***
Весь день в управлении Штольман потратил на улаживание огромного количества формальностей, вызванных самоубийством задержанного. Под конец рабочего дня Яков Платонович был готов самолично расписаться под любой бумагой, пусть то будет даже признание в убийстве несчастного вора на доверии Красилова, лишь бы уже закончить эту бумажную волокиту. А по самому делу о похищении рубина он так и не продвинулся. Домой статский советник отправился позже обычного. В квартире на Невском проспекте было совсем тихо, когда туда вернулся хозяин. Казалось, даже дверной колокольчик прозвенел тише обычного. Отдав пальто, котелок и трость Настасье, Яков настороженно поинтересовался, все ли ладно дома, не случилось ли чего. Служанка заверила, что все в полном порядке. Хозяйка устала и рано ушла в спальню. Софьюшка чувствует себя хорошо, и день ее прошел в обычном режиме. Успокоившись, Яков распорядился подать легкий ужин и направился в спальню. Зайдя в комнату, жены он там не обнаружил. В кроватке дочки тоже было пусто. Тревога снова закралась в сердце статского советника. Быстро выйдя из спальни, Яков Платонович отправился в кабинет. Если Анны с дочкой не будет и там, он перевернет весь город, но найдет жену. Отворив дверь кабинета, Штольман облегченно выдохнул. Сидя в его кресле, Аннушка держала на коленях Софьюшку. Судя по явно бодрому настроению, барышня Штольман категорически отказывалась отправляться в кроватку, где ей уже полагалось видеть десятый сон. Молодая мама тихим успокаивающим голосом читала дочери книжку со сказками. Сама же Софья Яковлевна всячески помогала маме переворачивать страницы, не заботясь особо о том, успела ли ее маменька закончить читать. - И вот в тот самый миг, когда царь уже готов был отдать приказ… - Анна оборвала чтение на середине предложения, подняв взгляд от книги на скрипнувшую дверь. Увидев мужа, женщина поднялась из-за стола и спешно подошла к нему. Софьюшка, увидев отца, радостно заулыбалась и потянула к нему ручки. – Яков, как хорошо, что ты пришел. А я уж начала беспокоиться. Время позднее, а тебя все нет. Но я понимаю, служба дело такое. Все же, мы очень волновались. - Бумаг много пришлось оформлять из-за смерти Красавчика, - обнимая и целую жену, ответил Яков Платонович. А после взял на руки дочку, которая тот час же крепко обхватила шею отца. - Соскучилась она по тебе. Вот ведь папина дочка растет, - тихо засмеялась Анна, а после добавила: - Никак не хотела засыпать. Мы с ней уж полкнижки сказок прочли, а она все никак не успокоится. Похоже, хоть и маленькая, а тоже беспокоится о тебе. Знает уже, во сколько ты приходишь. - Ну, простите меня, девочки мои дорогие. Софи, а ты почему не спишь? Тебе ведь уже пора. Давай, моя родная, мы с мамой тебя спать положим, - Яков внимательно посмотрел на довольное личико дочери и направился в спальню. Анна поспешила за ним. - Ефим говорит, что послезавтра можно Софьюшку в детскую переводить. Там почти все готово уже. Как ты думаешь, долго она привыкать будет спать без нас? – спросила молодая женщина. - Мы же все равно будем дочку укладывать. Она быстро привыкнет. Ничего страшного. Пора уже. В спальне Яков уложил девочку в кроватку, поцеловал на ночь. Ушел за ширму и быстро переоделся в домашнее. Выйдя, посмотрел на жену. Анна склонилась над кроваткой, нежно что-то нашептывая Софьюшке. С распущенными волосами, в домашнем платье из невесомого хлопка молодая женщина была так неотразима, как бывает не всякая царственная особа в лучших своих нарядах. Подойдя к жене, статский советник тихо привлек ее к себе. Присев на краешек кровати, Штольман усадил жену к себе на колени и с удовольствием спрятал лицо на ее груди. Анна обняла мужа, прижимая голову его к себе. Зарылась тонкими пальчиками в жесткие темные кучеряшки, кое-где уже побитые сединой. Как же он устал. Она будто бы чувствовала под пальцами тяжелое движение огромного количества различных мыслей, что роились в голове Якова. - Расскажи мне, что сегодня