The Kiss That Counted

      Возможно, Эмма наверстывает упущенное время, когда она крадется по квартире в два часа ночи. На самом деле у нее не было шанса заниматься подобным делом, когда будучи подростком, вместо этого она просто тихо выскальзывала из дома и уходила оттуда навсегда. Теперь ей под тридцать, и честно… Вообще-то не похоже, что она прокрадывается в квартиру, потому что ее родители всегда оставляют дверь открытой — такое правило: входная дверь всегда открыта. (Интересно, считается ли эта квартира в Преисподней их собственностью? Почему данная квартира построена именно для них? Они же пока не мертвы физически. Эмма хмурится: им срочно нужно вернуться домой, чтобы прекратить думать о таких странных вещах и задавать вопросы, на которых нет ответа).       Это на самом деле немного разочаровывает, если вы спросите Эмму. Она жаждет гораздо большего, чем просто повернуть ручку двери и подняться вверх по лестнице. В конце концов, ее родители даже не пошевелились в кровати на первом этаже. Никто не ждет ее в темноте — не ждет, чтобы включить лампу, которая зальет комнату своим светом когда она войдет, — прям как в кино. На самом деле даже жалко, что родители так облегчили задачу для нее. Не то, чтобы она хочет отвечать на вопросы и отчитываться в ее-то возрасте. Просто… Ну… Она вроде как бы и не против. Это глупо и смешно, но она никогда не испытывала подобный опыт. На какой-то момент она даже ожидала их там увидеть, ведь в последнее время ее родители вели себя так, будто пытались втиснуть двадцать восемь лет, проведенные без них, в одну неделю.       Эмма уже поднимается по лестнице, когда вспоминает, что там спит Реджина и Робин. Она морщится и трясет головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от появившейся картинки спящего Робина перед глазами. Робин нормальный парень, думает Эмма — вообще-то всего лишь подозревает, потому что она едва ли что-то знает о нем. Реджина любит его, и этого достаточно для Эммы, чтобы не пытаться выяснить больше информации и не составлять свое собственное мнение об этом мужчине. Он зарекомендовал себя неплохим парнем, так что нет особой нужды помещать его в черный список. На данный момент этого достаточно. У Эммы слишком много всего, о чем нужно беспокоиться, и даже сейчас она не собирается посвящать его личности свое свободное время.       Но когда она начинает разворачиваться, чтобы спуститься обратно вниз по лестнице, то слышит свое имя и останавливается как вкопанная, затем хмурится и смотрит через плечо. Это был голос Реджины, слишком тихий, в такой тишине ночи. Это было не громче, чем просто шепот, но достаточно для того, чтобы волоски на шее Эммы встали дыбом и ее потянуло. Потянуло туда, откуда донеслось ее имя.       — Реджина? — спрашивает Эмма так же тихо, разворачиваясь и вновь шагая вверх.       Реджина сидит в постели с перекрещенными в лодыжках ногами, опираясь на спинку кровати, глаза ее сверкают в темноте, когда встречаются со взглядом Эммы. К удивлению Эммы, это не Робин, который спит рядом с Реджиной. Свернувшись калачиком спиной к своей матери, слегка храпит их сын-подросток. Судя по его прическе, Реджина гладила его волосы, пока он спал. Это вызывает у Эммы улыбку, она делает два последних шага и входит в комнату.       — Ты еще не спишь в такой поздний час, — шепчет Эмма, разглядывая комнату.       — А ты где-то гуляла в такой поздний час, — тихо отвечает Реджина, в ее голосе звучит интерес вместо обвинения. — Я думала, ты собиралась ночевать в своем доме в этом адском местечке. Разве не там сейчас твой пират?       На мгновение Эмма с недоумением смотрит на Реджину, прежде чем просто пожать плечами. Крюк исчез, и Эмма действительно не в настроении разговаривать об этом прямо сейчас.       — Где Робин? — вместо этого спрашивает Эмма.       — После обеда в закусочной, твои родители и я вернулись в эту квартиру вместе с Генри. Генри поднялся сюда наверх, чтобы обдумать несколько идей и хотел снова побыть один, — Реджина закатывает глаза с ласковой улыбкой на лице, поглаживая верхнюю часть головы Генри. — Я осталась с твоими родителями внизу на кухне. На самом деле я думала, что Робин пойдет с тобой и Крюком после закусочной, но когда я случайно выглянула из окна, то увидела только вас двоих, без Робина. У меня не было возможности спросить, но я думаю, он отправился в лес на прогулку.       — Он чувствует себя комфортней на природе, чем в закрытом помещении, — добавляет Реджина. — Я поднялась сюда, чтобы проверить Генри и увидела, что он спит. Так что решила остаться здесь с ним, и с тех пор так и никуда не уходила.       Эмма медленно кивает, и ее руки скользят в карманы своей кожаной куртки.       — Ты не устала? Ты долго не спала прошлой ночью… Почему сейчас не спишь?       Реджина выглядит слегка удивленной вопросом, возможно, даже подлинному беспокойству в голосе Эммы.       — Честно, уже на протяжении нескольких месяцев я не могу нормально спать по ночам. Боюсь, мое тело уже не переносит стресс так легко, как раньше. Полагаю это является причиной моего беспокойного сна.       Эмма хмурится, чувствуя себя виноватой. Потому что это ее вина, что Реджина здесь, а не в безопасном доме с Генри и Робином. Она здесь из-за спасательной миссии Эммы. Она здесь из-за Эммы. Она решила остаться и помочь Эмме, когда ее мать дала возможность уйти. Теперь все они застряли в этом мире, пока не найдут выход.       — Я могу чем-нибудь помочь? Там есть какой-то чай внизу, если хочешь, я могу заварить.       Реджина слабо улыбается.       — Нет, спасибо, дорогая. Я в порядке.       Эмма хочет предложить что-то еще, но что именно, она не знает. Она не знает, как помочь кому-то заснуть. У нее никогда не было человека, который делал это для нее, поэтому она не знает как быть. Единственное, что у нее есть — это наблюдения. Наблюдения за тем, что делают другие люди в подобных ситуациях. Она вспоминает, как Дэвид делал Снежке чай, когда ей снились кошмары после смерти Коры, но к сожалению это все, что у нее есть в наборе «Как помочь другим заснуть». В основном она бесполезна, когда речь идет о заботе о других. Хмурый взгляд появляется на ее лице.       — Ты планируешь стоять там всю ночь? Я не звала тебя сюда, чтобы сторожить нас.       — О, — Эмма оглядывает комнату, не желая уходить. — Как думаешь, я могу поспать здесь? Я могу расположиться вон там на полу, — она указывает головой на ковер. Там какие-то подушки и одеяла, точно такие же, как и в Сторибруке. Однако даже в темноте, Эмма может ясно видеть легендарный «не будь такой глупой, Эмма» взгляд Реджины.       — Ты даже не будешь знать, что я здесь, — пытается она, немного покачиваясь на ногах. — Я могу быть такой же тихой как мышка.       — Ни мышка, ни ты не способны остаться незамеченными, мисс Свон.       — Ага, слон в посудной лавке, я поняла… — говорит Эмма с небольшой ухмылкой на губах, на которую Реджина также усмехается, после чего блондинка осторожно подходит ближе к Генри.       — Здесь достаточно места для нас троих, Эмма, — говорит Реджина, когда Эмма предпочла проигнорировать молчаливое приглашение, которое она явно заметила.       У блондинки нет каких-либо проблем, чтобы делить постель. Она делила много постелей в своей жизни — как ребенок в системе, с Нилом, прежде чем она попала в тюрьму, когда оставалась в домах людей, прежде чем снять свою первую квартиру… С Руби пару раз, когда они провели ночь вместе, распивая пиво, перед тем, как проклятие было снято, с Генри, и даже один раз она уже спала рядом с Реджиной (но на настоящей земле в Неверлэнде не то же самое, что в настоящей постели). Эмма не стесняется голых ног, с обладателями которых она собирается спать. Эмма стесняется, потому что Реджина снова поглаживает волосы Генри, и этот момент кажется таким особенным, в котором ее присутствие будет лишним. Реджина полностью выглядит расслабленной, спокойной рядом с Генри, и теперь она приглашает Эмму лечь рядом. Эмма не хочет испортить ей настроение, не хочет разрушить покой Реджины.       