Лабиринт

      Когда все могло пойти по-другому…       Ночь, которая могла бы изменить привычный ход вещей. Если под привычными вещами подразумевать наркоту в венах и тепло, разливающееся по телу, затмевающее мысли, проникающее в самые глубины подсознания. Все, что осталось за границей этого дня, уже ничего не значило. Игла была средством, которое помогало сделать ему тот самый отчаянный крик, пробуждающий ото сна и вынуждающий кошмарные воспоминания детства отступить.       Волокин лежал на полу в доме своего напарника и смотрел бездумно в одну точку. Его кошмар не ушел в прошлое, он всегда преследовал его по пятам и сейчас достиг своего пика. Казалось, хуже происходящего сейчас с ним не может быть. Он связался с дилером, взломал отмычками квартиру своего напарника и валялся под героином на паркете, прижимая к себе сумку со всеми ценными знаниями. Все, что они собрали с Касданом, — все было для одной цели. И его проба героина, последняя проба 24 декабря, тоже на благо расследованию. Седрик тихо усмехнулся. Не каждый может похвастаться таким бурным Рождеством. В квартире не царил дух праздника: не было ни елки, ни банальных украшений. Спокойная аура, поглощающая его сознание. Так же, как и «папаша». Он смог задать совершенно другой темп жизни для наркомана, темп игры, которая завлекла их обоих в глубокое болото, откуда не было выхода. Как и с этого пола. Тело не слушалось, боль в ноге уже давно не волновала голову, затуманенную веществами. Рука лишь сильнее сжала ягдташ в последний раз перед тем, как Волокин провалился в пропасть своей тьмы.       Голоса нашептывали ему сладкие речи о наркотиках, о гашише, о расследовании, не давая оторвать реальность от видений, они даже во сне преследовали парня. Кошмар каждый раз повторялся в разных воплощениях, но и в этот раз ему не удалось полностью затмить здравый смысл. Сквозь сон прорывался другой голос, грубый, низкий, родной.       — А, чтоб тебя! — шаркающие шаги хозяина дома, обходящие его стороной, лишь на секунду задерживающиеся возле неподвижной туши на полу. Седрик все слышал сквозь дрему, но не мог открыть глаза или сделать хоть какое-то движение. Или не хотел. Он предвидел заранее реакцию Касдана на его выходку. Легкий звон столового прибора, чертыхания напарника. Шприц уже давно находился в мусорке, как и пакетик, в котором еще оставалось небольшое количество героина. Парень ждал, когда его наконец пнут или растормошат, прочитают лекцию или ударят как следует. Так было бы правильно. Наказание за очередную промашку. Хотя Седрик никогда не промахивался в своих словах и предположениях, но сейчас явно не ожидая сильных рук, что подхватили его тело и понесли в другую комнату. В своем полусонном сознании брюнет даже усмехнулся: старик был далеко не слаб, несмотря на свой возраст. Эти же руки стянули с Волокина грязную рубашку и штаны, оставляя лежать обнаженным на кровати. Через секунду русский открыл покрасневшие глаза и посмотрел на дверь с легкой улыбкой. Он и не знал, что еще остался в этом мире хоть кто-то, способный его понять. Судьба была слишком коварна для того, чтобы рассказать парню о своих планах и оповестить о встрече с мужчиной, который перевернет его жизнь и откроет другую сторону той. Сторону дружбы, доверия, уважения и даже чего-то большего. Напарник был настолько же близок к его мировоззрению, насколько и далек, он никогда не раскрывал свои потаенные мысли. Две потерянные во времени личности, пути которых пересеклись на тропе убийств. С самого начала расследования, с того момента, как этот мужчина подошел к нему на пустыре возле реабилитационного центра и поздоровался — уже тогда в голове Волокина что-то щелкнуло.       Рука сильно сжала подушку, как будто это была сумка с документами. А Касдан все не возвращался в комнату, видимо, не желая тревожить наркоманский сон парня. Заботливо укрытый одеялом, Седрик думал о том, что все же нужно встать и поговорить со стариком о его поездке в колонию, а также объяснить свой побег из больницы в стены его родного дома. Только что он мог сказать? Как жутко испугался, проснувшись под капельницей и не найдя Лионеля в своей палате, или как чуть не расплакался при рождении в голове мысль о том, что его бросил близкий человек? Уже сейчас, сидя на кровати, Воло вспомнил минуты, когда нашел записку от «папаши» на прикроватной тумбочке. Он и обрадовался, как дурак, и обиделся, что его не взяли с собой, и испугался, ведь мужчину просто-напросто могли там убить или сдать легко на органы. Кажется, этот момент был так давно, где-то месяц назад. Вся его жизнь текла в прошедшем времени, как бы он не стремился жить в настоящем. Возможно, его психолог все же был прав.       