***
Кисе не помнил, когда и при каких обстоятельствах получил он эту способность, но точно знал, что не похож на других детей. Возможно, он с ней родился, но научился использовать с той поры, когда его интеллект достаточно развился для осмысления понятия времени. Хотя это только догадки, сам Кисе никогда уже не сможет вспомнить, ведь детская память очень избирательна. Многие вещи могут казаться вам вечными и нерушимыми только потому, что вы не помните свою жизнь до них. Как будто это некая постоянная, которую невозможно убрать из вашей жизни. Так вот и Кисе не помнил, жил ли он когда-нибудь без этого и как он жил. Сейчас он бы просто ответил: «Наверное, так было всегда». Он временами задавался вопросом, обладает ли кто-то из его сверстников такой же способностью, но неизменно приходил к выводу: нет, не обладает. Иначе всё было бы слишком сложно. Хотя Кисе всё же искал в интернете какую-либо информацию по этому поводу, но не находил совершенно ничего. Только в фантастической литературе встречал он подобное, но фантастика на то и фантастика, а у него реальная жизнь… К тринадцати годам он уже сумел развить её достаточно, чтобы контролировать на уровне автоматизма. Кисе умел управлять временем. Но совсем не так глобально, как можно было бы подумать. Он не умел останавливать его или растягивать, как не умел перематывать время в будущее или хотя бы одним глазком заглядывать в него. Кисе, как никто другой, знал: судьбы нет, предопределения нет, будущее — просто белый лист. Его способность работала только в одну сторону — Кисе умел возвращаться в прошлое. Только в своё прошлое, конечно же. Навсегда стирая тот вариант будущего, который он уже прожил, словно вырывая страницу из дневника и начиная писать на новой, белой, совершенно чистой. Но он ничего не забывал. Все стёртые им варианты событий оставались в его памяти ценным опытом, который делал его куда взрослее сверстников. Кисе не помнил, как узнал о том, каким образом нужно возвращаться назад. Он просто откуда-то это знал. Тело само подсказывало. Это получалось у него настолько же просто и естественно, как и любому из нас просто поднять руку и пошевелить пальцами. Вы же никогда не задумываетесь о том, как вам это удаётся? Вот так же и с Кисе. Он просто умел это делать. В основном Кисе пользовался своим умением, чтобы провести с пользой время, растраченное очень глупо. Или наоборот: сначала выучить уроки и подготовиться к тесту, а затем посвятить эти же часы развлечениям. Родители были довольны: какой способный ребёнок растёт! Как быстро всё схватывает! Но они и представить не могли, сколько времени и сил на самом деле тратил этот ребёнок, невероятно упорный в своём стремлении развлекаться. Мотивировала его одна мысль: вот он всё сделает, выучит, а потом вернётся назад и будет отдыхать в своё удовольствие. К средней школе Кисе это надоело. Все его успехи в учёбе родители воспринимали как должное, каждую отличную отметку встречали не словами «молодец, хорошо постарался», а привычно брошенным «мы и не сомневались». С таким отношением у Кисе больше не было желания стараться, и он начал отлынивать. Зачем мучиться, когда никакой награды нет? Отличная учёба больше не была его целью. Среднюю школу он решил посвятить своим увлечениям. Старшей сестре даже не пришлось долго уговаривать его, чтобы он попробовал себя в модельном бизнесе. Кисе решил, что это был бы любопытный опыт. В конце концов, ему ничего не мешало просто вернуться назад и отказаться, если бы ему это пришлось не по душе. Но ему понравилось. Это было забавно и интересно, к тому же приятно было слышать слова, подтверждающие собственную привлекательность. Он даже начал получать удовольствие от осознания того, что стайки девочек теперь неизменно следуют за ним, куда бы он ни пошёл. Не то чтобы он так стремился найти себе пассию, просто это льстило. Приятно было перехватывать завистливые взгляды и чувствовать собственную значимость. Ему часто присылали письма с признаниями в любви, ещё чаще к нему подходили в школе