- Ты же парень! - Да ну?

Глава 10. У человека две любимые игрушки — собственная судьба и чужие чувства… Тяжело дышу, опираясь ладонями на бедра. Пот скатывается со лба к подбородку, а после, маленькими каплями, падает на потертый паркет блевотного голубого цвета. Смотрю ровно перед собой. На боевую машину, что в стенах школы величает себя учителем физкультуры. Сабалета ненормальная, когда дело касается спаррингов. — За лето ты растеряла хватку, — немного устало подмечает она, стягивая боксерские перчатки со своих рук. Хвала богам, иначе при следующей схватке меня бы повалили на пол и не уверена, что смогла бы встать. — Мы должны стать леди, а не машинами для убийств, — ворчу в ответ, хоть мысленно с ней и соглашаюсь. Все лето я больше читала или бездельничала, изредка выбираясь на пробежку. Но прошлый учебный год выжал из меня все соки. Порой кажется, что до сих пор прихожу в себя, стоит только вспомнить, как приходилось не спать ночами, лишь бы закончить проект по черчению. А у выпускного класса уровень подготовки, как у первокурсников ведущих университетов. Мы все, с замиранием сердца, ждем конец триместра, чтобы ринуться в настоящий бой. — Стоит напоминать, что все это ради твоего психического здоровья? — Не говори, что сама не рада надрать зад своей непутевой ученице, — я фыркаю, но мысленно соглашаюсь с Сабалетой, ведь нет лучшего способа выплеснуть накопившуюся энергию, чем физические нагрузки. Я сама попросила научить меня хоть как-то защищаться. Как удачно подвернулся мой диагноз и не пришлось раскрывать истинную причину моего желания подраться. — Самой любимой ученице, — без тени сомнения выдает девушка, обнимая меня за плечи, не брезгуя моей потливостью, и медленно подталкивая в сторону выхода. В плане расположения к себе ей нет равных. — Тебе нужно поторопиться. Не стоит опаздывать на сессию к Грувиелле. — Знаешь, что такое осенняя хандра? — выбираюсь из объятий, пока она не начала по-матерински гладить меня по волосам. — Это когда хочется целыми днями валяться на кровати и ничего не делать, а какие-то взрослые всеми силами пытаются мне этому помешать. Причитания Сабалеты о поднятии боевого духа не прекращаются, пока я не захлопываю за собой массивную дверь. И почему в свой законный выходной мне приходится заниматься такими сложными вещами? Так, нужно срочно успеть принять душ. Миссис Грувиелле очень тактичный, душевный и понимающий человек. Не знаю, все ли психологи такие, но с ней просыпается явное ощущение, словно заглядываешь в гости к бабушке, на столе всегда накрыт стол с печеньями и свежезаваренным чаем. Но уверена, она не промолчит, если заявлюсь к ней с неприятным душком.

***

— Здравствуй, Ребекка. Как прошла первая неделя? Ох, миссис Грувиелле, чугунную решетку, разделяющая женскую и мужскую школы нужно срочно снести и возвести громадную непроглядную стену, чтобы даже звук не смог просочиться. Четыре раза я была близка к исключению, — пять, если посчитать дурацкий сон, — и думаете, меня это чему-либо научило? Ни чуточку. Если бы вы задали этот вопрос через месяц, думаю, я бы не реагировала так остро, но что поделать, если какие-то невидимые силы так и манят меня к этой заколдованной границе. О, а еще я несколько раз прикасалась к парням, как думаете, может нам все-таки пересмотреть план лечения и сразу кинуть меня в водоворот тестостерона, глядишь и проблема исчезнет сама по себе. А что вы думаете про ранее половое созревание? Не переживайте. Это не обо мне. Я беспокоюсь за подругу, чья шкала ранней беременности начинает потихоньку приближаться к катастрофической отметке. И еще многое хочется рассказать, вывалить бульдозером кучу новостей перед подъездной дорожкой, но данный отчет ни коем образом не должен коснуться стола Элизабет, поэтому приходится отвечать просто: — Все прекрасно, миссис Грувиелле. Как дела у вас? Узнать настроение друг друга не занимает много времени. Меня