Прощай, одиночество

      Моросил мелкий, противный, холодный дождь. Небо, затянутое серыми тучами, рассекла молния, раздался оглушительный раскат грома. Небольшая группа людей, всего шесть человек, стояла на кладбище около большой могилы семьи Ямато. В самом её центре располагалась большая каменная могильная плита с высеченными на ней именами основателей семьи, вокруг — плиты с именами их детей и внуков. Имена прочих потомков обозначались на маленьких каменных обелисках.       Люди в чёрных кимоно стояли пред двумя такими каменными обелисками и молчали. Казалось, они совершенно не замечали моросящего дождя, холодного ветра и грозы. Ну, по крайней мере, некоторые из них.       Эти два обелиска стояли друг к другу ближе, чем все остальные. Оно и понятно, ведь на них были высечены имена отца и дочери, погибших в один день ровно девяносто лет назад. Прямо перед обелисками стояла седовласая старуха невысокого роста. Всё её лицо было испещрено морщинами, но вместе с тем она двигалась довольно уверенно, не жаловалась на годы, плохое здоровье и прочее.       Рядом с ней, на два шага позади, стояла высокая молодая женщина с пышными чёрными волосами, собранными в низкий хвост — Томоэ. За ней — мужчина и женщина пятидесяти с небольшим, молодой мужчина и девушка.       — Долго мы будем ещё тут торчать? — недовольно произнесла темноволосая девушка, косо глядя на мать.       — Хана! — прикрикнула на неё женщина. — Разве можно так говорить? Сегодня годовщина смерти одного из твоих предков!       — По факту не такой уж он мне и предок. Как там говорила бабуля, он — брат её деда? Ну вот, мне он не предок, просто родственник. И вообще, тут вон сколько этих предков захоронено, — окинула она взглядом семейную могилу. — Ко всем-то мы не ходим каждый год, — фыркнула она.       — Хана! — теперь уже возмутился её отец. — Разве так можно? Это неуважение к предкам!       — Я замёрзла! — возразила ему Хана. — И дождь этот…       — Хана, — произнесла старуха. Голос её был низкий и немного скрипучий. — Ямато Джин был уважаемым человеком в нашей семье, он являлся сильным медиумом. Поэтому мы каждый год почитаем его.       — Медиумы… — скривилась Хана. — Да надо мной все друзья смеются! Видите ли, моя бабуля призраков видит. Ну, а я тут при чём? Я их не вижу.       — Глупая девчонка, — покачала головой старуха.       Томоэ положила руку ей на плечо и тепло улыбнулась. Подобные сцены были не новы. Ямато Аюми, как и её отец, дед, двоюродный дедушка и прочие предки, была медиумом. Считалось, что такие как она — посредники между живыми и мёртвыми. Впрочем, сейчас настали такие времена, что медиумов считали шарлатанами, а во всяческих призраков и прочие сверхъестественные вещи уже не верили. К таким людям относились дочь Аюми-сан и её муж, к таким относилась и их младшая дочь. И если родители Ханы уважали наследие семьи, то сама девушка считала всё это чушью и предпосылками старческого маразма.       Просто Хана, в отличие от своих родителей, даже не чувствовала присутствия духов, а от того и не верила. Это рождало вечные споры и ссоры. Хана спорила с родителями, с бабушкой, со старшим братом. С последним довольно редко, он уже лет пять как не жил со своей семьёй в поместье Ямато.       И только Томоэ молчала, ничего не говоря девушке и не встревая в эти семейные распри. Что же с этим поделать? Она считала, что текущая ситуация — это целиком и полностью вина родителей Ханы, которые не воспитывали её должным образом. И да, слабая духовная сила тоже сыграла свою роль.       — Томоэ-сама, — негромко позвала её старушка, и Томоэ, кивнув, направилась следом за ней, бросив последний взгляд на два каменных обелиска с высеченными на них именами: «Ямато Джин» и «Ямато Шизука».       Они сели в машины и поехали обратно домой. Томоэ и Аюми-сан ехали в одной машине с Тацуей, старшим сыном Ямато Аяко и Юичи. Ехали молча. Дождь всё усиливался, капли барабанили по стёклам машины.       — Прости её, — негромко произнесла старушка. — Она глупая девчонка, совершенно не знающая жизни.       — Да, я знаю, — кивнула Томоэ. — Ничего страшного. К этому я уже привыкла. В конце концов, она ноет каждый раз, как мы идём на кладбище.       — Даже представлять не хочу, что будет, когда она останется совсем одна. Неужели не будет ходить на могилу даже к своим родителям… — покачала головой Аюми.       — Ну что ты, бабуль, — подал голос Тацуя, до этого молча слушавший разговор бабушки и Томоэ. — Я уверен, что такого не будет. Ещё немного подрастёт и образумится. Сейчас на неё слишком сильно влияют её друзья. Не самая хорошая компания, честно говоря, — сказал он. — Но через пару-тройку лет, я уверен, когда Хана начнёт взрослую жизнь, она будет смотреть на всё по-другому.       — Было бы хорошо, — вздохнула Аюми-сан. — Было бы хорошо.              Обе машины остановились перед высокими воротами и каменной оградой. Тацуя первым вышел из машины, открыл дверцу и помог выйти бабушке. Томоэ покинула машину самостоятельно. Юичи, шедший первым, открыл небольшую дверцу в воротах, и вся семья оказалась на территории поместья Ямато.       Томоэ любила этот дом. Здесь был очень красивый сад с вишнёвыми, персиковыми и яблоневыми деревьями, маленький прудик в окружении цветочных клумб, и удивительная атмосфера спокойствия и умиротворения. Она никогда ничего подобного не испытывала в родном доме, хотя он чем-то походил на это поместье.       — Я схожу на кухню и распоряжусь, чтобы подали обед, — сказала Аяко и поспешила к слугам.       — Томоэ-сама, — негромко произнесла Аюми-сан и поманила её за собой.       Вслед за старушкой она прошла в помещение, отданное под семейный алтарь. За деревянными дверцами на полках стояли портреты и фотографии умерших членов семьи Ямато. Среди них были и портреты тех, кого вспоминали сегодня: красивый темноволосый мужчина с очень приятными чертами лица и совсем маленькая девочка с чёрными волосами и удивительной красоты голубыми глазами. Ей было всего пять лет, когда она погибла.       — Томоэ-сама, — немного помолчав перед алтарём, заговорила старушка, — я благодарна вам за то, что всё это время вы были рядом и помогали.       — Ну что вы, Аюми-сан, — покачала головой Томоэ.       — Мне немного осталось жить. Я прожила на этом свете уже восемьдесят лет, но вечно жить нельзя. Не знаю, может умру завтра, может через месяц, а может через год, но хочу попросит вас… если захотите — вы всегда можете уйти. Я не буду просить вас остаться и присмотреть за моими детьми и внуками, я не хочу вас об этом просить. Они этого не заслужили.       — Зачем вы так говорите, Аюми-сан? — нахмурилась Томоэ. — Не стоит думать о плохом. Уверена, вы проживёте ещё много лет.       — Может и так, — кивнула та. — Просто хочу вам сказать сейчас. Знайте, что вы всегда можете вернуться домой.       — Меня там никто не ждёт, — покачала головой Томоэ.       — А как же они? — Аюми-сан кивнула на портреты, стоявшие на полке. — Я уверена, они помнят вас и ждут.       — Может быть и так, — кивнула Томоэ.       — Мне хотелось бы верить, что однажды и мы с вами снова встретимся там, — улыбнулась старуха, подняв взгляд кверху.       — Когда-нибудь — обязательно, — кивнула Томоэ.       