Скажи, ты умеешь жалеть? «Ах, да», — ухмылка в ответ. А душа твоя может болеть? Ах, да — у тебя её нет.
Всё покрыла темнота. Густая, тянущаяся, ползущая чёрными мазками по полу. Она забирается на постель, обвязывает нитями тонкие кисти, стягивает руки/ноги, запрещает двигаться. Хаиль ничего не чувствует, только огромную пустоту перед собой, пробивающую тёмный потолок и взмывающую далеко в небо, где нет звёзд. Прошло три месяца, как его не стало в её жизни. Три месяца Хаиль блуждает по нескончаемому лабиринту, ведущему в никуда. За окном ночь сменяется днём, тень заливается новым слоем тени, а девушка словно застряла в чёртовом дне сурка. Каждый день пытается собраться, сконфуженно стараясь улыбнуться себе в зеркале, но видит только белёсый шрам от швов на груди. Пусть сколько угодно отгораживается от жизни, запирается в своей квартире, но его уже никуда не деть — не стереть, не замазать. Навечно отпечаталось раной до самого сердца. Самыми кончиками подушечек пальцев Хаиль касается грубой бледной полосы. Горло стягивает леской, режет кожу. Она сжимает кулак у себя над сердцем, с радостью бы его совсем выдрала, но может только хрипеть и часто-часто моргать ресницами, чтобы глаза, наконец, перестало щипать. С того самого дня не может позволить себе заплакать. Если заплачет — это будет обозначать её проигрыш. Значит, она окончательно потеряла себя. Кто-то начинает упорно звонить в дверь. Трезвон будто в самой голове отдаётся, зажмуриться заставляет. Девушка тяжело сползает с кровати, еле переставляя ноги, добирается до гостиной и пропадает в прихожей. Серое полуденное солнце беспощадно просачивается через закрытые плотные шторы, напоминает о жизни за ними. Хаиль слабыми руками отпирает замок и впускает в дом Хосока. Тот с радостью прыгает в тёплое помещение, намокшим воробушком стряхивает с себя мелкую морось кристальных капелек и насмешливо наблюдает, как подруга, сморщившись, начинает от них отбрыкиваться. В тонком лиловом топике на узких лямках и в коротких шортиках ей наверняка стало прохладно. — Взбодрись! — улыбается Чон, стягивая с себя промокшую под дождём куртку и подвешивая её на блестящий хромом крючок. Не нагибаясь, сбрасывает кожаные ботинки и подходит к девушке. Бледное лицо, чуть сгорбленная спина — это совсем не та хохотушка, которая его вечно подкармливала и мешала работать, просиживая всё свободное время в его личной конуре. Хосок цепляет пальцами длинный спутанный локон О и недовольно цокает языком. — Ну и что это такое? — бурчит мужчина. Уже почти час дня, а девушка до сих пор даже расчесаться не задумывалась. Он у неё не был всего лишь день, потому что вчера допоздна пришлось задержаться на смене, а тёмные волосы подруги успели превратиться в куриное гнездо. — Так дело не пойдёт! Схватив насупившуюся Хаиль за ладонь, Чон ведёт её внутрь квартиры и заставляет сесть обратно на кровать. Быстро нарыв в туалетном столике массажку, он вскарабкивается на мягкие подушки и принимается бережно перебирать спутавшееся нечто. Брюнетка молчаливо рассматривает на полу ковёр, водит взглядом по теням и радуется, что теперь Хосок хотя бы занавески раскрыть не пытается. Её так сильно раздражает солнечный свет, раздражают смеющиеся люди за окном, болтающие о всякой бесполезной чепухе. Хаиль ощущает мягкие поглаживания по плечам, тёплые касания к шее, как мужчина медленно втягивает запах её ромашкового шампуня. Друг приходит к ней чуть ли не каждый день, заботится, готовит еду и заставляет хоть немного не забывать о себе. Девушка вернулась к себе в квартиру и практически не выглядывает на улицу. И если бы не Улыбашка, Хаиль бы давно загнулась, потому что кроме него О никого к себе не подпускает. Ей совестно быть слабой и расстраивать этим близких людей, а в особенности отца. Говорит всем, что она в порядке, что ей просто нужна передышка, прийти в себя после продолжительной комы. Но уже настала глубокая осень, а Хаиль всё ещё не научилась жить заново. После того как Хосок помог девушке привести себя в порядок, он заставляет её похлебать немного свежеприготовленный супчик с лапшой. Пусть мужчина забивал на себя и своё