Мощь Одина.
Гунгнир там, где Локи его и оставил, — стоит прямой как столб на постели брата посреди красных простыней и подушек с бахромой. Подозвав его в руку, Локи быстро чертит портал в лекарскую. — Локи! — настигает его через пару шагов бледная мать. — Скорее, Тора уже доставили. Он очень плох. В палате срочной помощи вокруг брата суетится не меньше десятка целительниц во главе с Эйр. Тело Тора парит посреди помещения в прозрачном пузыре их сплетённого сейда. Локи идет ближе, и асиньи расходятся в стороны, как вода в ручье перед камнем. Он вытягивает остриё копья, концентрируя на нём сейд. И замирает. Черты лица брата разгладились, стали такими мирными. Он спит и не ощущает жгучей боли от расползающегося по коже чёрного узора. Локи не в силах оторваться от одновременно отвратительной и завораживающей картины, не сразу понимая, как тихо стало в помещении. — Локи? — опасливо спрашивает мама. Он пробуждается от наваждения и встряхивает головой. — Сейчас. Глубокий вдох, он осторожно вытягивает темную энергию нитями, будто из пряжи, создавая на её месте тончайший налет защитной сети их Дома. Целительницы принимаются за восстановление поврежденной плоти, и фоновый шум их голосов возвращается на круги своя. Родовая сеть — не мелкая иллюзия, она требует точности и невероятной концентрации. Локи никогда раньше не сплетал защиту такого уровня, только главе Дома это дозволено. Было бы куда проще вновь привязать брата к мьёльниру, но Локи не уверен, что так уж желает их воссоединения. Нить за нитью темные разводы бледнеют, кожа Тора очищается, приобретает свой здоровый розоватый оттенок. Когда Локи опускает остриё копья и стирает со лба нервный пот, Тор безмятежно причмокивает и похрапывает во сне. — Жить будет, — заключает Локи. Его неожиданно стискивает в объятиях матушка, порывисто целуя в обе щеки, отчего Локи приходится неловко замереть. Она бережно приглаживает воронье гнездо у него на голове и бежит к спущенному на специальный пьедестал брату. Локи облегченно выдыхает. — Он пока истощён, — рассказывает Эйр, не поднимая глаз от бегущих строк заключения на своих свитках. — Тело пережило большой шок. Но его высочество силён, он оправится. Локи не поправляет её о том, что Тор ныне не принц, с тех пор, как его изгнал отец, иначе именно он, а не Локи принял бы в себя силу и стал Всеотцом. Хитросплетения их семейных отношений и то, как их понимает дворцовая целительница, волнуют его куда меньше вопроса, что, проклятущие черви мирового древа, только что случилось? Первой мыслью было покушение на него самого. Локи не витает в радужных фантазиях, долгое время в народе он был лишь дополнением к Тору, а среди ярлов — мелким мстительным паршивцем. Есть множество влиятельных и не очень Домов, как в самом Асгарде, так и Трудхейме с Вальхаллой, что не примут его правление с радостью. Но не в этот день. Локи тот, кто пострадал меньше всех, — золу, попавшую в нос, нельзя рассматривать как серьёзную претензию на убийство. И наказать потенциального преступника за такое жаль, с него хватит позорного прохода через весь город под улюлюканье толпы. К тому же в почти пустом крыле вспыхнули все камеры. — Стейнар, — зовет Локи, выходя из палат. Хускерлы, помогавшие отнести тело до лекарской, неловко мнутся у входа. По Стейнару видно, как он не рад всему случившемуся, лишь недавно заняв место Орлерда. — Как остальные… пострадавшие? — Живы, но все в критическом состоянии. Больше никто из этого крыла не был лишен защиты, печи всё же не рассчитаны на асов. Локи задумчиво трет подбородок большим пальцем. Сплетать защиту трём подхалимам из свиты брата давным-давно помогал он лично, чтобы те не убились в очередной самоубийственной авантюре. Во всей этой компании из дворян лишь Сиф, по давней обиде никогда не желавшая и близко подпускать Локи к себе. — Любопытно. Кто знал, что я в камере Тора? — Только мы, государь. Для остального дворца вы покинули бывшего принца спустя полчаса визита, вместе с царицей. Конечно же, матушка обо всём подумала. И если допустить, что действовал не идиот, то