Ей всегда нравилась Аюми-сан, она была умной и рассудительной женщиной, не надменной, не гордой. И конечно, она всегда с пониманием относилась к самой Томоэ. Нет, ей определённо было жалко уходить и оставлять Аюми-сан. Когда та умрёт — да, скорее всего Томоэ уйдёт. Аяко с Юичи и Хану она не любила. В Тацуе было чуть больше толка, впрочем, откровенно и резко он никогда не высказывался и не делал чего-то такого, что могло бы расстроить или разозлить его бабушку.       — Но надеюсь, это произойдёт ещё очень не скоро, — искренне добавила она.       — Когда придёт время, я уйду без сожалений, — улыбнулась старушка.              Томоэ сидела на полу в своей комнате у распахнутых сёдзи и смотрела на маленький прудик в обрамлении цветочных клумб. Она всегда любила эту комнату за этот живописный вид. Тут же стояло и персиковое дерево. Когда оно отцветало, лепестки медленно падали на поверхность прудика. В такие моменты Томоэ особенно любила сидеть у сёдзи и смотреть на улицу.       За столько лет, проведённых среди людей, именно такое времяпрепровождения кажется самым рациональным. Ей вообще нравилось наблюдать: за природой, за людьми, за животными. Томоэ не любила разговаривать, предпочитала тишину. И при этом в её голове не было мрачных мыслей. Зачем думать о плохом?       Дождь уже прекратился, и из-за туч выглянуло солнышко. Из своего укрытия вылезла серая полосатая кошка и теперь, потягиваясь и жмурясь, она развалилась на влажной траве.       Прямо над кошкой пролетела чёрная острокрылая бабочка. Кошка потянулась к ней лапой, но не достала. Тогда она вскочила на все четыре лапы и, то и дело подпрыгивая, побежала за бабочкой.       Томоэ подхватила подбежавшую кошку под живот и поднялась на ноги, держа её в руках. Бабочка влетела в комнату через распахнутые сёдзи. Кошка, конечно, видела только бабочку, но Томоэ видела молодого человека с короткими каштановыми волосами и очень строгим выражением лица. Он был одет в чёрные косодэ и хакама, а на его поясе висели ножны с катаной.       — Цубаса Томоэ? — поинтересовался гость.       Она медленно кивнула, продолжая пристально смотреть на незнакомца.       Обычной девушке следовало бы завизжать что есть дури, грохнуться в обморок. Хотя, нет, не следовало. Обычная девушка, да и вообще любой обычный человек, и не увидел бы ничего подобного. Но Томоэ видела. Видела перед собой шинигами, проводника душ. Видела, потому что сама была такой же. Теоретически.       — А вы? — наконец спросила она.       — Тачибана Морисаки, — представился тот. — Одиннадцатый офицер первого отряда.       — Первого? — Томоэ нахмурилась.       Ну, хорошо, что к ней отправили не отряд тайных операций. Вот тогда можно было бы и паниковать, а так…       — По какому вопросу вы ко мне явились? — спросила она. — Не думала, что обо мне ещё кто-то помнит и вообще в состоянии найти.       — Вас в самом деле было трудно найти, — не стал отрицать Тачибана Морисаки. — У нас ушло на это целых десять лет.       Томоэ присвистнула. Ну надо же, её искали десять лет! С другой стороны, радовало, что её так долго искали — недаром прошли её тренировки, ох не даром.       — И? — напомнила она о своём вопросе.       — У меня для вас послание от главнокомандующего, — сказал Морисаки и извлёк из косодэ сложенный пополам лист бумаги.       — От главнокомандующего? — удивлённо посмотрела на него Томоэ. — От…       — Капитан Кьёраку, — правильно истолковав её заминку, пояснил шинигами.       — Вот как, — медленно кивнула она, принимая послание. — Значит, главнокомандующий Ямамото…       — Был убит, — подтвердил Морисаки. — У нас была война, — негромко добавил он, и на его лице промелькнула тень печали.       — Да, — вздохнула. — Война — это всегда грустно. Что в мире живых, что там.       Она развернула лист бумаги. Там было всего одно предложение: «Журавли опустили крылья, но стая должна взлететь вновь». Нахмурилась. Журавли опустили крылья… Дом Цубаса входил в число аристократических родов. Конечно, статусом до четырёх главных семей не дотягивал, но был уважаем. По крайней мере, в то время, когда Томоэ жила в Сэйрейтее. Символом клана являлся журавль: белый, с чёрной шеей и чёрными маховыми перьями. Журавли опустили крылья… С кланом Цубаса, очевидно, что-то случилось. Закралось подозрение, что клан был уничтожен или что-то в этом роде. По крайней мере, его глава, отец Томоэ совершенно точно был мёртв, он бы не допустил, чтобы о его нелюбимой дочери вообще вспоминали.       — Что-нибудь ещё просили передать? — поинтересовалась Томоэ, в шестой раз перечитав послание.       — Главнокомандующий сказал, что будет ждать ответ.       — Ответ… — задумчиво произнесла она.       Что же делать? Уйти или нет? Это было трудное решение. Неужели Аюми-сан что-то чувствовала, если сегодня сказала ей подобные слова? Не может такого быть. С другой стороны Томоэ пока не хотелось покидать этот дом, ведь Аюми-сан была ещё жива.       — Я должна подумать, — сказала она. — Рядом с этим домом есть парк. Приходи туда завтра в полдень, и я дам ответ.       — Почему туда? — теперь настала очередь Морисаки удивляться.       — Так будет лучше, наверное, — улыбнулась она.       — Хорошо, — кивнул шинигами.              Минут пять Томоэ ходила по комнате из стороны в сторону, пытаясь решить, что же делать. С кланом Цубаса что-то случилось, и это что-то явно нехорошее. Клан нуждается в помощи, а раз вспомнили про неё — нуждается в её помощи. Вот только Томоэ давно для себя решила, что больше не будет иметь никакого отношения к этой семье. Не то, чтобы она всех их презирала… Честно говоря, и её, и её мать в семье любили. Только отец их практически ненавидел — брак по расчёту редко приносит пользу. Именно из-за этого отношения две сотни лет назад мать разругалась с отцом и, забрав дочь, скрылась в мире живых.       Она думала, что её станут искать, что её муж поймёт свою ошибку, но куда там? Томоэ почему-то была уверена — отец только обрадовался. Она помнила, как он смотрел на неё: как на какое-то мерзкое насекомое. Вот что значит нелюбимый ребёнок.       Но что-то внутри не позволяло Томоэ просто так взять и забыть о послании. В итоге она решила поговорить с Аюми-сан. Старушка обнаружилась в своей комнате, сидящая за низким столиком и разглядывающая разложенные перед ней карты.       Гадание вообще-то никак не было связано с духами, но Аюми-сан всегда удавалось верно заглянуть в будущее.       — А, Томоэ-сама, — мягко улыбнулась она, кивком приглашая её войти.       — Я хотела посоветоваться, — негромко произнесла она, опустив голову.       — Да-да, я так и подумала, — кивнула старушка, кивнув на карты. — Дорога… Тебя ждёт дорога.       И Томоэ рассказала ей о визите шинигами и о послании. С Аюми-сан можно было говорить откровенно, ведь она единственная из ныне живых членов семьи Ямато знала о том, кто такая Томоэ и где её дом.       — Ты должна пойти, — сказала старушка. — Не стоит отрекаться от своих корней, — добавила она и снова взглянула на карты. — Я знаю, тебе это нужно.       — А как же вы, Аюми-сан?       — А что я? Мы с тобой в любом случае ещё увидимся: у меня дома или у тебя. Ты говорила, что души, обладающие большой духовной силой, могут стать шинигами. Кто знает, может однажды мы в самом деле встретимся.       Томоэ кивнула, стараясь не давать волю набежавшим на глаза слезам.