питание, но не позволит своей подруге загнуться с голоду. Больно смотреть, как она с холодным видом ковыряется в бульоне и почти ничего не ест. — Хаиль… — серьёзный голос девушку не трогает. — М? — мычит она, продолжая наматывать на палочки длинную молочную лапшу. — Ты его так сильно любила? — с болью в голосе спрашивает Чон. Он бы себе язык откусил, пережевал и выплюнул, но вмиг забывает о чём думал, когда О вскидывает длинные ресницы и впервые за долгое время смотрит с осознанностью. Словно за эти месяцы она вообще на него взгляд не бросала. Так сильно дух вышибает, что мужчина жалеет о своём вопросе. В глазах Хаиль виднеется расколотая вселенная, растекающаяся по краям. Но она её настолько сильно держит, что у неё нет возможности вылиться наружу. Хаиль ему всё рассказала. Он бы ни за что не поверил, но сидя рядом с О сам чувствуешь, как в груди злые когти царапаются. Девушка вязко сглатывает, пытается что-то сказать, но из горла выскакивает только непонятное бульканье. Делает глубокий вдох. Дышит медленно, но запредельно рвано, словно борется с накатывающимся рыданием, но Хосок то знает, что его малышка не заплачет, не выпустит из себя съедающую кислотой боль — это всё, что у неё осталось. — Я так сильно его… — очередной хриплый выдох. Девушка откладывает столовые приборы и смахивает холодный пот со лба. Ей бы нужно выговориться, но она не может и слова выдавить. Всё накрепко в себе заковывает, цепями обматывает, замки защёлкивает. — Я его так сильно полюбила, что теперь не могу заставить себя ненавидеть. — Девочка, не дрожи так, — с надрывом шепчет Хосок. Он тянется через стол и с трепетом берёт в свои руки чужие ледяные пальчики. — Ты такая холодная. Девушка оказывается на сильных руках. Мужчина с лёгкостью подхватывает лёгкое тело и несёт его до дивана. Тащит из спальни тёплый плед и укутывает в него девушку. Хаиль пришлось заказать новый, потому что самый любимый остался тогда в его квартире. Не в его квартире. Ей уже не помочь. Представить невозможно, когда самые родные руки поднимают на тебя оружие. Получить от них пулю в сердце хуже, чем самолично в обрыв спрыгнуть. До ломоты в костях знобит. Одно упоминание о Чонгуке, и Хаиль словно под взбаламученную толщу воды ныряет, на голову давит, вот-вот и череп на пополам разлетится. Хосок её в свои сильные руки обрамляет, из стороны в сторону покачивает, хочет помочь, но знать бы чем. Он такого не переживал. — Тебе нужно вернуться к жизни, Хаиль. Судьбу не переиграть, ты должна двигаться дальше, — шепчет на самое ухо. Девушка притихает — слушает. — Я знаю, какая ты сильная, самая упорная малышка, которую я мог только знать. Возвращайся на учёбу. Я так подумал… ты можешь без особого труда пробиться в NIA, через своего папу. Работая там, ты сможешь противостоять организации «F» напрямую. Честно говоря, я бы не хотел, чтобы ты туда лезла, но это правильно. Моя Хаиль бы именно так и поступила. Она бы до последнего боролась. Загляни поглубже в себя и вспомни, кем ты хотела быть. Секунды врезаются в кожу ядовитыми иглами, из них просачивается кровь, затапливает диван под обмёрзшим телом. Брюнетка запускает пальцы в тёмную шевелюру, тянет себя за волосы и прикрывает веки. — Там пусто, — произносит она, ощущая в себе шумящие ветра. — Внутри меня всё выжжено! Там нет меня! — срывается девушка на хрип. Хосок её ближе прижимает. В себя втискивает, по голове поглаживает. — Тише, — говорит. — Представь, что ты феникс, и настоящая ты восстанешь только после пепла. Ещё сильнее, ещё прекрасней. Хаиль выворачивается и утыкается в чужую футболку носом. Зелёная ткань пропитана запахом стирального порошка с оттенком морской волны. Дышит, будто кислородом наполняется, вновь осознавая, как этот человек важен для неё. Мужчина старается не думать о том, как приятно ощущать в своих руках маленькое женское тело. Старается отогнать любые мысли, но получается с трудом. Надоедающая девчонка начала ему нравиться уже давно, привлекая своим незаурядным характером и проворством, но сейчас она разбитая вызывает у него трепет. Хочется задержать дыхание. Хочется стать для неё настоящей