не язвил, не протянул скучающе какую-нибудь жесткую колкость о влиянии ее грязной крови на ее равновесие. Но он до странного зло косился на Забини, словно очень хотел ударить его по голове чем-нибудь очень тяжелым и очень тупым. Гермиона с трудом подавила порыв выхватить палочку у него из-за пояса, пока он не превратил свое первичное побуждение во что-то более действенное. Она видела, как это желание темнотой замерцало в сером лондонском небе его глаз. Она на нетвердых ногах развернулась — возможно, не слишком изящно обходя этот возмутительный столб, — и решила просто игнорировать все то, что была не в силах изменить. — Ладно. Вперед!_________________________
— Что это за хрень — музей? — смиренно спросил Флинт, глядя на величественное здание перед ними, которое своей массивностью делало их небольшую группу, состоявшую преимущественно из раздраженных волшебников, похожими на карликов. На Трафальгарской площади позади них преспокойно булькал фонтан, и его шуму вторило воркование знаменитых лондонских голубей. — Полагаю, зависит от того, о каком музее идет речь. Этот называется Национальной Галереей; в нем хранится все — от картин до скульптур. Думаю, можно назвать его сокровищницей некоторых самых прекрасных достижений магглов в искусстве. Волшебники, к сожалению, находят в искусстве мало практической пользы, и поэтому, боюсь, все-таки существует хоть одна область, в которой магглы сумели нас превзойти, — объяснила Гермиона с немалой долей сарказма в голосе — а еще с насмешливой улыбкой, что скривила ее губы, стоило ей услышать несколько недоверчивых фырков. — А теперь я вас всех отпускаю. Все, чего я прошу — уважительно относиться к маггловским обычаям, не говоря уже об искусстве. Если я услышу, что кто-то из вас буйствовал, я сообщу об этом в Министерство — если вы понимаете, о чем я. Большинство этих картин стоят больше, чем все ваши вещи, вместе взятые. Да, — добавила она спустя секунду, заметив, как Малфой приподнял бровь, — даже твоих, Малфой. И, пожалуйста, не будьте идиотами и не пытайтесь что-нибудь украсть: в этом случае даже Минитерство не сможет вам помочь. О, и прошу вас вернуться сюда же через два часа — мы пойдем обратно в Дырявый Котел. Ну же, вперед, — сказала она, увидев их ничего не выражающие лица. — Вход бесплатный. Они принялись медленно, осторожно подниматься по мраморным ступеням — так, словно их ноги отказывались работать. Люпин и Тонкс подошли к ней — оба весело хихикали. — Ну прямо как потерянные щенки, — заметила Тонкс, смахивая с глаз прядь волос. Сегодня — ярко-оранжевых. — И правда, — согласился Люпин, против воли расплываясь в улыбке. — Молодец, Гермиона. Она неуверенно улыбнулась._________________________
Она бесцельно бродила по огромным залам музея, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на любимую картину или что-нибудь еще. Она навестила старых друзей: «Мадонну в скалах» Да Винчи, «Подсолнечники» Ван Гога, «Венеру и Марса» Ботичелли, «Даму, стоящую у Вирджиналя» Вермеера, «Венеру с зеркалом» Веласкеса. Каждая картина заставляла ее улыбаться и вспоминать времена, когда все было проще, когда сюда ее приводили родители. Впервые — когда ей было шесть, а потом еще множество раз. — Вот эта красивая, папочка. — Это «Мадонна с гвоздиками» Рафаэля. — Ра… Раф… — Раф-а-эль. — Этот малыш голый. — Да, дорогая. Гермиона поняла, что бесцельно бродит по залу; взгляд был затуманен, пока она вспоминала картины и моменты, которые вполне могла бы забыть — настолько незначительными они были. — Мам, только взгляни на этот цвет. — Ага. Фантастика, правда? — Небо такое голубое и яркое в контрасте с красной тканью! — Я же говорила. Она почувствовала, как в уголках глаз собираются слезы, и с ожесточением их вытерла. Прекрати. Знакомые тела на знакомой траве. Чьи-то руки, обвивающие ее тело, а еще слезы. ПРЕКРАТИ. Она прекратила и продолжила свой путь с сухими глазами.___________________________
Она видела, как они столпились вокруг Моне, против собственной воли завороженные умением художника накладывать краску и цвет. Она видела их сидевшими в буфете со стаканом воды, потому что у них не было маггловских денег, чтобы купить еду. Она видела их угрюмо примостившимися на лавочке в окружении античных греческих скульптур и слонявшимися мимо картин Гойи, Сезанна и Рубенса. Этого было достаточно, чтобы заставить ее смеяться. Его она нашла возле «Женщины, купающейся в ручье». Он стоял очень близко к бесценной картине Рембрандта; брови были нахмурены, образуя выражение сосредоточенности или отвращения — она не могла сказать точно. Ощутив, как горло отчего-то сжимается, она ускорила