Сказки тёмного Энрота

      — Пшл вн!       Агар был убедителен. Агар был красноречив. Агар был грозен.       Вино плеснуло из кубка, хотя казалось, что там давно пусто. И прямо на штаны.       — Блд! Пшл вн, Грик!       Кажется, настырный мальчишка уже приходил сегодня. Или вчера. Агару, в общем-то, было всё равно. Он унывал. То есть старательно, со вкусом, вдохновенно предавался унынию. Он давно привык к себе, он знал, что так бывает: то ты летишь на крыльях над миром, как какой-нибудь сраный архангел, упиваясь своим сиянием, всемогуществом, ветром в волосах, то падаешь в самую глубокую яму, из которой небо — с пятачок, и тот фальшивый. Вот только пока ты наверху — ты не веришь в яму. А из ямы, собственно, не видно пути на небо. И сейчас Агар был на самом дне дна. А этот… как какой-то сраный архангел. И с ленточкой в волосёнках своих.       — Пшл нах, — сменил Агар аргументацию. И добавил, подумав: — Срный арх-ххангл.       Вот тут Агар его достал. Гарик вытаращил свои бельма, потеребил ленточку и очень вежливо — и медленно, и внятно — поинтересовался:       — Кто, прости, сраный?       Агар собрался повторить уже свою коронную сегодняшним вечером фразу, состоящую в основном из согласных, но неожиданно замолчал.       — Такие, — голос звучал слишком чётко для него самого, и это было странно, — с крыльями. Видел… блд, збыл. Гд-тт вдл.       — С крыльями? — Гарик лучился доброжелательным любопытством, в рот заглядывал. Может, не такой он и урод?       — Ща, — пообещал Агар, тяжело поднимаясь. — Пкжу.       И показал. Идея сдёрнуть скатерть со стола была не самой плохой из идей. Агар закутался в неё, вскинул вверх руку и застыл. Кажется, так было нарисовано. И, блд, крылья, конечно. Агар принялся махать несуществующими крыльями, устал и вынужден был прислониться к стене.       — Потрясающе, — очень искренне прокомментировал Гарик. — А хвост, хвост-то есть?       Агар озадачился. Должен быть хвост. Балансир, руль… да и просто, блд, красиво, когда хвост. Надо было срочно посмотреть, есть ли у срных арх-хнглов хвост. Агар завертелся, заглядывая себе за плечо, но ничего не увидел — наверное, крылья мешали. Тогда он — не дурак же! — аккуратно опустился на пол на четыре кости и попытался просунуть голову между коленей: снизу-то точно удобнее хвост искать. Проклятая скатерть подвела… И Гарик, конечно, мудак. Падение было неизбежным. Агар подтянул повыше край скатерти и решил воспользоваться случаем — поспать. Спать надо иногда, так ему Арчибальд говорил. Зачем же делать лишние телодвижения, добираясь до постели, если он всё равно лежит? А Гарик, глядишь, съебётся сам.       — Агар, ты что? — Не съебался. Наоборот, тормошил за плечо и казался даже обеспокоенным. — Вставай давай. Там у тебя вино, выпьем, поговорим…       Это было почти так же хорошо, как поспать.       — Сда двай, — скомандовал Агар и всё-таки умудрился сесть. Комната вертелась перед глазами — явный признак, что надо выпить ещё.       Он почти допил поданный кубок, когда до мозга дошло — что-то не то. Комната и впрямь переставала вертеться. А весь опыт сидения в собственных душевных ямах подсказывал: так быть не должно. Эти надежды никогда не оправдываются.       — Скотина, — грустно сказал Агар и допил лечебное зелье. — Два дня запоя похерил, скотина ты белобрысая.       — Четыре, — Гарику хватило совести отвести глаза. — Вообще-то четыре дня, Агар.       — Блядь, — уже отчётливо, с чувством сказал Агар, наслаждаясь каждой буквой. Каждым звуком — как концентрированным ядом стыда, невыносимо горьким и приторным до тошноты одновременно.       — Ага, — согласился Гарик. — Ну дай наработки по последнему проекту, Агар… И бухай сколько влезет.       Агар сжал голову между коленей. Она не болела, зелье было что надо. Но лучше бы болела. Похмелье — подарок богов. Тело и дух, равно страдая, успевают прийти в гармонию и постепенно, шаг за шагом, вернуться к жизни. Когда же организм втягивают в здоровье рывком, а душа ещё плетётся следом, оплавленная, грязная, мятая от угара…       — Однажды я тебя напою, скотина, — пообещал Гарику Агар, — а потом вот так вот протрезвлю. Чтобы понимал.       — Согласен, — быстро отозвался Гарик. — Сейчас мне наработки, тебе поспать. А как выспишься — можешь меня поить, трезвить и вообще что угодно делай.       — Сколько тебе лет, Гарик? — Агар поднялся. Ноги держали крепко, но голова всё ожидала, когда же начнёт штормить. Мерзкое чувство.       — А что? — огрызнулся мальчишка.       — А то. Искать на ощупь — это… — Агар задумался, повёл рукой вверх-вниз. Вспомнил давешний образ: — Вот ты на вершине, ты всемогущ, у тебя получается… и вдруг яма. Дно. Не выбраться. Ничтожество, пустое место, пустые идеи.       Гарик тоже встал, подошёл — совсем бесстрашный, что ли? — близко-близко.       — Агар, твоя яма — это моя вершина, понимаешь?       — Ещё раз и по буквам, — попросил Агар, закрывая глаза. Потом спохватился: — Я не издеваюсь, Гарик. Просто мне сейчас показалось, что…       — Я в тупике, — признался мальчишка. — Мне не хватает… ничего. Опыта, идей, расчётов. Не выходит. А ты… Ты считаешь ямой то, до чего мне не дотянуться. Дай наработки. Там, где тебе удалось обратить векторы энергий для…       — Нет.       Хорошо хоть, в этот раз душевная яма настигла Агара в собственной комнате. Нажираться в лаборатории с минотаврами — вообще последнее дело. Зато Гарик бы туда не сунулся, он их недолюбливает, вроде бы.       Ванная у Агара была хорошая: вода по трубам текла сама, а уж нагреть её до нужной температуры он и во сне мог, не то что с похмелья.       — Ну почему?       За мыслями о горячей воде, в которой можно будет вдоволь понаслаждаться терпким коктейлем из стыда, вины, чувства собственной никчёмности и — новая нота в привычной симфонии — зависти к этому блядскому Гарику, о блядском Гарике Агар забыл совершенно.       А Гарик, к сожалению, о нём не забыл.       — Потому что не хочу давать тебе свои наработки, — сказал Агар, не поворачиваясь.       Потому что тогда ты увидишь, что там одна сплошная ошибка, и вытащить хоть что-то путное не получится.       Потому что тогда ты, умный блядский Гарик, поймёшь, что мои удачи, в отличие от твоих — случайность.       Потому что в самом отвратительном случае ты сделаешь моё поражение своей победой. И тогда из ямы уже никогда не будет пути наверх. И будешь ты, блядский Гарик, лететь в небе, как какой-то сраный архангел из книги Древних, а я…       — А я не хочу, и всё тут.       Штаны были липкие и мокрые от пролитого вина… Агар надеялся, что от вина. И от него явно воняло. И от одежды воняло, и от нечёсаных два… четыре дня волос. Хоть в чём-то внешнее соответствовало внутреннему. А вода уже набиралась, и собственное убожество ощущалось всё острее, а Гарик всё стоял в дверях.       Ну и пошёл он нахуй.       — Ты чего это? — удивлённо спросил Гарик, когда Агар начал раздеваться.       — Купаться буду, — серьёзно пояснил Агар, сильно усомнившись в умственных способностях Гарика. Эксперименты экспериментами, но такое даже минотавры бы поняли.       Гарик, кажется, растерялся. Агар, закрепляя успех, повернулся к нему, уже совсем раздетый, подмигнул как только мог вульгарно и предложил:       — Присоединишься?       Любой нормальный Гарик должен был ойкнуть, покраснеть до корней своих ленточкой перехваченных волос и съебаться в ужасе, опережая сплетни о своей девственной застенчивости.       Любой нормальный Гарик.       — Конечно, — сказал этот. Прошёл мимо Агара в ванную комнату, с любопытством огляделся и наконец соизволил деликатно отвернуться.       — Ты купайся, — щедро предложил он. — А я пока расскажу, зачем конкретно мне нужны твои эксперименты с векторами.       И Агар, уйдя ненадолго с головой в горячую воду, понял, как он попал.       Гарик рассказывал. Увлечённо, махая руками, сбиваясь с пятого на десятое, иногда молотил кулаком по стене, расколошматил два флакончика с дорогим, из-за моря привезённым мылом. А Агар сидел в горячей воде по уши и пытался не слушать. Хотя хотелось уже выскочить из собственной ванной и бежать, роняя с голого зада хлопья мыльной пены, куда глаза глядят. И непременно орать на бегу что-нибудь невнятное, чтобы уж наверняка.       