Теряя нить давно знакомой роли...

      — Даррен!       Стул неуклюже грохнул.       Из сизоватого дыма соткались поношенный свитер в полоску, видавшие виды вельветовые брюки и роговая оправа на носу.       В горле встало комом.       — Черт…       Кашлянул.       — Ты опять куришь эту дрянь!       Из-за толстых стекол глаза сверкнули — синие, яркие. Прищурились, улыбнулись.       — Эту дрянь я курю уже двадцать пять лет.       Кашлянул — бесполезно. В горле комом.       — Уж купил бы «Мальборо», что ли. Для разнообразия.       — Это не патриотично.       — Но хоть меньше воняет.       Глаза за толстыми стеклами прищурились.       Улыбнулись.       — В этом вся соль!       — Как по мне, так родной навоз получше будет.       — А!       В длинных цепких пальцах предсмертно мигнул окурок.       — Всегда ты был деревенщиной.       — Да уж куда мне до вас, дублинских хлыщей.       Господи, ну и запах…       — И вообще, кто тебе разрешил курить в театре?       — Как — кто? Я же и разрешил!       — Засранец.       — Между прочим, кроме тебя никто не жаловался.       — Конечно! Запугал молодежь!       — Я? Да они мне сами на шею сели! Ты вспомни, как Уайльда репетировали. Бриан чуть что — так я не хочу, это я не буду!       Хмыкнул.       — Звезда.       — Подумаешь, в сериале каком-то дурацком снялся!       — Ну…       — В эпизоде!       — Но сборы-то делает. Да и Чилтерн* из него хороший вышел. Особенно как нос задерет. Чем не лорд!       — А Уна! Мне это платье не идет, к глазам не подходит. Да кто с галерки видит, какие у тебя глаза?!       — Бабы.       — Хорошо хоть Колум твой…       — М. Так ты меня за этим звал?       — Что?       — Похвалить Колума?       — А. Нет. Я… В общем, разговор один есть. Да ты садись, садись.       Стул скрипнул.       — Разговор, значит. Ну, давай поговорим. Не дыми только больше.       — Даррен, ты же знаешь…       — И окно Бога ради открой!       Шаги за спиной прошуршали неторопливо.       — Вот ведь! Актеры. Приходят к тебе в кабинет и тобой же командуют.       — Ничего, на репетиции отыграешься.       — Да, я ведь как раз об этом…       — М?       Потянуло прохладой и морем.       Вдох — глубже.       — Даррен… кхм… скажи… Ты очень хочешь сыграть Леонато?       — Не буду врать, что это роль моей мечты. Не Лир все-таки.       Слово повисло в воздухе.       Выпрямился.       — М. Да. Но там есть что играть. И я уже кое о чем думал. Как он меняется после истории с Геро. Внешне даже. В манере двигаться, говорить. Слом…       Тишина вдруг оглушила.       Взгляд за толстыми стеклами не поймать.       — Постой. Ты не поэтому спросил.       — Даррен…       — Ты…       — Даррен.       — Ты меня снимаешь с роли.       — Видишь ли…       — Нет, черт дери, пока ничего не вижу! Я что, хоть раз испортил тебе постановку? Приходил пьяным? Не знал текст?       — Даррен…       — Да я последние пятнадцать лет все на ролях почтенных батюшек! И что, я жаловался? Работал спустя рукава?       — Даррен… Кхм. Прости, я не ожидал, что ты так держишься за эту роль…       — А чего, чего ты ожидал, Мик?! Что я скажу: да пожалуйста, мне же лучше, пойду домой, полежу на диване? Так, что ли?       — Кхм. Видишь ли… Как раз в этом и дело.       — В чем?       Худые цепкие пальцы потянули из пачки сигарету, но тут же затолкали обратно.       — В том, что в ближайшие месяцы у тебя не будет возможности полежать на диване. Если, конечно, ты согласишься.       — Не понял.       — Видишь ли… Помнишь, пару недель назад я давал интервью для «Айриш Таймс»? Журналист еще приезжал, молодой такой парень, бойкий…       — Ну?       — В общем… Статья вышла. Все бы ничего, но… В общем, он написал, что Друид-Компани, конечно, гордится традициями, придерживается классического репертуара, бла-бла-бла. Но подчас чутка отдает нафталином.       — Вот мелкий засранец!       — Да нет, Даррен, он… Он в чем-то прав. Мы слишком застряли в классике.       — М.       — Наверное, дело во мне.       — М.       — Ты ж меня знаешь. Я старый, занудный… дублинский хлыщ.       Хмыкнул.       — Ну куда мне МакДонаха или… кто там у них сейчас.       Чуть не брякнул — Тарантино.       Господи, вот ведь…       — Но нельзя все время топтаться на одном месте и пережевывать старье. Когда-то Уайльд был смешным. Актуальным. Но время-то, черт возьми, идет.       — М.       — Нужен свежий материал. Свежий взгляд.       — М.       — В общем, я связался с несколькими молодыми режиссерами из Дублина. Предложил контракт — пока на одну постановку.       — М.       — Кое-кто согласился.       — Неужели? И что же он…       — Она.       — М?       — Ашлинг О’Доннел.       — Кто это? А, погоди, девчонка, которая поставила Миллера** или кого там…       — Сэма Шепарда***.       — Я не люблю американщину.       — Между прочим, в прошлом году она сделала «Человек-подушка»****. В Эбби*****.       — Помню, ты с этим носился как с писаной торбой.       — А ты — зря не посмотрел.       — Некогда было разъезжать по столицам.       — Ну, тогда поверь мне на слово. Спектакль был потрясающий.       — МакДонаха трудно испортить.       Синие глаза из-за толстых стекол взглянули мягко.       — Даррен. Ты не хуже меня знаешь, что испортить можно все что угодно.       — Все равно не понимаю, при чем тут…       — Она согласилась приехать, поработать у нас. Но с одним условием.       — Еще и условия!       — Даррен. Она хочет тебя на главную роль.       — А пьеса?       — «Лев зимой»******.       Твою ж мать!