единственным, кто гарантировано сгорел бы в своей камере, был бы обессиленный Тор. Кто-то у него за спиной хочет убрать его брата! Локи сжимает и разжимает кулаки — двойственность обуревающих его чувств смехотворна и неуместна. Испытывать хоть что-то по отношению к Тору чревато, в этом Локи убедился сполна. Руководствуясь глупой братской любовью, он отринул все стремления и мечты в угоду избалованному наследнику; жгучей ненавистью чуть не отправил себя навстречу космической бездне. В Торе следует видеть лишь инструмент и пользоваться им по мере необходимости. — Что ещё известно? — Мы хорошо просматривали коридор, камерами управляли не напрямую. — Возьмите всех, кто имел доступ к центру управления на дознание. — Локи морщится и трет переносицу, вспоминая, как странно себя вёл свет. — Но и выяснить, возможно ли было подсоединиться к нему из другого места, было бы не лишним. — Да, государь, — кланяется Стейнар. — Пока свободен. Локи рассеяно стирает с щеки остатки золы и посылает в покои ментальный сигнал, чтобы слуги подготовили ванны.…
Фандрал жмурится и пытается не слушающимися руками прикрыться от назойливого огонька. Тело, квёлое и тяжелое, не отзывается на простейшие команды разума. Давно же он так не надирался. — Прошу, не дергайтесь, — раздается мягонький голосок у самого уха, и воображение Фандрала рисует образ прекрасной нимфы, с которой он провёл ночь. — Мне нужно закончить осмотр. Фандрал растягивает губы в довольной улыбке и хочет рассказать своей спутнице, что она может осматривать его сколько её душе угодно. Но язык заплетается, и он только нескладно мычит. Пелена перед глазами медленно тает, открывая укрепляющее поле, потолок лекарской и лицо давнишней боевитой целительницы, что пыталась отстоять Хеймдалля. Улыбка Фандрала мгновенно гаснет, пока асинья продолжает магическую работу. Сразу возвращаются воспоминания и о провальном походе за Тором, и о долгих днях в заточении. Всё, чего удостоилась тройка некогда героев Асгарда, так это визита одного из эйнхериев со списком официальных обвинений и полной тишины после. Локи всё тянул и тянул с судом. Хогун предположил, что он подготавливает улики и свидетелей, чтобы сделать и без того показательный процесс более эффектным. В эти страшные дни полной изоляции им только и оставалось накручивать себя и наблюдать за Тором. Они тогда наладили общение условными знаками, но ничего сложного таким образом друг другу сказать не могли. — А-а… `ак ос`альные-е? — пытается спросить Фандрал. Целительница по-грустному мрачна, но проделывает свою работу с нежностью матери впервые держащей своё дитя. — Леди Сиф и ваши друзья получили страшные ожоги. Вы ослабли, это нормально, нам пришлось восстановить много плоти. Целительница ничего не говорит о Торе, и Фандрал обреченно прикрывает глаза. Конечно, Локи не успокоился и довершил начатое! За день до трагедии он навещал брата, пришел пьяным и встрёпанным. В камере, шатаясь, сразу чуть не повалил стол с вазоном фруктов и схватил Тора за грудки. Дальше он сокрыл силовые щиты, и как протекал разговор, Фандрал не знает. К счастью тогда подоспела Всематерь, уведя загулявшего царя прочь. Но последующие события показали, что усмирить его злобу ей не удалось. Появившиеся потом зелёные плащи простерегли опечатанную камеру несколько часов, пока не случилось страшное. — Мне нужно к другим, — целительница осторожно оглаживает лицо Фандрала тёплой ладонью. — Отдыхайте, боюсь, молодой царь даст вам немного времени на восстановление. А затем обратно в ловушку камер и дожидаться страшной мести. Фандрал изо всех сил тянет руку к девушке, в попытке хоть ненамного её задержать. Другого шанса спастись не будет. — `Ожалуйс`а-а! П-пожалуйс`а-а, помоги-и. Целительница замирает и мученически оглядывается по сторонам. — Я не могу, — выдыхает она, нерешительно забирая подол из ослабших пальцев Фандрала. — Хочу, но не могу. — П-пожалуйста… Она снова смотрит в сторону. Скосив глаза, Фандрал понимает, что именно там стоят дежурящее у входа эйнхерии. — Я… Долг в ней борется с честью, но, увы, Фандрал