Чернолесье

Слэш
NC-17
Завершён
543
-Walteras- бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
47 страниц, 5 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Награды от читателей:
543 Нравится 189 Отзывы 164 В сборник Скачать

Глава пятая

Настройки текста
Примечания:
      Крича и вырываясь из рук сильных альф, омега рыдал в три ручья. Обводил отчаянным взглядом равнодушную толпу односельчан, пришедших посмотреть на казнь обвинённого в колдовстве юноши.       С неба падали белоснежные хлопья. От холода изо рта валил пар, но никто не обращал внимания на погоду.       Всем не терпелось увидеть, как свершится Суд Господний над грязным колдуном.  — Я ни в чем не виноват! — молил обвиняемый, оставляя за собой алые следы на снегу. — Пощадите! Я не виноват!       Серая льняная рубаха на омеге была разорвана и пропитана кровью. Пальцы на руках и ногах сломаны, или же вовсе отсутствуют, а тело покрывают следы многочисленных пыток калённым железом, и сексуального насилия. Некогда красивые золотисто-русые волосы были острижены под корень. Из разбитых носа и губ сочилась свежая кровь. Во рту отсутствовало несколько зубов.       Всё это пришлось терпеть приёмышу, обвинённому в колдовстве и пособничестве дьяволу.       Мэтью Пейдж был одним из усыновлённых цыганят, которого приняла в свою семью чета Пейджев, у которых уже было семеро детей, но все сплошь альфы. И именно глава семейства обвинил приёмыша в страшном грехе.  — Это ничтожество околдовало моих сыновей! — заявил Уоррен, когда выволок из своего дома омегу за волосы и швырнул на землю. — Эта тварь занимается колдовством. Служит дьяволу.       Столь громкое заявление не могло восприниматься всерьёз без веских на то доказательств. Но как оказалось, таковые имелись.       В комнате Мэтью были обнаружены сушеные травы, которые повивальные беты опознали, как компоненты приворотного и противозачаточных зелий. Но самым главным доказательством вины омеги было отсутствие невинности. Да и, по словам одного из бет, Мэтью разорван так, словно ему пришлось пережить роды.       И все в деревне вспомнили, что в какой-то момент обвиняемый в сговоре с дьяволом цыган ходил в слишком просторной одежде и казался немного раздутым в области живота.       Пока отец Кристиан допрашивал Мэтью, а Юджин занимался старшими сыновьями Уоррена Пейджа, остальные альфы обыскивали дом. И на чердаке нашли небольшой ящик, в котором помимо старых тряпок лежал свёрток в засохших бурых пятнах.       Именно содержимое этого свёртка и заставило решить, что Мэтью общался с дьяволом. Существо, завёрнутое в ткань, никак не могло принадлежать к человеческому роду.       Странное нечто с тёмно-зелёной кожей, очень длинными пальцами, заострёнными ушами, отсутствующим носом и маленькими игольчатыми клычками во весь широкий рот.       Находка заставила всех жителей деревни испытать страх и отвращение. Все, как один, тут же нарекли Мэтью колдуном и стали вспоминать всё, что обычно предписывали слугам сатаны.       Кто-то вспомнил, что у его коровы шло молоко с кровью. У кого куры заклевали друг друга. Кто-то припомнил, как поскользнулся возле колодца, когда мимо проходил Мэтью. И все сразу вспомнили о родимом пятне, которое имелось у юноши на левом плече.       Все знаки указывали на то, что приёмыш занимался колдовством.       И это подтвердили его приёмные братья-альфы. Они рассказывали, что Мэтью порой мог огрызнуться или ленился работать по хозяйству, а также, что ходил по ночам в лес.       Этого было достаточно, чтобы Юджин дал отцу Кристиану полную свободу действий во время допроса.       Омегу пытали двое суток. Его избивали, насиловали, даже пытались топить в чане со святой водой. Прижигали кожу и родимые пятна калёным железом. И единственное, что удалось выбить из Мэтью так то, что еще летом он ушел гулять в лес и на него кто-то напал и изнасиловал. Большего от омеги не удалось выведать.       Но и этих доказательств хватило.       Мэтью так и не объяснил, зачем ходил в лес летом.       И впервые, за долгие годы спокойной жизни в Чернолесье, было принято решение казнить омегу за колдовство и связь с тёмными силами.       Но вопреки традициям сжигать всех слуг дьявола, никто не приготовил костёр. Решили обойтись малым.       Мэтью толкнули, вынуждая упасть. Сам Джон Брукс заломил несчастному руки за спину, удерживая на месте.  — Это безумие, — прошептал одними губами Ратори, переполняемый гневом и ненавистью к односельчанам.  — Это закон, — так же тихо ответил ему Карл, сжав плечо приёмыша, дабы тот не попытался кинуться на защиту обвиняемого.       Отец Кристиан коротко огласил список преступлений смертника, помолился о спасении грешной души и отошел в сторону.       