Петра (набросок к заявке)

      Стоило ли на какого-то пацана вот так вот сложности жизни вываливать? Ну… а почему нет? Он мне законный отдых обломал, все коленки своими взглядами исцарапал, чуть ли не открытым текстом в койку затаскивал… Утомил, честно говоря, своей простотой айдольской. Теперь вот — стоит, зело задумчив и хмур. Ох уж эти дети.       — Идём, — позвал я его. — Темнеет, да и тебе пора. Хватит экскурсий.       Пацан на автомате шагнул было за мной, но тут же вернулся к памятнику и, встав перед плитой с именами, склонился в глубоком поклоне. Выпрямившись, в ответ на мой вопросительный взгляд упрямо набычился.       — Ты сама говорила, что для людей это важно.       Я лишь вздохнул, устало качнув головой:       — Пошли уже, человек, который звучит гордо.       Обратный путь прошёл в молчании. Пацан всё ещё хмурился, о чём-то размышляя, а у меня не было никакого желания светский разговор поддерживать.       — Слушай, а у тебя ещё есть что-нибудь этого Цоя? — спросил он, когда мы проходили мимо клуба.       — Песен немного, — признался я. — В основном музыка, «Симфоническое кино» (1).       — В смысле, симфоническое? — не понял он.       — Музыка Цоя в исполнении гитары и симфонического оркестра, — пояснил я.       Пацан замер как вкопанный, с полуоткрытым ртом и вытаращенными глазами.       — Оркестра?!       — Ну да, — кивнул я, тоже останавливаясь и недоумевая, с чего столь бурная реакция. Не верит, что «классики» могут рок сыграть? Пф! Я видео с концерта на Дворцовой смотрел, так там скрипачи жгли покруче любых «рокеров».       — То есть, вот… — пацан запнулся, — вот прямо музыканты, которые классику играют?       — Ну да, — я снова кивнул. — А что тебя удивляет?       — Удивляет?! Да они с нами даже разговаривают сквозь зубы!       Проглотив просившееся на язык: так это с вами, — я молча вытащил мобильник и, запустив первую попавшуюся композицию, протянул ему.       Осторожно взяв у меня телефон, пацан жадно вслушался в начальный проигрыш.       — «Звезда по имени Солнце», — подсказал я, тоже невольно прислушиваясь. Понятно, что такие вещи вживую слушать надо или хотя бы на качественной аппаратуре, а не на мобилке, но всё равно, завораживает.              Заворожённо вслушавшись в звучащую из мобильника мелодию, ЛиЧон смог, наконец, поверить, что его не обманывали и не разыгрывали. Действительно оркестр! Правда не большой симфонический, а скорее камерный, на две флейты. Но всё равно… просто невероятно! Это кем же надо быть, чтобы снобы «классической школы» твою музыку исполнять согласились?!       — А текстовка есть? — жадно спросил он, поднимая взгляд на девчонку.       Та промолчала, глядя куда-то сквозь него и кажется даже не услышав вопроса. Он уже хотел спросить ещё раз, но внезапно девчонка пропела:       И мы знаем, что так было всегда       Что судьбою больше любим       Кто живёт по законам другим       И кому умирать молодым…       Её чуть отстранённый голос плавно лёг на музыку, словно дополняя, делая законченной… и ЛиЧон неловко дернулся, как-то внезапно осознавая, насколько глупо и жалко звучала его недавняя похвальба про армию. В морскую пехоту он пойдёт… прямо герой. Год плац потопчет, в отпуске формой покрасуется, а потом снова на сцену вернётся. Эти же девочки сразу после школы отправятся на войну, не киношную, самую настоящую, где убивают и умирают.       — Ты… ты здорово поёшь, — выдавил он, просто, чтобы не молчать.       — У меня слух абсолютный, — безразлично пожала плечами девчонка, — как и у всех с ГАС.       — С чем? — не понял он.       — С гидроакустикой. Чтобы подлодку на глубине услышать, человеческого слуха мало.       Понятней не стало, но уточнять он не решился, чтобы уж совсем жалко не выглядеть, вместо этого торопливо сменил тему:       — А слова ты сама на английский переводила?       — Я что, на поэтессу похожа? — удивлённо вскинула брови девчонка. — Это фанаты переводили. Кстати о переводах… — она смерила его оценивающим взглядом, — ты японский знаешь?       — Не то чтобы… — замялся он.       — Но имя-то своё написать можешь?       — Конечно! Мы же карточки фанам сами подписываем.       — Пойдёт. — Девчонка резко развернулась, скомандовав: — За мной!              Скомандовав: «За мной!», я направился к клубу. Просто как-то пришло в голову, что раз уж тратил время на этого корейца, то надо хоть пользу извлечь. Харуне, например, эксклюзивный сувенир организовать. Да и для Грейс тоже. Правда, в упор не помню, как немка ко всей этой попсе относится (вот Харуна наверняка обожает, как и большинство японок)… ну да неважно. Подписанная лично звездой к-попа карточка в любом случае будет штукой крутой и статусной, потому что у других такой нет.       Войдя в клуб, я скинул туфли, махнул корейцу на мягкий уголок, и запрыгал по лестнице наверх. Фоток Грейс и Харуны у меня нет, зато есть нечто куда лучшее. Так что пошарив в рабочем столе, выудил папку с рисунками Мины, и сразу спустился вниз.       Усадив озирающегося корейца на диван, нашёл рисунок с Грейс и сунул ему в руки.       — Вот тут, латинскими буквами… «Das süßeste Kreuzer von Kriegsmarine» (2). Ниже распишись.       — Это же не английский!       — Это немецкий. Пиши.       Глядя, как сосредоточенно сопящий пацан выводит буквы, я прищурился, оценивая. На этом рисунке Мина изобразила немку в стиле фанатских комиксов о канмусу. Вместо гидрокомбинезона — парадная форме Кригсмарине, вместо боевого обвеса — нелепая железяка с торчащими во все стороны стволами… Впрочем, выглядело хоть и смешно, но необидно, скорее, как дружеский шарж. А с подписью вообще отлично получается, словно так и задумывалось. Не то что её же художества в адрес японок. Правда, сама Мина тогда упорно утверждала, что никакая это не порнография, а самый настоящий канон, ведь полосатые трусы с микроюбкой во всех аниме рисуют. Но японки почему-то не оценили. Начали возмущаться, угрожать, шипеть… кричать, что они канмусу, а не девицы из «домов одалживания»… Короче, пришлось тот рисунок сжечь. Во избежание.       Закончивший выводить буквы пацан размашисто расписался.       — Готово.       — Теперь тут, по-японски, — я выложил перед ним рисунок Харуны.       — Красиво, — выдохнул пацан.       А то! Кумира малышни Мина три раза перерисовывала. Причём в последний раз даже с японками консультировалась, чтобы кимоно правильно изобразить. А те, разом обиды забыв, ещё и фотку цветения сакуры притащили, чтобы, значит, и фон у рисунка правильный был. В итоге, получилось действительно шикарно — красивая девушка в классическом кимоно под цветущей сакурой.       — Твои подруги? — поинтересовался пацан, выписывая иероглифы.       — Угу, — кивнул я.       — А можно другие рисунки посмотреть?       — Пожалуйста, — пожал я плечами, протягивая ему папку. Ничего секретного там не было. Боевые корабли, да сценки из школьной жизни: Кира на полигоне… Ленка, сосредоточенно выглядывающая подлодку… эскадра третьекурсниц в походном ордере… В общем, обычные девчачьи рисунки.       — А это тоже твоя подруга? — поинтересовался пацан, рассматривая портрет Хиэй. Распущенные волосы, чуть заметная улыбка, легкая смешинка в глазах…       — М-мм… — Я почувствовал, что неудержимо краснею. Да какого чёрта?!       