Инквизитор пламени и пепла

Лишь сила может принести свободу. Максвелл Тревелиан был вынужден слишком рано усвоить этот принцип. Башня Круга догорала у него за спиной, а последние храмовники ползали по земле, моля кто о пощаде, а кто об ударе милосердия. Сколько же лет он мечтал сжечь это проклятое место? Наверное, вот уже десять лет. С того самого дня, как его, избитого и в цепях протащили через тяжёлые врата Круга. Тогда он и поклялся отомстить. Отомстить и восстановить справедливость. Сквозь дым и пелену сумерек он заметил сэра Дейгана. О, сколько же крови ему попортил этот мерзавец! С самых первых дней в Башне, Дейган издевался над юным магом, отнимал его еду, пинал, а однажды дело зашло слишком далеко… Максвелл перебрался через пылающие обломки и двинулся к умирающему храмовнику. Дейган пытался убежать, но без ног это превращалось в весьма нетривиальную задачу. Тревелиан на секунду ощутил укол жалости к этому человеку, но гнев тут же вытеснил милосердие. — Прошу…пожалуйста! — по лицу храмовника текли вперемешку кровь и слёзы, а в глазах, обычно бегающих и маслянистых, застыл животный ужас. Куда-то делись привычные жестокость и высокомерие, оставив лишь страх и безумную жажду остаться в живых. Омерзительно… — Ты помнишь, что я тебе сказал в ту ночь? — Пожалуйста… — Я поклялся тебе, что этот день придёт. — Умоляю… — И вот он пришёл. — Максвелл смотрел на старого врага и не мог его узнать. Странно, но это даже разочаровывало. Он ждал последнего поединка, яростных проклятий и славной победы, после которой негодяй свалится в пыль у его ног, признавая своё поражение. Но это существо не имело ничего общего с былым сэром Дейганом. Того человека Тревелиан ненавидел, а этого не мог даже презирать. — Во имя Создателя, — продолжал сквозь слёз умолять храмовник, — не убивай меня! Я стану твоим рабом, даже твоей собакой, если захочешь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь! Всё! — Забавно, как ты теперь запел, — усмехнулся маг. — А раньше, помнится, говорил по-другому. «Прочь с дороги, ничтожество!», «Я велю тебя усмирить, колдунишка» и всё такое. — Прости меня… — всхлипывал храмовник, — если бы я только знал… — О да, если бы ты только знал! Если бы ты только знал, что начнётся восстание и мы победим, ты бы, несомненно, вёл себя по-другому. Дейган содрогался всем телом, рыдая от боли и страха. Максвелл сжёг ему ноги огненным заклинанием, когда они брали штурмом верхние этажи. Было чудом, что храмовнику вообще удалось выбраться из Башни и так далеко уползти. «Живучий, как таракан», подумал маг. — Буду служить… твоим рабом… пощади… — сэр Дейган подполз совсем близко к Тревелиану и несколько раз поцеловал его сапог. Этого маг вынести уже не мог. Максвелл резко опустил острое навершие посоха и одним ударом пронзил шею старого недруга. Дейган захлебнулся кровью, несколько секунд бился, словно рыба, вытащенная из воды, а потом затих. Тревелиан ногой перевернул его на спину и посмотрел в мёртвые глаза. Дейган отнял у него всё. Даже ненависть. Маг очень хорошо помнил тот день. Они с Маргарет тайком выбрались из комнаты учеников и пробрались в старый заброшенный коридор на четвёртом этаже. Как же они тогда были наивны… До сих пор Максвелл помнил жар её поцелуев, чувствовал ладонями гладкую девичью кожу, сквозь дым ощущал аромат её духов, смешанный с острым запахом эльфийского корня. А потом был едкий злой смех, удар по голове, от которого маг потерял сознание и её крик. Крик ужаса и боли. Они с Дейганом были одногодками. Максвелла забрали в Круг, когда ему было одиннадцать и тогда же туда попал и Дейган. Рыцарь-командор Колфилд как-то сказал, что он был из мелкой дворянской семьи, то ли из Ансбурга, то ли из Викома, но родители от него отказались и отправили в Церковь. Почему, Колфилд не сказал, но в ту ночь Дейган сам всё объяснил. Едва ли не захлёбываясь от восторга, он рассказывал, как пришёл в комнату к сестре и долго резал её. Резал до тех пор, пока на крики не сбежалось всё поместье. Максвелл с отвращением заметил, что при