Заставив себя подняться с кровати усилием воли, Волокин сразу посмотрел на часы, тикающие на рабочем столе бывшего сыщика. Почти 12 часов ночи, однако, прошло не так много времени с его отруба. Босиком русский бесшумно прошелся по паркету, останавливаясь около приоткрытой двери в ванную комнату. В стиральной машинке уже полоскались его вещи, а Касдан испарился из дома, оставляя его пустым и бездушным. Никакой записки оставлено не было, значит, скоро должен приехать. Седрик налил себе чашку отрезвляющего кофе и приблизился к окну, отодвигая штору в сторону. Снаружи все было тоже тихо, машина старика уехала вместе с ним. Раз уж брюнет встал, нужно было заняться новыми, пока горячими данными о расследовании, но не было совершенно никакого желания. Выпив лишь половину разогревающего напитка, парень пошел осматривать квартиру армянина, отмечая простоту обстановки, просторность помещений и скопившуюся на полках пыль. Старик здесь только существовал и явно не стремился ухаживать за собственной квартирой. Его жизнь, как и жизнь Воло, существовала за пределами четырех стен, в черте кровавых событий. Седрик снова перебрался в спальню и наткнулся взглядом на полки с книгами. Прикосновение к первой из них, по психологии войны, вызвало цепную реакцию: в замке провернулся ключ, оповещая о возвращении хозяина квартиры, сразу же прошедшего в ее глубины. Парень тихо усмехнулся и убрал руку от книг, усаживаясь на теплую кровать. Ему даже понравилось несколько минут бродить голым по квартире Касдана и рассматривать вещи, близкие сердцу того. Но ключа к нему он здесь не найдет: Лионель всегда носит его с собой и никому не доверяет. Прошло еще несколько минут перед тем, как русскому надоело ждать прихода мужчины и он сам толкнул его, читающего в гостиной, в плечо.       — Не дашь мне чистую одежду, папаш? — брюнет улыбнулся довольно и уселся на подлокотник дивана, внимательно смотря на удивленного напарника. Тот наивно полагал, что непоседливый мальчишка отсыпается после «ночных приключений».       — Я как раз недавно отправил ее в стирку. Подождешь. Нефиг было блевать на свою, — с совершенно серьезным выражением лица отметил Касдан, возвращаясь к чтению. Неужели тот не хотел с ним ни о чём говорить? Прежде, чем задать следующий вопрос, Воло уловил взглядом пузырек с лекарственным препаратом на столе, а руки сами потянулись к нему.       — Это ваши колеса? Суботекс. Мой старый знакомый, дешевый заменитель героина, — парень осмотрел еще раз упаковку и поставил ее на место, возвращаясь в распоряжение напарника. Тот скользил по нему взглядом, очевидно, мысленно подбирая и выстраивая верную формулировку. Это больше всего и нравилось Седрику: мужчина почти никогда не задавал неправильных вопросов, а если и задавал, то Воло их переиначивал на свой лад.       — Зачем ты сделал этот укол?       — По личным причинам, ‒ русский пожал плечами совершенно безразлично и подсел поближе, поддаваясь вперед к старику и стараясь разглядеть информацию, что была распечатана на листах.       — Мог бы придумать отговорку и получше, — Касдан сделал глоток своего кофе и вернул кружку обратно на стол, усаживаясь в нормальную позу на диване.       — Я не подсел снова. Всего один раз, — растрепав волосы на своей голове, парень улыбнулся Лионелю и взял из его рук документы. — Что вы откопали? Но, к его удивление, документы перекочевали обратно в руки армянина, а затем и вовсе были сложены и убраны подальше от взгляда Воло. Тот даже не успел возмутиться, лишь приподняв бровь, как был сухо прерван.       — Больше ты не притронешься к этой дряни.       — Я не думал, что бумага относится к запрещенным веществам, ‒ несмотря на серьезный тон Касдана, Седрик с усмешкой сверкнул светлыми глазами и рукой потянулся к листам, прикрытым диванной подушкой.       — Я не шучу, Воло, — крепкие пальцы сжали с силой его запястье и согнули руку в локте. Взгляд серых глаз мужчины был направлен на него. Русский нашел в них все, кроме злости. Там скрывалась забота, волнение, некая нежность — то, что никогда не было знакомо парню, прежде не видевшего эти чувства в других людях, никогда не замечавшего их в отношении к себе. Он вырос в мире, где любое проявление слабости каралось жизнью. Наркотики с детства вершили его судьбу, создавали ощущения экстаза, заменяли человеческое тепло, любовь. В них сочеталась гамма приятных ощущений с невидимой болью от своей зависимости прежде всего. Соскочить с иглы означало нырнуть в настоящий мир и постараться в нем не утонуть. Попытка это сделать и болезненный провал, чтобы затем неожиданно обнаружить новую причину держаться на плаву и бороться. Её напарник не раскроет Касдану. Не сегодня, не в эту ночь.       — Не волнуйтесь, всего лишь невинная шутка. Это была последняя встреча с дилером, — с некой неохотой Волокин вырвал свою руку и все же вытащил листы с текстом. Он всегда добивался того, чего хотел. Чтение было довольно увлекательным, Лионель успел нарыть полезную информацию по их расследованию. Да еще и бокал с явными отпечатками пальцев одного из врачей Асуньона.       — Вы времени зря не теряли, я смотрю. Понравился хор? Хотя думаю, что вы заснули на половине представления, — в ответ он услышал лишь тихую усмешку, подтверждавшую слова Седрика о скучном, но таинственном мероприятии. Мужчина поведал ему все, что с ним произошло, совсем немного собственных впечатлений о колонии, остальное четко по делу. Тем не менее от внимательно слушавшего брюнета не ускользнул взгляд армянина на больную ногу. Ну конечно же, парень сбежал из больницы с только что зашитой ногой и уже был готов ехать дальше, к последнему нацисту из их списка.       — Нет, сегодня мы отдыхаем. Несмотря на то, что ты уже спокойно ходишь, я не хочу подвергать тебя риску, — Лионель положил документы по расследованию обратно в свою сумку и пошел в ванну выключать стиральную машину. С недавних пор, когда напарник оставлял русского одного, в душе тому становилось не по себе, начинали снова терзать грязные мысли, воспоминания. Именно тогда он влип по-крупному, он слишком сильно привязался. Новый наркотик в его жизни, название которому еще не было дано, хотя его состав давно известен.       — Это ты… — тихо прошептал Волокин и скользнул пальцами по своей левой руке до локтя, рассматривая следы от уколов. Они последние. Старик не даст ему скатиться вниз по накатанной, на последний круг ада. Эти слова звучали в голове как молитва, как будто ему наконец-то дали шанс на искупление своих грехов. Его помиловал Господь. Мизерере.       — Вот, держи, — на диван приземлились свежие спортивные штаны и белая футболка, которые русский сразу же натянул на холодное тело, поблагодарив Касдана. Спать не хотелось, бодрствовать тоже. Тишина не давала покоя его мыслям.       — Почему вы так негативно относитесь к педикам? Из-за христианских верований или на то есть своя причина? — вопрос давно назревал в голове парня, но все не хватало времени его задать. Не то место, не то настроение. Мужчина, сидевший рядом, дернулся и весь напрягся. Волокин попал в точку — это была явно одна из ненавистных тем.       — Потому что это противоестественно и грязно. Человек портит себя и совершает греховное падение в глазах других. А, к сожалению, гомики вокруг нас... Мерзость.       — Значит, дело только в этом? Наркотики тоже мерзко и грязно, они отравляют душу и кровь человека. И конец всегда с ними один, — проскользнули видения о старике-нацисте, который не мог сделать ни одного движения без героина, без укола. Его черные вены, дряхлая плоть, плотно обтягивающая кости — вот где крылось зло. - Убийства, педофилия, массовые пытки детей. Там настоящее падение, Касдан.       Его напарнику нечего было возразить на эти слова, он просто не мог их отрицать. Посвятив всю жизнь армии, а потом полицейской карьере, армянин видел кошмар вживую, стоял перед лицом смерти.       — Ты прав, Воло. Но тем не менее ты сам настроен гетеросексуально, у тебя есть невеста. Если ее можно так назвать, — мужчина наконец-то повернулся к нему лицом и серьезно посмотрел в перламутровые глаза напротив. — Разве тебе не будет противно, если твоей задницы коснется какой-нибудь педик?       Воло не удержался и рассмеялся во весь голос от слов старика. Он в своей жизни, видимо, повидал намного больше, чем армянин за 60 лет существования. Взгляды женщин его интересовали, конечно же, гораздо больше, но Седрик никогда не стремился отрицать то, что мужчины тоже стремились приударить за его красотой. Только вот никакого ответа не получали, впрочем, как и выплеска в виде хорошего удара кулаком в челюсть.       — Я человек современных взглядов, папаша. Мне наплевать на ориентацию человека, если он хорошо относится ко мне, — русский пожал плечами и на всякий случай отошел подальше от дивана, примостившись на подоконнике. Когда дело касалось нежелательных тем, Лионель всегда реагировал резко и раздражительно — яркая защитная реакция. — Сейчас в мире есть такое понятие как бисексуальность. И нашим и вашим, игра на два лагеря, с мужчинами и с женщинами. Как бы вам не было противно, я отношу себя к ним.       Удивленное выражение лица Касдана можно было сейчас распечатать на принтере и прикрепить на видное место. Армянин молчал, но его взгляд и эмоции говорили сами за себя. Седрик его разочаровал всего одной брошенной фразой про ориентацию и разрушил их доверительную связь, которая сейчас осколками впивалась в сердце парня. Губы растянулись в легкой улыбке, а глаза наполнились пустотой. Каждый шаг в сторону двери отдавался все более громким биением больного сердца. Последние попытки доказать, что Господь даровал ему прощение.       Последние напрасные попытки.