стеной, дать новый смысл для того, чтобы продолжать жить. И он не знает, какие страшные мысли сейчас рождаются в когда-то светлой голове. Не знает,в какую сторону подталкивает. У Хаиль созревает план, граничащий с настоящим безумием. — Ты правда считаешь, что я смогу? — поднимая голову, девушка смотрит прямо в глаза, пробирается до самой глубины. В душу заглядывает. Помятое лицо хмурится. Видит ли она там, что хочет узреть? — Держа в руках мечту, оно станет твоим самым сильным оружием, — уверяет друг, сводя брови на переносице. — Только моё самое сильное оружие ударило меня в спину. — Расскажи мне о нём? — Страшно спрашивать рассыпающегося человека о подобном, но Чону очень хочется узнать, как можно полюбить кого-то без души. Оставить всё за спиной и броситься ему помогать — искренне, не прося ничего взамен. Практически вслепую. — Нет, не надо, — девушка внезапно вырывается из объятий Хосока и подскакивает на ноги. Ей вдруг резко стало нечем дышать. Хватает ртом воздух, но в лёгкие он не поступает. Перед глазами всплывает расплывчатый силуэт, поднимающий пистолет. Размывчатое лицо очерчено дымкой, и она его вспоминать не хочет. Она не выдержит ещё один ледяной взгляд чёрных бесчувственных глаз. — Он говорил, что больше не хочет возвращаться в ту тьму. Больше не хочет быть тем, кем был. Я же хочу запомнить его с живо-бьющимся сердцем под моими руками. Мне так больно, когда я думаю о том, что он сейчас, может быть, ходит где-то и убивает людей, совершенно не осознавая своих поступков. А самое ужасное, что его нашли из-за меня. Я его привела к ловушке. Я виновата, что из него снова душу вынули. Хаиль оседает на пол и закрывает лицо ладонями. Чувствует, словно шрам по швам ползёт, наружу внутренности грозиться выпустить. Она не должна была снова об этом думать. — Ты ни в чём не виновата! — вскрикивает Хосок, не способный выдержать вида самой близкой подруги. Она под его ногами сгибается, на части сыпется, а он даже руки протянуть не может, потому что девушка сквозь его пальцы песком уходит. — Если всё, что ты говорила правда, то всё было заранее подставлено, а ты вообще в их планы не входила. Ты оказалась в ужасной истории, но это ты жертва. — Хватит, пожалуйста, я не могу! Мне больно! БОЛЬНО! — Брюнетка поднимает голову и словно не в себе кричит. Красиво нежное лицо искривляется, и раздаётся первый всхлип. Горло спазмы не отпускают, а Хаиль пальцами за брюки друга хватается. Она в пропасть падает! — Я обещала ему биться за него! Я обещала Чонгуку защитить его, но я не смогла! — Прошу, прекрати, — зря он всё это затеял. Не стоило бередить совсем свежие раны. Только девушке нужно было выплакаться, но она не плачет, все непролитые слезы таит на глубине чернеющих зрачков. Мужчина присаживается к девушке и встряхивает её за подрагивающие плечи. — Я должна была умереть! Не верю, он не мог просто промахнуться! — Хаиль, — всё пытается привлечь внимание. Но девушка его не видит, словно сквозь смотрит. — Он должен был проверить, что попал точно в цель! — Хаиль… — у Хосока сжимается сердце. Мотает головой, отгоняя страшные картинки. Как можно было стрелять в его маленькую девочку, этого не должно было вообще случиться. Он не должен был тогда позволять ей уходить вместе с этим зверьём. — Должен был проверить, что я погибла! Я… Хосок больше не может этого слушать, в его уши врезается не крик, в его уши О кислоту заливает. Своей просьбой он сорвал черту, ему и предотвращать последствия. Мужчина резко наклоняется вперёд и врезается своими горячими губами в губы девушки. С силой напирает, кусает с жадностью. Раздвигает ледяные уста языком, и его вмиг ошарашивает по позвоночнику электрическим разрядом. Он всего лишь хотел отрезвить, взять неожиданностью. Хотел, чтобы девушка пришла в себя, но сам забыл, кто он есть. От неожиданности Хаиль замерла и перестала дышать, рвано вталкивая в себя отравленный воздух. Поэтому она и позволила на несколько бесконечных для мужчины секунд себя с упоением целовать. Чон понимал: возможно, такого больше никогда не произойдёт. Они отшатываются друг от друга одновременно. Губы огнём горят, словно с них кожа слезает. Брюнетка касается их кончиками пальцев и видит перед собой отражение собственной эмоции. Её друг так же в недоумении распахивает глаза, его грудь сильно вздымается, а взгляд с очень расширенными зрачками абсолютно потерян. Нет-нет-нет! В голове бьётся. У Хаиль с ресницы срывается одинокая слеза, она разбивается о поверхность побледневшей щеки и скатывается к шее. — Что ты наделал? — шепчет она, а у Хосока сердце на куски раскалывается и ненужной пылью по стенам оседает. — Ты стёр его последний поцелуй.◊ ◊ ◊