Юджин, как глава деревни и представитель власти, должен был привести казнь в исполнение. Вытащив из-за пояса нож, коим разделывают скотину, ухватил Мэтью за подбородок и стал нарочито медленно перерезать глотку.       Из груди омеги вырвался болезненный вопль, переросший в булькающее карканье. Свежая кровь брызнула на снег, распустившись алыми цветками.       Мэтью зарезали, как скотину. Безжалостно и хладнокровно. Но самым страшным было еще и то, что отрезанную голову «колдуна» было решено насадить на кол и оставить на всю зиму, чтобы другим было уроком.       Сразу же после казни, Юджин Харгис объявил о новом законе, который должен быть немедленно исполнен. Всех приёмных омег, взятых из табора, переживших первую течку немедленно осмотреть на наличие невинности и в срочном порядке в кротчайшие сроки выдать замуж.       А тех, что окажутся порченными, допросить под пытками о связи с дьяволом и предать смерти.       От услышанного сердце Ратори ушло в пятки. Бросив испуганный взгляд на приёмного отца, словно ища у него защиты, он отказывался верить, что повторит судьбу бедолаги Мэтью.       Прислонившись к щели между дверью и косяком, Ратори затаив дыхание вслушивался в разговор старших мужчин. Брант стоял позади него, пофыркивая ругательства себе под нос, но всё же замолкая на какое-то время, чтобы вслушаться в слова.       На кухне сейчас шел оживлённый спор.       В основном говорили только Карл и Данки, а сидевшие за столом Юджин Харгис и отец Кристиан хранили молчание, внимательно слушая.       Глава семейства Уоллисов был мрачен и с трудом сдерживался, чтобы не избить своего младшего супруга прилюдно. Альфа говорил на повышенных тонах, не скрывал своего гнева и призывал в свидетели всех Святых.       Напрягшись, Ратори сначала не понимал, чем вызвана такая агрессия со стороны приёмного родителя. Пусть Карл и не любил Данки, но он никогда прежде не повышал на него голоса и не замахивался. И такое странное поведение удивляло и пугало не только цыгана, но и Бранта, который с трудом сдерживался, чтобы не влететь на кухню и не наброситься на отца с кулаками.       Хоть Брант и альфа, уверенный, что омеги должны знать своё место, но он всё же любил Данки, как родителя. Слегка потеснив приёмыша, юный альфа затаил дыхание. Всем не терпелось узнать, в чем провинился младший супруг.  — Я требую развода! — не сбавляя тона, Карл выжидательно посмотрел на священника.  — Как? — ошарашено уставился на старшего мужа Данки. Пошатнувшись, он ухватился за спинку стула, дабы не упасть. — Почему?  — Брак заключенный на Небесах перед лицом Господа Нашего… — запричитал отец Кристиан монотонным голосом.  — Какова причина такого решения? — холодно поинтересовался Юджин, жестом велев священнику замолчать.  — Измена, — выдохнул Карл, успокоившись. — Я подозреваю Данки в измене.       По спине Ратори пробежал холодок. Над ухом в тихом гневе зарычал Брант, сжимая кулаки.       Беты переглянулись.  — Ложь, — дрогнувшим голосом сказал Данки, потрясённо взирая на мужа. — Я никогда бы так не поступил. Карл, ты же прекрасно знаешь, что я любил тебя. Зачем ты наговариваешь?  — Мои подозрения не беспочвенны, — окинув омегу презрительным взглядом, альфа скрестил руки на груди. — Сколько лет мы жили вместе, а ты так и не смог родить мне детей кроме Бранта. А тут, спустя много лет, ты рожаешь. Здорового и живого младенца, да еще и омегу. Неужели только мне это кажется подозрительным?  — Хочешь сказать, что Эрик не от тебя? — хмыкнул Юджин. Он был не в настроении присутствовать при семейных разборках, однако негласный закон обязывал быть свидетелем и судьёй в спорах людей, над которыми он имеет власть.  — Карл, за что ты так со мной? — голос Данки надломился. По щекам потекли слёзы. Ноги окончательно подкосились, из-за чего омега чуть не упал.       Толкнув дверь, Брант влетел в кухню и под осуждающие взгляды трёх мужчин подхватил родителя, усадил на стул и встал за его спиной, положив руки на вздрагивающие в беззвучных рыданиях плечи.  — Что ты такое несёшь, отец? — голос молодого альфы дрожал от гнева и больше был похож на рык разъярённого зверя. — Как ты смеешь обвинять папу в столь тяжком грехе?  — Брант, мальчик мой, порой даже в самом невинном существе скрывается зло, — монотонно начал отец Кристиан. — Ты должен понимать, что порой самые дорогие нам люди способны на скверные поступки.  — Чушь! — перебил его Брант. С вызовом посмотрел на альфу-отца.  — Сын, уйди! — внезапно совершенно спокойно обратился к нему Карл. — Ты еще слишком молод, чтобы слушать такие вещи.  — Нет, пусть останется, — вмешался Юджин. — В конце концов, рано или поздно Брант когда-нибудь возьмёт в мужья омегу. Он должен знать, что подобное имеет место быть в каждой семье.  — Но я ни в чем не виноват! — Данки открыто перешел на рыдания, нисколько не стесняясь своих слёз. — Карл, у нас же всё было хорошо. Зачем ты рушишь всё? Эрик твой сын!  — Если бы это было так, мы бы сейчас не сидели здесь.  — А от кого тогда ребёнок? — дерзил отцу Брант. — Не от Святого духа же!  — Не богохульствуй, мальчик, — пригрозил пальцем отец Кристиан.  — Я не знаю от кого, но ребёнок не от меня и всё! — упрямился Карл, про себя подумывая, что было бы неплохо всыпать сыну несколько ударов ремнём за неслыханную наглость.  — А есть ли еще доказательства кроме твоего недоверия? — устало вздохнул Юджин. — Одних предположений недостаточно, чтобы Церковь посчитала должным удовлетворить твоё пожелание, Карл.  — Мы не знатные господа, чтобы уповать на Церковь, — Уоллис старший старался не смотреть в сторону рыдающего супруга. Чтобы воплотить в жизнь его план, нужно идти до конца, а слёзы Данки требовали остановиться. — Но всё же, если всем так угодно, то у меня есть еще одно доказательство. Я не ложился с Данки в постель в течение года.       Повисла гнетущая тишина.       Данки затих, еще более ошарашено глядя на мужа. Брант переминался с ноги на ногу, теперь не уверенный, а правильную ли он сторону занял в этом вопросе. Священник вытянул шею, переводя вопросительные взгляды с одного супруга на второго. Юджин хмурился, а притаившийся за дверь Ратори был не менее шокирован, чем Данки.       В отличие от большинства присутствующих на кухне, он прекрасно знал, что это всё было ложью. Карл ходил в спальню к младшему мужу. Спал с ним, заделывая ребёнка. «Зачем ты это делаешь? — теперь уже Рато задавался этим вопросом. — Зачем лжешь, Карл?»  — Это правда? — выдержав паузу, отец Кристиан обрушил на несчастного омегу тяжелый взгляд. — Данки, это так? Ты не вступал в сексуальную связь со своим мужем…  — Нет, это ложь! — чуть ли не впадал в истерику тот.  — Ты смеешь обвинять своего мужа во лжи? — внезапно голос священника приобрёл силу. Резко вскочив со стула, он угрожающей скалой навис над Данки. — Ты понимаешь, что с каждой минутой пятнаешь свою душу грязью? Господь завещал омегам подчиняться альфам. Младшие мужья обязаны подчиняться старшим! Повиноваться им во всём, терпеть побои, если бьёт. И никогда не должен свидетельствовать против мужа-альфы. Это грех!  — Как я смею молчать, когда Карл клевещет на меня? — по щекам омеги снова потекли слёзы. — Из-за этой клеветы я могу потерять мужа, дом и детей.  — Если это клевета, значит на то воля Господня! Ты обязан принять её смиренно и не роптать. А коли это правда, то грех тяжкий на тебе. Прелюбодеи подлежат суровому наказанию.       Всё еще продолжая сжимать плечи родителя, Брант стоял позади Данки. Но уже не было того воинственного и уверенного пыла в его глазах. Вся решимость защищать отца-омегу до конца испарилась, не оставив и следа. Он только и мог, что хранить молчание и виновато коситься на отца-альфу, которому смел дерзить, не зная многих фактов.  — Карл Уоллис, — подал голос Юджин, — ты всё еще жаждешь развода?  — Да, — коротко отвечает хозяин дома.  — Что ж, альфа ты хороший, так что долго жить в одиночестве не придётся, — подхватил священник. — Найдём тебе омегу молодого и плодовитого, способного выносить и родить с десяток детей.  — Нет, вы не можете так со мной поступить! — отчаянно возопил Данки, но на него уже никто не обращал внимания.  — Полагаю, что искать не придётся, Отец, — усмехнулся Карл, словно только этого и ждал. — Есть у меня на примете молодой омега. Думаю, что и вы, и глава деревни одобрите мой выбор.       Брови отца Кристиана и Юджина поползли вверх в вопросительном изгибе.  — Я хочу заключить брак со своим приёмным сыном Ратори.       Вздрогнув, Рато затаил дыхание. Происходящее всё меньше нравилось ему. С одной стороны, он должен был бы радоваться, что наконец-то Карл начал воплощать в жизнь свои обещания. А с другой — следовало насторожиться, не произойдёт ли с ним спустя какое-то время тоже самое, что и с Данки, если Карл найдёт себе новое увлечение?  — Так вот оно что, — перестав рыдать, Данки с ненавистью посмотрел на мужа. Слёзы на глазах мгновенно высохли. — Ты решил меня променять на цыганскую потаскуху? Годы семейной жизни разрушить лишь за возможность поиметь эту грязь?!  — Что ж, от лица Церкви и Господа сообщаю, что разводу быть, — с нервной усмешкой вставил отец Кристиан, тем самым решив судьбы всех членов семейства Уоллисов.       Брант потупил взгляд, отступив от побледневшего отца-омеги, а Карл довольно усмехнулся. Он добился желаемого.       Вот только Ратори такие перемены не сильно нравились. На цыпочках удалившись от двери кухни, он вернулся в свою комнату, где и провёл остаток дня, пока за пределами его крошечной обители кипела жизнь и суета.       