Voluntate Dei

Холод напал на мир людей совершенно подло, подкрался на хрустких морозных лапищах и сковал весь Петербург разом, опрокинул на них чан ноябрьской промозглости прямо в середине сентября и подло хохотал, глядя, как люди и нелюди поспешно достают из пыльных шкафов пальто и шапки, тщетно кутаются в колючие шарфы. Первые жертвы упали с долгим противным насморком и лающим кашлем. Мороз ликовал и поддавал еще ледяного ветра в хмурые лица. Влад замерзал; бесовское тело, едва приспособившееся к жизни, страдало и коченело. Пару раз ему казалось, что пальцы отнимаются, коснись — отвалятся еще, так что лучше запихнуть руки поглубже в карманы и молиться. Он шатался по квартире с хмурой миной, не оставаясь на месте, обреченно мечась из угла в угол, чтобы от размашистых шагов стало теплее. За ним уныло следил Джек: адский пес не чувствовал холода, но и не грел. На шее висел амулет, лениво цокал обогреватель, но Влад все равно продолжал мерзнуть. Кутался в самое зимнее, что нашел в шкафу и напялил, нисколько об эстетстве не заботясь. В ход шли шерстяные носки от Ишим и клетчатые фланелевые рубашки Яна, от которых горько пахло сигаретами и чужим теплом. Ян тоже мерз — из солидарности. Будь у Влада бессмертное легкое тело, он бы запросто отключил восприятие холода и счастливо продолжал жить, посмеиваясь над незадачливым народом, кутавшимся в десять одежек. Но Ян был на редкость упрям в человечности, вечерами сгребал его в охапку, грея и греясь, позволял засовывать холоднющие руки под свитер, хотя и мученически заламывал брови и вздрагивал. Холод не отступал, отопления не было. Влад натащил себе десяток пледов, устроив из них замечательную нору, из которой он мрачно отдавал Яну распоряжения, пока тот с риском для жизни готовил какао. Не так уж плохо, как казалось поначалу — это можно было пить и отогревать о гладкие стенки кружки непослушные пальцы. Спасла их Кара. Завалилась, открыв дверь с ноги, раскрасневшаяся с улицы, наглая и бодрая, блестящая глазами. Каре все было нипочем, жалкие потуги русского генерала Мороза не могли ее победить. Влад кутался в теплые рубашки Яна (две за раз) и завидовал. Кара устроилась между ними на диване, осмотрела бледные лица, несколько слоев одежды, полапала Влада за ледяные запястья и присвистнула удивленно. Потом Кара вздохнула, чуть отстранилась от местами потертой замшевой спинки дивана и с хлопком раскрыла крылья. Вокруг зашуршали черные перья, огладили щеку, и Влад аж шарахнулся — он вдруг снова начал чувствовать; Кара нахохлилась, как сердитый воробей, и уверенно притиснула их ближе, приобнимая громадными мощными крыльями… Они были не теплыми — горячими. Пылающими, обжигающими. Какая-то особая магия таилась в них, которую Влад сейчас не смог бы объяснить, ему лишь так хорошо было, что они есть, что Кара есть — вот она, рядом, адский пламень, спрятанный за поджарой тушкой. Совершенно спокойно делится своим огнем, вспыхивающим где-то в груди, там, где Влад прижался — мерно стукало сердце. Внутри Кары спал вулкан. Влад замурлыкал. Денница, он правда замурлыкал. Краем уха услышал, как тихо и по-доброму смеется Ян. Кара натащила им на ноги один из его шерстяных пледов, потянулась и приволокла ближе журнальный столик, на котором серебряно поблескивал инквизиторский ноутбук. Какую-то бессмысленную семейную комедию они нашли в несколько кликов. — Может, слетать за чем-нибудь вкусным? — любезно предложила Кара. — Сиди! — в один голос взвыли Влад с Яном, крепко ее обнимая. И Кара сидела и ответственно пушила перья, от которых едва пар не валил, так она старалась.