ничем не может подсластить горький выбор — целительница его последняя надежда. — Я что-нибудь придумаю, — быстро шепчет она и деловитой походкой направляется на дальнейший обход. Она проходит от одного пациента к другому, и Фандрал видит, как она переговаривает с обессилившими друзьями. Он выдыхает и позволяет себе краткий миг расслабленности. Ближе всего лежит Вольштагг, дальше в тёмной макушке угадывается Хогун, Сиф занимает койку на противоположной стороне. Целительница покидает палату, проходя мимо бесстрастных стражников. Отрадно видеть края их желтых плащей, хотя Фандрал и знает, что они будут исполнять приказы Локи, пока тот сжимает гунгнир. В голове нет четкого плана, самое близкое будущее окутано непроглядным туманом, но лежать тут и смиренно ждать милости от братоубийцы Фандрал не собирается. И если он хоть немного знает своих друзей, они с решимостью разделят эту мысль. Ждать приходится недолго, целительница возвращается, неся в руках поднос с четырьмя флаконами неизвестного эликсира. Эйнхерии не обращают на неё большего внимания, чем раньше, хотя Фандрал отчетливо видит нервозность, с которой та действует. — «Мощь Одина», — торопливо шепчет она, откупоривая первый флакон у его губ. — И почти мертвеца заставит часами биться без всякой боли и усталости. Фандрал торопливо глотает горькое питьё. — Но после последует ужасная отдача, — она виновато понижает голос. — Лучше к тому времени вам найти тех, кто позаботится о вас. Он улыбается ей и незаметно кивает, краем глаза всё время пытаясь рассмотреть стражей и не увлеклись ли они тем, что творится в палатах. Силы возвращаются быстро, до того, как целительница доходит до Сиф, взор выравнивается, конечности становятся привычно послушными, а по венам струится знакомая сила. Но чтобы не привлечь лишнего внимания, Фандрал продолжает лежать на узкой койке под укрепляющим пологом магии неподвижно. Хуже всего, что он не сможет нормально обсудить план с сотоварищами, и тут лишь полагаясь на находчивость добросердечной асиньи. Она, покидая их палату, начинает тараторить и что-то выговаривать стражникам. — Немного покоя… Дополнительный уход… Переговорите снова с царём! — всё, что удается расслышать Фандралу, и он досадливо морщится. Целительница, ясное дело, в жизни не имевшая дел ни с какими тайными миссиями, на ходу не придумывает плана хитрее, чем уговорами отогнать приставленных эйнхериев. Вызывая тем самым противоположный эффект, те больше настораживаются и входят в палату. У Фандрала нет никакого оружия, а из одежды только легкая лекарская рубаха, если эйнхерии признают уловку с «Мощью Одина», они с легкостью порубят всех присутствующих на куски. — Всё, чего я прошу, лишь покоя для пострадавших! Целительница вертится позади эйнхериев, нервно теребя подол голубых одежд. Фандрал замирает, корчит рожу пожальче и дышать старается болезненно тяжело. К счастью, никто не срывается, даже когда стражники подозрительно обходят постели. — Извините, — отвлекает эйнхериев новый голос. Фандрал судорожно втягивает воздух — Можно мне… навестить больных? В проходе очаровательно улыбается Джейн Фостер.…
Локи вертится, поворачиваясь то одним боком, то другим — шесть иллюзий вокруг послушно повторяют его движения, во всех подробностях демонстрируя обновленный парадный доспех. — Не слишком ли много… белого? Наряд, подобающий младшему принцу, нельзя оставить для коронации нового Всеотца, поэтому титульный металл пришлось сменить. Но столь кардинальных решений Локи не ожидал. Фрейя — главный царский модельер, породившая этот шедевр свободной мысли, пока новоиспеченный царь прыгал по мирам, — смотрит на результат своих трудов с плохо сдерживаемым восторгом. — Белый символизирует единение всего радужного спектра, и он куда торжественнее! К тому же вы сами дали добро на платину. Да? Локи уверен, что больше благоволит золоту. На месте бронзовых пластин, и правда, сплошная платина. Он поворачивается ещё раз. Весь наряд смотрится куда тяжелее и массивней, переплетая в себе как мотивы его прежних доспехов, так и почившего