К вечеру, когда практически все приёмыши-цыгане были тщательно досмотрены повивальными бетами в присутствии священника и главы деревни, лишь еще двоих постигла страшная участь Мэтью Пейджа.       Но их не стали изрядно пытать, поскольку мальчишки сами признались, что имели половое сношение с кем-то из односельчан. Даже имена назвали тех, к кому ходили по ночам в постель. Но альфы, которых назвали цыганята, всё отрицали, так что несчастных омег сочли лжецами, прислужниками сатаны и немедленно умертвили, прирезав как скот.       Наблюдать за этим было больно всем омегам, ведь им хорошо ведомо, что ради собственного удовольствия альфы способны на всё. Что они с радостью воспользуются симпатией юноши или изнасилуют, а потом с суровым видом будут всё отрицать, ведь в таких случая мужчины выступают жертвами, попавшими под чары дьявольских соблазнителей.       Ратори удалось избежать унизительного осмотра только благодаря заявлению Карла о разводе с Данки и объявлении о желании взять в младшие мужья приёмного сына. То, что стало спасением для одного омеги, стало погибелью для другого.       Данки был выгнан из дома Карла с позором. С плачущим Эриком на руках, безутешный омега поплёлся к родительскому дому, но и оттуда его выгнали изрядно постаревшие родители и давно возмужавшие братья.  — Никому не нужен омега, опозоривший дом родителей и дом мужа! — в один голос твердили соседи, с хладнокровием наблюдая за безысходным положение Данки.       Ему некуда было пойти. А на улице было уже достаточно холодно, да и малыш Эрик постоянно плакал и просил есть. Может у кого и сжималось сердце при взгляде на Данки, ведь мало кто верил в его виновность, но все молчали и делали вид, что не замечают.       Тут со своим горем бы справиться, а не чужому сочувствовать.       По итогу Данки ничего не осталось, как пойти в церковь и попросить приюта и еды у отца Кристиана. Но священник, пусть и кривил физиономию от презрения и отвращения, всё же впустил омегу к себе. Разумеется, что Данки может не рассчитывать на бесплатные удобства, кров и еду. Отец Кристиан с радостью заставит его работать в церкви и в огородах.       За всё нужно платить, даже если твоё положение бедственно.       Теперь в доме Уоллисов было тихо и напряженно. Брант где-то пропадал, сразу удалившись после того, как отец Кристиан одобрил намерения Карла развестись с Данки. Молодому альфе нужно было прийти в себя, смириться со случившимся и постараться больше не думать об этом.       В конце концов, подобное может произойти с каждым.       Комнату Данки было решено пока оставить пустовать. Зачем она нужна, когда Карл теперь открыто может приглашать к себе Ратори и оставлять его до утра?  — Чего такой хмурый? — ужиная, альфа вопросительно смотрел на задумчивого приёмыша. — Радоваться надо. Мы чудом смогли избежать самого страшного.  — Я рад, — сухо ответил Ратори, постучав пальцами по столу. — Просто меня напрягает произошедшее. Не то, чтобы я любил Данки и переживал, но я всё же задумался: а есть ли смысл мне бояться подобного? Вдруг, когда-нибудь я тебе надоем, и ты решишь избавиться от меня подобным образом?  — Не решу, — после секундного молчания заявил Карл, вот только как-то неубедительно это прозвучало, да и взгляд мужчина отвёл. — Зачем мне это?  — За последнее время я о тебе узнал много нового, вот и пытаюсь предугадать будущее, — упрямился цыган, вспомнив, как впервые альфа избил его не за что и чуть не попытался убить в сарае.  — Твоё недоверие мне понятно, — вздохнул Карл, покончив с ужином. — Но другого пути у нас нет. Вернее есть, но готов ли ты проститься с жизнью в муках?  — Может, нам тогда стоит уехать? — этот вопрос, прозвучавший с надеждой, заставил альфу поперхнуться.  — Куда?  — В город. Начали бы жизнь сначала, вдали от этого безумия и Лесного Дьявола.  — Ты совсем в своём уме? Думаешь, что в городах легко живётся? Может, там и не так всё ужасно, как у нас, но ты там будешь чужим. А как относятся к чужим, тем более с цыганской внешностью? Хочешь, чтобы за тобой постоянно по пятам ходили инквизиторы с орудиями пыток, а уличная стража попыталась повесить чужое преступление? Да ты там не проживёшь. Ладно я могу работать, да и вызываю доверие у людей, а вот ты…  — Спасибо, что всё разъяснил, — фыркнул Ратори, скрестив руки на груди. — А что ты предлагаешь тогда? Сидеть и ждать, пока в головы нашим соседям не стукнет очередная безумная идея и меня не предадут огню? Или пока тварь из леса не решит нас всех уничтожить?  — Давай не будем об этом. Зачем зря нервничать, если всё теперь хорошо?  — Хоть бы так оно и было… — прошептал цыган, тревожно посмотрев на ночь за окном.