Через пару недель О Хаиль восстановилась в университете. О случившемся у неё на квартире брюнетка предпочитала не вспоминать и просто делала вид, что никакой близости между ней и лучшим другом не происходило. Иначе она просто свихнётся. Девушка сосредоточилась только на одной конкретной цели. Продолжала ходить на пары, пропадала в каморке Хосока, задабривала охранника-аджосси вкусненьким чайком — всё стало как прежде. Как до встречи с Чонгуком. Можно было подумать. Порой возникало ощущение, что все прошлые месяцы были просто кошмарным сном, и никакого юноши с глубоким чёрным взглядом не существовало. Но если бы это было так, Хаиль была бы прежней, могла смело улыбаться и подшучивать над одногруппниками. Но всё изменилось. Хаиль забросила фотоаппарат, не смотрела людям в глаза, не замечала лиц, с которыми разговаривает. Стала хмурой и необщительной. Её раздражали улыбающиеся ребята, которые могли часами обсуждать какую-то глупость и теряли время на очередные сплетни о новых «возлюбленных» в их учебном заведении. Сидела на заднем ряду и хмурила брови на щебечущих девушек спереди. Всё время ждала, когда, наконец, закончатся длинные пары и она сможет отправиться на работу к отцу. О Джэхён всё-таки разрешил дочери практиковаться в NIA, радуясь, что его любимая девочка наконец выбралась из своего панциря и начала чем-то интересоваться. Но не знал, что единственное сокровище само лезет в опасные дебри, разыскивая всю возможную информацию о докторе Ким Тэхёне и его лаборатории. Оказалось, что эта организация и разведка были очень связаны. На рабочем месте Джэхёна можно найти много чего интересного. После неприятно громкого звонка Хаиль всё со стола смахивает в небольшой рюкзак и выходит из аудитории. Вернувшись снова к своей группе, она не смогла там найти свою «бывшую» подругу. Оказалось, что Дара после того случая с неразделённой любовью перевелась в другой университет и больше никто не знал о её местонахождении. Девушка ни с кем связь не поддерживала. Ли Ян же теперь обходил О стороной. А Хаиль и не настаивала на своём общении. Теперь для неё такие глупости не имели никакого значения. На университетской парковке возле старенького шевроле, укутавшись в тёмно-серую парку, ждёт Хосок. Из-за участившейся непогоды и ледяных осенних ливней, он теперь три раза в неделю отвозит девушку на практику в своём личном автомобиле. Девчонка прыгает в салон и радуется, что не успела промокнуть и получить пару обворожительно-ледяных капель за шиворот. — Готова к труду и обороне? — весело спрашивает Улыбашка. — Угум, — мычит Хаиль, сплетая пальцы в нервный комок. Она очень надеялась, что хоть сегодня ей удастся залезть в нужные материалы и узнать точное местоположение злополучной «F639». А ещё лучше карту. — Не вижу энтузиазма! — наигранно жизнерадостно восклицает друг, но позже тяжело вздыхает и возвращает внимание к дороге. Тут нечем ответить. Девушка играет с огнём. Играет с собственной судьбой, обрекая себя на печальный исход. Она не может сказать Хосоку, чем на самом деле занимается, иначе всему настанет конец. У неё отберут единственное, что держит О на плаву. Авто минует контрольный пункт и останавливается возле высотного здания. Она не поднимает головы. Хмурым взглядом пол испепеляет. — Ну, я пошла, — мямлит Хаиль и выныривает на прохладный воздух. Тонкая курточка не особо спасает от резвых порывов ветра, и поэтому девушка торопиться побыстрее оказаться в здании. Но стоит только сделать пару шагов, Хаиль назад тянут. — Подожди, — выдыхает Хосок, сцепляя свои пальцы с чужими тонкими.◊ ◊ ◊
