The purge

      Кристине неуютно в этом странном месте, так не похожем на дом. С каждым днем все хуже и хуже. Невыносимо. Трис не посвящает в детали, и сложно винить ее за это, ведь Кристина сама выбрала свой путь. Она решила идти за Трис, прямо за Стену и до самого конца.       За ужином Четыре хмур и молчалив. Трис снова нет с ними, Калеб пытается поддержать беседу, а Питер, наоборот, не поддерживать, но их никто не слушает.       Кристина наблюдает за лидером — стоит ли теперь говорить, уже бывшим лидером, потому что эту роль Трис давно взяла на себя, — снова и снова, и девушку тошнит от собственного лицемерия. Не за Трис она шла за Стену…       Лучше бы тогда подстрелили не Тори, а ее. Так было бы честнее. Гораздо честнее, чем смотреть на того, кто никогда не будет принадлежать ей. Смотреть, давя свои грешные мысли в зародыше. Знать, что глядеть в эти ярко-синие глаза — это единственное, что ей остается. На большее нет никакого права. Каждый раз, когда ее лидер говорит с ней, — он искренен, ведь она ему друг, но для Кристины каждое произнесенное им слово будто паутина, которая опутывает ее все сильнее и сильнее. И задушит до смерти однажды.       Она так отчаянно хотела, чтобы он заметил ее. С первого дня, с того самого момента, когда сетка Бесстрашия окутала ее тело. Он был первым, кого она увидела во фракции, которой предстояло стать ее домой. Сможет ли она когда-нибудь забыть цвет этих глаз, синих — как два сапфира? Смотрящих так, будто он знает какую-то тайну, совершенно не подвластную ей.       Кристина ломается слишком быстро для той, чье имя стало номером один в списке неофитов. Когда во время очередной вылазки в зараженную зону видит, как члены Бюро загоняют в ловушку детей.       В ночных кошмарах смешалось все… Эти дети и те, кто пал от ее руки, когда Кристина находилась под действием сыворотки Эрудитов, — все стало сплошным морем крови. Кристина не может больше спать.       В одну из таких ночей, пытаясь покинуть ловушку собственных кошмаров, Кристина выбирается из комфортной кровати и выходит в общий коридор. Босые ноги ступают по холодному полу; на ней только ночная рубашка, но отчего-то девушку все это не волнует. Она идет прямо, понятия не имея, куда ее приведут собственные мысли, но точно зная, что сейчас ее цель.       В тонком клинышке света, падающем из коридора на ковер, Кристина с трудом различает неподвижную фигуру на узкой кровати. Сердце от возбуждения стучит паровым молотом.       Она нерешительно шагает через порог, подстегиваемая той же опасной силой, что подстрекнула ее окропить своей кровью угли Бесстрашия, так дерзко наплевав на результаты теста. Кристина подходит ближе.       Всего один взгляд — и она уберется.       Четыре лежит на боку, спиной к ней, мерно и глубоко дыша.       Во сне он не имеет ничего общего с тем стальным несгибаемым командиром, что отдает указания, не раскрывая рта.       «Молчи».       «Делай, что тебе говорят».       «Лучше. Ты можешь лучше».       Четыре оставил грубые черные ботинки у входа, и ей приходится ногой отодвинуть один. Раздается тихий шорох, но Итон не шевелится. Кристина отталкивает другой — все спокойно. Он крепко спит, и Кристина вздыхает с облегчением.       Ее ладони вспотели. Она вытирает их о ночнушку — и тут налетает на край кровати. Лучшая неофитка куда-то подевалась, затерялась. В комнате, в которой ей нельзя находиться, только девочка, убеждающая себя, что сейчас уйдет прочь.       Тобиас спит как убитый.       Теперь, когда она увидела его спящим, пора смываться.       Она пыталась. Честно попыталась, однако ноги несут ее к той стороне кровати, откуда она могла бы заглянуть ему в лицо.       Уилл спал точно так же. Рядом хоть петарды взрывай, а он не шелохнется. Только вот Тобиас «Четыре» Итон несгибаемый, будто созданный из крепкой стали, совсем не похож на мягкого добряка Уилла. Кристине всегда было удивительно, как он оказался в самой жесткой и жестокой фракции. Сама мысль сравнивать их кажется дикой. На этом месте ей должно стать стыдно, совестно перед погибшим Уиллом. Но стыда нет.       Кристина пожирает глазами точеный профиль: широкий лоб, угловатые скулы, идеально прямой нос. Конечно, как командир Четыре нередко попадал в переделки и столкновения, но ему везло: следов переломов не видно.       Что она творит?! Нельзя же бессовестно лезть к человеку!       Но рука так и тянется пригладить взъерошенные темные волосы.       Из-под одеяла показывается скульптурно вылепленное мускулистое плечо. Кристине ужасно хочется дотронуться до него. И вся дикость ситуации усиливает желание, адреналин затмевает разум. Как же все-таки сладок запретный плод…       Ну вот, окончательно сошла с ума. Лишилась остатков благоразумия! Ну и наплевать!       Сердце колотится так сильно, что закружилась голова. Неужели она решится на это?       Но ведь потом не будет ни раскаяния, ни сожалений.       Никаких эмоций. Эмоции давно уже осушили ее душу.       И ей все равно, что он подумает о ней. Даже о Трис нет мыслей. Трис настолько отдалила ее от себя, что навряд ли Кристина сможет простить ей это.       