***

      Зима случилась в этом году суровой.       Дома еле-еле прогревались. Чтобы хоть немного согреться, многие семьи стали сдвигать кровати, накидывать шкуры, пледы, одеяла и тёплые вещи в одну кучу и спать вместе, чтобы совсем не околеть.       На улицу невозможно было выйти, так что без особой надобности дома не покидали.       Лютый мороз медленно, но верно уносил жизни слабых стариков и детей. Обычно, в Чернолесье все старались родить весной, осенью или летом, но не зимой, когда риск потерять младенца слишком велик. Но преждевременные роды никто еще не отменял.       Но несмотря на холода, по воскресеньям все обязательно должны были собираться в церкви. Вот там-то и узнавали, у кого кто и когда умер. Только в церкви соседи и общались, тихо перешептываясь между собой, склонив головы в молитвенном жесте.       И только по воскресеньям Карл мог видеть своего бывшего младшего мужа. Данки сильно исхудал. Вся одежда, которая не так давно была ему мала, теперь висела балахонами. Из-за впалых щек внезапно обрисовались скулы, которые альфа видел у омеги лишь до первых родов.       Посеревший, вечно печальный и с мокрыми глазами, Данки украдкой поглядывал в сторону бывшего мужа. И от этого взгляда Карлу было не по себе. Он чувствовал себя виноватым. Но стоило перевести взгляд с Данки на Ратори, как тут же все эти ненужные мысли улетучивались.       Свадьба охотника и его приёмыша состоялась за неделю до того, как ударили лютые морозы. В ту же ночь Данки потерял Эрика. Маленький омега умер во сне.       Подобные младенческие смерти случались часто. И для обитателей Чернолесья это было доказательством того, что Данки действительно был грешен, а Эрик не являлся ребёнком Карла.       Но после смерти ребёнка, Данки совсем стал сам не свой. А Брант, пропитавшись состраданием к родителю, часто уходил из дома, чтобы навестить папу-омегу. Хоть как-то утешить, да принести тёплых вещей, которые с собой тогда Данки не успел забрать.       После мессы все расходились по домам, стараясь быстрее добраться до тёплых кроватей и горячей еды.       Подув на замёрзшие пальцы рук, Ратори неспешно семенил по дороге. Кроме того, что теперь их отношения с Карлом считались законными, и не нужно было страшиться, что их кто-то поймает, больше ничего не изменилось.       Разве что, сам Рато уже не испытывал особой симпатии к мужу. Он всё еще был обижен на него за побои в прошлом. Всё еще недоверчиво косился, если тот хмурился. Всё еще жил в ожидании, когда Карл вновь проявит настоящего себя.       Но альфа был нежен, заботлив и добр. По крайней мере, в доме. За его пределами, он вообще не обращал внимания на Ратори, а цыган и не переживал из-за этого.       Ему это было только на руку. Ведь когда тебя не замечают, ты всегда можешь подготовиться к побегу.       Зима — самое подходящее время для побега.       Сколько помнил Ратори, в это время года никто не пропадал в деревне таинственным образом, а в лесах не находили изувеченных тел. Из этих доводов, юноша предположил, что Лесной Дьявол зимой впадает в спячку, как медведь, или же куда-то уходит.       Рато уже знал куда поедет.       В город. Там как-нибудь обустроится, постарается привлекать меньше к себе внимания. «Всё будет хорошо, — уверял себя Ратори, выдыхая облачко пара. — Всё будет хорошо». Больше оставаться в деревне нельзя. Нельзя жить всю жизнь в страхе, что тебя либо изобьют, либо попытаются утащить из дома. Кроме того, была и другая причина.       Они с Карлом в браке меньше месяца, а при удобном случае отец Кристиан и другие уже интересуются, когда ждать прибавления в семействе. И Ратори бы не обращал на это внимания. Пусть говорят что хотят. Никто не застрахован от бесплодия. А вот Карл сильно удивил юношу.  — Ничего не поделаешь, тебе придётся забеременеть, — сказал как-то вечером альфа, серьёзно глядя на мужа. — Рожать не обязательно. Просто доходи до тех времён, пока живот не станет совсем видно, а потом мы вытравим плод.       Но Ратори не верил, что так оно будет. Подозревал, что Карл заставит его не только доходить в положении до конца, но и родить. А этого цыган допустить не мог. Не для того он через столько всего прошел, чтобы потом повторить путь Данки и остальных омег.       Поэтому нужно бежать. Бежать как можно скорее. Как можно дальше. А там жить в своё удовольствие, пить настойки из сушеных трав, которые можно купить у любого знахаря, и ни о чем не волноваться.       В доме печь была сильно натоплена, но тепла было крайне мало. Не снимая зимних одежд, хоть немного согретых собственным телом, Ратори быстренько проверил тайник под кроватью в спальне Данки, где хранилась сумка набитая вещами на первое время.       Вяленое мясо и хлеб были завёрнуты в тонкое полотенце. Маленький кошель с медяками, нож и фляга с неразбавленным вином, чтобы окончательно не замёрзнуть.       На своих двоих далеко уйти не удастся, а вот на лошади можно попробовать. Вот только на этот раз нужно постараться не попасться Карлу, иначе альфа точно задушит цыгана и не пожалеет его.