шаг, намереваясь пройти мимо него без единого слова. Но потом она увидела, как он прикасается. Рванувшись вперед, она шлепнула его по руке, отчего он тут же отдернул ладонь от блестящей поверхности картины. — Иисусе, Малфой! — воскликнула она — потрясенная настолько, что сама не заметила, как с ее губ слетело маггловское выражение. — Не трогай ее! Он тут же окинул ее свирепым взглядом, лишь слегка отступив от картины. — Почему нет? — Ты ее испортишь! — вскричала она, мысленно спрашивая себя, почему ее так разозлило нечто столь пустяковое, как простая оплошность. Между ними повисло неловкое молчание — у Гермионы не хватало смелости двинуться или завязать разговор. Малфой, казалось, решил ее игнорировать, но она все равно ощущала исходившее от него напряжение. Она осознала, что ее страх перед физической болью, который он ей внушил, рассеялся — по большей части из-за его странного поведения на той неделе. После его тихого шепота… Это…интересно. —она и не думала, что он причинит ей боль. Не физически. Нет, тот страх, что заставлял ее сердце колотиться в грудной клетке, был вызван чем-то иным. — Знаешь, она была его любовницей, — наконец, выпалила она, слегка краснея. Малфой пронзил ее острым взглядом сквозь светлую челку, явно озадаченный. — Я о картине. Рембрандт изобразил свою любовницу. Не могу вспомнить ее имя, но это что-то длинное и сложно произносимое, — сказала она, растягивая губы в неуверенной, дрожащей улыбке. Странно, но внезапная смена его поведения подтолкнула ее к тому, чтобы попытаться пойти на перемирие, а не наоборот. — А, — ответом ей был низкий, глубокий ропот, а потом он отвернулся и принялся изучать картину. Гермиона уже давно решила, что в этой картине явно было нечто сексуальное. Глаза женщины были опущены, будто бы она внимательно рассматривала собственные ноги, изящно ступив в ручей. Ее сорочка, задранная чуть ли не до линии бедер, пока она купалась, была приспущена, почти обнажая левую грудь. Это была картина о соблазнении и желании, о почти и едва не. Гермиона искоса взглянула на Малфоя и увидела, что его взгляд был расфокусирован: его явно мало волновали достоинства картины перед ним. Не давая себе времени опомниться, она произнесла: — Эмм… с тобой все в порядке, Малфой? Она услышала, как он испустил протяжный вздох, а потом ответил — не сразу, но так, что все следы злобы по какой-то причине исчезли с его лица: — Само собой. — Голос был не дружелюбным и совершенно точно не жестким, но довольно… пустым. Она тут же повернула голову и окинула его внимательным взглядом; на лице ее ясно была написана тревога. А потом вдруг увидела, как он заметно напрягся, и уголки его губ опустились, образуя сердитую гримасу. Его поведение неожиданно изменилось, и когда он в следующую секунду повернулся к ней, его взгляд был тяжелым и злым. — Тебя-то это какого дьявола заботит, Грейнджер? С чего тебе вдруг интересоваться, мм? Пораженная, она тут же отпрянула. — Я лишь подумала… — Ты лишь подумала, что бедняжка чистокровный, потерявший все, совсем зачах? Что по какой-то причине ведет себя странно? Угадай с трех долбаных раз, Грейнджер. — Он тяжело, отрывисто дышал, и каждый его вздох щекотал ее кожу, что было бы приятным в любой другой ситуации. Он говорил на довольно повышенных тонах, так что люди в зале начали бросать в их сторону раздраженные взгляды. Она поймала себя на любопытной мысли, что почему-то не боится его даже несмотря на дикий, яростный взгляд, которым он ее пронзил. — Не смей пытаться сделать вид, будто твои проблемы хуже проблем всех остальных, ты, чертов эгоист. У тебя есть все, чего только можно желать, а ты все равно хочешь больше. Ты даже не знаешь значение слова «потеря», так что не пытайся преувеличить свои проблемы, выставляя их за что-то, из-за чего стоило бы печалиться, когда кто-то действительно потерял в войне все. — Все это она выпалила очень быстрым шепотом, от ярости шипя согласные сквозь плотно стиснутые зубы. К ее удивлению, он затих. Напряженные линии на лбу разгладились, а взгляд вновь сделался холодным. — Я говорил не о войне, — произнес он — а потом развернулся на каблуках и зашагал прочь. Гермиона изумленно смотрела ему вслед, а потом тоже развернулась и увидела Вульпу, что стояла в нескольких шагах с крайне позабавленным видом. Гермиона зло на нее покосилась. — Может, дашь какой-нибудь намек? — спросила она, адресуя свой вопрос девушке. Вульпа хмыкнула. — Гермиона, для такой умной девушки ты порой бываешь туповата. Это ничуть не помогло Гермионе справиться с ее растерянностью, и, раздраженно вздохнув, она направилась к главному входу в музей. Эти два часа почти подошли к концу.___________________________