отца. Лишь зеленый плащ и остался полностью прежним. В детстве, будучи восторженным глупым ребенком, он помышлял выбрать розовый — младший брат красного. Хвала матушке, что отговорила и предложила цвет молодой листвы, какой носил Кулл, отец Бури. Сам Бури в честь затеянных им перемен взял красный, как символ пролившейся крови врагов и славных побед. С тех пор вплоть до Тора, именно красный передавался от царя наследнику в царской династии. В крови Локи нет ни капли этой династии, истории, что он восхищенно слушал, сложены о подвигах не его предков. Он закрывает глаза, но образ полуголых синюшных дикарей на развалинах так и стоит под веками. — Пусть парадные доспехи будут «торжественными», — кривится он, выдыхая. Коронацию решено приурочить к восстановлению обсерватории и минимального торгового трафика: некогда тянуть с каждой мелочью. — Но при изменении моего повседневного гардероба усердствуйте не столь рьяно! Похоже вид у Локи страшный, потому как даже Фрейю пронимает, и она торопливо кивает, больше не давая ни одного глупого предложения. — Не помешаю, Всеотец? — раздается голос у входа в личные покои. — Ярл Тюр, — Локи отворачивается от несчастной ванки и понижает голос. — Всегда рад вашему обществу в столь неформальной обстановке. Реальная картина, мягко говоря, обратная. Тем не менее, Локи отпускает Фрейю и рассеивает шесть своих копий, в знак готовности вести беседу. Теперь в покоях лишь они да хускерлы, приставленные ко входу. — Я услышал об этом ужасном происшествии в темнице. Радостно, что обошлось без жертв. Тюр прохаживается по гостиной, в центре которой только что стояло семь Локи, и садится на один из диванчиков. — Верно. И уверяю, расследование ведется со всем тщанием. Пустая улыбка, кивок — Локи не терпится, чтобы Тюр убрался куда подальше и не лез не в своё дело. — Вряд ли оно покажет хоть что-то стоящее. Думаю, это не более чем результат всей этой истерии. — Чт… какой истерии? Тут же Локи ругает себя за глупый и заданный столь неумело вопрос. Но в последние дни он так увлёкся проблемами девяти миров, что совершенно отошёл от жизни дворца и новость о волнениях в массах, о том, что Локи ничего о них не знает(!), и впрямь повергла его в шок. Тюр же вздыхает, как учитель перед нерадивым учеником, только пальцем не грозит. — Слухи ходят самые разные, ваше величество. Некоторые переживают больше, некоторые меньше. Но общее настроение всё накалялось и накалялось в последние дни. — Я слушаю. — Вот что увидели ваши поданные? Вероломное проникновение в царскую сокровищницу посреди коронации! Которое, лёгкого ему пути, Всеотец Один полностью игнорирует, а его первенец и наследник наоборот впадает в безобразную истерику. Уж и в тот день проскальзывали несмелые шепотки, особенно среди ярлов-держателей районов Асгарда. Про те шепотки Локи знает отлично, отчасти он и сам, не удержавшись, им поспособствовал. В тот день выпал такой грандиозный шанс пошутить и выставить брата дураком, что грех было его упускать. Но шалости зашли слишком далеко, кто же знал, что злокозненный эрги Хеймдалль пропустит в Йотунхейм незаконную вылазку, и кто же мог предсказать, что отец рассвирепеет настолько? — А дальше, только узнав о вашем царствовании, изгнанник возвратился без всякого дозволения кого бы то ни было, разбил мост и убил тем самым своего отца. Локи садится на диванчик напротив Тюра, с самым расслабленным видом, на какой сейчас способен. — И все эти события заставляют асов думать, что?.. — Что, стоит вырваться вашему брату, сошедшему с ума от зависти и злобы, и он пойдет громить остальной Асгард. Не все так думают. Но вам ли не знать, что самые большие звезды, умирая, порождают черные дыры, из которых не вырваться и лучу света. Новый порыв сказать такое глупое и наивное «но асы же любят Тора, он их идеал» Локи давит в себе на корню. Он понимает, что после всего Тору уже не быть столь же горячо обожаемым в народе. Но где-то внутри до сих пор живёт восторженный ребенок, с гордостью напяливший бы розовые штаны и плащ. Этот ребёнок отказывается верить, что с братом