***

      Резко проснувшись, мужчина поймал себя на том, что его переполняет страх. Тягучий и липкий, от которого тело покрывается потом, волосы на затылке шевелятся, а по спине бегают мурашки.       Огонь в камине давно потух, только угольки еле-еле тлели. Свечи на столе медленно догорали, освещая комнату тусклым светом.       Не понимая причину своего страха, Карл слез с кровати. Обвёл комнату всё еще сонным взглядом, и не найдя нигде Ратори, решил поискать его.       На улице громко заржала лошадь.       Тревожно завыли собаки.       Наспех натянув штаны и рубаху, Карл буквально выбежал из дома на крыльцо.       В лицо тут же ударила поднявшаяся метель. Холод объял его тело, безжалостно проникая под одежду. Мужчину охватило нехорошее предчувствие.  — Рато! — само собой сорвалось с губ альфы.       И словно подтверждая его догадки, раздался стук удаляющихся копыт.       Выругавшись себе под нос, Карл вернулся в дом. В спешке он одевался в тёплую верхнюю одежду, захватив на всякий случай с собой арбалет.  — Что случилось? — сонно вопросил Брант, проснувшийся от громких шагов отца.  — Сбежал, паршивец! — прорычал Карл, обуваясь. Его лицо исказилось от гнева и ярости. Снова! Снова этот своенравный цыган сбежал! И чего ему только не хватало? Никто не бьёт, не унижает, ни к чему не принуждает, а он всё равно убежал.  — Кто? — туго соображая спросонья, Брант широко зевал в кулак. — Твой цыган?  — А кто еще у нас живёт? — огрызнулся Карл, чувствуя, что начинает сильно закипать.       Махнув на сына рукой, выбежал на улицу, вновь окунувшись в метель. Со всех ног метнулся к сараю, чтобы спешно запрячь лошадь и поскакать следом за беглецом. «Убью, паршивца! — про себя твердил альфа. — В этот раз точно не пожалею и убью. Будет знать, как сбегать, бесовское отродье!»       Провозившись чуть меньше десяти минут в сарае, мужчина вскочил в седло и пустил лошадь в бешеный галоп.       Метель не позволяла многое рассмотреть перед собой и по сторонам, так что когда вблизи показалась стена высокого забора, Карл сильно удивился, что ворота были раскрыты нараспашку.       Но намеренно заставив лошадь перейти на спокойный шаг, альфа с недоумением смотрел на не просто распахнутые, а именно сгнившее дерево, из которого сделаны были ворота.       И это настораживало, даже пугало.       По спине мужчины вновь пробежали мурашки. В ноздри ударил странный запах подгнившей листвы и сырой земли. «Почудится всякое…» — успокаивал себя Карл, вновь погнав коня в галоп.       Внезапно лошадь под ним тревожно заржала, испуганно поджала уши.       Пытаясь успокоить животное, мужчина краем глаза уловил какое-то подозрительно движение. Словно что-то или кто-то мимо пронёсся.  — Моё! — перекрывая завывание метели, взревел чей-то голос. И запах листвы и земли стал в разы сильнее.       Перед лошадью прошмыгнуло что-то в человеческий рост, даже выше, и умчалось вперёд, словно хищник, учуявший свою добычу.       Ветер со снегом били по щекам, заставляли глаза слезиться.       Сердце бешено билось о грудную клетку, в тревоге порой замирая. Страх, охвативший Ратори, вынуждал его постоянно подгонять лошадь и оглядываться назад, словно за ним шла погоня. «Сейчас зима! — твердил себе юноша, словно это могло унять его тревогу. — Зимой он не появлялся».       На счастье, пусть в этом году зима и выдалась суровой, однако снега выпало значительно меньше, по сравнению с прошлыми годами. Так что копыта лошади не утопали в сугробах, мешая ей бежать в полную скорость. И это радовало Рато.       Ближайший город находился всего в пяти часах езды верхом, а до рассвета оставалось значительно меньше.       Юноша намеренно дождался глубокой ночи, чтобы ехать пришлось не на протяжении всего мрака, дрожа от страха в седле и впадая в истерику от малейшего постороннего шороха.       Из-за метели дороги было не разобрать, но сейчас это меньше всего волновало цыгана. Главное, уйти как можно дальше от Чернолесья. Когда метель спадёт и наступит утро, он сможет спокойно сориентироваться по карте, утащенной тайком из дома главы деревни.       Однако страх никуда не делся. Только усилился, а в воздухе запахло чем-то до боли знакомым и пугающим. Словно сгнившей листвой и сырой землицей…       Лошадь под ним истошно заржала, резко встала на дыбы.       Не удержавшись в седле, Ратори упал в сугроб. И тут же ему лицо окропило что-то тёплое и жидкое.       Лошадь уже не ржала, а хрипела.       Осторожно приподнявшись на локтях, юноша обратил внимание на подозрительно-тёмный снег рядом с ним. Скользнул взглядом в сторону лошади, и обомлел от ужаса.       Животное лежало на боку, нервно суча копытами и дёргаясь в конвульсиях, пока из разорванной шеи вытекала кровь. Над лошадью кто-то возвышался и в темноте, даже сквозь метель, поблёскивали желтые огоньки глаз.  — Прелестное дитя, — прошелестел знакомый до ужаса голос.       