Реджина фыркает, когда Эмма продолжает стоять молча.       — Если ты ждешь официального приглашения …       — Нет, это не так, — говорит она и быстро отводит взгляд в сторону, когда чувствует, как легкий жар расползается по щекам. К счастью, здесь слишком темно, чтобы Реджина заметила, что Эмма покраснела. Блондинка снимает свою куртку и складывает ее. — Ты уверена, что в порядке с этим? Я имею в виду, что буду спать рядом с тобой… Потому что на самом деле я не против пола. Я спала в местах похуже.       — Я уверена, что ты спала в местах и похуже, но я также достаточно уверена в том, что ты предпочла бы не спать на холодном полу, когда здесь стоит совершенно мягкая кровать, которую я могу с тобой разделить. И если честно, я бы тоже предпочла, чтобы ты спала в постели.       Так что Эмма снимает свою рубашку с длинными рукавами и кладет ее рядом с курткой, присаживаясь на край кровати. Она снимает обувь и носки, а затем заплетает ее волосы в косу. У нее появилась такая привычка перед сном, когда она ночует где-то не дома. Это самый лучший вариант, чтобы волосы не запутались во сне, насколько это возможно, и их было легко расчесать с утра.       Она могла бы остаться в своем пустом доме, вместо того, чтобы возвращаться в родительскую квартиру после того, как Киллиан ушел. Она не хотела оставаться там в полном одиночестве, но теперь здесь ей придется спать в штанах, в то время, как там она могла бы раздеться и спать более комфортно, пускай даже в одиночестве.       — Последний шанс, чтобы заставить меня спать на полу, — бормочет Эмма, ложась рядом с сидящей Реджиной и глядя на колени женщины. Она действительно не горит желанием спать на полу, но она ненавидит мысль о том, что сейчас находится там, где не должна быть.       — Если ты не заткнешься и не ляжешь спать, Эмма, то точно окажешься на полу. Но только учти, что это случится, потому что я столкну тебя, а не потому что ты решишь так сама.       Эмма закатывает глаза.       — Я бы хотела на это посмотреть, — бормочет она спросонья, чувствуя, как начинает погружаться в сон. Это, вероятно, глупо так сказать женщине, которая действительно легко может это сделать, но ее сонный мозг отказывался понимать это, до тех пор пока рука Реджины не оказалась на ее плече.       — Действительно, мисс Свон?       Эмма хватается рукой за бедро Реджины, крепко держась за него.       — Нет, нет, я не это имела в виду… И даже если ты столкнешь меня, я потащу тебя вместе с собой.       Реджина усмехается:       — Как будто я тебе позволю.       Эмма усмехается тоже и перемещается ближе к Реджине. Она теплая, и это чистый инстинкт, который заставляет ее подвинуться еще ближе к сидящей женщине, ее голова находится почти на коленях Реджины. Когда Эмма понимает, в каком положении она оказалась, то ожидает, что женщина напряжётся и затем скажет отодвинуться или вообще лечь на пол. Она ожидает, что Реджина спросит у Эммы, что происходит. (Хорошо, что она все-таки этого не делает, потому что Эмма уже наполовину спит и находит тепло тела Реджины слишком заманчивым, чтобы вообще думать, почему она не должна кутаться вокруг ног другой матери ее сына). Она ожидает от себя, что исправит свое поведение и уберет руки от удивительно удобных бедер Реджины. Но вместо этого, после момента тишины и полного спокойствия, пальцы Реджины начинают перебирать светлые волосы Эммы, также как она делала это с Генри.       Эмма закусывает внутреннюю часть щеки, чтобы молчать, боясь сказать что-либо, что заставит Реджину остановиться. Она беспокоится, что может сделать один неверный шаг, после чего Реджина начнет сожалеть, что показала свой новый уровень привязанности. Так что Эмма сосредотачивается на собственном дыхании и следит, чтобы вдохи и выдохи не были слишком громкими. Эмма не сдвигает руку на бедре Реджины даже на сантиметр. Она просто продолжает лежать с закрытыми глазами и не обращать внимания на мысли, которые крутятся в ее голове, погружаясь все глубже в блаженство с каждым медленным касанием пальцев Реджины.

