Ливень

Стрелка часов давным-давно перешагнула полночь, но до рассвета было ещё далеко. За окном всё не унимался проливной дождь; он был таким сильным, что, казалось, вот-вот выбьет окно, прорвётся в дом и устроит полнейший беспорядок. На подоконник уже порядочно накапало через форточку, которую никто не собирался закрывать. Плотно затянутое тучами небо обещало разразиться грозой, но почему-то до сих пор не было слышно ни единого раската грома. На улице, несмотря на позднее время, не утихала жизнь: горели фонари, мигали вывески магазинов, вспыхивал и вновь гас свет в окнах соседей-полуночников. То и дело мимо дома проезжали автомобили, шурша по мокрому асфальту и медленно затихая вдали. Кишинума сидел за столом в тёмной кухне. Тусклый фонарный свет с улицы падал через окно на его голую спину, на слегка отросшие белобрысые лохмы на макушке, на плечо, на котором красовался светлый неровной формы шрам. Чай в кружке, что стояла перед ним, уже остыл, но ещё чувствовался в воздухе поблизости сильный запах мяты с чабрецом - трав, призванных успокаивать нервы. Только вот Йошики казалось, что толку от этого нет никакого, и к напитку он не притрагивался. Так и сидел, неподвижным взглядом пялясь в кружку. Мысли, плывшие в его голове, смешались в тягучий, неприятный ком. Ужасно хотелось курить. Последний раз он курил год с лишним назад, когда вёл обессиленного, измученного Моришиге к себе домой и сам боялся рухнуть на землю, надломившись под тяжестью кошмара, что они пережили. Облизнув потрескавшуюся нижнюю губу, блондин представил, как взял бы сигарету в рот, слегка прижал зубами, чиркнув зажигалкой, поджёг, сделал затяжку, а потом медленно выдохнул. Но нельзя нарушать обещаний. Тем более, если даёшь их Сакутаро. С тех пор, как это произошло, они стали куда более беспокойными и молчаливыми, чем раньше. Их пугала темнота, запах сырости, даже вид свежего мяса - по крайней мере, первое время. Иногда им казалось, что окна, двери и предметы в помещении, где они находились, выглядят ненастоящими, будто нарисованными. Порой было трудно взяться за дверную ручку из-за страха, что она откажется поворачиваться. Детские голоса, смех или плач заставляли их нервно вздрагивать. Всё это пробуждало ужасные воспоминания в их головах. Воспоминания о событиях, столь невероятных, что сложно было принять правду: это действительно произошло, и это произошло с ними. Хуже всего был ливень; его шум за стенами дома, стук капель и вид их, стекающих по оконному стеклу, вызывал у обоих приступы паники. Они спасались тем, что распахивали окна или выходили наружу, чтобы доказать себе и своему искалеченному сознанию: они не взаперти, они не вернулись в этот ад. Выход есть, и не нужно бояться за свою жизнь. Подняв кружку, Кишинума глотнул немного терпкого, слишком крепко заваренного чаю. Его руки начали дрожать после возвращения в этот мир и, кажется, стал дёргаться правый глаз. Некоторые в Кисараги, в особенности учителя, начали думать, что Кишинума запил, и, признаться, это было очень обидно. Постепенно Йошики отдалился от всех, кого раньше мог назвать приятелями, и перестал общаться вообще с кем-либо, кроме Моришиге. Это положительно сказалось на его успеваемости, но репутация грозного школьного хулигана была утеряна безвозвратно. Правда, и задирать его никто не думал. Слишком пустым стал его взгляд, слишком холодными его манеры: окружающие теперь боялись его не за дерзость и кулаки, а за то, насколько он стал похож на мертвеца. - Не спится? – Белобрысый поднял голову на голос и увидел Сакутаро, стоящего в дверном проёме двери. - Угу. - Он кивнул, и Моришиге вошёл на кухню. Сев на стул перед ним, он положил свою холодную ладонь на руку Кишинумы, бессознательно вцепившуюся в ручку кружки настолько крепко, что старая рана опять заныла. В школе Сакутаро и так не считали особо адекватным, а после того, как тот стал ещё более замкнутым и нервным, и вовсе стали называть поехавшим чуть ли не в лицо. Кишинума не понимал, почему Сакутаро запрещает бить морды всем, кто смеет так говорить; кажется, ему было просто всё равно. И правда - что значили словесные оскорбления для того, кто знает, что такое быть на грани жизни и смерти? К