и просили отойти для «важного разговора». Кисе не соглашался встречаться, но благосклонно позволял любить себя. Хотя он не верил их чувствам. Для него было совершенно очевидно, что мотивов у них было максимум два. Первый: встречаться с популярным парнем, да к тому же ещё и моделью — круто. Второй: девочкам нравятся красивые мальчики, эту простую истину он уяснил ещё с детства. Вообще, отношение Кисе к своим поклонницам было довольно настороженное. Он частенько видел их первый раз в жизни, а они умудрялись со всей серьёзностью заявлять, что любят его всей душой. Половина из них ещё и клялась, что конечно же не за внешность, а за «умный взгляд», «доброту и чуткость» или ещё какую-нибудь чушь, которую они уж точно знать не могли о Кисе. Он делал вид, что тронут, но больше всего в такие моменты ему хотелось закатить глаза и рукоплескать им за изобретательность. Обычно отношения развивались так: Кисе признавались в любви, он давал девушке шанс впечатлить его, соглашался «узнать друг друга поближе», но уже где-то через две недели ему начинали предъявлять претензии: — Кисе-кун, почему ты такой равнодушный ко мне?! — Кисе-кун, я думала, ты прекратишь флиртовать с другими девушками, раз у тебя теперь есть я! — Почему ты такой эгоист, Кисе-кун?! «Так пусть бы и выбирала себе верного, чуткого и заботливого парня, а не смазливую мордашку», — безразлично думал Кисе, устав ругаться по одному и тому же сценарию. Он не видел в этом своей вины, он ничего и не обещал. По правде говоря, к девушкам его не тянуло. То есть совсем. Но все его сверстники встречались с девушками, его популярности завидовали другие парни, каждый раз он слышал от родственников вопросы по поводу личной жизни и наверняка бегающих за ним девчонок. Кисе не хотел чувствовать себя белой вороной, поэтому просто делал, как все, смирившись с мыслью, что в будущем ему всё-таки придётся найти себе девушку. А ещё флиртовать было как минимум весело, поэтому он отгонял от себя мысли о грядущем и жил сегодняшним днём. Он никогда не беспокоился о возможности свершения ошибок: вернуться в прошлое и всё исправить — что может быть проще? Он хотел развлекаться и набираться опыта — и он это делал. Весной Кисе поступил в Тейко и поставил перед собой цель: опробовать все спортивные секции, прожить три года столько раз, сколько можно прожить их по-новому. Средняя Тейко понравилась ему с первого взгляда. Какое-то внутреннее чутьё подсказывало ему, что из одной этой школы он сможет извлечь столько опыта, сколько, возможно, ни один человек не получал и за всю свою жизнь. Когда Кисе изучал список секций, первой, на которую упал его взгляд, был волейбольный клуб. Он никогда до этого не играл в волейбол и потому очень нервничал. Когда их первый раз заставили построиться перед тренировкой, он так дрожал и бледнел от волнения, что тренер остановился рядом с ним, проходя мимо новичков. — Эй, малец, с тобой всё в порядке? — он хлопнул его по плечу, Кисе вздрогнул и поднял взгляд, до этого устремлённый на пол. Затем выпалил на одном дыхании, стараясь выглядеть храбрым, но в то же время бледнея ещё больше. Голос его сорвался. — Так точно! — Мы не в армии, расслабься, — добродушно рассмеялся тренер. — Как зовут-то тебя? — Кисе! Кисе Рёта! — ему на секунду показалось, что он забыл собственное имя. — Отлично, Кисе Рёта! Буду следить за твоими успехами, — глаза тренера были проницательными и добрыми. Этот человек на несколько лет стал наставником Кисе и поддерживал его ровно в той мере, в которой требовалось: не был слишком жесток к нему, но и никогда не выделял его среди других. Именно это ему и было нужно. Прежде чем вступить в клуб, Кисе провёл немало бессонных ночей, представляя, как это будет. Но, как это часто бывает, чем больше ты себе нафантазируешь — тем сильнее разочаруешься. Кисе шёл на первую свою тренировку с полной уверенностью, что потрясёт всех своим талантом. По правде говоря, он ещё мяч-то ни разу в руках не держал, но из-за своего честолюбия не мог даже представить, что