произошло? Ты так устал сегодня, - тихо произнесла женщина. - Все пустое, Аня. Я не представляю, где мне искать этот камень. Но я обязан найти того, по чьему приказу рубин был похищен. На его совести смерть не только Колпакова, но и Красилова. Он записку оставил. - Записку? - Да. Написал, что ему все равно не жить. - Почему он так написал? - Аня, он же вор. Настоящий вор не позволит себе испачкать руки в чужой крови. На это есть другие люди. - И что? Его могли убить из-за этого? - Нет, но вот какова была бы его дальнейшая жизнь – это большой вопрос. Его бы могли начать нанимать для разных темных делишек, доходящих и до убийств. А там все одно – рано или поздно его бы убили. Не полицейские, так свои же. Несколько минут Анна посидела в задумчивсти. Потом вдруг встрепенулась: - Яков, ты же не ужинал. Пойдем, тебе обязательно нужно поужинать. Нехотя отпустив жену, Штольман поднялся. В столовой Настасья уже накрыла легкий ужин. Анна налила себе и мужу чай, присела за стол. Неожиданно резко подскочила на месте и быстро вышла из столовой. Вернулась через пару минут с листком бумаги в руках. - Я же сразу тебе хотела сказать, да как-то не получилось. Вот, - молодая женщина протянула мужу листок, на котором был изображен господин, показанный ей духом Красавчика. - Аня, ты дух Красилова вызывала? - Да. Я же должна была тебе помочь. - Ты ведь знаешь, я очень переживаю, когда ты это делаешь. Еще и без меня. Ты стала трудно это переносить, я волнуюсь. - Ничего страшного со мной не произошло. Просто потеряла на несколько минут сознание и все, - как можно спокойнее сообщила Анна Викторовна. - Потеряла сознание? - Да, но это быстро прошло. Тебе совершенно не о чем волноваться. - Я так понимаю, убедить тебя больше этого не делать хотя бы без моего присутствия поблизости, будет совершенно невозможно? Хоть Настасью предупреждай, чтоб неподалеку была. - А она меня и привела в чувство, - увидев невысказанное возмущение в глазах мужа, Анна быстро сменила тему разговора: - Так что, ты знаешь этого человека? - Нет, но как будто видел где-то. Но вот где? - И мне тоже лицо показалось знакомым. Я не смогла вспомнить, где я его видела. Что ты собираешься делать? - Покажу утром портрет Давиду Абрамовичу. - Ты прямо с утра к нему поедешь? - Да. А что, ему что-то передать? - Нет, я с тобой поеду. И Софьюшку с собой возьму. Там у него недалеко от ювелирного есть такая хорошая лавка с разными детскими вещичками. Я хотела туда заглянуть. - Полагаю, ты все равно туда поедешь, даже если я тебя с собой не возьму? – ответ на свой вопрос статский советник знал и так. – Ладно, поедем все вместе. Только тогда уж я сейчас записку отправлю Семен Семенычу. Он все равно мне завтра нужен будет. Вот пусть с тобой побудет, а потом уже и ко мне в управление придет. И не смотри на меня так, Аня. Я тебя без какой-никакой охраны все одно не оставлю.***
На следующее утро семейство Штольман полным составом отправились в ювелирный магазинчик Давида Цойрефа. Семен Семенович Ищенко ждал их у входа. Войдя внутрь, Яков приветливо улыбнулся спешащему к ним ювелиру. - Яшенька, что? Есть новости? Доброе утро, Анна Викторовна, малютка Софи, - поприветствовал вошедших старый мастер. - Не совсем новости. Вот, взгляните, Давид Абрамович, - Штольман протянул портрет, нарисованный Анной, - не знаком ли вам этот господин? - Да как же? Очень хорошо знаком! - Да? И кто же это? - Так это Павел Петрович. Брат Ростислава Петровича. Заказчика. Камень мне Ростислав Петрович и принес. А с ним брат приходил, вроде как куда-то тут рядом шел, вот и заглянул. Еще все у меня булавки для галстука рассматривал. - Давид Абрамович, а фамилия этих братьев как? – вкрадчивыми голосом спросил Яков Штольман. - Сенежские. - Это купцы Сенежские? - Они самые. - И Павел – это старший брат у них? - Да. Старший. Но, Яков, почему ты спрашиваешь про них? И откуда у тебя портрет? - Простите, Давид Абрамович, мне сейчас нужно на службу. Анна, ты хотела в какую-то