Химера крепко сжимает руль руками, скрипит об него кожаными перчатками и несётся по дороге со сверх разрешённой скоростью. Внедорожник скрипит шинами, громко рычит мощным двигателем, привлекая к себе внимание гражданских. Его не останавливает ни дорожный патруль, ни полиция. И когда автомобиль приближается к месту назначения, его пропускают через охраняемое ограждение, не спрашивая пропуска, ещё издалека поднимая бело-красный шлагбаум. Чонгук глушит мотор и, хватая с соседнего сиденья белую маску, скрывает под ней лицо, натягивая на голову чёрную бейсболку. На стальном теле чёрное одеяние, похожее на не длинную по колено мантию, а под ней спрятан заряженный ствол с запасными магазинами. Снимает предохранитель и снова прячет в скрытый карман. Вытаскивает из зажигания ключи и медленно поднимает взгляд на двор строго охраняемого объекта. Недобрый сощуренный взгляд спрятан под тенью, но это не значит, что его обзору скрывается вид на подъехавший к главному входу шевроле. Химеру всего передёргивает, когда из незнакомого транспорта на улицу выбегает девчонка, придерживая расстегнутую куртку от сильного ветра. Это она. Спустя много месяцев за секунды по профилю узнаёт. Внутри неприятно желудок скручивается. Понимает, что оплошность совершил. Не задел жизненно важных органов, раз успели спасти. Чонгук не ждал того, что когда-то снова эту девушку встретит. Он помнит всё до последнего момента, буквально всё вчера произошло. Помнит на вкус алые губы и фантомные ощущения её изгибающегося тела под своими ладонями. Помнит свои чувства к Хаиль. Но почему же ему сейчас так холодно, а в груди вьюга воет. Странно сейчас смотреть на неё из-за толстого бронированного стекла, словно на абсолютно незнакомого человека. Чонгук старается разобраться в себе, достать из глубины то самое ценное, что у него было. Почувствовать, что так усердно рвётся наружу, однако дотронуться не выходит. И начинает ужасно злиться на себя. Брюнет со злости бьёт по двери справа кулаком, мысленно заставляя своё сердце успокоиться. Он с каждой секундой начинает всё больше распухать, грозясь просто взорваться, заполняя всё твоё существо прогнившей чёрной кровью. Чувство, будто в химере ещё один человек сидит, диктуя свои порядки и путая в ощущениях. Тем временем из авто выбирается и знакомый мужчина, которого Чон с трудом припоминает, но его смазливое лицо сразу пускает по крови неприятные ощущения. Мужчина в два крупных шага достигает Хаиль и хватает её за кисть, разворачивая к себе и что-то говоря, чего брюнет, естественно, не слышит. Чонгук ещё больше втискивается в тень, хмурит брови. А потом просто плюёт на всё, закрывается в себе, засовывает все чувства обратно в клетку, заливая всё тёмным бетоном, и резкими движениями покидает внедорожник. Он двигается к «паре», чтобы пройти мимо и подняться по ступеням, отстукивая по асфальту тяжёлыми берцами. Но внезапно его к земле гвоздями приколачивает. Чонгук впивается взглядом в руки мужчины, которые невесомо опустились на скулы девушки, чуть погружаясь в шелковистые густые волосы. Их отчаянно ветер трепет, прикрывая лицо и создавая вуаль между. Между ней и ним. Даже не догадывается, что её убийца стоит всего в десятке метров. И тут знакомый-незнакомец наклоняется к Хаиль и нежно накрывает её губы своими, аккуратно вжимая маленькое дрожащее тело в себя. Вдох-выдох. Что-то внутри надламывается и истекает. Чонгук не может разобрать руины внутри себя, не может взглянуть, что это там так сильно треснуло, отдаваясь по всему телу пробирающей вибрацией. Секунда. Две. Три. Двигайся, чёрт побери! Всё летит к чертям, когда чужие руки спускаются ниже, оплетают узкую талию, прижимают к себе. А Хаиль безвольно веки прикрывает. Дыши. Дыши. Дыши. Химера опускает взгляд в пол. Он спрятан маской, но ощущает себя, словно кожу заживо сняли и все внутренности на обозрение выставили. Словно под прицелом тысячи автоматов — двинется, а металлическое тело станет одним кровавым месивом. Чон не понимает почему. В голове полнейшая пустота, но душа кричит так, что её невозможно не услышать. Наизнанку выворачивает. Почему у человека с железным сердцем душа плавится?