счастью, случившиеся с Моришиге перемены никак не отразились на его учёбе или способностях актёра. Моришиге был действительно талантлив; совсем скоро он научился прятать свои переживания за маской безразличия. Не то, что Кишинума, у которого всё на лице было написано. Больше года прошло, а они всё ещё никак не могли отойти, не были способны переварить катастрофу, разделившую их жизнь на "до" и "после". Произошедшее ударило по их психике тяжёлым молотом, разнеся её в ошмётки. В школе Тэнзин они безвозвратно потеряли слишком многое. Но кое-что удалось и приобрести. Обратив должное внимание друг на друга, Йошики и Сакутаро обнаружили, что понимают друг друга намного лучше, чем можно было себе представить, глядя на двух настолько разных людей. Им ничего не оставалось, как быть рядом, и этот расклад оказался самым лучшим. Медленно и осторожно они зализывали друг другу раны, постепенно и неотвратимо сближаясь, срастаясь душами, а потом и телами, они стали один для другого единственным и самым лучшим лекарством. Прошлые жизни, что неоднократно связывали их, всплывали порой во снах, счастливых или кошмарных, и доказывали снова и снова, что они предназначены друг другу чем-то большим, чем просто "судьба". - Может, это всё правда было сном, Йоши? – Мягкий, чересчур спокойный голос Таро снова нарушил тишину. Тёплая, почти горячая по сравнению с его ледяной, ладонь Кишинумы согрела его руку, - Может, мы совсем сошли с ума? - Он спрашивал об этом часто, почти слово в слово, с надеждой в голосе; ему казалось, что лучше быть совершенно сумасшедшим, чем знать, что все события, о которых так хочется забыть, случились взаправду. И белобрысый рад бы был его обнадёжить, подтвердив эту догадку, но не мог, никак не мог себя заставить. - Я очень хочу, чтобы это было так, - Наконец ответил он, переплетая пальцы с Моришиге. Дрожь понемногу прекращалась, но Кишинума знал, что стоит Таро отпустить его руку, и она вернётся. Доказательства того, что всё произошедшее – реально, были слишком весомыми. Откуда-то взялась кровь, которую они оба так старательно отмывали от своей одежды среди ночи в маленькой обшарпанной ванной. Откуда-то взялась рваная рана на плече Кишинумы, залечить которую оказалось так сложно. Откуда-то взялись невыносимые кошмары, заставлявшие просыпаться в холодном поту, откуда-то появлялся ни с того ни с сего полупрозрачный силуэт маленькой девочки в зеркалах, витринах, на капотах мирно стоящих автомобилей. Откуда-то взялся огромный боевой нож, который лежал без дела в самом дальнем углу кухонного шкафа. На колени Кишинумы запрыгнул кот, и тот бездумно зарылся пальцами в короткую серую шёрстку, вызвав тихое мурчание. Этот самый кот раньше принадлежал Юи-сэнсэй; одноклассники забрали его на следующий день после того, как вернулись, обнаружив исходящего тревожным мяуканьем голодного зверька в опустевшей квартире. Кличку его так и не удалось вспомнить: из всех воспоминаний о событиях в школе Тэнзин остались лишь самые яркие и пугающие, поэтому такая мелочь вылетела из головы. Моришиге решил назвать кота Шекспиром. Йошики не возражал. Шекспир оказался на удивление понимающим животным; он чувствовал угнетённое настроение своих хозяев и старался подбодрить их как мог. Тёрся о ноги, заразительно урчал, спал рядом, сворачиваясь в мягкий клубок, и доверительно бодался лбом, когда видел, что один из хозяев снова сидит с этим странным бессмысленным взглядом. - Странно, что я так быстро понравился твоим родителям, - Кишинума завёл разговор в надежде хоть ненадолго избавить своего друга и себя от мрачных тревожных мыслей. Они постоянно старались сбежать от этого, говоря без конца на самые отвлечённые темы и пытаясь себя занять, но Тэнзин тянулся за ними тяжёлым шлейфом, то и дело напоминая о себе. - Они ведь, как и все, забыли о существовании Маю. Поэтому и думают, что у меня раньше никогда не было друзей, - Имя погибшей подруги Моришиге произнёс так ласково, что Йоши ощутил укол ревности, но промолчал. Таро всё ещё скорбел по ней, и белобрысому оставалось лишь это принять. Ведь больше в целом мире никто и не подумает вспомнить об этой девочке. - Извини. Я об этом не подумал, - Кишинума ощутил себя