meine Undine / Моя Ундина

       Первые лучи омытого морем солнца разгоняли слабые зыбкие предрассветные сумерки, украшая гребни еле заметного волнения ослепительными бликами. Чайки просыпались медленно, словно нехотя, не спешили покидать своих гнезд на высоких скалах; утренний легкий ветер еще не швырял соленые брызги в воздух; силуэт бухты портового ирландского городка был неподвижен и спокоен на фоне искрящегося солнцем моря у линии горизонта. Разнокалиберные суда мирно спали, пришвартованные к причалам, и только темно-стального цвета шхуна медленно скользила по сонной морской воде, нарушая незыблемую тишину рассветного часа тихим плеском воды о борт.        Перси так и не смог уснуть той ночью. Едва его ноги коснулись твердой земли, то сразу понесли рыбака в ближайшую таверну, где он, не говоря никому ни слова, жестом указал на бутылку бурбона, которую незамедлительно откупорил и начал пить , касаясь обветренными губами стеклянного горлышка.        "Итак, Грейвс, тебе следует признать, что ундины существуют", - обращался он к самому себе, всматриваясь в тусклое отражение бутылки. Мысли кружились в назойливом танце, и Перси так и не мог толком додумать до конца хотя бы одну из них. Хотелось поделиться этим открытием с другими моряками, но даже после пары бутылок крепчайшего терпкого бурбона рыбак ясным умом осознавал то, что его примут за сумасшедшего - какие, черт тебя Перси дери, ундины? Иди проспись!        Но проспаться не удалось. Кажется, он сидел до глубокой ночи в опустевшей таверне, нисколько не реагируя на кокетничавшую с ним девчонку-официантку. В мутном темном стекле при свете старых тусклых ламп Грейвс видел темные волосы, белую кожу, хрупкие запястья и поразительные черные глаза Криденса, которые любопытно смотрели на него. Справедливо посчитав, что ему необходимо выйти и проветриться, Перси захватил еще бурбона и, слегка покачиваясь, побрел по брусчатой набережной к причалам. Ветерок трепал длинные волосы, пробегал волной мурашек по шее, пока Грейвс не дошел до своего потрепанного катерка, и, забираясь на деревянные сходни, оперся на поручни, вглядываясь в ночное море.        Наверное, он уже давно спит, или... а вот как он спит? В воде? На суше? А спит ли вообще, или, словно акулы, просто впадает в анабиоз? Вопросы бились в голове настойчивыми противными мухами, и Перси топил их в алкоголе, который, кажется, впервые не давал спасения. Грейвс швырнул бутылку в спокойные воды, развернулся и вошел в рубку, сел в кресло,заматываясь в одеяло. Он так и просидел в неудобном положении наедине со своими мыслями, вперив мутный взгляд в грязные стекла рубки, пока небо не начало светлеть, звезды - гаснуть, а по штилю ночного моря не пробежала первая легкая волна. _______        Катер остановился около фьорда через полчаса, блестя хромированными деталями на долгожданном солнце. Температура воздуха медленно, но верно повышалась, поэтому закаленный переменчивой морской погодой Перси стащил с себя одеяло и свитер, оставаясь в серой тонкой водолазке и мятых вельветовых брюках, разукрашенных въедливой морской солью. Он приложил к глазам ладонь, осматривая скалистый берег, но никаких следов Криденса там не увидел. И тогда рыбак задумался - а ведь действительно, как найти в бескрайних морских просторах этого паренька? В голову закралась мысль о том, что нужно просто позвать его...        - Криииидееееенс! - хрипло кричал Грейвс через сложенные рупором ладони в разные стороны водного простора, ощущая себя полнейшим идиотом. Хорошо, что на многие мили он был один, иначе посчитали бы его вконец сумасшедшим. - Крииидеееееенс.... а, черт тебя дери, дьявол морской, - чертыхнулся Перси, присаживаясь на борт. Понятно, что сквозь толщу воды его не будет слышно, но все-таки, что же...        - Персиваль. - С противоположного борта послышался оклик, едва уловимый, словно шальная волна, разбившаяся о камень. Грейвс подбежал, перегнулся через поручни и наклонился к воде, где изящно перебирая руками, плескался ундин. Он развернулся к рыбаку, смаргивая устрашающую черную пленку и возвращая глазам нормальный вид. Грейвс краешком сознания отметил, как сильно он рад видеть Криденса, словно с последней встречи прошел год.        - Здравствуй, Криденс. Я приплыл к тебе, как ты и просил, - широко улыбнувшись, сказал Перси, перебрасывая за борт веревочную лестницу. Криденс легко спрыгнул на палубу, подтягивая под себя ноги, и уселся на холодной железной обшивке судна.        - Ты пришел так рано, Грейвс... Разве людям не нужно отдыхать? - гипнотический взгляд буравил рыбака, когда Перси, подкинув на железный пол палубы одеяло, уселся рядом с Криденсом.        - Как бы мне ни хотелось, уснуть я не смог, - задумчиво произнес Перси, рассматривая сквозь прищуренные глаза акварельно-голубое небо с легкими штрихами облаков, а затем с интересом повернулся к притихшему юноше, - Криденс, а как ты спишь?        - Обычно в воде, - с улыбкой ответил юноша, рассматривая свои руки, - в такое время года она приятнее, чем суша. А почему ты спрашиваешь?        - Да вот, задумался сегодня.... Расскажи мне о себе, Криденс? Об ундинах вообще... - Персиваль облокотился на обшивку борта - она медленно нагревалась на солнце. - Я ведь так ничего и не понимаю.        Юноша посмотрел на рыбака и улыбнулся - искренне, ласково, немного по-детски; было видно, что он не меньше Грейвса взволнован и удивлен общением с другой расой. Криденс поудобнее уселся рядом с мужчиной, подобрал под себя ноги и долго рассказывал красивым и певучим голосом о себе и своей стае: он прибился к матери и сестрам очень давно, и вот они долгое время живут в этих водах, отца - предводителя стаи - убили рыбаки во время охоты на марлинов, но Криденс этого не помнит... Да, они действительно умеют влиять на море... Нет, они не заманивают рыбу в сети людям...        - Твои родичи боятся людей? - Грейвс уже вольготно растянулся на палубе, подставив лицо и оголенные предплечья ласковому солнцу; Криденс, немного расслабившись, привалился к плечу рыбака, и кожа его на солнце приобретала вкусный сливочный оттенок. - Ты рассказываешь обо всем, кроме них.        - Я... - юноша замялся и опустил глаза, - мы... в общем, у нас трудно получается ладить. Сестры и мать очень жестоки к людям. Я не такой.        - Я очень рад этому, Криденс, - добродушно треплет парня по плечу Персиваль, жмурясь от солнца, - ведь я жив только благодаря тебе, мой друг.        И они оба закрывают глаза, наслаждаются теплом, снова погружаются в тишину, состоящую из тихого плеска воды, шороха ветра в снастях и скрипа судна.        - Персиваль...        - М?        - Я тоже хочу знать твою историю. Я люблю истории.        - Моя жизнь, Криденс, совсем неинтересная. Мне и рассказать-то нечего, - посмеивается Грейвс, растягиваясь на одеяле, - ну, родился, учился, а потом начал рыбачить, как и отец - вот и вся жизнь.        - Все равно интереснее, чем изо дня в день плавать... - немного капризно протянул юноша, а потом резко прижался прохладным телом к боку Грейвса, укладывая голову тому на плечо. Вздрогнувший было от неожиданности Перси открыл глаза и посмотрел на лежащего рядом с ним Криденса - тот уставился на него снизу вверх, и казалось, что красивые миндалевидные глаза стали еще больше. Мужчина вздохнул и, приобняв ундина, снова закрыл глаза и начал рассказывать историю своей жизни, словно был на исповеди.        - ... и я застал ее в своем доме вместе с этим щеглом. Ему-то я успел начистить лицо, а она сбежала. Можно подумать, что после увиденного я стал бы ее искать, - Грейвс закончил рассказ о том, как неудачно сложились его последние отношения с Мелани, и этот рассказ заставил его снова убедиться в том, что все бабы, в сущности - зло, какое еще стоит поискать. Он автоматически поглаживал кожу прохладного плеча ундина, который молчал, и по его равномерному дыханию Перси догадался, что тот уснул. Аккуратно прижав к себе юношу, рыбак и сам провалился в дрему, разогретый весенним солнцем. ****        Криденс проснулся от того, что во рту ощущалась вяжущая сухость, а глаза словно присыпали песком - стандартная реакция организма на разлуку с родным морем. Ощущения были не из приятных, но вполне себе терпимые. Ундину захотелось окунуться в воду, чтобы насытить кровь кислородом через жабры и остудить немного разгоряченную солнцем кожу, но, взглянув на человека рядом с собой, он передумал. Теперь приходилось учиться делать не только то, что хочется ему, но и то, что не помешает Грейвсу - ундин понимал это, и стремление позаботиться о человеке, защитить его, интуитивно струилось в мозг вместе с кровью.        