воспоминаниях у храмовника встал член. Они были ровесниками, но никогда не были друзьями. Поначалу послушник часто подходил к Тревелиану и пытался завести разговор, но Максвеллу не хотелось общаться с этим дёрганым мальчишкой с жестокими, безумными глазами. И тогда Дейган начал действовать по-другому. И в ту ночь он несомненно превзошёл сам себя. Когда маг очнулся, он был привязан к стулу, а голая Маргарет лежала на полу. Её прекрасное лицо было разбито, а из правой руки торчала кость. Тревелиан помнил, как кричал тогда. Нет ничего страшнее бессильного гнева. Когда ты всё видишь, всё осознаёшь, но не можешь вмешаться. Его руки были скованы за спиной и он не мог наложить заклинание. Дейган стоял над ней обнажённым, на его лице блуждала неестественно широкая улыбка. «Смотри», сказал храмовник, «Смотри, как твоя шлюшка станет моей. Я хочу, чтобы ты смотрел, Макс.» И он смотрел. Сквозь слёзы и нарождающееся безумие, но смотрел. Крики Маргарет, улыбающееся лицо над ней… Потом магу казалось, что прошли века, прежде чем Дейган встал над ним, всё также широко улыбаясь. «Ты слышал, как она кричала? Ей понравился хрен, благословлённый Создателем! Она ведь шлюха, ты должен понять!» Макс уже не мог кричать, только хрипеть. «Я убью тебя. Клянусь, ты сдохнешь!». Маргарет усмирили через неделю. Всякий раз, сталкиваясь с ней в коридоре, Максвелл ощущал немыслимую боль. Казалось, будто его сердце вырвали из груди, изрезали ножами и засунули обратно. Дейган заявил, что она занималась недозволенной магией. Доказательств у него не было, но их не требовалось. Храмовники в Башне были всевластны, а неподчинение их капризам означало смерть. Тогда-то Тревелиан и решился бежать. Он не мог больше оставаться в Башне, ни на минуту. За его спиной на фоне огня стояла дюжина силуэтов. Те маги, что пошли за ним и выжили. Некоторые погибли, а большинство разбежалось. Рыжая магичка Лилит вышла вперёд. В её зелёных глазах ещё отражалась горячка боя. — Ты поведёшь нас? — спросила она. — Мы готовы сражаться за тебя! Они верили в него, он это понял. От этой мысли по телу разлилось странное тепло, не имеющее ничего общего с бушующим вокруг пожаром. Когда он вновь пробрался в Башню, то не надеялся на успех. Он шёл умирать и планировал хоть кого-то вдохновить своей смертью. Если даже один ученик, увидев его тело, задумается о борьбе, жизнь Максвелла Тревелиана будет иметь смысл. Но когда он вошёл в обеденный зал, с горящим посохом и кровью десятка храмовников на лице, когда он бросил свой клич, когда сотня рыцарей обнажила мечи, они встали за него. Все они, в едином порыве! Даже Первый Чародей не остался в стороне. Скрываясь в подполье, Тревелиан отстал от жизни. Он не знал, насколько накалилась ситуация в Кругах. Не знал, что достаточно было лишь зажечь маленькую свечу, чтобы разгорелся огромный пожар. Но этот пожар одинаково пожирал и храмовников, и магов. После битвы в живых не осталось ни одного рыцаря, но и почти пятьдесят магов, в основном учеников, не пережила этот день. Четверть Круга отдала свои жизни, чтобы могли жить остальные. Максвелл знал, что никогда не простит себе эту цену. Но победа невозможна без жертв. Не это ли пытался тогда объяснить ему Андерс? Проклятый ферелденец снова оказался прав. — Нет, — наконец ответил отступник, — вы должны быть готовы сражаться за себя. Я начал эту битву, но выиграли её вы. Лилит восторженно посмотрела на него и кивнула. Остальные маги нестройным хором выкрикнули его имя. Не так ли рождались вожди древности? С отчаявшихся людей, которым нечего терять, и одного безумца, которому нечего им дать. — Мы освободим магов, или умрём сражаясь! — Нет, никто больше не умрёт, — неожиданно для самого себя произнёс Максвелл. — Мы все выживем и будем рассказывать внукам о своих победах! Радостный хор голосов стал ему ответом. Они побывали лишь в одном сражении и теперь считали себя воинами. Как же они заблуждались! Маг бросил последний взгляд на догорающую башню Оствикского Круга и повёл свой маленький отряд к морю. Его война только начиналась.