даже радует, что со мной активно ведут диалог. Я не выступаю с собственными речами, пока психолог делает свои пометки, прежде чем выдвинуть вердикт, и в итоге обстановка действительно начинает располагать к выворачиванию души, когда знаешь, что не только у тебя есть проблемы. Целый час пролетает молниеносно. И когда я уже готова покинуть мягкую обивку кресла и распрощаться до следующей недели, Грувиелле ошарашивает своим заключением: — Как насчет того, чтобы навестить родственников в Сакраменто? — ее изящная рука с неприятным скрежетом ставит чашку на блюдце. — После выпуска тебе потребуется помощь другого специалиста, но будет проще обсудить выявленные проблемы, пока ты еще здесь. — Исключено, — возражаю ей, натягивая явно неискреннюю улыбку. Я уже давно понимаю, что не имеет смысла вставать в штыки, когда пытаются протянуть руку помощи. Однако прямо сейчас, будь я кошкой, моя шерстка давно бы взъерошилась. — Не настаиваю, но подумай о моем предложении, — как ловко и ненавязчиво она пытается перекинуть ответственность на меня. — Хорошо, — конечно же, нет. Забуду об этом, как только переступлю порог ее кабинета. Если мне удастся продержаться до выпуска, до поступления в колледж поживу в семье Руми. Устроюсь на работу, пока не смогу позволить снимать отдельное жилье, но больше никогда в жизни моей ноги не будет в поместье рода Тэй. После того, как выхожу из кабинета психолога, мир вокруг не окрашивается радужными красками, а в голове сплошная муть. Вести разговоры о своих переживаниях со взрослым квалифицированным человеком с одной стороны хорошо, но проблему это не решает. Так в чем смысл копаться в моих мозгах, если реальную помощь я смогу получить только после выпуска из школы? Как раздражает. — Ты не поверишь, что мне сказала Груви, — начинаю я, в полной уверенности, что застану Аню в том же ленивом положении на кровати, как оставила ее, прежде, чем уйти. Но комната пуста, а через приоткрытое окно задувает небольшой ветерок, красиво развивая полупрозрачные занавески. В сезон дождей редко удается насладиться свежим воздухом в помещении, но сегодня погода на редкость солнечная. Аня ушла на прогулку? Она, конечно, не должна отчитываться передо мной, но ей всегда были интересны мои сессии с психологом. И нет, я не делюсь направо и налево своими переживаниями, но охотно обсуждаю новые методы лечения. Беру с кровати оставленную книгу, но от чтения меня отвлекает выпавший листок. — Какого…? Изящный подчерк Ани раскрывается в одном предложении, от содержания которого ладони начинает потряхивать. — Мисс Ребекка? — внезапно раздается суровый голос со стороны двери. Секунды хватает, чтобы затолкать злосчастную записку обратно в книгу, а ее саму убрать за спину. Смотрю на пришедшего коменданта, как на какую-то диковинку, пока она в раздражении не повторяет цель своего визита. — Мне нужна мисс Анна Руми. Да вы издеваетесь. — Она еще не вернулась из столовой, — соображаю я, в надежде как можно скорее выпроводить ее за дверь. — Что передать по ее возвращению? — Ее вызывает директриса. Семья Руми приехала с визитом. Как вернется, пусть срочно спустится в приемную. Дверь закрывается, а из меня вырываются остатки воздуха. Что с этой вселенной не так, если она подкидывает все больше трудностей на нашем и так заковыристом пути? Пулей вскакиваю с кровати и вынимаю из тумбочки телефон, благо зарядка еще есть. Одновременно набираю номер самой глупой девушки на свете и вынимаю записку из страниц. Радует, что мы давно научились не оставлять послания на видном месте на случай, как этот, когда незваные гости в любой момент могут бесцеремонно ворваться в комнату. И ладно комендант, хотя увидев причину отсутствия Анны, она бы созвала преподавательский совет в ту же минуту, но знаете, сколько раз мне приходилось отстирывать простынь от лужи краски и вклеивать обратно вырванные страницы учебников… Кажется, я готова потерять