поступили так подло, что вся любовь была лишь мишурой. — Поэтому, я мыслю, один из новеньких эйнхериев, молодых и горячных, наслушался всякого, сам напридумывал сверху и решил защитить царство по-своему. Локи фыркает, на кончике языка так и висит возглас «бред!». Вместо этого он свободнее укладывает правую руку на подлокотник и одаривает Тюра пустой улыбкой. — Благодарю за информацию, ярл Тюр, она весьма любопытна. Но для столь смелых выводов время не настало. Откровенно говоря, Локи пребывает в замешательстве, от того почему Тюр вообще решился на эту встречу. Он всегда благоволил Тору и ни слова не высказал против ранней коронации того. Отношения же с Локи не заладились давно. Когда один из его первых големов чуть не откусил Тюру руку. Давняя история. И очень смешная! Локи не держит старого военачальника за дурака и не думает, что тот пойдет в открытое противостояние на вполне законного наследника Одина. Но и поддержки Локи не ждёт, скорее серии интриг, призванных загнать его в удобные косным старикам рамки. — Не принимай меня за врага, — будто читает его мысли Тюр, по-доброму усмехаясь. — Я был другом твоему отцу многие века и преданно служил Асгарду. Как и Хеймдалль, преданно стоящий денно и нощно на посту, но и тот оказался не безгрешен. — И в мыслях не было, — врёт Локи с видом оскорблённой невинности. — Я не думаю, что… Его прерывает торопливый стук, Локи раздражённо переводит взгляд на появившегося в дверном проёме эйнхерия. — Всеотец, прошу прощения, что прервал вас. Но… Он замолкает на мгновение и нервно облизывает губы. — Не тяни, боец, — усмехается Тюр, оглаживая хитро-заплетённую бороду. — Тройка воинов и леди Сиф сбежали из лекарского крыла, взяв в заложники вашу гостью, Джейн Фостер.…
— Они пытались прорваться к Тору? — спокойно спрашивает Локи, шагая по коридору. Уже то, как ярко вспыхнул весь колдовской огонь в комнате, когда ему сообщили расчудесную новость, и так выдало его с головой. — Нет, владыка, сразу после того, как заложница оказалась в руках предателей, они держали путь из дворца. — И вы позволили им скрыться! Как такое вообще случилось? Целый легион бесполезных нахлебников, не сумевших удержать всего четырёх асов! Давно пора заняться выправкой дворцовой стражи, в сытом мире воины захирели и превратились в неумелых увальней. — Им всем отлично известен дворец и каждый уголок в нём… — Им не должно быть известно больше, чем страже! — срывается Локи, эйнхерий делает неуверенный шаг от него. — Не дайте им уйти, — уже мирно говорит он и неискренне улыбается. Нужно поразмыслить, куда направится в первую очередь горе-свита брата? Локи подозревал, что к Тору и направится, но более в лекарском крыле никого из сбежавших не видели. В свои покои они тоже не сунутся, если Сиф и Вольштагг те ещё горячие головы, то Хогун c Фандралом так рисковать не позволят. Вся компания чувствовала себя неуязвимыми только под руководством Тора. Локи делает пару быстрых шагов и понимает, что он до сих пор в недоделанном прототипе новой брони, на котором из рун максимум облегчение веса. — Их обнаружили! — появившейся в коридоре Орлерд выглядит донельзя воодушевленным. — На выходе из нижних уровней, они движутся по старому акведуку. Больше Локи о доспехах не думает. Он с остальными хускерлами запрыгивает в хроккар и направляется в Стайнгард, каменный район Асгард. По прилёту у акведука, пролегающего над одной из пропастей, уже кружат хроккары. Эйнхерии в них и на твердой земле перекрикиваются, осматривая каждый сантиметр камня. Локи щурится, смотря на поросшие мхом булыжники, а затем в гигантскую пропасть внизу. — На что они рассчитывают? — перешептываются Гайр с Вогрифом за спиной. — Собираются скрыться в пустотах, а потом промышлять разбоем… — Тихо, — поднимает Локи руку. Асгард пропитан темной энергией, он слышит каждое колебание, концентрируется и пытается отыскать, где же прячутся мидгардка и четверо нужных асов. Но вокруг так много народа, что Локи никак не может отличить, кто есть кто. Будь у него больше практики… Справа с внутренней стороны одной