Осень в Кирате

      Серый с розовыми завитками дым беглой струйкой выходил изо рта, приобретая причудливые формы, искажаясь и взвиваясь к низкому потолку, чтобы раствориться окончательно. Вишнёвый светильник излучал ровное успокаивающее сияние и погружал в дрёму, оставляя сознание где-то на границе между сном и реальностью. Может, от этого и мерещилось всякое.       Пэйган потянулся к пепельнице, с трудом отодвинувшись на край уютного кресла, затем заставил себя взбодриться. Несмотря на то, что сонливость медленно отпускала мужчину, ему чудились замысловатые образы среди подсвеченного лиловым свечением тумана. Наверное, комнату стоило проветрить, но сил подняться и сделать несколько шагов отчего-то не было.       Как давно он начал сходить с ума? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было прокручивать в голове скудные воспоминания за последние два года.       ...Сначала — уменьшающийся Кират за бортом вертолёта, потом — возвращение на родину, где никто не ждал и никто не помнил. У Мина ещё остались деньги, несомненно. Такие деньги, что можно было бы прожить остаток жизни, не заботясь о материальном положении. Но почему у мужчины было чувство того, что в Кирате оставлено что-то важное? И недавно (или всё же давно?) возникшие галлюцинации постоянно твердили: «Вернись». Зачем возвращаться в страну, которую ты погубил? Которая и так была обречена — ты всего лишь довершил начатое. Зачем сейчас винить себя?..       Мужчина зажмурился, прогоняя видения из усталого разума, и усмехнулся. Даже с закрытыми глазами представал в воображении Кират. И Юма, и Лакшмана, и Ишвари — всё мелькало в голове как в калейдоскопе.       Глаза сами собой распахнулись, вновь силуэт женщины закружил по комнате. Пэйган не видел её лица, но он знал, кто она такая. От этого легче не становилось. — Оставил страну… всё из-за неё. Это она погубила тебя. Помнишь?.. — Сестра не в первый раз говорила с ним, и уже сделалось привычным полное игнорирование её слов. На этот раз что-то подвигло Пэйгана ответить, словно того ударило током, внезапно и болезненно. И болезненно от осознания того, что это всего лишь образ, воплощённый безумным человеком, который и убил настоящую сестру, а сейчас мучился от видений. — О, несомненно. Но теперь… теперь нет смысла об этом говорить, — улыбнулся мужчина и попытался вглядеться в черты лица женщины, подходившей всё ближе. И от того, что расстояние между ними сокращалось, образ Юмы становился всё более расплывчатым. Всё тело её, казалось, блистало мириадами огней розовых и багряных оттенков, она раздваивалась, иногда исчезая на миг и потом снова появляясь перед Мином. — А теперь ты стал прежним. Я вижу перед собой Пэйгана, а не жалкую тень какой-то там женщины, — проговорила Юма властным голосом и элегантно вскочила прямо на стол перед Пэйганом, для удобства сидения небрежно смахнув с него пепельницу. Она с грохотом упала на пол, расколовшись. Пепел рассыпался, смешался с осколками. Мин вздрогнул.       Юма была как настоящая. Именно что «как», и воспоминания о сотворённых делах резали по совести, хотя Пэйган и не жалел об этом. Лишь кто-то внутри, в глубине души, бесился из-за собственной слабости. Упрекал мужчину в том, что тот не остался в Кирате и не принял героическую смерть. Или сам не убил Аджая Гейла... — Когда ты перестал носить розовые костюмы, хм? — широко улыбнулась Юма и сверкнула глазами. Пэйган задумчиво окинул взглядом чёрный смокинг, надетый вместо старого кремово-розового. — Не надо говорить, я сама знаю. Тогда-то ты и стал прежним.       Пэйган не знал, что сказать. Он слишком долго ни с кем не разговаривал, но это была не единственная причина его молчания. Что отвечать мёртвой сестре? К такому Мин как-то и не готовился. — И теперь ты вернёшься в свою страну, — словно приказывая, отчеканила Юма. — Чтобы меня тоже убили? — Пэйган закинул ногу на ногу и заискивающе поглядел на мерцающий силуэт. — Пока я с тобой — не убьют. Я готова служить тебе. Ведь теперь я вижу, кто ты на самом деле. Она не сломала тебя окончательно. И теперь уже не сломает. Вспомни, каким ты… какими мы были прежде. — Когда Мин вглядывался в мечтательное лицо Лау, внезапно он понял, что теперь каждая её черта отчётливо видна в полумраке комнаты. — Те, кто приходят в Шангри-Ла, никогда не умирают, — холодно-безразличным тоном прошептала Юма, словно прочитав мысли брата. — И я не умру. — Возвращайся к Лакшмане. Возвращайся к своему Кирату, — смягчившись, мелодично проговорила женщина и, склонив голову набок, долго вглядывалась в прищуренные глаза сводного брата.       На прощание Юма улыбнулась и, достав, из кармана горстку блёсток, дыхнула на раскрытую ладонь. Блёстки разноцветным фейерверком разлетелись перед взором мужчины. На миг Пэйгану показалось, что он видит перед собой огромные ворота, освещённые ало-рыжими факелами, под сенью невероятной высоты красных деревьев. Трава и листья колыхались от тёплого ветра, откуда-то веяло сладкими цветами, колокольный звон, доносившийся отовсюду, чуть ли не оглушал... А за воротами стояла Юма и загадочно улыбалась.       Видение исчезло. Комната опустела и замолчала.       Пэйган был более чем уверен, что это всего лишь странное психическое заболевание, ничего более. Но с воспалённым разумом ничего не поделаешь. По крайней мере, ничего делать не хотелось. Просто надо немного выпить и забыть об этом хотя бы на одну ночь.       До первых лучей рассвета в голове Пэйгана звенела фраза «Возвращайся к Лакшмане».       Пора возвращаться, пусть спустя два года, пусть без всякого плана — надо было заново стать тем, кто некогда правил Киратом.