— Ты повела их в музей? — спросил Гарри на следующий день — достаточно громко, чтобы и Джинни, и Гермиона на него зашикали. Он вдруг разразился хриплым смехом. Гермиона опасливо оглядела унылый интерьер известного волшебного паба. Дырявый Котел был единственным заведением в Косом Переулке, которое почти не потерпело никакого урона во время войны и чьи двери упорно оставались открыты на протяжении всех этих пяти лет. Для трех друзей это было постоянным местом совместного ланча. Убедившись, что Гарри не привлек к ним излишнего внимания, Гермиона вновь повернулась к нему: — Да, повела. Вообще-то, я думаю, что некоторым из них понравилось, — сказала она с едва заметной улыбкой на лице. — Правда? — спросила Джинни, растягивая губы в точно такой же улыбке. — Надо было позвать меня! — Римус и Тонкс заняли все свободные вакансии — прости, Джин. У них на это куча времени. Джинни очаровательно надула губы, но Гермиона проигнорировала этот ее жест и принялась ускоренно доедать свой сэндвич. — Где пожар, Герм? — спросил Гарри, имея в виду ее поспешность. — Мне надо забежать в аптеку… у меня кончается толченый лунный порошок. — Снова балуешься Умиротворяющим бальзамом? — голос Гарри был безмятежен, но когда Гермиона оторвала взгляд от своего обеда, она заметила напряженное выражение на его лице. Не волнуйся за меня. После войны Гермиона и правда регулярно варила Умиротворяющий бальзам, чтобы успокоить свои страхи и притупить свое горе. Несколько месяцев назад она постепенно отучила себя от этого, не желая привыкать к его действию, но хотела бы иметь небольшой запас, иначе все… накопилось бы в ней. Она покачала головой, чтобы успокоить своих друзей. — Я уже несколько месяцев не принимаю, Гарри. Ты это знаешь. И, кстати… ты случайно не говорил с Министром о завершении приготовлений к следующему уроку? Знаю, это слишком громко сказано, но я думаю, что оно того стоит. Гарри кивнул. — Скримджер был немного озадачен, но я убедил его, что все это к лучшему. Он предоставит тебе трех провожатых. Повезло, что все дементоры ушли — иначе он никогда бы такое не позволил. — Спасибо, Гарри. Ты чудо. — Она выудила из сумки несколько монет и бросила на липкий стол рядом со своей пустой тарелкой. — Теперь я должна бежать… Увидимся. — И, запечатлев поцелуй на щеках обоих, вышла на мощеные улицы Косого Переулка._________________________
Она увидела Малфоя в окне и чуть не развернулась и не зашагала обратно к Дырявому Котлу. Сегодня она была не готова к очередному конфликту. Лишь сила ее характера и решимость не позволить кому бы то ни было разрушить ее планы не дали ей уйти. Может, он ее не увидит. Она стояла позади него в очереди, постукивая ногой, и по какой-то неизвестной причине у нее кружилась голова; идея незаметно уйти была решительно отброшена. Казалось, он не замечал ее, а она не собиралась объявлять о своем присутствии. Она услышала его заказ, но не разобрала слов — так тихо он говорил. Она решила не проявлять любопытство. Получив свой запечатанный пакет с покупками, он развернулся — так резко, что Гермиона чуть не впечаталась в его грудь носом. Она издала неприличный возглас и быстро отскочила. Он вперил в нее удивленный взгляд широко распахнутых глаз и остался стоять на месте, просто… смотря на нее. — Эмм… привет, — неуверенно пролепетала она. Она забыла разозлиться, забыла вчерашнюю злость. — Прости, — добавила она, чуть поразмыслив — за то, что вторглась в его личное пространство. Он небрежно махнул рукой и, наконец, отвел взгляд. Видимо, он решил не отвечать и быстро зашагал к выходу из магазина, решительно отвернув от нее лицо. Судя по всему, их сегодняшнее нежелание конфликтовать было взаимным, и Гермиона растерялась. Снова. Он как раз оказался у двери, когда Гермиона воскликнула: — Малфой! Он вздохнул и повернулся к ней лицом, и в его тоне явственно прозвучало раздражение, когда он огрызнулся: — Что? — Эмм… следующий урок будет немного сложнее. Так что подготовься, ладно? Просто… будь готов к чему-то трудному. — Она не знала, зачем это сказала. Может, решила, что он заслуживал предупреждения. Она подумала, что он, возможно, и так знал. Может, смог увидеть это в ее взгляде — но в итоге лишь кивнул и произнес первую довольно дружелюбную фразу, которую она когда-либо слышала от него в свой адрес: — Спасибо. — А потом ушел. Она не упустила из виду то, как его руки сжались в кулаки, когда он увидел, как близко она к нему оказалась.«Ибо, поверьте мне! — тайна пожинать величайшие плоды и величайшее наслаждение от существования зовется: опасно жить!» — Фридрих Ницше