Он давно не спал так спокойно, особенно на суше. На глубине он даже сквозь сон он был вынужден чутко реагировать на окружающую среду - сестры и мать всегда были где-то поблизости, раззадоривая и задевая юношу. Если он уплывал в далекие незнакомые места, то приходилось следить и за другими обитателями моря - ему не хотелось снова проснуться скрученным щупальцами спрута или гигантского кальмара. На берегу же приходилось опасаться возможности встретить людей или земных животных, да и отсутствие воды всегда вселяло тревогу и приводило в оцепенение.        Здесь же, на тесной палубе рыбацкого судна, Криденс чувствовал себя человеком настолько, насколько это вообще возможно обитателю моря: кожа его по температуре почти сравнялась с кожей мужчины, а ее цвет был гораздо теплее того, что дарила метаморфоза в морской воде. Но главным, пожалуй, преимуществом было чувство защищенности, спокойствия в тот миг, когда Грейвс притянул его к себе, приобняв рукой.        Ему было невероятно хорошо и как-то правильно рядом с рыбаком - он чувствовал что-то, глядя на него, и не мог подобрать этому чувству названия ни на человечьем, ни на русалочьем. Это чувством клубком угрей извивалось в животе и выжигало июльским солнцем все изнутри. Криденс слушал его рассказ, который сопровождался размеренным стуком сердца, ощущал вибрацию голоса, лежа на груди, и эти звуки убаюкивали не хуже подземного течения и шелеста мелких камешков на морской глубине.        Криденс так и остался лежать, прижавшись к мужчине, и только с любопытством рассматривал его лицо. Щетина на щеках и шее казалась грубой и колючей, но стоило юноше провести по ней аккуратно, кончиками пальцев, то внешняя грубость оказывалась мягкостью, которая слегка щекотала кожу. Криденсу казалось, что и весь Персиваль такой - грубоватый и нелюдимый снаружи, но внутри... И почему он так и остался одиноким? Ведь земные женщины не настолько слепы и дурны, чтобы не замечать закаленной мужской красоты, обветренной морскими муссонами и закаленной солью и качками волн. Ундин восхищался, но все же одернул сам себя - он слишком плохо знает людей, и никому нельзя полностью доверять. Или можно?        Он снова осторожно провел ладонью по щеке мужчины, ощущая внутренний трепет, робко, едва касаясь, обвел по контуру его губы - теперь они не были бледно-синими, как в то утро, и Криденс улыбнулся. Ему нравилось прикасаться к этому человеку.        - Мне можно поинтересоваться, что ты делаешь?        Юноша немного испуганно отпрянул от рыбака, но тот только со смехом притянул его обратно.        - Прости, что напугал тебя, Криденс. Ты точно не замерз? - Грейвс потянулся, хрустнув позвонками, и посмотрел на юношу добрыми глазами цвета каменной россыпи - коричнево-охрово-зеленый, природный и такой родной оттенок.        - Нет, Персиваль, все в порядке. Я просто... - он запнулся на полуслове и сдвинул брови, взглянув на небо - солнце медленно катилось по небу, которое медленно затягивали серые облака. Очарование солнечного дня медленно угасало вместе со светом.        Перси сразу почувствовал перемену настроения своего нового морского друга. Он сел, опираясь спиной на корму, взял прохладную ладонь Криденса в свои руки и посмотрел юноше в глаза.        - Что-то не так?        Ундин отводит взгляд, и темные волосы небрежно падают на точеное морской стихией лицо - непривычно видеть его таким. Грейвс позволяет себе коснуться высоких скул и мягко отвести спутанные, жесткие от соли кудри в сторону, за ухо. Криденс неосознанно тянется за рукой рыбака, но в глаза так и не может посмотреть.        