лавку еще зайти, тебя проводить? – повернулся Штольман к жене. - Нет-нет, я сама дойду. Ты поезжай. Семен Семенович меня проводит. - Яков, не волнуйся, мальчик мой. Я все равно хотел предложить Анне Викторовне выпить чашечку утреннего кофе. И хочу показать малютке Софи одну презабавнейшую вещицу, - неожиданно поддержал Анну Давид Абрамович. - Что же, тогда до вечера, родная, - Яков, совершенно не стесняясь присутствия старого ювелира, поцеловал сначала жену, а затем и дочь, после чего откланялся и вышел на улицу, впустив с улицы немного морозного воздуха. - Анна Викторовна, пойдемте. Ваш заказ полностью готов. Я думаю, супруг ваш будет рад такому подарку. Но вы, голубушка, не обессудьте. Я с вас полной стоимости сей вещицы не возьму. Так что с вас сто рубчиков. - Давид Абрамович, я прекрасно понимаю, сколько стоят одни лишь камни. Я должна вам не меньше двухсот рублей. - Камни у меня были куплены раньше, все никак в дело их пустить не мог. А потому даже не спорьте. Сто рублей. - Нет-нет, я отдам вам полную стоимость. - Анна Викторовна, не обижайте старика. Я вполне могу позволить себе сделать для вас хорошую скидку, чем я и пользуюсь, - с этими словами ювелир подошел ко входной двери и, выглянув наружу, что-то быстро сказал Ищенко. После чего увлек Анну вглубь магазина. Софья Яковлевна с большим интересом слушала весь разговор и одновременно пыталась рассмотреть внутреннее убранство магазинчика.***
Спустя три дня в полицейском управлении в кабинете Штольмана собралась весьма интересная компания. Тут был и Давид Цойреф, и братья Сенежские, и супруга статского советника Анна Штольман. В коридоре ее дожидалась верная Настасья, пытавшаяся всячески удержать маленькую Софи Штольман от попыток попробовать на вкус великое множество различных предметов, разложенных на столе у дежурного. Дабы удержать малышку от дальнейшего посягательства на чернильницу, дежурный, довольно улыбнувшись своим мыслям, достал из ящика стола карамельного петушка и торжественно вручил дочке начальника. Настасья, здраво рассудив, что петушок будет получше чернильницы, сняла обертку и позволила маленькой Софи всласть насладиться лакомством. - Господа, я собрал вас здесь сегодня для того, чтобы рассказать весьма интересную историю, - начал было Штольман, но тут же был прерван старшим братом Сенежским. - Позвольте, господин хороший. Брат сказал, что у вас есть информация касательно рубина «Кровь дракона», что был похищен из ювелирного магазина Цойрефа. Так о каких историях может идти речь? - А вы не спешите, Павел Петрович. Всему свое время. Поверьте, история более, чем занятная. Итак, полгода назад ваш брат, Ростислав Петрович, - Яков кивнул младшему Сенежскому, - приобрел редкий камень – рубин «Кровь дракона». Купил за немалые, надо отметить, деньги. Ни много, ни мало, а стоимость камушка оценивалась в полторы тысячи рублей. Если кто не знает, такая цена была запрошена за рубин не просто так. Дело в том, что, по официальной версии истории этого камня, за все годы своего существования сей камень еще ни разу не стал причиной пролития крови. По преданию, тот, кто будет носить перстень с рубином, ради которого не пролилась ни одна капля крови, будет привлекать удачу и везение в торговле. Сразу могу вас разочаровать, Ростислав Петрович. Рубин «Кровь дракона», что вы купили за такие деньги, хоть и очень дорогой, но далеко не такой уж безобидный. Как минимум три человеческие жизни на его счету уже имеются. Тут я должен благодарить своих людей, которые в течение некоторого времени собирали для меня информацию по этому камню. Так что, хоть я и не верю в подобные приметы, этот рубин удачи в торговле вам бы точно не принес. Однако, ваш брат, Павел Петрович Сенежский, искренне считал, что камень принесет настоящую удачу. Ведь вы несколько лет назад поделили напополам свое, некогда общее, имущество, отделив и торговые дела? Я не ошибаюсь? – Яков повернулся к Ростиславу. Тот лишь кивнул. - Так вот, после