Арчибальд про Агаровы душевные ямы знал. И даже относился с пониманием… до определённого предела. Побег из собственной ванной от счастливо улыбающегося белобрысого мальчишки явно находился далеко за этим пределом.       И Агару волей-неволей пришлось слушать. И даже стало любопытно.       Через час — или два, или четыре, сложно сказать, — Агар отмок, подобрел и мог бы предложить мальчишке пару интересных преобразований. Не факт, что сработает — но попробовать стоило. Он уже открыл было рот, чтобы вклиниться, но тот вдруг замолчал сам.       — И вот поэтому я хочу твои наработки, Агар, — заявил он совсем другим тоном. — И хочу, чтобы ты сам посмотрел на эксперимент.       Агар аж поперхнулся. Такое сочетание наглости и детской непосредственности обескураживало. Сшибало с ног, прямо уж говоря.       — Я тоже много что хочу, — огрызнулся он, поднимаясь из воды.       — Например? — тут же сориентировался Гарик.       — Ну, — замялся Агар. Как-то это предложение торга было слишком внезапным для голого человека, сомлевшего в горячей ароматной воде, а всего несколько часов назад изображавшего сраного архангела. — Ну например…       Взгляд упёрся в очевидное свидетельство. Организм, не спросясь, радовался жизни как умел. После запоев, придя в себя, любое живое существо желает размножаться. Очевидно желает.       И никакого отношения к блядскому Гарику и его нудным лекциям постзапойная реакция Агарова организма, естественно, не имела.       Но, конечно, когда ты в яме — всё всегда обернётся наихудшей стороной.       И вот теперь Гарик ойкнул, зарделся до корней своих белобрысых, намокших в пару ванной волос и быстро опустил глаза в пол.       — Я, пожалуй, завтра зайду, — пискнул он, норовя просочиться мимо Агара вдоль стеночки. — Ты это… отдыхай, поешь там, поспи…       — А ну стоять!       Агар понимал в тот момент только одно — но это со всей невозможной очевидностью: если Гарик сейчас уйдёт, ему, Агару, никогда уже не оправдаться. Никогда не объяснить, что этот блядский стояк — просто реакция организма, естественная и обычная, и Гарик тут совсем ни при чём.       Ну, может, необычно острая реакция. И никак не опадающая, хотя он уже несколько минут специально разглядывает эти наглые бельма, эти вьющиеся по-девичьи волосы, эту дурацкую ленточку — чтобы отпустило, накрыло знакомым пренебрежением…       — Стоять, я сказал!       Гарик, который весь вечер стойко игнорировал многочисленные «пошёл на хуй», именно сейчас решил проявить удивительную сговорчивость. Замер по стойке смирно. Взгляд от пола так и не поднял.       — Погоди минуту, — пробормотал Агар, наскоро кутаясь в полотенце. — Сейчас я найду эти твои сраные наработки, и вот тогда проваливай с глаз моих.       Только бы не выяснить, что он на своих записях колбасу кровяную на закуску резал… или на самокрутки их пустил. Хотя самокрутки — это вряд ли, он же не ходил к минотаврам в лабораторию… Агар одёрнул себя — только о минотаврах думать сейчас не хватало!       — Не надо, — тихо, но отчётливо вдруг сказал Гарик за его спиной. — Не надо от меня откупаться, Агар. Я не скажу и так. Забыли, ничего не было, я ничего не видел.       Несколько секунд Агар искренне не понимал. Потом дошло. Значит, решил, что Агар ему свои результаты отдаёт за молчание об этом конфузе… Конфузе, которого не было, блядь, просто реакция организма! И не было не потому, что Гарик решил тут в благородство поиграть — а просто не было!       Я его убью, решил Агар. Убью, скормлю тело минотаврам, а Арчибальду скажу, что он сам. Да он, фактически, и правда сам — потому что как иначе расценивать такое предположение, как не попытку быстро, но болезненно убиться об Агара?       А глаза у Гарика были честные, светлые и какие-то затравленные. Да и Арчибальд, наверное, расстроится, если его игрушку минотавры сожрут… В общем, Агар посмотрел на это недоразумение — и расхохотался.       И срать, что этот смех вонял истерикой, зато вытянувшееся Гариково лицо того стоило.       — Вот уж к тебе мой стояк точно никакого отношения не имеет, — хмыкнул Агар, когда чуть полегчало. Можешь не выдумывать всякого. И вообще... Между ног — у себя — давно смотрел? Всё на месте, всё работает?        — Ч-что? — моргнул Гарик.       Агар представил, как он, на манер его самого давеча, пытается найти у себя между ног хвост, и ушёл на новый виток истерического хохота.       — Я обещал тебя напоить и протрезвить, — сказал Агар, смахивая выступившие на глазах слёзы. — Может, тогда поймёшь, что такая реакция естественна. На похмелье, на лечебные зелья… И, пожалуй, в бордель тебя сводить тоже надо… Если ты всё-таки мальчик.       Гарик молчал. Судя по его лицу, ямы и высоты — а также их обитатели — резко поменялись местами. Агар, во всяком случае, чувствовал себя на вершине мира. Как сраный архангел.       И записи, кстати, нашлись.       — На, — Агар небрежно толкнул в сторону застывшего Гарика мятые листы. — Может, у тебя хоть на них встанет. Смотри не обляпай только.       Потом за Гариком захлопнулась дверь, записи так и остались на полу, а Агар открыл для себя новое дно дна душевной ямы.       Вино горчило и воняло лечебным зельем. Сна не было ни в одном глазу. Перед глазами стоял Гарик, восторженный, счастливый, расколошмативший в порыве вдохновения флакончик с мылом.       Агар подтянул к себе записи, напряг память. То, что не сработало с живыми существами, могло — после коррекции, конечно, и хороших таких пересчётов — неожиданно сыграть с элементалями. Если убирать погрешности тут и тут, вводить правки на сырую энергию…       Агар встал с пола, переоделся наконец в нормальную чистую одежду, подхватил свои записи…       В комнате или в лаборатории?       В комнате, решил Агар. Гарика не как учёного — как мужчину унизили. Значит, скорее всего — именно в комнате зализывает сейчас раненую гордость.       Из-под двери Гариковой комнаты пробивался свет. Агар притормозил и вдруг понял, что он никогда не был внутри. Гарик у него бывал постоянно. Ну пусть не постоянно — но наведывался частенько. Чтобы бесить, наверное.       Идти извиняться расхотелось совсем.       Агар постоял ещё, посмотрел на полоску света. Постучался и, не дожидаясь ответа — или собственного бегства? — резко толкнул дверь.       Гарик сидел на столе, скрестив ноги. Столу это не вредило — он всё равно выглядел как гибрид лаборатории с библиотекой. И немного с помойкой.       — Вот, — сказал Агар белобрысому затылку. — Смотри. Вот тут у меня всё пошло наперекосяк. Но если поляризовать течение энергий…       — Я никогда не пил и не страдал с похмелья, — оповестил его Гарик, не оборачиваясь.       — Элементалям ведь не нужно ставить защиты, и если брать их стихийную…       — Я совершенно точно мальчик.       — Мы можем перенаправить векторы вот таким образом…       — А ещё я девственник.       — И тогда в этом узле высвобождаются дополнительные потоки…       — И я восхищаюсь тобой.       — Живое существо это бы точно убило, но…       — Не только как учёным и экспериментатором.       — Если мы возьмём для… Что?       — И между ног у меня всё работает, спасибо что спросил. — Гарик наконец повернулся. Глаза были сухие и далёкие. — Вот прямо сейчас работает.       — Вот же мать твою сраный архангел, — сказал Агар.       — Дверь там, — Гарик дёрнул плечом и снова отвернулся прожигать взглядом стену. — Впрочем, сам найдёшь.       Агар посмотрел на затылок, на распушившуюся по плечам косу. Что тут скажешь? Всё что мог — уже сказал, с лихвой хватит. Каждый шаг до двери почему-то давался — как сквозь камень. Будто замедлили.       — А наработки мои?.. — спохватился он уже в дверях, заметив, что так и сжимает в кулаке злополучные бумаги.       — Забери, — бросил Гарик. И вдруг добавил то ли со всхлипом, то ли со смешком: — Заляпаю ещё.       Агар посмотрел ещё раз на эти напряжённо-упрямые плечи, на волосы, на острые поджатые коленки. И резко хлопнул дверью.       Отсекая Гарика, стол-помойку и себя самого от тёмного пустого коридора. От самого простого выхода.       — Гарик, — позвал он. Едва ли не впервые позвал по имени. Даже имя было какое-то… мягкое. Гарик. И не хочешь — а вроде как ласково зовёшь. Или ему только что стало так казаться?       