The purge

Никому не доверяй Наших самых страшных тайн, Никому не говори, как мы умрём. В этой книге между строк Спрятан настоящий Бог, Он смеётся, он любуется тобой. Ты красива, словно взмах Волшебной палочки в руках Незнакомки из забытого мной сна. Мы лежим на облаках, А внизу бежит река, Нам вернули наши пули все сполна. Мы лежим на облаках, А внизу бежит река, Нам вернули наши пули все сполна.

      «О, Господь мой, Создатель мой, прошу помощи Твоей, даруй исцеление рабу Божьему, омой кровь его лучами Твоими. Только с помощью Твоею придет исцеление ему. Прикоснись к нему силою чудотворною, благослови все пути его ко спасению, выздоровлению, исцелению.       Подаришь телу его здравие, душе его — благословенную легкость, сердцу его — бальзам божественный. Боль отступит, и силы вернутся, и раны заживут его телесные и душевные, и придет помощь Твоя. Лучи Твои с Небес дойдут до него, дадут ему защиту, благословят на исцеление от недугов его, укрепят веру его. Да услышит молитву сию Господь. Слава и благодарность силе Господа. Аминь…»       Нита поднимается с колен, гордо выпрямляется с грацией, присущей лишь носителям горячей крови, что бежит по ее венам, задувает свечи и идет прочь. Черные волосы собраны в высокий хвост, лишь пара непослушных прядей выбивается, обрамляет лицо, заканчивается у линии подбородка. Четко очерченные брови сведены, глаза устремлены вперед, пухлые губы сжаты ровной линей, уголки их неподвижны.       Ей не по статусу теперь солдатские сапоги, но в женственных лодочках ужасно неуютно. Светлый костюм хочется сменить на форму и укрыться в тренировочном зале. Там все — ее, все так знакомо до боли.       Роль парламентера ей не идет.       «Дэвид будет казнен на рассвете. Мэр Чикаго не подтвердил свое присутствие», — помощник, молодой паренек лет семнадцати от силы, бежит за ней, волнуется, давится словами.       Роль политика ей не идет.       Светлая комната раньше была кабинетом Дэвида. Ните же кабинет не нужен, все здесь как инородная материя, чужая и ненавистная. Она хотела уйти из Бюро, а теперь связана с ним самыми крепкими узами.       Девушка останавливается у высокого окна и вглядывается вдаль — где-то там город, который она так и не увидела. Надо бы сесть в вертолет и отправиться в путь, но проблемы всплывают одна за другой, а Совет требует ежедневного отчета.       «Ты возомнил себя выше Бога, Дэвид?»       «Бог устал нас любить…»       Когда в полнейшей тишине вдруг раздается выстрел — приговор Дэвида, Нита едва заметно вздрагивает. Дэвид мог говорить что угодно, но ее молитвы Бог рано или поздно услышит. Бывший директор теперь мертв, а самого Бюро больше нет, и это ее заслуга — Ниты. И Тобиаса «Четыре» Итона, и Трис Приор, и многих других…       Совет верит в Ниту, когда отдает ей командование тем, что осталось от Бюро. Нита в себя не верит. Ей жизненно необходимо черпать силу в глазах мэра. Но эти глаза всегда смотрели мимо нее.       «Останься здесь…»       «Я не могу, она здесь умерла…»       Патрульные корабли Совета отправляются все дальше и дальше в зараженные земли, каждый раз возвращаются с новыми людьми. Люди больны, заражены радиацией, и чем дальше от Чикаго, тем сильнее. Бывшее здание Бюро превращается в полевой госпиталь. Здесь царит смерть. У Ниты нет несгибаемой воли и железой силы мэра Чикаго, ей остается лишь молиться.       «Тебя все еще ждут в Провиденсе».       «Я не оставлю людей. Уйду только тогда, когда не останется никого».       Нита храбрится, но смерть ее пугает. Против этой заразы бессильно всякое оружие. Совет больше в Провиденс не зовет. Мэр Чикаго все также игнорирует ее сообщения. Ворота открываются для новых и новых людей, но ответных посланий нет.       «Совет оставил сообщение. Велят уничтожить Бюро и перебираться в Чикаго, раз вы не приняли их приглашение…» — молодой помощник почти заикается под тяжелым взглядом карих глаз. «Она не женщина, — думает помощник, — солдат в юбке».       Если бы Нита услышала его слова, рассмеялась бы от этой правоты. Она ничего не умеет — только сражаться. В Чикаго она не побежит. Не будет прятаться за воротами города. Она столько видела, столько раз оправдывала Дэвида, прежде чем суметь отыскать в себе силы пойти против него. Так пусть кара настигнет и ее.       Людей в Бюро не осталось. Техники тоже — корабли теперь взлетают из Чикаго, подведомственные мэру. На взлетной полосе последний вертолет.       «Уходим, Нита, пожалуйста… Нужно взлетать… Через полчаса тут все взлетит на воздух!» — помощник просит ее, уговаривает, умоляет, но девушка застыла перед зданием Бюро, неподвижная, подобно каменному изваянию.       Она верила Бюро всю жизнь, верила Дэвиду, а теперь от этой веры лишь руины. Дэвид был не прав — Господь их не забыл.       Нита непреклонна, а помощник труслив, поэтому он подчиняется приказу, и последний самолет взмывает в воздух. Недолго Нита наблюдает, как он скрывается из виду; последний взгляд на Бюро, и облаченная в привычную солдатскую форму она идет вдоль взлетной полосы. За спиной раздается череда взрывов, здание рушится, огонь охватывает все вокруг.       «О, Господь мой, Создатель мой, прошу помощи Твоей, даруй исцеление рабу Божьему…»       Патрульный корабль стремительно приближается к одинокому силуэту, снижая высоту. Подошвы солдатских сапог со стуком встречают асфальт. Скоро огонь доберется и досюда. И не останется ни единого воспоминания о Бюро…       Двигатели корабля поднимают ветер, а от горящего здания летит сажа.       «Почему ты здесь?» — Стук подошв солдатских сапог нарастает и затихает, когда мужчина равняется с ней. Мэр Чикаго — тот, за кого она молилась.       Мэр Чикаго силен и несокрушим. Ей так хочется самую малость этой силы…       «Потому что здесь все, во что я верила…»       Мэру хочется накричать на нее, обругать глупую девчонку. Собиралась воевать, а сама…       «В корабль! Живо».       Нита улыбается. Позади рушится то, что было всегда смыслом ее жизни.       «Живо!» — повторяет мэр и хватает ее за руку, теряя терпение.       Нита улыбается. Господь услышал ее молитвы.