Персиваль же так и не может оторвать ладонь от мягкого изгиба , где нижняя челюсть сходится с шеей. Почему-то именно в этот момент он ощущает, как непозволительно грубы его обветренные шершавые ладони по сравнению с этой кожей, похожей на воду в ручье.        - Ну же, Криденс, посмотри на меня. Расскажи, что случилось?        Криденс молчит, покусывает свои темно-красные губы, и кровь приливает к ним, украшая бледное лицо. Он настолько трогателен в этот момент, настолько беззащитен и тонок, что Грейвсу хочется сейчас же схватить в охапку это чудесное существо, завернуть в одеяло, увезти домой и спрятать ото всех невзгод. Осознание этого бьет рыбака, словно пыльным мешком, и тот даже не старается удивиться этому ощущению - его жизнь и так неумолимо менялась с каждой секундой в обществе ундина.        - Я что-то чувствую... что-то, что мне раньше было неизвестно. Это меня пугает. И радует. И... - он снова запнулся. Было заметно, что его знания человеческого языка не хватает, чтобы описать это самое чувство.        - Так бывает, Криденс, - утешающе проговорил Перси, привлекая к себе юношу и поглаживая рукой гладкие плечи, - все мы рано или поздно сталкиваемся с чем-то новым - ревностью, ненавистью, любовью.        Криденс, уткнувшийся лицом куда-то в длинные волосы Грейвса, прислушивается и замирает.        - Персиваль, расскажи мне о чувствах.        - Хм... - просьба юноши ставит рыбака в тупик, но он с готовностью пускается в объяснения, перебирая пальцами волнистые волосы. Перси на мгновение ощущает себя учителем в начальной школе, но понимает, что такие вещи ундину вряд ли кто объяснит. Он рассказывает о том, что бывают чувства хорошие и не очень. Плохие чувства - ненависть, злость, обида, зависть, - приносят вред, в первую очередь, тому, кто их испытывает, и люди, которые подвержены этим чувствам, гниют изнутри, словно протухшая рыба (на этом сравнении Криденс смущенно хихикнул и прижал руку к губам, словно маленький ребенок). Грейвс подробно рассказывал о каждом таком чувстве, и Криденс примерял их на себя, словно одежду - ни одно описание не подходило к тому, что теплилось у него внутри.        Хорошие же чувство - радость, счастье, благодарность, симпатия, - действуют на человека словно лекарство, и этими чувствами хочется делиться со всеми, потому что они наполняют изнутри светом, теплом и чем-то щекотным. Тут Криденс уверенно закивал головой - каждое описываемое рыбаком чувство отражало то, что ощущал ундин. Он теснее прижался к мужчине, и тот в ответ сильнее прижал его к себе.        - Перси, - с любопытством спросил юноша, слушая мерный стук человеческого сердца, - а бывает такое, что все это ты чувствуешь одновременно?        - Бывает, - с улыбкой ответил Грейвс, опуская взгляд на ладони Криденса, которые он сцепил в замок и прижал к груди, - это называется любовь.        - Тогда я люблю тебя, - задумчиво произнес юноша, не замечая замеревшего в ошеломлении Перси, который перестал дышать. Сердце рыбака пропустило пару ударов, и ему пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, переваривая то, что с такой легкостью бросил Криденс. Удивляться он, кажется, за эти пару дней совсем разучился, но эти слова всколыхнули в нем ответное зарождающееся ощущение чего-то... Грейвс улыбнулся и ничего не ответил, только сколнил к ундину голову, уткнувшись в него лбом.        Криденс все так же сидел, прижавшись своим худощавым изящным телом к Перси, а тот стиснул его в нежном объятии, целуя в макушку. Пробирающий холод, который сменил скрытое в облаках солнце, уже не волновал рыбака - ему было тепло с этим удивительным созданием моря, наивным и всезнающим, взрослым ребенком, поразительно красивым юношей. ****        - Перси?        - Да, Криденс?        Они сидели в тесной рубке, где с трудом хватало места на двоих. Криденс, замотавшись в плед, свернулся в кресле, а Грейвс в неизменной брезентовой куртке стоял, прислонившись к панели управления, и рассматривал юношу, слушая, как стучит в стекло мелкий противный дождик.        