И волосы тоже были мягкие. А вот спина под ними, которой коснулся нечаянно, только прядь светлую хотел уцепить пальцем — твёрже камня. Нервного, готового взорваться камня.       — Пошёл на хуй со своими издёвками, — спокойно сказал Гарик. На последних крупицах спокойствия, если Агар ещё что-то понимал во взрывах.       — Я не издеваюсь, — честно ответил Агар. А что, а зачем — вопросы другие, и на них пока ответа не было. Но точно не издёвка сейчас им двигала.       — А с жалостью — ещё дальше иди.       И Агар, сам себе удивляясь, ответил. Наверное, раньше ответил, чем сам понял.       — А я не с жалостью тоже.       Гарик вздохнул, потянулся, будто собрался игнорировать Агара совсем, и слез со стола. Прошёлся по комнате, разминая ноги, поморщился.       — Давай, расскажи мне про магию, — попросил он. — Артефакты Древних, Тёмный Ритуал… Что там нужно сделать, чтобы час назад я был пшл-нхй-срный-архнгл, а теперь вдруг стал, — он сморщился и потянул слащаво, передразнивая: — Га-а-арик?       — Не знаю, — честно сказал Агар. — Просто так получилось.       — И с естественными реакциями организма тоже так получилось? — нехорошо прищурился Гарик. — Которые с похмелья бывают?       Агар вспомнил, что нынешние реакции были как-то острее… адреснее. Открыл было рот — но, ведомый безошибочным чутьём не один взрыв пережившего учёного-экспериментатора, с честными глазами ответил:       — А реакция — и правда обычное дело.       Гарик покосился на него, вздохнул.       — Хорошо, что хоть врать не стал, — сказал он чуть погодя. — Но дальше-то что?       — Я бы поставил эксперимент, — тихо сказал Агар, подходя. — Итак, на данный момент реакция отсутствует. Приступим к первому этапу манипуляций с эманациями живых организмов…       — Чего? — опешил Гарик.       — Того. — Дразнить его было по-прежнему интересно, решил Агар. Даже если это «дразнить» приобрело новые оттенки. — Целоваться хоть умеешь?       — Теорети… Ой.       Говоря понятным обоим языком, в ту ночь они дошли до второго этапа манипуляций с эманациями живых организмов. Реакция была устойчивая, обоюдная… а Гарик на редкость быстро переводил теоретические знания в практические. А ещё он огрызался, кусался, потирался неожиданными местами и умел так говорить «Агар», что и это колкое злое имя звучало совсем не колко, оказывается. И был немного похож на архангела, того самого, из книжки Древних.       С третьим этапом манипуляций решили пока обождать. Пытливые умы двух естествоиспытателей, помноженные на углубленные теоретические знания Гарика, обещали долгий путь удивительных — хотя и пока пугающих немного — открытий. Но уже не в эту ночь, которая как-то внезапно закончилась.       — Останешься, — бесцеремонно заявил Гарик, зацелованный и лохматый. Дурацкая ленточка украшала — весьма сомнительно — бороду Агара.       — Останусь, — смирился тот. — Мне Арчибальд неделю… страдать обычно разрешает. А ты меня трёх заслуженных дней лишил со своими наработками… Они тебе ещё нужны, кстати?       — Не-а, — зевнул успокоенный Гарик. — Я и так знал. И про поляризацию. Ну, подглядел кое-что…       Агар усмехнулся. На вершине было хорошо. Интересно, а архангелы — они правда такие? Наглые, самоуверенные…       — И про то, как вплести в стихийную силу дополнительный узел, чтобы…       — Что? — сонного, блаженно улыбающегося мальчишки больше не было. Гарик вскочил, откинул с лица белобрысую гриву. Быстро вытащил из Агаровой бороды свою ленточку, кривовато перетянул косицу. — Как дополнительный? Показывай!       — Иди записи принеси, — скомандовал Агар.       Гарик проглотил приказ безропотно, выбрался из тёплой постели, прошлёпал к столу, где среди прочего хлама так и валялись брошенные вчера злополучные листы.       А задница у него всё-таки красивая, решил Агар.       Впрочем, та гипотеза о трансформации дополнительного потока энергии, которую он выдал, разобравшись в Агаровых выкладках, была даже красивее задницы.       И безумная, как всё их ближайшее будущее.