Рыцари Старой Республики 2: Тень Ревана

      24.       И, разумеется, Кондор отобрал у пришельца вибромеч. И, разумеется, зарубил нападающего. И следующего, и следующего. И бесконечную вереницу теней с одинаковыми лицами, что приходили и приходили из пустоты тумана.       А когда неизвестная и грозная «она» перестала справляться совсем, и бесконечность закончилась, Кондор увидел, что на полу никого нет. Никого и ничего: ни трупов, ни крови, ни даже отпечатков ног.       - Но… почему? — спросил он, опуская дрожащий меч. — Как это может быть? Ведь я победил… столь многих.       - Так выглядит любая победа, — негромко отозвалась Крея. Женщина так и стояла посреди зала, словно свершившаяся бойня никак её не касалась. — Поражение имеет суть. Победа — порыв ветра.       - Я не позволил им убить вас, — напомнил мародёр, слегка досадуя на отсутствие благодарности со стороны спутницы.       В конце концов, он действительно спас ей жизнь. Здесь… и, вероятно, на Малакоре: без Кондора женщина даже не могла запустить двигатели «Чёрного ястреба». С самого начала он служил Крее, как дроид, следовал за ней, подчинялся приказам… не имел собственных устремлений.       Почему он вообще увязался за ней? Потому, что она оказалась первым разумным, кто позвал его за собой? Потому, что своим явлением на Малакоре женщина доказывала, что Кондор — не единственное разумное существо в мёртвом пепельном мире?       Но по планете бродило множество копателей-рабов. Кондор видел их на соседних участках, в шлюзах, в бараке…       Мародёр посмотрел на голый песок зала. И усомнился в своей памяти о Малакоре и его обитателях.       Бред. Бред, бред… но что, если вся его память — только сон? Мысль, лишённая сути.       Включая Крею?       Для мысли нет невозможного.       Крея может быть лишь сном Кондора. Но и сам Кондор может быть сном Креи. Что, если она реальна, а он нет? Что, если она позволяет ему, порождению своей мысли, иметь подобие воли? Иллюзию выбора? Силы? Для забавы, очередного неведомого эксперимента?..       Но что, если нереальны оба беглеца, а реален некто третий, другой? Тот, кто должен находиться вне этого странного сна.       Или же... Для мысли нет невозможного, мысль не знает границ и расстояний. Тот, кто реален, может находиться совсем рядом.       Но как распознать того, кто реален, среди мыслей, которые только выглядят, как люди?..       - Никак, — сухо сказала Крея. Видимо, последнюю мысль мародёр проговорил вслух. — Реальность — порыв ветра.       - Нет, — отозвался Кондор. В нём всё отчётливей просыпалось желание обзавестись собственным мнением. — Реальность, победа — всё это порыв ветра, пусть. Но победитель… победитель…       Он никак не мог сформулировать забрезжившую мысль, что-то не давало ему связать воедино два очень простых, самых очевидных наблюдения.       Как всегда, Крея пришла на помощь:       - А, — сказала она с привычной высокомерной интонацией. — Ты хочешь увидеть лицо победы? Смотри!       Кондор проследил за указующим пальцем. На полу у их ног, там, где только что никого не было, лежал шахтёр с сожжённой грудью. Мёртвое лицо его выглядело совершенно заурядно, до боли уже привычно. Никаких признаков «победы».       Лицо раскрыло глаза и скривило губы в ухмылке. Кондор понял, что совершенно точно знает слова, которые сейчас услышит.       - Вы убиты, — сказало лицо, — я живой.       «Это сон», подумал Кондор, закрывая глаза, «но это не мой сон. Далёкий, чужой безумец живёт в моей голове и смотрит свои безумные сны, думает свои безумные мысли. Нам не место с ним в одном теле.»       ...Если только всё не обстоит наоборот. Что если это сам Кондор занимает место в чьей-то чужой далёкой голове? И Крея ведёт его за собой, чтобы…       Нет. Нельзя думать. Когда задумываешься, становится только хуже. Мысль — порыв ветра. Победа… победа тоже. Но победитель, победитель может остаться реальным, даже если у него украли победу, как Реван украл её у Мандалора Наивысшего, там, на борту яхты, зависшей посреди пустоты…       Реван украл победу, потому что владел Силой.       Реван был Силой.       Сила — порыв ветра.       Кондор раскрыл глаза. Труп шахтёра исчез. Песок исчез тоже. Под подошвами скафандра тусклым обсидиановым светом мерцала поверхность прозрачного пола.       - Ты должен держаться, — сказала Крея.       Пол треснул под его ногами. Одна линия, другая… Кондор безучастно наблюдал, как тонкая паутинка наливается силой.       «Я должен держаться», подумал человек в скафандре.       Обсидиан наконец лопнул. Кондор успел сгруппироваться в падении, и даже попытался компенсировать импульс отбоем, но удар пришёлся на поясницу. Броня смягчила сотрясение.       Он упал в заледеневший насквозь сугроб, сполз в рыхлый бурый снег. Красная-красная кровь брызнула изо рта вместе с кашлем, капли застывали на лету. Пар дыхания расцветал причудливыми и ломкими ледяными цветами.       Когда Кондор поднялся на ноги, Крея уже стояла рядом. Он не заметил на ней ни повреждений, ни даже просто следов падения. Женщина что-то спросила, Кондор не понял слов.       - Нет, — ответил он по наитию, полагаясь на бездумный и верный инстинкт, — боль — всего лишь порыв ветра.       Крея одобрительно кивнула, и он решил закрепить успех:       - Боль, страх, голод — всё это…       - Знай, — резко сказала старуха, — что в сравнении с его Голодом, твой — ничто.       Разумеется, попытка действовать сознательно оказалась ошибкой. Но Крея подарила ему новый кусочек мозаики, и через некоторое время Кондор снова нарушил молчание:       - Он — тот, кто реален?       - Реальность — порыв ветра.       - Здесь — да.       - Но где мы? — гораздо мягче, чем прежде, произнесла Крея.       Кондор задумался.       «Вас трое...»       «Вы убиты...»       - Мы в станционном морге, — уверенно сказал он.       - А. Выходит, мы мертвы?       «Я живой, а вы...»       - Нет, — медленно ответил мародёр, озираясь в морозном мареве. — Нет, мы живы. Мы пришли сюда… за ней.       Алтарь, кенотаф, прозекторский стол?.. Возвышение в центре комнаты. Свечи ледяных сталагмитов по периметру. На возвышении — тело женщины.       Вернее, девушки, совсем молодой, миниатюрной: тонкий плащ облегал тело, почти не скрывая деталей. Лицо было накрыто капюшоном, тёмно-вишнёвым, как вязаная шаль, подаренная слепому на рынке.       Кондор помотал головой, отгоняя морок, и подошёл к возвышению. Он боялся, что под тканью спряталось то самое бесконечно трафаретное лицо, но нет: внешность у незнакомки оказалась действительно незнакомой. И миловидной… если не считать того факта, что девушка была слепой: вместо глаз на Кондора смотрела гладкая кожа пустых глазных впадин.       Внешность это нисколько не портило, но мародёр всё равно непроизвольно отодвинулся и разжал пальцы. Капюшон скользнул на место, закрывая верхнюю часть лица.       «Как жаль», подумал Кондор, «единственный живой разумный в этом бреду — и мёртвый».       В тот же миг девушка на алтаре крупно вздрогнула и раскрыла рот.       - Моя жизнь — твоя!.. — простонала она на выдохе. Ледяные цветы рассыпались яркими искрами.       Кондор сперва отшатнулся, но сразу же кинулся к девушке, подхватил невесомое тело в тонком плаще.       - Моя жизнь… моя жизнь… жизнь! — рыдала незнакомка, выворачиваясь из его металлических рук.       Он чувствовал внезапное и необъяснимое сродство со слепой девушкой, пытался зажать её хрупкие ладони, удержать, согреть. Судорожно озирался по сторонам, искал хоть что-нибудь, чем можно укрыть от мороза.       И вдруг понял, что девушке вовсе не холодно.       Она кричала всё тише, успокаиваясь на глазах, пока крик не превратился в шёпот, а шёпот — в кроткое сопение. Щёки быстро розовели, сведённые судорогой мышцы расслабились, кожа дышала теплом.       Девушка спала.       Кондор облегчённо выдохнул. И не увидел пара изо рта. Ледяная покойницкая перестала быть холодной. Мародёр повернулся к спутнице:       - Крея! Смотрите: она жива! Я думал… Тот клон, он сказал: «одна в морге». Я ведь думал… А она — просто спит!       - О нет, — ответила старуха, приближаясь. — Она проснулась.       - Что это значит? — растерянно спросил Кондор.       - Это означает, что рядом пробудился зверь. Совсем иной зверь.       - Вы говорите… о Владыке Голода?       Мгновение Крея молчала, то ли удивляясь его несложной догадке, то ли прислушиваясь к пульсу внешнего мира. Затем проговорила:       - Оставь… это. И уходи. Немедленно.       Вместо ответа Кондор распрямился, прижимая к себе мирно сопящую девушку. Он вовсе не хотел вставать на пути неведомого и грозного «Владыки Голода», но и бросать слепую незнакомку не собирался ни при каких обстоятельствах.       Крея вздохнула. Подошла вплотную, положила руку на грудь девушки, совсем близко к горлу. Ладонь проскользнула под плащ. Кондор напрягся было, но старуха не пыталась причинить вред, просто щупала пульс.       - Если ты попытаешься помочь каждому страждущему в галактике, — негромко произнесла она, — то лишь ослабишь себя… и ослабишь их. Только внутренняя борьба, только собственные победы могут принести воздаяние.       - Победа — порыв ветра, — так же тихо отозвался Кондор.       Женщина поджала сухие губы:       - Она ранена. Ты не донесёшь её на корабль в одиночку.       - Что я должен делать?       - В следующем… отсеке ты встретишь человека. Глупца, жаждущего свободы и готового принять её из чужих рук. Предложи ему сделку. Предложи ему свободу. Он покажет тебе, как пройти к кораблю. Затем можешь пренебречь своей частью сделки.       - Нет... Нет. Крея… — мародёр замешкался, подбирая слова. — Вам не обязательно оставаться, мы могли бы…       - Ты полагаешь, я собираюсь отдать свою жизнь за твою? — сухо спросила женщина. — Глупец! Знай, что подобного не случится никогда. Я должна сделать то, что собираюсь сделать, не для твоего блага.       - Но этот Владыка Голода... я не знаю, но... он же вас уничтожит!       Пальцы Креи, так и остававшиеся на груди незнакомки, сжались. Старуха подняла руку.       В её ладони лежала рукоять джедайского светового меча.       - Я не безоружна, — с глухим торжеством провозгласила женщина.