того, как вы отделились от старшего брата, ваши дела по-прежнему шли в гору, чего нельзя было сказать о вашем брате. У вас, уважаемый Павел Петрович, есть одна страсть, из-за которой когда-то страдало общее с братом дело, а теперь пострадал только лишь ваш капитал. Вы – игрок. И вы проигрались. Почти все свое состояние вы проиграли достаточно известному в узких кругах человеку. - Господин Штольман, вам известно, кому проиграл мой брат? – Ростислав Сенежский испытывающее посмотрел на Якова. - Да. Но, полагаю, если ваш брат захочет, он сам вам все расскажет. Я точно знаю, кому и сколько он проиграл. Но озвучивать этого сейчас не собираюсь. Мы тут собрались ради совсем другого. Итак, проиграв свое состояние, Павел Сенежский узнает, что его брат не только процветает, но и покупает себе талисман. Точнее, камень, который должен стать его талисманом, ценностью, что он передаст своему сыну. Талисман, что должен будет долгие годы помогать ему, его детям и внукам укреплять благосостояние семьи. И тут у вас, Павел Петрович, рождается хитрый план. Что может быть легче, чем выкрасть камень? И тогда это будет уже ваш талисман. И ваше благосостояние будет расти и множиться. Но вот незадача, брат уже решил отдать рубин ювелиру, дабы тот сделал более качественную огранку и оформил камень в перстень. Что же делать? Нужно просто узнать, в какую ювелирную мастерскую Ростислав Петрович отдаст камень. Дальше все было очень просто. Вы пошли к ювелиру вместе с братом, а после наняли Красилова Георгия Степановича, более известного как Красавчик, чтобы тот выкрал для вас камень. И все бы шло по вашему плану, если бы Красилов не убил помощника ювелира. Итак, господин Сенежский-старший, у меня к вам только один вопрос. Где камень сейчас? В доме у вас его нет. Где он? - Все, что вы тут наговорили, это полный бред! Не было этого! – сорвавшись на фальцет, крикнул в лицо Штольману Сенежский-старший. - Вы и сами прекрасно знаете, что это все чистая правда. Где камень? - Вы не можете наверняка все это знать! - У нас был свидетель, со слов которого был нарисован ваш портрет. Вот этот, - Яков вытащил из папки портрет, принадлежащий руке его жены. - Кто это рисовал? Меня никто не видел! - Вы уже признались, неужели вы еще не поняли этого? Где камень? - Я продал его. За две тысячи рублей. В нем все равно не было уже никакого смысла. Кровь этого помощника, которого убил дурень-Красавчик, уже запятнала историю камня. Какой теперь из него талисман? А так хоть деньги выручил. - Эти деньги, полагаю, вы тоже проиграли? - Нет, не все. Немного еще осталось. - На сим, господа, наше собрание я считаю оконченным. Дежурный! – окликнул Штольман, дверь отворилась, в кабинет заглянул городовой. – Проводите задержанного Павла Сенежского в кабинет к следователю Лукьянову. Он проведет детальный допрос по форме. А после в камеру его. Павел Сенежский тяжело поднялся со стула. Посмотрел на брата и молча вышел. Ростислав Сенежский потрясенно молчал. - Вы в порядке? – спросил Штольман мужчину. - Да. Нет, не совсем. Я не думал, что к этому может быть причастен мой родной брат. Давид Абрамович, простите меня. Я навлек беду на ваш магазин. Задаток, что я вам давал за работу, мне не нужно возвращать. И я хотел бы попросить у вас адрес вашего помощника. У него же семья осталась. Я хочу хоть как-то искупить свою вину перед ними. - Молодой человек, вы ни в чем не виноваты. Вы же не ваш брат. Поэтому задаток я вам вернуть обязан. Но, если позволите, в счет этих денег я подберу для вас перстенек из своих старых работ. Думаю, я угадаю с камнем, что станет вашим талисманом. Камни, молодой человек, имеют большую силу. Правда, не всегда эта сила действует во благо. А адрес я вам дам, приходите ко мне завтра. Я все подготовлю. Поверьте, вы останетесь довольны. - Спасибо, я приду. Господин Штольман, я могу быть свободен? – Ростислав повернулся к хозяину кабинет. - Да, господин Сенежский. Завтра после посещения Давида Абрамовича зайдите в