Перед глазами вдруг возникают раскаленные угли с Церемонии выбора.       Прямо перед ней. Кристина строго-настрого велит себе не прикасаться, не протягивать к ним руки. Но пальцы прямо-таки зудят. Сила воли тает, как масло на огне. Кристина ужасно устала метаться, обуздывать неугомонные ноги. Устала прятать себя в черном, потому что не знает, как справиться с собой. Кожа повлажнела от желания и ужаса, белые шлепанцы будто сами собой отлетают в сторону.       Немедленно обуйся!       Но она не слушается. Раскаленные угли обжигают холеные девичьи руки.       Кристина тянется к подолу ночной рубашки… Стаскивает ее через голову… Осталась обнаженной — дрожит то ли от холода, то ли от страха. И с потрясением наблюдает, как ее пальцы вцепились в одеяло и оттягивают его в сторону.       Даже когда одеяло ползет вниз, она продолжает убеждать себя, что не сделает этого. Но в груди уже знакомо пульсирует, а тело томится от желания.       Она осторожно приседает на матрас и медленно сует ноги под одеяло. О Боже, она сошла с ума! Полезть в чем мать родила в постель к Тобиасу Итону!       Итон же в этот момент тихо всхрапывает и переворачивается на другой бок, утащив с собой почти все одеяло. Глядя на его широкую спину, Кристина верит, что еще может незаметно удалиться. Немедленно убраться из его постели.       Но она не уходит, а припадает к Тобиасу, прижавшись грудью к его спине, вдыхая божественный мужской запах!       Четыре чуть дергается, сонно что-то пробормотав. Угли в ее руках невыносимо горячие.       Кристина обнимает его и осторожно гладит грудь.       «Всего минуту, — повторяет она себе. — Одну минуту — и я уйду».       Четыре чувствует обжигающее прикосновение. Трис, похоже, ощутила-таки укол вины и решила искупить свои слова таким не свойственным для нее образом.       Трис все гладит и гладит его грудь, и он не сразу понимает, что она голая. Мгновенно забываются все их размолвки. Кровь приливает к паху, а в голове мутно.       Прошла целая вечность после того, как они были вместе, и сейчас он умирает от желания.       Она потрясающе пахнет. Изумительный аромат. Чувственный. Манящий. Его бросает в пот. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что Трис раньше никогда не пахла так, но Итон уже и не помнит, когда так заводился от нее. Он поворачивается к ней. Стискивает попку. На ощупь она немного другая. Свежее. Более пухленькая. Есть что потрогать.       Его трясет от возбуждения, а она так хорошо пахнет. Теперь уже апельсинами. И груди… Полные, мягкие, теплые — настоящие сочные апельсины. Нежные губы прижаты к его губам, а руки гладят, ласкают, чуть пощипывают. Медленно спускаются вниз…       Тобиас едва сдерживает стон, жадно вдыхая горьковатый женский запах и понимая, что долго не продержится. Пальцы плохо повинуются ему, но хочется проверить, готова ли она.       Готова? Настоящий густой мед!       Стиснув зубы, Четыре наваливается на нее. Толкается внутрь.       С большим трудом. Уж слишком она тесная. Странно…       Сонная одурь постепенно рассеивается. Уходит, но похоти с собой не уносит. Он горит как в жару. Аромат мыла, шампуня и женщины воспламеняет. Он вонзается в нее снова и снова, глубоко, еще глубже, еще… И… Набрякшие веки с трудом приоткрываются…       Что?! Может, он еще не проснулся?       Четыре не верит глазам, увидев Кристину. Раскрасневшуюся, с растрепанными волосами, глядящую ему прямо в глаза.       Он пытается сказать что-то, но язык словно прирос к небу. Кровь бьет в виски, сердце выпрыгивает из груди. В ушах непрерывный гул.       Он взрывается и разлетается на тысячи осколков, столкнувшись с реальностью.       Поспешно и позорно сбегая от Итона, поджав хвост, Кристина мечтает только об одном — исчезнуть и оказаться как можно дальше от него, желательно на другой планете. Прячась под одеялом в своей холодной комнате, она не представляет, как утром сможет выйти отсюда и показаться ему на глаза.       Но утро наступает со звуками сирены, оповещающими о подъеме, и Кристина собирается на завтрак с поражающим спокойствием. Входя в столовую, она ловит себя на мысли, что улыбается знакомым и чувствует себя так, словно с шеи исчезла удавка, душившая ее долгое время.       Четыре появляется за завтраком через несколько минут после начала, а ведь опоздания ему так не свойственны, с его-то пониманием дисциплины. Под глазами у него залегли тяжелые круги, свидетельствующие о бессонной ночи. Какой тут сон после того, что произошло с ним… С ними… Ночью он едва не бросился бежать за Кристиной, но увидел на кровати маленькое алеющее пятнышко, и все мысли улетучились. Это пятнышко окончательно лишило Тобиаса почвы под ногами, а нежный запах преследовал всю ночь — уснуть он больше не смог.       Кристина наблюдает за Четыре исподтишка. От ее внимательного взгляда не ускользает, как командир бросает на нее быстрый взгляд, а потом порывистым резким движением ладони хватается за чашку чая. Чашка оказывается слишком горячей, и мужские пальцы разжимаются. Четыре тихо бросает ругательство и тянется за салфеткой.       Кристина наслаждается океаном в синих глазах и убаюкивающем спокойствием, так приятно разливающимся по телу…