у него это могло бы получиться не так хорошо, как у остальных. Когда тренер закончил со своей речью, у Кисе появились первые подозрения о том, что всё будет совсем не так уж и замечательно, как он себе напридумывал. — Двадцать минут бегом по залу! Короткий свисток тренера был сигналом для всех. Сначала Кисе бежал довольно бодро и ему удавалось держать один темп со всеми, но очень скоро первогодки начали заметно отставать от семпаев. Кисе старался держаться и не сбавлять скорость, но с каждой секундой становилось тяжелее и тяжелее, будто он начинал увязать в болоте. Единственное, что заставляло Кисе держаться, — стыд. Ему просто было стыдно признаться, что он выдохся, и потому он упрямо продолжал бежать. В толпе начинало раздаваться недовольное сопение, кто-то даже умудрялся в процессе бега ворчать хриплым шёпотом. Когда они остановились, пот уже пропитал майки насквозь, а лёгкие болели так, что их хотелось буквально выплюнуть. Это было ужасно и прекрасно одновременно. Кисе впервые почувствовал себя по-настоящему живым, ощутил своё тело, узнал, какое наслаждение можно испытывать от ломоты в конечностях и жжения в изнывающих мышцах. Оно того действительно стоило. По крайней мере, так Кисе думал в ту минуту. Он даже не подозревал, что бег — небольшая разминка перед началом силовой тренировки. Он чуть не плакал, стараясь не сбиваться и делать всё так, как показывает тренер. Некоторое время ему это удавалось. По крайней мере, до тех пор, пока не начались отжимания. Кисе уже после двадцатого раза хотелось сбежать с тренировки, после тридцатого — просто лечь на пол, после пятидесятого… После пятидесятого Кисе мало что помнил, сознание он не потерял чудом. Первая тренировка должна была выявить слабые звенья и отсеять тех, кто пришёл забавы ради. Тренер сразу хотел показать всем, что уповать на лёгкую жизнь в школьном клубе им даже не стоит. Уже на следующий раз количество пришедших в спортзал уменьшилось вдвое. Вопреки надеждам Кисе, ни на первой тренировке, ни на второй, ни на третьей мяч ему даже подержать не дали. Не доросли они ещё до того, чтобы играть. Сначала первогодкам нужно было хотя бы немного натренировать свои мышцы, и только к концу второй недели им начали показывать основные принципы игры в волейбол. В конце месяца они, кажется, начали понемногу играть. Всё это время слова тренера придавали Кисе сил. И хотя поначалу было очень трудно, постоянные провалы угнетали и заставляли терять веру в себя, Кисе не сдавался. Он через силу заставлял себя трудиться, делать всё, от него зависящее, — и вскоре это окупилось. Уже на втором году средней школы из отстающих он стал примером, пробился во второй состав и стал делать успехи. К третьему году он смог попасть в основу и даже сыграл в нескольких играх в рамках турнира. Он считал это первой своей настоящей победой. Кисе мог бы просто продолжить жить этим, поступить в старшую школу и не бросать занятия волейболом, но был у него один порок… Тщеславие. Но давайте простим ему это, читатель. Не такой уж и серьёзный грех для человека, который почти никогда не получал в должной мере похвалы за свои труды. Гораздо хуже было бы вовсе не использовать свой дар. Да, в каком-то смысле он жульничал, но давайте честно признаемся сами себе: а стали бы вы пользоваться такой способностью в подобных целях? Многие стали бы, я уверена. Вот и Кисе не давал ей пропадать почём зря. Он захотел вернуться. Вернуться назад, в первый год, когда он только-только перешёл в Тейко. Кисе захотел вновь вступить в волейбольный клуб и поразить всех своим невероятным талантом. Не важно, что тело пришлось тренировать вновь, именно тот бесценный опыт, который он получил и до которого дошёл своим умом — вот что сделало его одарённым волейболистом к третьему году. И Кисе вернулся. Второй раз он пережил момент вступления в клуб. И в этот раз он не дрожал, как маленький зверёк, но смотрел вперёд гордо и самонадеянно. — Что такое, малец? Сияем? — Так точно! — с дерзкой улыбкой крикнул Кисе. Тренер ухмыльнулся