сознание, эти фатальные строчки никак не хотят испаряться. А гудки на противоположном конце, вновь и вновь погружают в пучину отчаяния. Большинство учеников Горнштейна на выездной экскурсии. Меня не будет два часа. Не злись. Люблю тебя. Анна. — Я тебя убью, — сминаю листок в кулак, не прекращая наворачивать круги по комнате, а включающийся автоответчик, словно глумится надо мной. Нужно не забыть порвать и выкинуть, а лучше сжечь явную причину отчисления. Уже в панике набираю номер Тома, благо он не любитель беззвучного режима и отвечает со второго гудка. — Успела соскучиться? — доносится до меня, вместо обычного приветствия, и боюсь представить, что думают люди вокруг, если он не один. Как же не вовремя включается режим недообольстителя. Хорошо, опустим нормы этикета. — Ты где? — нетерпеливо спрашиваю его, буравя взглядом кирпичное здание напротив. Сколько дадут за поджог чужого имущества, если вдруг подозрения падут на меня? — На экскурсии в сыроварне. Хочешь привезу тебе немного? Уверен, такой данаблю тебе придется по вкусу, либо… — Нет, — прерываю я, пока он не начинает перечислять все мыслимые и немыслимые виды сыров. — Знаешь номер комнаты Роя Рошфора? Объясню все потом. Ситуация чрезвычайной срочности. Хоть я и говорю все в спешке, что с трудом понимаю сама себя, но Том быстро становится серьезным и без лишних слов называет цифру. Он определенно захочет узнать подробности, но не думаю, что ему нужно знать о таких глубоких отношениях между учениками соседних школ. Если без последствий удастся вернуть блудную дочь, нужно хотя бы не забыть поблагодарить за оказанную помощь. Я же хочу возродить былые отношения, но вновь веду себя, как последняя стерва. Вытряхиваю из головы ненужные мысли, сейчас важнее сохранить достоинство подруги. Выбежав из комнаты, не останавливаюсь, чтобы извиниться, когда случайно задеваю кого-то на пути. И не обращаю внимание на ругательства, обращенные мне в след, без оглядки направляясь к заброшенному выходу. Нечего говорить, что я не привлекаю внимание, но надеюсь, что никто не додумается последовать за мной. Почему устроить побег нужно было именно сегодня, когда вся лужайка забита ученицами? Как ей вообще удалось незамеченной пересечь границу? А вдруг директорат знает о нарушении Руми и причина вызова не в внезапном приезде родителей? Ведь прошла только неделя после начала учебы. Что могло произойти, чтобы Руми так внезапно приехали навестить дочь? Возобновленные тренировки немного дают свои плоды, я не чувствую себя умирающим лебедем, когда подбегаю к бреши между территориями, но это еще не конец. Пока выравниваю дыхание, смотрю по сторонам и радуюсь, что никто не счел мое поведение слишком странным и не погнался следом, чтобы удовлетворить любопытство. Не могу понять только одно: медом здесь не пахнет, а меня вновь и вновь возвращает к этой чертовой границе. Железо неприятно царапает оголенную кожу, когда неаккуратно пробираюсь сквозь щель. Передо мной возвышается идентично нашему здание, и мое лицо кривится само по себе. И что мы имеем? Моя импульсивность сработала на опережение. Знать, где проживает Рой — это одно, но идти прямиком к нему, не зная сколько учеников остается в общежитии, абсолютно не разумно. А еще есть преподавательский состав, чье местонахождение так же не известно. Кроме одного. И остается только молиться, что он не рассказывает сейчас где-нибудь нудные истории про создание горгонзолы. — Ты сходишь с ума, Ребекка, — выдыхаю себе под нос, но больше нет времени сомневаться в правильности решения. Стряхиваю напряжение с рук и несколько раз подпрыгиваю на месте, чтобы хоть как-то подготовить тело к марш-броску. Планирую добраться до пятого этажа на одном дыхании. Гравий скользит под ногой от быстрого старта, а зрение не сразу фокусируется, стоит перебежать преддверие и оказаться в темном помещении. Чудом не разбиваю нос о ступень, пока не добираюсь до