Капризное лето Кая Тёрнера

Двумя месяцами ранее Она врывается к нему в кабинет, как приятный сквозняк, — её появление приносит с собой взвесь чистого воздуха и рассеивает бюрократическую духоту. — Саммер? Она мотает головой и, раздувая раскрасневшиеся щёки, пытается отдышаться. Придерживает себя за бок, сгибаясь пополам. Бретелька джинсового комбинезона сползла с плеча, короткий топ заляпан масляной краской всех цветов радуги, рыжие волосы растрепались. Ему остаётся только удивляться: в любых лохмотьях Саммер выглядела бы как принцесса, переодевшаяся в крестьянку. Кай не верит, что три месяца искал в себе смелости пригласить её на свидание и что наконец пригласил; ещё меньше верит в то, что она так легко согласилась. Нахмурилась, надула капризные губы, упёрла кулачки в бока. Задрала подбородок, отбросила кисть, сделала несколько шагов вдоль моря, нарисованного на стене в маминой гостиной. Выдержала глубокую паузу и… согласилась. Кай сказал: «Заеду за тобой в восемь» — уверенно и твёрдо, а внутри всё дрожало и рушилось. Дрожит до сих пор. Он бросает взгляд на часы над дверью — стрелка на циферблате едва подползла к четырём. — В чём дело, Сэм? У неё трясутся губы. Кай выбирается из-за стола, заваленного полицейскими отчётами, и охает от неожиданности, распахивая руки. — Кай, — она по-детски шмыгает ему в грудь; его ладонь замирает над её головой перед тем, как накрыть взъерошенную макушку. — Кай, пожалуйста… ты такой… такой… Ты такой уверенный и сильный, ты же всегда знаешь, как правильно поступить, — Саммер заикается сквозь рваные всхлипывания, и у него сводит зубы. От напряжения стреляет в висок, и руки сжимаются в кулаки. Девочка… Кто обидел её? Кай облизывает твёрдые губы пересохшим языком и мягко отстраняет её за плечи: — Что случилось? Проходит целая вечность между его вопросом и секундой, когда Сэм поднимает безжизненный взгляд. Она смотрит то на ворот его рубашки, то на кожаные ремни кобуры, впившиеся в плечи, то поверх его головы: куда угодно, но не в глаза. — Мой брат… конкретно вляпался. Я не знаю, что мне делать, Кай. — У тебя есть брат? — Да, — и мотает головой, — да, я не рассказывала тебе… У нас небольшой семейный бизнес — я не афиширую. — Небольшой? — переспрашивает Кай. — Пара ювелирных магазинов, — Саммер будто спотыкается о собственные слова и на секунду замолкает, сиплым кашлем прочищая горло. — Сеть. Сеть ювелирных магазинов. И ночной клуб. Клубы, в смысле. Их четыре. Четыре стриптиз-клуба, — выпаливает она, зажмурившись. Его пронизывает догадка. Будто сигарета, выкуренная натощак, — слабеют ноги, кислый дым проваливается в желудок, и тяжелеет в висках. — Ты врала мне? — Нет! — Сэм взмахивает руками. — Нет, я просто… — Ты врала мне… Саммер Вудс, — он выговаривает её фамилию с какой-то больной издёвкой, рассматривая женское лицо. Оно кажется совершенно незнакомым: вместо детской непосредственности в нём читается какая-то желчная капризность — изогнутые губы трясутся, фигурные брови сошлись над переносицей, и на подбородке проступила ямочка. Только глаза всё те же — как у лисы. — Вудс, — повторяет Кай. — Если, конечно, это твоя настоящая фамилия. Саммер морщит нос от её звучания. — Янг… Меня зовут Саммер Янг. Но это же такая мелочь… Кай горько усмехается про себя. Дьявол живёт в мелочах; в паззле под названием «Саммер Вудс» не хватало одной детали, и теперь картинка сложилась целиком. Кай находит взглядом растрепавшийся край бумажной папки под грудой документов на углу стола и снова усмехается. Вот же идиот! Столько времени её личное дело болталось у него под носом, но неудачное фото в анкете напрочь сбило его с толку. — А я ещё думал… На что ты живёшь? Художница — от слова «худо», верно? А оно вон что — папа наследство оставил, — его тон оскорбительнее пощёчины. Саммер медленно оборачивает к нему лицо; их взгляды врезаются, и кажется, ещё немного — его бы ударило электричеством. Она выглядит старше. Совсем юная — и над переносицей прорезались две вертикальные чёрточки. Почти суровые. — Не надо приплетать сюда моего отца, — она почти шепчет, но её голос звучит твёрдо. — Это всего лишь деньги… «Всего лишь деньги». Чего ещё ждать от избалованной девки, для которой работа — прихоть от безделья, а не острая необходимость? — Всего лишь деньги, — отзывается Кай. — Легко сорить деньгами, которые не сама заработала. — А зачем они ещё нужны? Разве не для того, чтобы получать от них удовольствие? — Например, чтобы не голодать. Саммер презрительно хмыкает: — Деньги нужны, чтобы быть свободными. Ни для чего больше. Никто не заставляет людей тратить деньги, которых нет, и плыть по течению. Покупать всякий хлам, который устаревает раньше, чем попадёт на прилавки в магазине. И всё для того, чтобы произвести впечатление на окружающих дорогой техникой, шмотьём, которое не влезает в шкаф, украшениями и кредитными тачками, вместо того, чтобы оплатить приличное образование своим детям… В том, что кто-то беден и нечего жрать, богачи не виноваты. И, если ты себя относишь к таким людям, моей вины в этом нет. В том, что Каю Тёрнеру было нечего есть, её вины и вправду нет — только вина её чёртова брата. — Ты слишком категорична, — ему и смешно, и горько. — Я не понимаю: в чём проблема? Это честные деньги. Ну, те из них, на которые наше прекрасное государство не разинуло пасть. Да и что из этого? Миллионы людей не платят налогов — что в этом такого чудовищного? Мы не насильники и не убийцы. И то, и другое. Её самоуверенный тон и открытый взгляд, каким она прожигает его лицо, бесит, и Кай стискивает зубы, чтобы не сорваться на ругань. — А женщины в ваших борделях? — Ты такой правильный, Кай Тёрнер, — минуту назад ей это нравилось, теперь — звучит как оскорбление. — В этом нет ничего особенного. Девчонки всего лишь стригут дивиденды со своей красоты. Все красивые женщины делают это, каким способом — вопрос десятый. Премиальная внешность — это как ум или характер: имея, невозможно не пользоваться. Они зарабатывают деньги. Мой брат им прилично платит. Говорить с ней ему не о чем. — Знаешь, ты права, Саммер Янг. Твой брат конкретно вляпался. Кристофер Янг — генеральный директор «Young Llc.» — никогда не отмоется от грязи, в которую Кай собрался окунуть его с головой. — Кай… — И тебе повезло, что в этом дерьме ты всего лишь акционер. Иначе села бы вместе с ним. — Кай, пожалуйста… — в её глазах — ни намёка на минуту назад сквозившую дерзость; чёртовы американские горки. Голова от неё кругом. — Крис — мой брат… — И почему меня должно это волновать? Почему-то волнует. Самому тошно от этого. Три месяца они знакомы — три месяца ремиссии, три месяца у него ничего не болело; Кай Тёрнер позволил себе поверить, что жизнь для него не кончилась. Наступило лето, и всё ещё впереди. И теперь её фамилия — как ушат ледяной воды. — Я думала, что нравлюсь тебе… Кай изгибает бровь: — И ты решила… как ты там выразилась? «Состричь дивиденды со своей красоты»? Извини, Сэм, такое работает с сопляками или простатитными неудачниками, но со мной не прокатит. — А что прокатит? Деньги? «Деньги» — хочется почистить уши после этого слова. Нет, не деньги. На Саммер Янг у Кая Тёрнера другие планы. — Как же ты похожа на своего отца… — бормочет Кай себе под нос. Саммер его, конечно, не расслышала: — Что ты сказал? — Ничего. Говоришь, деньги нужны, чтобы быть свободными? Свободу ей теперь не дадут никакие деньги. Саммер Янг станет его женой.