в ответ. — Вот и так держать! Как зовут-то тебя? — Кисе Рёта. — К третьему году станешь у меня капитаном, Кисе Рёта. Но Кисе не стал. Он продержался в клубе от силы восемь недель. Тому было две причины. Первая: телу было очень тяжело. Способности Кисе во много раз превышали лимит его физической силы. Нагрузки, которым он подвергал своё тело, были просто огромными. Но вторая причина была куда значительней для Кисе. Он с упоением наслаждался своими успехами не более полутора месяцев. Вначале это было здорово, да. Ловить на себе восхищённые взгляды, слышать шепотки девчонок, собирать толпы фанатов… Но вот, когда он уже спустя месяц после вступления оказался в основном составе, Кисе понял, что его интерес к волейболу начал пропадать. Стало скучно. Толку играть, когда даже третьегодки не могут дать достойный отпор? Им овладела апатия. Ему начало казаться, что зря он вернулся, зря стёр тот путь, который мог бы стать для него главным. Но дело сделано. Ещё раз прожить те же самые три года Кисе сил не хватит. В конце концов, он ведь и ставил себе конкретную цель: просто попробовать разные виды спорта. Кисе не ожидал ни того, что так привяжется к волейболу, ни того, что в одночасье он ему надоест. Кисе больше никогда не возвращался в самое начало первого года. Всё-таки начинать тренировки с нуля было довольно тоскливо. Поэтому он просто перешёл в другой клуб посреди года. Это был то ли бадминтон, то ли бейсбол — порядок клубов он уже не запоминал, но Кисе с тех пор привык к такой жизни, подсел на неё так, что вырваться из этого порочного круга уже не удавалось. Вот он переходил в новую секцию, тренировался до потери пульса, становился настоящим профи, возвращался назад, собирал лавры, и… И ему это быстро приедалось. Он выцеживал из нового хобби всё то, что оно могло дать ему, по-настоящему наслаждался результатом, но совсем недолго. И вот ему уже необходимо было что-то новое, чтобы поддерживать его интерес к жизни, давать новые впечатления. И каждый раз период счастья и эйфории становился всё короче и короче, а приходящая следом депрессия — сильнее и сильнее… Список клубов уже подходил к концу, и Кисе практически отчаялся найти то, что могло бы захватить его по-настоящему. Он понимал, что ему нужен достойный соперник. Такой, ради которого ему бы пришлось трудиться не год, не два, а всю свою жизнь. Тот, кто подпускал бы его близко к себе, но каждый раз оставлял на шаг позади. Спасительный маяк, сияющий вдали и призывающий следовать за этим светом. И вот, когда он уже почти готов был опустить руки… Это случилось неожиданно. Вместе с глухой болью в затылке пришёл образ молотка судьи, который резким стуком сопровождает оглашение приговора. Это было похоже на колдовство в старых детских сказках: «И вот на принца наложили чары: он влюбится в первого, кого увидит, открыв глаза». Кисе на пару секунд выпал из реальности, и прежде чем он успел отмотать время назад, чары уже подействовали. Сердце ухнуло куда-то к желудку, и опустевшая грудь болезненно сжалась. Его буквально разметал водоворот синих глаз. — Прости. Эй, ты ведь модель, Кисе Рёта? Обычно Кисе стирал такие мелкие, но досадные недоразумения. Но в этот раз у него даже не возникло мысли переиграть этот эпизод его жизни. Почему-то он чувствовал невероятную важность момента, а своей интуиции он привык доверять. Кисе не верил в любовь с первого взгляда, но почувствовал, что хочет сблизиться с этим человеком. Всё остальное было, как во сне, но образ потрясающего смуглого парня, лихо забивающего данки, навсегда отпечатался в его памяти. Теперь уже всё прошедшее не имело значения — Кисе просто вступил в баскетбольный клуб и буквально начал новую жизнь.Пролог
27 января 2017 г. в 19:19
Кисе родился в хорошей семье. Точнее даже будет слово «образцовый» — ведь именно такой она и была. С его семьёй в главной роли можно было бы снимать очередной сопливый фильм про собаку с умными глазами, которая помогает детям решать их детские проблемы, попутно спасая мир. Но собаки у них не было.