полным идиотом. - Всё нормально, - Мягко погладив смуглую ладонь, Сакутаро посмотрел на одноклассника и легко улыбнулся. Такая улыбка предназначалась одному лишь Йошики; лишь для него улыбаться искренне у Моришиге хватало сил. Остальным доставались фальшивки, если вообще доставались. Таро и раньше был не любитель улыбаться, а сейчас поводов для этого стало гораздо меньше. Иногда ребята смотрели новости. Не стоило и ждать, что там расскажут про исчезнувших школьников, ведь те, кто погиб в Тэнзине, пропали не только из этого мира, но и из чужих воспоминаний. Репортажи про катастрофы и убийства не вызывали никаких эмоций; Моришиге перестал жадно цеплять взглядом каждое показанное изображение мертвеца - он уже был сыт ими по горло, и не сказать, чтобы Кишинума не был этим доволен. Не так давно по одному из местных каналов показывали сюжет о популярном писателе Кибики, который ранее был известен своими работами на тему потусторонних миров и мстительных призраков, а нынче в соавторстве с неким Тагучи писал детективы без капли мистики, которые, как ни странно, продавались гораздо лучше. Для многих его давних поклонников была загадкой такая резкая смена направления творчества, и только Моришиге и Кишинума знали, что здесь нет ничего удивительного. Хотелось надеяться, что психическое здоровье и писателя, и бывшего оператора находится в лучшем состоянии, но шансов на это было мало. Когда эти двое мелькали на экранах, можно было увидеть дрожь их пальцев, уловить нервный взгляд и излишнюю тревожность в голосах. Кибики не изменил своей привычке носить традиционную одежду, но куда-то делись все его украшения и амулеты. Тагучи больше не таскал всюду с собой камеру; после возвращения из проклятой школы он стёр всё, что было на неё снято. Кибики постарался убрать из своей жизни всю присутствующую там потусторонщину, уничтожил все ведённые им наблюдения и записи, заявил об изъятии из продажи всех тиражей своих старых книг. Блог его ученицы Саэноки перестал работать вскоре после этих событий, выдавая пустую страницу по ссылке, и не нужно было быть экстрасенсом, чтобы догадаться, что и к этому Кибики-сэнсэй причастен. Остальной мир, не имевший никакого понятия о произошедшей с несколькими людьми трагедии, не стоял на месте. Время шло; близились экзамены, конец выпускного класса, и Моришиге нужно было готовиться к поступлению в хороший вуз, а Кишинума думал о том, что обязан поехать вместе с ним, потому что разлучаться им нельзя категорически. Отправляться впервые в жизни в чужой, большой город было волнующе для обоих, но они совсем не боялись - они знали, что такое настоящий страх, и все проблемы после возвращения из места, полного призраков, трупов и смертельных ловушек, выглядели решаемой ерундой. - Когда мы попадём туда в следующий раз? - Голос Сакутаро вытащил Кишинуму из омута собственных мыслей. - В любой момент. - Ответил Йошики, глядя на дно своей незаметно опустевшей кружки. - Кто знает, как долго нам осталось... - Может, пара дней. А может, и вся жизнь. - Отличник был спокоен и задумчив; он снял очки, положив их на край стола, и лицо его без них выглядело совсем беззащитным. - Так давай пока поживём. Никому из них не хотелось думать о том, что каждая секунда в этом мире может оказаться последней, что мстительная сила может выдернуть их из нормальной жизни и вновь зашвырнуть туда, где был проведён злосчастный ритуал, и начнётся новый адский круг. Они всегда пытались забыть об этом, но Сачико, время от времени мелькавшая краткой галлюцинацией перед ними, не позволяла этому случиться. Улыбка на её тронутом тлением лице, видевшемся порою в отражениях, говорила: "Вы - мои, и я за вами вернусь". Но пока этого не случилось, пока оставалось ещё время, нужно было жить. Нужно было залечивать раны, нужно было учиться, гулять по цветущим улицам, пробовать незнакомую еду, строить планы на будущее, кормить кота, держать друг друга за руки, целоваться, любить, дышать... - Поживём, - повторил Кишинума, втягивая носом влажный воздух, упоительно пахнущий ночной свежестью, мокрым асфальтом и палой листвой. Сакутаро в ответ молча уткнулся лбом в его плечо. А за окном всё шумел ливень, и ему не было видно конца.