просвета на втором этаже, где есть, по меньшей мере, одно окно на проем. Сердце бешено колотит, пока я перебегаю один пролет за другим. И, как жаль, что никто не зачтет результат моего ошеломительно быстрого восхождения на самый верхний этаж. В памяти свежи воспоминания о нашем недавнем набеге, уж эту дверь не спутаю ни с какой другой. Хочется отбарабанить темную древесину со всей дури, но ограничиваюсь легким, но быстрым постукиванием, в надежде, что лишний звук не спровоцирует кого-нибудь выйти в коридор. Нервно ступаю из стороны в сторону. Покусывая большой палец, начинаю продумывать запасной план, но лучик надежды вспыхивает так неистово, стоит только немного приоткрыться нужной мне двери. Жалею, что не могу запечатлеть на камеру, как темные брови в удивлении плывут вверх, а губы приоткрываются в немом вопросе. О, да. Я бы тоже никогда не подумала, что однажды, перед носом учителя Горнштейна, появится отчаявшаяся девушка, в поиске спасения в лице своего формального врага. Думаю, Малиновскую этот кадр отправил бы в нокаут. — Мне нужна помощь, — а еще лучше бы отдышаться, иначе мой труп найдут в очень компрометирующем месте. — Говори. — Комната 214. Выдворите оттуда девушку. Скажите, что ее вызывает директриса. Знаю, вы не обязаны это делать, но, пожалуйста, не дайте ей попасть под исключение. Я буду в долгу перед вами. Меня не просят все повторить, лишь согласно кивают, обходят и на ходу просят подождать внутри. Эта мысль весьма логична. А ведь я готова была схватить Эллиота за рубашку и неистово трясти, пока он не согласится, либо не вызовет охрану. Остается только додумывать, что именно побудило его мигом выйти из комнаты: мой обезумевший взгляд, мольба в голосе или подвернувшаяся возможность что-то получить взамен. Ведь мужской школе плевать на дисциплину, они спокойно относятся к незваным гостям. Прикрываю за собой дверь. Стоит только остаться одной, обессилено бьюсь коленями об пол. Я совершила чертовски глупый поступок. Самый, из всех возможных, наиглупейший. Чтобы я делала, если бы наткнулась на кого-то другого? Да как мне вообще пришла мысль прийти сюда? Глупая Ребекка. Истерический смешок вырывается прежде, чем прикрываю рот, боясь, что кому-то может показаться странным услышать женский писк в мужском общежитии. Если только кто-то уже не услышал мою недавнюю тираду. Пусть Эллиот окажется не любимчиком учеников и никто не захочет прийти к нему в гости, чтобы разобрать какое-нибудь эссе. Если в комнате Роя не будет Анны, я как следует отблагодарю всех известных богов и приготовлюсь к разгребанию собственных проблем, которые сама же и создала. Но, если она там, то вернется обратно, и пока будет разговор с директрисой, можно спокойно подгадать время моего возвращения. Адреналин в крови не дает успокоиться, сколько не сжимаю ладони в кулак. Маниакально отряхиваю с себя прилипшие листья, что успели насесть, пока пробиралась сквозь заросли. Простите, извините, что стряхиваю грязь прямо на паркет. Не думаю, что прервать тайное свидание долгое дело, а значит, остается не так много времени, чтобы подготовиться в подробностях рассказать, насколько именно я была в отчаянии. Хочу уйти, но тогда не узнаю, действительно ли Анна здесь. Почему все так сложно? Может, стоит порыться в тумбочке или под кроватью? Найду что-нибудь компрометирующие и смогу использовать в своих целях. Ох, да я наивный чокнутый детектив. Взгляд падает на книжный стеллаж. От него не ускользнуло внимание и в прошлый раз. Ни у каждого в комнате собственная мини библиотека, что так удачно располагается во всю стену. Но, наверное, учителю литературы такой кладезь знаний подходит больше всего. С трудном поднимаюсь и подхожу ближе, подмечая, как педантично расставлены корешки по цветам и без единой пылинки. Его книги великолепны. Что-то более потрёпанное, либо от старости, либо от частого пользования. Быть может, что-то из этого самое