***

      Эмма облизывает губы и чувствует вкус меда. Он сладкий, густой и липкий на ее губах. Она закусывает нижнюю губу и посасывает ее, но мгновение спустя вкус исчезает.       Нахмурившись, Эмма открывает глаза и понимает, что это был всего лишь какой-то странный сон, где она сидела в банке с медом. Это, возможно, самый странный сон, который у нее был в последнее время, однако сейчас нет никакого желания думать, почему она там оказалась и почему плавала в этом мёде… Вместо этого ее мозг предпочитает сосредоточиться на теплом теле, прижатому к ее собственному. И… А?       Эмма моргает несколько раз, избавляясь от размытой картинки перед глазами. В комнате не настолько темно, чтобы можно было разглядеть знакомое лицо напротив. Она узнает этот шрам на губах где и когда угодно, — думает Эмма, облизывая свои губы и разглядывая шрам в темно-сером свете комнаты. Ее сердце начинает биться быстрее, когда она замечает другие мелкие детали на лице и теле Реджины.       Она чувствует обволакивающее тепло на своем бедре, которое находится между ног Реджины — видимо, ее нога проскочила туда после того, как Реджина заснула. Она также чувствует тепло на нижней части спины от ладони, которая прикасается к ее голой коже, задрав майку. Кожа Реджины соприкасается с ее кожей, и это смешно — каким тяжелым становится ее дыхание, когда она начинает думать об этом. Волосы щекочут ее лоб, волосы, которые не принадлежат ей. Реджина обнимает ее. Реджина обнимает ее!       Нет… Эмма исправляет саму себя спустя секунду, находясь в полном шоке от того, что они обнимают друг друга. Девушка вдруг понимает, что ее рука тоже обернута вокруг Реджины, крепко обнимает и прижимает теплое тело брюнетки. Ее кулак разжимается, освобождая мягкий свитер, и первая нелогичная мысль, которая появляется в голове — Реджина убьет ее, если она все-таки помяла этот свитер. (Если она не убьет сначала за то, что Эмма обнимала ее по посреди ночи, думает Свон, потому что нет никаких сомнений в том, что это как-никак дело ее рук — даже если Реджина тоже обнимает в ответ).       Как, черт возьми, выпутаться из этого узла и не разбудить человека, чьи конечности запутаны вместе с твоими?       Обычно Эмма беззаботно вставала и уходила посреди ночи, но это было, когда она проводила с людьми всего лишь одну ночь. Если она засыпала в постели, то никогда не беспокоилась, что может разбудить человека, легко и беззаботно вставая с кровати. Она никогда не пыталась вытащить или распутать себя от кого-то, как придется делать сейчас. И это по-другому. Потому что она не пытается уйти от какого-то рандомного человека, с кем переспала ночью. Эмма пытается избавить себя от смущения, вызванного тем, что сейчас она лежит рядом с Реджиной, ее подругой, которая сразу же оттолкнет от себя, когда узнает, что Эмма прижималась к ней во сне.       Эмма медленно поднимает голову и смотрит через плечо Реджины. Генри все еще крепко спит на его стороне, отвернувшись лицом к стене. Пацан, вероятно, может проспать даже землетрясение, если он сильно устал днем. Она задается вопросом, досталось ли ему это от Реджины, потому что Эмма не может спать как убитая, даже когда исчерпана эмоционально и физически. Было бы прекрасно, если Реджина была бы как раз тем человеком, который действительно крепко спит, но Эмма и без этого знает, что удача на ее стороне, даже не потрудившись скрестить пальцы для этого.       Хорошо, она мысленно говорит себе, убирая свою руку с тела Реджины. Ты можешь это сделать.       Она находит руку Реджины под ее майкой и отказывается признаваться, насколько это потрясающе чувствовать тепло рук Реджины на своей обнаженной коже. Она задается вопросом, как ее рука вообще туда попала. Может быть, майка задралась во сне? Или это Реджина задрала майку? Это не имеет значения, думает Эмма … Так или иначе, руку Реджины нужно срочно убрать.       В голове гораздо проще распутывать это. Реджина не просыпается, когда Эмма слегка обхватывает пальцы вокруг ее запястья, но вместо этого слегка протестует, отказываясь убирать свою руку. Ногти Реджины аккуратно подстрижены, короткие и хорошо ухоженные, но когда они зарываются в спину блондинки, то вызывают резкое неожиданное шипение. Из-за этого Эмма неосознанно выгибается навстречу к телу Реджины, пытаясь ослабить боль от руки, которая, очевидно, не хочет быть перемещенной в другое место. Немного больно, но эта жгучая боль исчезает довольно быстро.       Хорошо, она снова мысленно говорит себе, попробуем по-другому.       