Непогода загнала их в рубку, разрушив окончательно хрупкое ощущение волшебства, и теперь ундин неловко чувствовал себя в закрытой стеклянной коробке, а рыбак просто не знал, куда себя деть. Некоторое время они молчали, Перси, казалось, совсем погрузился в свои размышления, когда мелодичный голос наполнил комнату:        - Ты говорил, что хорошими чувствами хочется делиться. А как я могу поделиться любовью?        Грейвс вздохнул. Он внутренне ждал этого вопроса и боялся. Такие бесхитростные вещи могут спросить дети - в таком случае проще всего отшутиться. Когда такие вещи спрашивают взрослые - это откровенная провокация. Но Криденс... и не взрослый, и не ребенок.        - Люди делают это по-разному, Криденс. Дарят друг другу цветы, приятные мелочи, красивые вещи. Обнимают друг друга, конечно. - Он замялся, посмотрел на ундина - тот сидел и внимательно слушал мужчину, сжимая уголок пледа. - Когда любовь очень сильная, то целуют.        - Как это? - юноша удивленно вскинул брови и потянулся к Грейвсу.        Перси присел на уровне с Криденсом, стараясь не напугать его. Он как можно нежнее провел рукой по тонкой шее вверх до уха, провел большим пальцем по челюсти и мягко, но в то же время настойчиво, притянул его лицо ближе к своему. Большие темные глаза на бледном лице заметались в легком испуге, но мужчина снова ласково погладил Криденса по щеке.        - Не бойся, это совсем нестрашно, - Перси улыбнулся, касаясь губами губ ундина, который вдохнул сквозь зубы, ощутив прикосновение.        На вкус он был, конечно, как само море - солоноватый привкус на губах смешивался со свежим дыханием, которое было похоже на ветерок в открытом море. Перси медленно вдохнул, забирая себе этот чудесный запах, и чуть настойчивее прижался к юноше в поцелуе, так и не опустив руки. Оробевший и притихший Криденс пытался ответить на поцелуй, неловко елозя губами, но Грейвс медленно провел кончиком языка по нижней губе, словно упрашивая того приоткрыть рот. Он скользнул в прохладную глубину рта и притянул ундина к себе, вынуждая выскользнуть из кресла.        Криденс с широко раскрытыми глазами наблюдал за Грейвсом - тот сосредоточенно сдвинул брови, прикрыл глаза и обветренными губами мягко касался юноши, целуя щеки, кончик носа, скулы, подбородок. Ундин вздрагивал от каждого такого касания, забывая вдохнуть, словно он был в воде - ощущение теплой волны окутывало его и прибивало к мужчине, словно Криденс был обломком корабля, а Персиваль - каменным утесом.        Персиваль потерял счет времени, расцеловывая нежную кожу с запахом морской соли и ветра - ни одна женщина не могла сравниться бархатистостью кожи с этим прекрасным - да, теперь Грейвс убедился в этом окончательно, - юношей. Все предрассудки и сомнения, все устои и ценности теряли свое значение, словно деньги на необитаемом острове - важен был только Криденс, который начинал тяжело дышать, цепляться за руки Персиваля и, осмелев, отвечать на поцелуи. Ундин осторожно коснулся губами заросших щетиной щек, продвинулся до уголка рта и с внезапным напором глубоко поцеловал Персиваля, скользнув прохладным языком в его рот. Грейвс протяжно застонал, не сумев сдержать себя в руках, и порывисто прижал к себе юношу, запуская пятерню в густые кудри и безжалостно сминая их, жадно ответил на поцелуй, захватывая губами нежные губы Криденса.        Тот в испуге раскрыл глаза, прерывая поцелуй, оттолкнул от себя рыбака.        - Криденс, что случилось? - Грейвс непонимающе смотрел на пятящегося юношу, который стыдливо прикрывался ладонями, словно Адам, вкусивший впервые запретный плод, но тот только закусывал губу, а затем распахнул дверь рубки, выбежал под дождь и с разбега перемахнул за борт.        Перси вскочил с колен и ринулся вслед за Криденсом, перегнувшись через перила, но его встретили лишь серые волны, мерно покачивающие катер. Напрасно звал Грейвс своего прекрасного юношу, срывая до хрипоты голос - море было безмолвно, а дождь ничего вразумительного в ответ сказать не мог.