любимое, но боюсь прикоснуться из-за опасения, что случайный фолиант окажется редким экземпляром и развалится в моих руках. В плане аккуратности я не занимаю первое место. К слову, такое чтиво тяжело сыскать в общих библиотеках и не всегда даже у нас можно найти какое-нибудь редкое издание той же русской литературы. На душе становится так комфортно, словно кто-то укутывает меня в мягкий плед. Но за этой беспечностью не сразу понимаю, что становлюсь объектом для детального сканирования со стороны. — Любишь книги. Предложение звучит с неким утверждением, нежели с вопросом, но все равно утвердительно киваю стоящему в дверях мужчине. В его взгляде невозмутимое спокойствие, словно к нему не ворвалась некая ученица женской школы и не пришлось выдворять еще одну из постели своего ученика. Ну же. Если сейчас ты начнешь зачитывать мне лекцию о непристойном поведении в стенах школы, как и подобает учителю, будет проще справиться с необъяснимыми эмоциями, что кубарем накатываются с каждой секундой. — Нравится что-то конкретное? — О, так сейчас мы поговорим о литературе? — скептически интересуюсь я, замечая, как он делает шаг ко мне, но останавливается. Дверь за ним с тихим щелчком закрывается, а мне становится трудно дышать. — Твоя подруга в безопасности, — говорит Эллиот, взмахом руки указывая в сторону окна. Я понимаю, что он хочет донести, и, не раздумывая, подбегаю к полностью распахнутым шторам. Перед подоконником стоит тот же массивный стол, приходится немного освободить место от рукописей и канцелярии, чтобы можно было облокотиться, ничего не помяв, и лучше рассмотреть расстилающейся пейзаж. На меня же не нападут со спины? — Стойте на месте, — прошу его, стоит только боковым зрением заметить надвигающую глыбу. Да, со стороны выглядит все это довольно нелепо, но под моим пристальным взглядом он делает шаг назад и со вздохом поднимает руки вверх. Отлично. Расстояние в два метра вполне можно считать безопасным. Хотя бы так он не услышит, с каким бешеным ритмом пытается справиться мое сердце. Вглядываюсь в окно, стараясь рассмотреть сквозь пышные деревья темную макушку, в панике бегущую к нашему корпусу. Вот же бестолковая. Все-таки она действительно сделала это. Повелась на обольщение какого-то парня и наплевала не только на правила, но и на рассудок лучшей подруги. Ох, а вид отсюда захватывает дух. Главное здание величественно возвышается, утопая в полуденном солнце. И кто же знал, что если прикупить бинокль, то можно разглядеть Эллиота за работой? И в чем был смысл открывать Горнштейну школу напротив, когда наследие бывшей жены буквально каждый день насмехается над тобой, стоит только посмотреть в сторону. Эллиот, видимо, не может устоять на одном месте и все равно подходит ближе, окутывая своей энергетикой мое оставшееся пространство. Что ж, это его комната, остается только смериться. — В этот раз я потребую объяснений, — он складывает руки под грудью, но не выглядит суровым. — История может затянуться, а как жаль, что мне уже пора, — что-то похожее на Анну только что забежало в парадные двери. Отрываюсь от стола. — Сердечно благодарю за оказанную помощь. Я проведу профилактическую беседу с непокорной соседкой и впредь больше не побеспокою по этому поводу. Он невзначай глядит на свои наручные часы и будничным тоном говорит: — Многие ученики как раз возвращаются с экскурсии. Есть уверенность, что сможешь вернуться обратно без происшествий? По моей вытянутой руке проходит неприятная пульсация. Приоткрываю дверь, и на меня потоком обрушивается гам разговоров, когда совсем недавно снаружи была почти идеальная тишина. Это катастрофа. Захлопываю дверь, боясь повернуться обратно. Но сделать это стоит. Потому что притворяться невидимкой, уставившись в одну точку, явно не самый лучший план. Стоит только повернуться обратно, как вижу лицо человека, который только что выиграл в неизвестном мне споре. Я в полной заднице.