колонны мелькает размытая тень, стремительно летя вниз и попадая в один из хроккаров. Тот закручивается в воздухе волчком и затем идёт резко вверх. Раздаётся пронзительный девичий крик, вперемешку с отборной бранью эйнхериев. — Помогите-е-е! — кричит Джейн Фостер, вцепившись в борт, пока позади нее тройка воинов с Сиф отчаянно спихивают стражей из лодки на акведук. — Вперёд-вперёд-вперёд! Орлерд ведёт хроккар за ними, но прежде чем они успевают настигнуть беглецов, оттуда падает последний из эйнхериев прямо навстречу бездне. От резкого ухода вниз их сначала подбрасывает, а затем вдавливает в сидение. Больше повинуясь инстинктам, Локи вскидывает руки, направляя сейд, и успевает чуть замедлить падение трёхсот килограммового аса. Ровно настолько, что они успевают его поймать. Лодка с Джейн и её похитителями быстро разгоняется до максимальной скорости и теряется в разноцветных облаках. Теперь Локи понял, на что рассчитывают друзья Тора, — отправиться до Вальхаллы. На хроккаре, ха. — За ними, — командует он, сам уже деля сознание на две части и направляя иллюзию за облака в крошечную видимую точку. В лодке беглецов царит паника и крики. Джейн отбивается и сыпет проклятиями, испуганно глядя на тонкий слой силового щита, отделяющего их всех от вакуума космоса. Вольштагг неуклюже пытается её успокоить: — Мы лишь пытаемся вас спасти, — обречено говорит он, явно уже ни на что не рассчитывая. Локи хмыкает, привлекая к себе всеобщее внимание и сразу получая удар от Сиф. — Можешь не стараться, — улыбается он прошедшим сквозь него рукам мужедевки. — Братоубийца! — рычит она. — Вам не пересечь расстояние от Асгарда до Вальхаллы на обычном хроккаре, только угробите мидгардку. — То, что ты совершил, Локи, непростительно! — чеканит Фандрал. До идиотов так и не дошло, что Разрушителя на себя и на Тора они навлекли сами. Локи не собирается виниться за это. По днищу и стенкам хроккара начинает расползаться ледяной узор, а дыхание всех материально присутствующих исходит паром. Торова женщина сжимается, заметно дрожа, и подбирает под себя руки. — Вольштагг, пожалей жену и свой выводок, — решает разыграть последнюю карту Локи. — Думаешь, каково им придётся? — Ты не посмеешь! — бледнеет толстяк. — Нет! — Если поможешь остановить хроккар. Локи по-птичьи наклоняет голову, наблюдая за метаниями Вольштагга. За бегающими глазами, раздувающимися ноздрями и пальцами, всё сильнее сжимающими клинок. За тем, как все надежды, построенные в его жалком умишке, рушатся. Стоило бы вспомнить о семье намного раньше, когда опускался в Мидгард. Остальные замерли каменными истуканами, лишь Хогун прилежно продолжает вести хроккар. Вторая часть сознания Локи наблюдает за погоней из-за плеча Орлерда, хускерлы напряженно молчат, пытаясь сократить расстояние. Но что те, что другие гонят на максимальной скорости. Жаль, что нельзя отдать приказ о стрельбе. Законы гостеприимства, предки их побери, пусть всему Асгарду глубоко наплевать на жизнь хрупкого существа из серединного мира, на Локи и весь его Дом всё равно падёт позор, заикнись он прилюдно о причинении вреда той, кого назвал гостьей. — Простите, Сиф, друзья, — шепчет Вольштагг и кидается к Хогуну. Сиф реагирует мгновенно и пытается повалить его на пол подножкой, к ней на помощь присоединяется Фандрал. — Он лжет, Вольштагг! — Это моя семья! Губы Локи сами собой растягиваются в кривой ухмылке. До чего восхитительное зрелище. — За всё придет расплата, — раздается за иллюзией голос Хогуна. — Ваше величество, — говорит Орлерд второй части его сознания. — Дальше лететь опасно, генератор может не выдержать холода и щиты рассеются. Иллюзорный же Локи последний раз кидает взгляд на шумную свару и посиневшую мидгардку. Долго она так не протянет, и он милостиво касается собственным сейдом её браслетов, плетя тепловой кокон. Большее ему недоступно. — Ваше величество, — почти умоляюще просит Орлерд. — Даже не сомневайтесь. Расплата придёт, — Локи развеивает иллюзию, устало прикрывает глаза и обращается уже к Орлерду: — Поворачивай назад. Они всё равно не уйдут.