К счастью для меня, именно в этот момент в клуб ворвались детёныши, едва не стоптав подпиравших дверь морпехов. Те в комнату не проходили, чтобы не разуваться, а мелкие, как обычно, летели на полном ходу.       — Малыши, вы когда по сторонам смотреть научитесь? — нахмурился я, оборачиваясь, чтобы убедиться, что с людьми всё в порядке. Понятно, что морпехи у нас тренированные, привычные уворачиваться от живых торпед, что по Школе носятся, но всё же…       Детёныши на мгновение попытались было изобразить раскаяние, но тут углядели сидевшего на диване корейца и удивлённо замерли.       — Здравствуйте, — выдал тот свою дежурную улыбку в тридцать два зуба. — Вы, наверное, канмусу эсминцев?       Я мысленно застонал. Вот чёрт, сейчас начнётся. Назвать моих мелких «эсминцами»…       Однако, Ленка лишь хмуро пробурчала:       — Мы не эсминцы.       А Мина ей в тон добавила:       — Мы лидеры.       После чего обе переобулись в тапочки, обошли растерянно хлопающего глазами корейца по дуге, и уселись на другом краю дивана, сверля его подозрительными взглядами.       Отчего, я сам глазами захлопал в растерянности. Это что, всё что ли? Их же эсминцами назвали! Где возмущённые вопли? Яростная жестикуляция? Крики, обиды… всё вот это вот? Насупились, сидят, молчат.       — Детёныши, вы не заболели? — встревожился я, подходя к Ленке и прикладывая тыльную сторону ладони к её лбу.       — Нет, — буркнула та, уворачиваясь.       Как говорил один персонаж: нич-чего не понимаю.       Что вообще за реакция? Я думал, они тут пищать от восторга будут (айдол же, прямо со сцены!), а они… сидят с таким видом, словно этот кореец все их конфеты сожрал. Мина ещё и коробку, что с собой принесла (там явно что-то вкусное с ужина), отложила подальше, подушкой заслонив.       — Мина? — я чуть приподнял бровь, указывая глазами на коробку.       — Флагман? — девчонка в ответ поджала губки, всем своим видом показывая: нету раздавать.       В общем, на этом визит корейской звезды закончился. Нет, пацан ещё попытался пару раз завести разговор, посверкал зубами, и даже рискнул пошутить… но мелкие его потуги не оценили. Вот совсем. Сидели, насупившись, отделываясь лишь односложными фразами. В конце концов, до пацана дошло, что ему тут совсем не рады, и он, под облегчённые вздохи комендачей, торопливо откланялся.       Проводив всю компанию за порог, я опустил дверь, постоял, озадаченно потирая лоб… обернулся к мелким.       — И что это было?       — Звездюк, — с готовностью буркнула Ленка.       — Лена! — построжел я.       На что девчонка невинно захлопала ресницами:       — Флагман, ты же сама так говорила.       — Мало ли, что я говорила! Пф-ф… — шумно выдохнув, я зажмурился, с силой растирая виски. — Что на вас вообще нашло? Нормальный пацан. Симпатичный, спортивный, за собой следит.       Детёныши обменялись непонятными взглядами и с жаром принялись доказывать, что ничего подобного! И голос у него так себе, и слух (два раза в ноты не попал!), а уж танцы…       Вскочившая с дивана Ленка даже руками замахала, доказывая, что учись этот танцор в нашей Школе, он бы на плацу умер, перестроения ордера отрабатывая, потому что в море его с такой подготовкой не выпустили бы никогда. А физуха? Двадцать минут по сцене попрыгал и дышит, как лошадь загнанная! К тому же туп, как жилет пробковый — эсминец от лидера не отличает! Зачем вообще такой нужен?!       Выговорившись, Ленка плюхнулась обратно на диван, а Мина, покосившись на подругу, жалобно вздохнула:       — Флагман, может вы с Ханой всё же помиритесь? Она хорошая. Правда-правда!