управление. Спросите следователя Лукьянова. Нужно оформить кое-какие бумаги, нужна будет ваша подпись. - Да, конечно, я зайду. Всего доброго, - мужчина вышел за дверь. - А ведь мальчик очень подавлен, - протянул Давид Цойреф. - Еще бы, узнать такое о старшем брате, - произнесла молчавшая до того Анна. - Да, это так тяжело. А вы знаете, дорогие мои, ведь он совсем еще молодой человек. И не женат, как мне известно. А у Колпакова такая чудесная дочка. И на выданье. Он ведь, хоть и простой служащий, кое-какое приданное девочке собрать успел, сам мне говорил. Вот пусть этот купчишка и съездит к вдове Колпакова. А сопроводительную записочку я-то уж подготовлю, - подмигнул старый ювелир, собираясь уже покинуть кабинет. - Давид Абрамович, а я и не знал, что вы у нас сводник! – рассмеялся Штольман. - Что ты, Яша, я просто желаю счастья хорошим людям. А этот Ростислав – хороший человек. Не то, что братец его. - Давид Абрамович, мы с Яковом хотели пригласить вас послезавтра к нам на маленький семейный ужин, - улыбнулась Анна. - Непременно буду. Я хоть и стар, но помню, какое послезавтра число. И я очень рад, что внук моего друга наконец-то собирается отметить свой день рождения. - Да, это все Анна. Убедила меня. Но праздник и впрямь будет очень тихий. Приезжает дядя Ани и родители ее. Вот и все. Мы будем очень рады, если и вы придете. - Приду, мой мальчик. Буду очень рад познакомиться с членами твоей семьи. Уверен, они все очень хорошие люди. До встречи послезавтра, - попрощался мастер Цойреф и вышел. - А откуда ты знаешь, что дядя приедет? - Петр Иванович писал Виктору Ивановичу, а тот уже написал мне. Хотя мне кажется, что твой отец написал дядюшке про наш маленький праздник еще тогда, когда мы сообщили ему об этом. В любом случае, я очень рад, что мы соберемся все вместе. - Яков, объясни мне, как ты все это узнал? - Узнал что, родная моя? - Эту всю историю, что рассказал здесь. - Я привлек Франта и Ищенко к расследованию. После того, как ты отдала мне портрет Сенежского, мы установили его личность. А дальше уже дело за самым простым полицейским расследованием. Ну, и филеры мне очень помогли. - Понятно. Скажи, почему же мне лицо этого Павла Петровича казалось столь знакомым? - Все оказалось очень просто. У него был магазинчик на Невском. И иногда он там сам стоял за прилавком. Очень редко, но это бывало. А мы там несколько раз бывали. - Действительно, как все просто, - улыбнулась Анна. Неожиданно из коридора послышалась возня и звук звонкого детского голоса, явственно огласившего коридор полицейского управления. - Анечка, а где наша дочь? – вкрадчивым голосом спросил Яков Платонович. - Я же тебе говорила, за ней Настасья присматривает, - Анна смущенно отвела взгляд. - А где она за ней присматривает? – спросил снова Штольман, уже открывая дверь в коридор. Выйдя из кабинета, Яков Платонович даже остановился от неожиданной картины. Прямо к нему на нетвердых еще ножках, одетая, словно куколка, в теплый полушубок и пуховый платок, семенила его маленькая дочка, радостно смеясь. - Па-па! – звонко крикнула девочка, когда, наконец, добежала до отца, который тут же подхватил маленькое румяное счастье на руки. - Софьюшка, скажи еще раз, - попросил счастливый отец. - Папа! – более четко повторила девочка. - Простите, Яков Платонович. Мы тут шуметь не хотели, выходили во внутренний дворик управления погулять. Нас вот господин Рулькин туда проводил, - попыталась оправдаться Настасья, понимая, что шума маленькая барышня Штольман наделала изрядно. – А потом нам сказали, что вы, вроде как, закончили. Вот мы с Софьюшкой и вошли обратно. А то бы нас Анна Викторовна потеряла. - Ничего страшного, дочка вот первое полноценное слово сказала. И где? В полицейском управлении, - Яков довольно смеялся, тиская дочь. - И чего вы удивляетесь, Яков Платонович? Где вашей дочери еще первые слова говорить, как не в полиции? – улыбаясь, спросила статского советника супруга.***