К горлу Ратори подступил ком. Страх, сковавший его тело, не позволял пошевелиться. Он только и мог, что смотреть огромными от ужаса глазами на тварь, неспешно приближающуюся к нему. По щекам против воли потекли тёплые слёзы.  — Почему? — предательски дрогнул голос. — Сейчас же зима… Зима…  — Дитя, прекрасное дитя, — повторял бархатный голос, перешедший на шипение.       Лесной Дьявол подошел вплотную к своей жертве, опустился на колени, толкнул рукой цыгана в грудь, вынуждая лечь на спину. Пусть прикосновение и было едва ощутимым, но Ратори повиновался.       Над головой тёмно-синее небо скрывала метель, не позволяя по достоинству оценить ночную красоту этого мира. Но кому теперь это нужно, когда рядом находится тварь, способная тебя сожрать и сделать из твоей кожи себе одеяние?       Лесной Дьявол отчего-то не спешил впиваться огромными клыками в горло своей жертве. С чем-то возился, и лишь когда раздался подозрительный треск ткани, Ратори обрёл способность вновь двигаться.       Лягнув чудище ногой, и судя по рёву угодив ему куда-то в лицо, юноша принялся отползать. Дрожа от страха, он на четвереньках попытался убежать.       Попробовал встать на ноги, но колени подгибались, не позволяя далеко уйти на них. Не чувствуя холода, Ратори ошалелым взглядом искал безопасное место или хоть что-то, куда можно спрятаться от твари.  — Дитя! — разъярённый рёв раздался совсем рядом.       Не успел юноша отползти на безопасное расстояние, как Лесной Дьявол набросился на него. Рука с длинными пальцами, переходящими в острые когти, надавила на затылок, вынуждая уткнуться в снег лицом.       Снова треск ткани. Нижней части тела стало внезапно холодно.       Пытаясь вырваться, Ратори активно сопротивлялся. Острые когти свободной руки монстра прошлись по пояснице, оставляя глубокие раны. И в следующее мгновение зад юноши пронзила острая боль, словно в него вставили стекла осколки.       С губ сорвался вопль боли.       Над ухом довольно урчал Лесной Дьявол, активно двигая бёдрами и вбиваясь в тело жертвы сильными, приносящими лишь невыносимую боль, толчками.       Срываясь на крик, Ратори не оставлял своих попыток вырваться. Но они так и не принесли плодов, а боль, разлившаяся по всему телу, стала в разы сильнее. По щекам текли слёзы, по бёдрам — тёплая кровь.       Мир вокруг цыгана стал меркнуть, погружая его в блаженный мрак, где нет боли и страха.       Метель стихла совсем недавно.       Зимнее солнце тускло светило, вставая из-за горизонта.       Лошадь под наездником громко всхрапывала, шумно дыша от усталости. Охотник шел по следу своей добычи, на всякий случай сняв с предохранителя арбалет.       Мужчина не сомневался, что он на верном пути.       Всего полчаса назад он обнаружил труп лошади с перерезанным горлом, слегка занесённый снегом. А в десятке метров от неё разорванные тряпки и небольшую лужу крови, рядом с которой наблюдались следы, подобные тем, что Карл видел у частокола в день, когда были обнаружены изувеченные тела сыновей-омег Милтонов.       Выругавшись себе под нос и опасаясь, что он не успел первым добраться до сбежавшего мужа, альфа уже собирался вернуться обратно в деревню. Но внимательней присмотревшись к снегу и заметив кровавый след, тянувшийся в противоположную от Чернолесья сторону, решил идти дальше.       Впереди показалась человеческая фигура, медленно ковылявшая прочь.  — Ратори! — окликнул Карл, почему-то уверенный, человек является его цыганом.       Но тот даже не обернулся, а продолжил свой путь.  — Ничего, я из тебя всю дурь выбью, — прорычал себе под нос альфа, ударив лошадь пятками в бока.       Животное недовольно заржало, но всё же послушно пустилось в галоп. Покорно остановилось, когда хозяин резко натянул поводья, дабы слезть с седла.       Ведя коня под узды, Карл быстрым шагом догнал человека и, положив руку на плечо, рывком развернул к себе лицом.       Цыган испуганно вскрикнул. В покрасневших глазах стояли слёзы, лицо было бледным и осунувшимся, а одежда местами разорвана и пропитана кровью.  — Карл… — тихо-тихо шепнул Ратори, тут же всхлипнув.       Но альфа только брезгливо поморщился, словно перед ним стоял прокаженный. Отнял руку, отступил на шаг, окинул суровым взглядом.  — Мало тебе досталось, — выплюнул мужчина.       Но Рато никак не обратил на его слова. Отвернулся, собрался уйти. Но Карл ему не дал. За руку схватил, и отвесил сильную пощечину.  — Куда собрался, щенок?! Я тебя никуда не отпускал. А ну пошли домой.  — Не хочу, — снова тихо ответил Ратори, отрешенно глядя перед собой. — Я не вернусь. Карл, отпусти.  — А меня мало волнует, чего ты там хочешь! — заорал альфа, ударив мужа кулаком по лицу, из-за чего цыган не удержался на ногах и рухнул на землю. — Немедленно вставай и шевели ногами, пока я тебя не прикончил на месте.  — Не пойду, — едва ворочая языком, юноша тяжело дышал. Несмотря на холод, его бросало в сильный жар. Ослабив шнуровку плаща и рубахи, он рассеяно смотрел перед собой.  — Ты что творишь, шлюха? — вновь впал в ярость Карл. С ноги ударив младшего супруга по лицу и вынуждая завалиться его на спину, с удивлением заметил разорванные штаны мальчишки и засохшую кровь на внутренней стороне бёдер. — Вот оно что… Мало тебе досталось? Еще хочешь?       Удар ботинком пришелся под рёбра. Коротко вскрикнув, Рато попытался отползти в сторону, закрыться дрожащими, посиневшими от мороза пальцами. На боках и бёдрах красовались глубокие раны, словно его полоснул какой-то дикий зверь или у насильника был нож.       В любой другой ситуации, Карл бы попытался успокоить цыгана, защитить и проявил бы заботу. Но не сейчас, когда Рато сам виноват в том, что с ним произошло. И он должен быть наказан. Жестоко наказан.       Вскинув арбалет и направив его на юношу, альфа намеренно целился в плечо. Пока он не собирался убивать младшего мужа. Только проучить.       «Ничего, не помрёт», — про себя твердил мужчина, готовый нажать на курок.       Ратори зажмурился. Но арбалетный болт так и не угодил в него, не принёс дополнительной боли. Разве что Карл как-то подозрительно захрипел.       Когда юноша открыл глаза, в его горле застрял крик ужаса и отчаяния.       Альфа, смотревший на него расширенными от шока глазами, медленно осел на снег, выронив из рук арбалет. В его груди зияла дыра, из которой сочилась кровь.       Позади стоял Лесной Дьявол, довольно скаливший клыки в широкой зловещей улыбке.  — Моё, — утвердительно заявил он, слизывая кровь с длинных пальцев и когтей. Рухнув на спину, Рато вновь закрыл глаза. «Это всё сон. Это неправда…»

***

      Юные омеги до тринадцати лет для Короля Чернолесья всегда были излюбленным лакомством. Ему нравилось заботливо сдирать с них кожу, наслаждаясь криками боли и плачем. Вгрызаться в их нежную плоть, тщательно пережевывая каждый кусочек.       А потом, когда голод утолен, то можно и заняться новым одеянием для себя. Сшить из лоскутов человеческой кожи новый плащ или штаны, чтобы потом предстать перед своими собратьями и людьми во всей пугающей красе.       Разумеется, что когда не удаётся достать омег нужного возраста, то приходится довольствоваться тем, что есть: бетами, альфами, или же взрослыми омегами.       Бесшумно передвигаясь по лесу, Король Чернолесья нёс украденного из деревни мальчика трёх лет. Ребёнок сидел спокойно у него на руках, пожевывал какую-то игрушку, которую существо украло у предыдущего малыша.       Сейчас Король приходил в деревни, окружавшие Черный лес не менее раза в неделю. Слишком часто для одного древнего эльфа, но необходимо, для того чтобы прокормить будущее потомство, которое скоро родится.       Нырнув в яму под корнями огромного дуба, существо спешно передвигалось по сложной тоннельной системе, которая вела его в Гнездо. Под ногами хрустели старые и свежие человеческие кости.       Пусть ребёнок теперь и жался испуганно к тому, для кого должен стать вскоре обедом, эльф всё прекрасно видел в кромешной тьме.       Впереди появилась развилка, а в одном из тоннелей горел свет от масляной лампы.       Направившись туда, Король Чернолесья уже улавливал аромат человеческого существа.       Пол Гнезда был устлан соломой, шкурами зверей и какими-то разорванными тряпками. Здесь всегда было чисто, несмотря на то, что здесь же располагалось и спальное, и обеденное, и отхожее место.       Король Чернолесья, прозванный в одной из деревень Лесным Дьяволом, всегда следил за порядком.       Зайдя в Гнездо, и ступив босыми ногами на меховую подстилку, он одним ловким движением свернул ребёнку шею, и бросил трупик в сторону, где из камня был высечен стол, на котором существо обычно разделывало своих жертв.       Вдоль стен тянулись длинные корни растений, и даже висели цепи, к которым был прикован молодой омега.       Черные волосы были спутанными, но всё же вымытыми и благоухали травами. Король тщательно следил за своим ручным человеком. Мыл, расчесывал, кормил и одевал.       Обнаженный юноша лежал на стопке овечьих шкур, затравленно глядя своими серыми глазами на тварь, которая привела его сюда.  — Прекрасное дитя, — повторяло излюбленную фразу существо, приблизившись к Ратори и осторожно коснувшись ладонью его округлившегося живота.       Очень скоро этот человек подарит жизнь ребёнку Короля Чернолесья, а если повезёт, то в будущем произведёт на свет не одно потомство. Природа изрядно повеселилась, когда создавала существ, подобных Лесному Дьяволу.       Они любят питаться человеческими омегами, а как бы грустно это не звучало, потомство могут заделать только со своей едой.       Беда тому омеге, в ком Король Чернолесья и ему подобные узрят потенциального партнёра для продолжения рода. Они будут преследовать свою жертву, пока не поймают, и не отпустят ни при каких условиях.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.