Были только мать, отец, две старшие сестры и маленький Рёта — единственный мальчик, — точно такой же белобрысый, как и все его родственники, начиная с тётушек и заканчивая двоюродными дедушками.
Жили они достаточно мирно. Даже если родители и ругались, то предпочитали уходить туда, откуда бы дети их не слышали. И если старшая Ренка родилась на заре их молодости, то средняя Миёши получила гораздо больше родительской опеки, что выразилось в легкомыслии и своенравности. Младший Рёта же был любимым сыночком. Он в равной степени был окружён заботой и строгостью опытных родителей.
Вообще, отношения Рёты и Миёши изначально складывались плохо. Они часто ругались, а затем шли ябедничать родителям. Тем зачастую сложно было встать на чью-либо сторону, и тогда Ренка на правах старшей сестры наказывала обоих, чтоб неповадно было. Рёта её любил и уважал чуть ли не больше родителей. Она была красива, умна, держалась как настоящая леди и при этом всегда умела постоять за себя. Рядом с ней все невольно начинали пытаться ей соответствовать.
— Кисе-кун, за тобой пришли! — воспитательница подозвала к себе малыша Рёту, но тот и сам уже услышал стук каблуков Ренки. Она улыбнулась и склонилась к нему, чтобы коротко поцеловать в знак приветствия. Рёта взял её за руку и уже собирался идти, как вдруг какая-то девочка подбежала к нему и обняла на прощанье.
Ренка старалась идти медленно, учитывая скорость маленького ребёнка, но тому всё равно приходилось быстро перебирать ногами, чтобы не отставать. Она бросала на него любопытные взгляды, но долго не решалась задать вопрос. Но наконец интерес одолел её.
— Как зовут эту девочку, Рё-чан?
— Мм… — Рёта задумался, смотря себе под ноги, но затем всё-таки вспомнил. — Нозоми-чан, я думаю.
— Она тебе нравится?
— Не знаю, — Рёта пожал плечами, засмотревшись на проходящую мимо дворовую кошку. Он протянул к ней руку, и она заинтересованно подошла ближе, но неожиданный шум с проезжей части спугнул её, и кошка юркнула в кусты. — Она хочет, чтобы мы поженились, когда вырастем, но я не хочу.
Его сестра мягко улыбнулась, но затем её выражение приобрело прежнюю серьёзность.
— А тебе кто-нибудь нравится в садике? — она присела на корточки и потрепала его по голове. Так интересно наблюдать за первыми успехами маленьких детей в познании мира.
— Да, нравится! Шо-чан. Я хочу на нём жениться, когда мы станем взрослыми.
Детская непосредственность всегда трогательна, но Ренка почему-то нахмурилась.
— Но ведь он мальчик.
Рёта удивлённо посмотрел на неё снизу вверх, искренне не понимая причину её недовольства.
— Нельзя так говорить, Рё-чан. Мальчикам должны нравиться девочки, а девочкам — мальчики, — она глянула ему в глаза и нравоучительно погрозила пальцем. Рёта не понял этого несправедливого порицания, как и не мог в таком возрасте понять сущность чувств, его одолевших: а были это негодование и обида. Не желая более ощущать осуждающий взгляд сестры, он зажмурил глаза.
Этого разговора не было.
Кошка прижала уши, услышав скрип шин по асфальту, и прыгнула в кусты.
— А тебе кто-нибудь нравится в садике? — сестра присела на корточки рядом с ним и потрепала его по голове.
Рёта отрицательно покачал головой и крепче сжал её руку.