26 января в доме на Невском собрались самые близкие для именинника люди. Из Затонска приехали Виктор и Мария Мироновы, из Парижа – Петр Иванович. Сдержав обещание, пришел и Давид Абрамович. Ювелир совершенно очаровал всех Мироновых. Не стала исключением и Мария Тимофеевна. А потому вечер был куда более приятный, чем можно было ожидать. Когда настало время поздравлять Якова, первым свой подарок вручил Петр Иванович. Подарок дядюшки был упакован в узкую длинную коробку и совершенно не вызывало сомнений его содержимое. Что же там могло лежать, как не какая-то разновидность холодного оружия? - Ты, крестник, потом открой. Чтоб Мария не видела, - тихо посоветовал Миронов-младший. Следующими поздравили Штольмана тесть с тещей. Что было упаковано в большую квадратную коробку оставалось тайной недолго. Заглянув внутрь, Яков обнаружил там небольшой резной ларец, внутри которого был умело спрятан сейф. - И украшать кабинет станет, и важные бумаги не пропадут, - смеясь, сказал Виктор Иванович. - Яков Платоныч, теперь позволь поздравить тебя и мне, - подошел к имениннику Давид Абрамович. – Вот эта вещь когда-то принадлежала твоему отцу. Незадолго до смерти твой дед передал ее мне с просьбой отдать тебе в день, когда тебе исполнится сорок два года. Не удивляйся, твой дед считал это правильным, а я никогда не оспаривал его правоту. Сказав это, ювелир протянул небольшую деревянную коробочку. Яков тут же открыл ее. На несколько минут повисло молчание, которое никто не решался прервать. Наконец, заговорил сам Штольман. - Аня, подойди, пожалуйста, - Анна Викторовна быстро подошла к мужу. – Смотри, родная. Это парный портрет моих родителей в миниатюре. В доме больше не было подобных парных портретов. Я и не знал, что это хранилось у деда. Яков достал миниатюру из коробочки и протянул жене. Анна Викторовна несколько минут рассматривала изображенных там молодых мужчину и женщину. - У тебя глаза твоей мамы, Яков. - Да, а так я больше похож на отца. Хотя, скорее на деда. Тут уже к супругам подошли все трое Мироновых, желая посмотреть на единственный портрет родителей зятя. - Теперь мой подарок тебе, мой родной, - Анна подошла к мужу и протянула ему деревянную коробочку, обитую синим бархатом. - Яша, я очень хочу, чтобы ты знал, что мое сердце принадлежало тебе с самой первой минуты нашей встречи. И так будет всегда, - с этими словами Анна, не стесняясь присутствия родителей, дяди и Давида Абрамовича, обняла и поцеловала мужа. Штольман открыл коробочку. На дне ее лежали небольшие золотые запонки, украшенные синими сапфирами. - Аня, это же дорого! - Ничего, я же давала уроки, вот и скопила. Не хотела залазить в наш семейный бюджет. Давид Абрамович взялся сделать эти запонки. Он же помог мне с выбором камня. - Да у вас, Штольманы, сапфир становится уже семейным камнем. Прямо-таки талисман! – хохотнул Петр Иванович. -Но это еще не все. Я обычно не пою. Но сегодня я хочу спеть для тебя, Яков. Этот романс мне очень хотелось спеть тебе еще четыре года назад. Думаю, ты поймешь меня, - Анна, краснея от смущения, подошла к фортепьяно. Присев за инструмент, молодая женщина заиграла негромкую мелодию и запела. Голос Анны Штольман хоть и не отличался силой и яркостью, но звучал проникновенно и необыкновенно нежно. Наполненный любовью к Якову Штольману, голос жены его проникал в самое сердце, заставляя его сжиматься от щемящей нежности, наполняя душу тех, кто слышал то пение, чувством благоговения перед чувством, что было причиной всего сущего. Не уходи, побудь со мною, Здесь так отрадно, так светло. Я поцелуями покрою Уста, и очи, и чело. Я поцелуями покрою Уста, и очи, и чело. Побудь со мной, Побудь со мной! Не уходи, побудь со мною. Я так давно тебя люблю. Тебя я лаской огневою И обожгу, и утомлю. Тебя я лаской огневою И обожгу, и утомлю. Не уходи, побудь со мною. Пылает страсть в моей груди. Восторг любви нас ждет с тобою... Не уходи, не уходи! Восторг любви нас ждет с тобою... Не уходи, не уходи! Побудь со мной, Побудь со мной!