Вместо того чтобы стянуть Реджину с себя, она распутывает их нижние конечности. К счастью, Реджина едва шевелится, когда Эмма убирает свое бедро между ног женщины. На самом деле, это Эмма, кто реагирует — дрожь пробегает по ее телу, когда она остается без источника тепла, который прекрасно согревал ее ноги. Она с трудом сглатывает, когда думает о том, где побывала ее нога, и внезапно необходимость увеличить немного пространства между ними активно возрастает. По спине Эммы пробегается волна мурашек. Интересно, ее сердце всегда бьется так быстро?       Затаив дыхание, Эмма осторожно пытается сесть, используя руку, чтобы поднять себя. Ее глаза направлены на лицо Реджины, наблюдая за легким дрожанием ресниц и подергиванием губ или щек — за всем тем, что с легкостью может разрушить ее план вылезания из-под брюнетки.       Кровать скрипит, и глаза Эммы расширяются. Реджина выдыхает немного громче и тяжелее, и Эмма чувствует это дыхание на своей щеке.       Она сглатывает и начинает двигать ноги к краю матраса. Здесь не так уж и много свободного места. В конце концов, трое разделяют одну кровать, но все же край кровати пустует.       Сердце бешено заколотилось, как только Эмма снова потянулась к руке Реджины. На этот раз, она берет запястье брюнетки и моментально наклоняется ближе к той. Это значит, что когда она вытащит руку Реджины из-под своей майки, то брюнетка уже не будет царапаться и притягивать ее к себе — Эмма и так слишком близка. А это значит, что ей не будет больно. Внезапно из губ Эммы вырывается тихий вздох, когда она чувствует пробегающую дрожь по телу от теплой дорожки, оставленными пальцами Реджины вдоль ее позвоночника. Девушка была бы в полном шоке от этого, если бы не была слишком занята, мысленно поздравляя себя.       Ее мысленное торжество прерывается, когда спустя несколько секунд Реджина толкает ее, и она приземляется на пол с громким стуком.       — Вот дерьмоо, — шипит Эмма и может поклясться, что только что получила открытый перелом черепа или что-нибудь такое же страшное, потому что ее голова болит так, будто там гремят сотни барабанов перед самой крупной битвой. Это был последний раз, когда она согласилась спать с Реджиной Миллс. Последний раз!       Через край кровати выглядывает Реджина, ее глаза сияют опасной злостью и смотрят на Эмму так, словно блондинка сама себя скинула на пол.       — Что вы там делаете, мисс Свон?       Эмма сужает глаза, потому что… серьезно? Это действительно выглядит так, будто она сама упала?       — О, я не знаю. Здесь выглядело довольно-таки комфортно, поэтому я решила скатиться с кровати и поспать здесь.       Реджина закатывает глаза так, словно думает, что Эмма самая большая неприятность, которую она когда-либо видела в своей жизни. И обычно Эмма бы просто проигнорировала это, но сейчас именно из-за Реджины она оказалась на этом проклятом полу, и теперь у нее болит буквально все.       — Ты столкнула меня, — обвиняет она резким шепотом. — Ты действительно столкнула меня с кровати во сне. И это больно.       — О, — отвечает Реджина, и ее лицо смягчается на несколько секунд, но затем в темных глазах замерцали озорные огоньки. — Ты сказала мне, что хотела бы посмотреть на это, не так ли?       Эмма ворчит себе под нос, отчего Реджина улыбается, хотя ее глаза начинают наполняться беспокойством, путешествуя по всему лежащему на полу телу Эммы.       — Ты ужасная. Ты же знаешь это, да?       — Завязывай, дорогая, и позволь мне помочь тебе вернуться в постель, — говорит Реджина, садясь и протягивая руку для Эммы; она на самом деле в состоянии предложить реальную помощь.       Но Свон видит прекрасную возможность и поддается ей. Вместо того чтобы позволить руке Реджины поднять ее с жесткого пола, она резко дергает Реджину за руку, и брюнетка падает прямо на Эмму. (После своего «ауч!», она понимает, что, вероятно, ей следовало бы подумать о последствиях падения Реджины, прежде чем тянуть ее на себя. Может быть, тогда она смогла бы избежать удар локтя в ее живот).       — Мисс Свон, — шипит Реджина, — какого черта вы делаете? — спрашивает она хриплым шепотом и усмехается над Эммой, рассматривая ее сверху вниз. Ее темные волосы обрамляют ее лицо, когда она приподнимается на руках, расположившихся по обе стороны от тела Эммы.       Эмма тяжело сглатывает, чувствуя прикосновения Реджины. И на этот раз все хуже, потому что Эмма потеряла дар речи, глядя в темные, очень темные глаза, которые не столь полны гнева, как она ожидала. В этих глазах мелькнуло, то, что она никогда не видела там прежде, но исчезло слишком быстро, чтобы Эмма успела выяснить, что же это такое. И неожиданно (или, возможно, не так уж и неожиданно, после пробуждения-то с телом Реджины, прижатым к ней), она осознает, что действительно хочет сделать что-то глупое, например, как поцеловать Реджину Миллс. Она облизывает губы и смотрит вниз, где их груди соприкасаются, и оба сердца бьются с неимоверной скоростью. Хорошо, ладно… Может быть, она хочет сделать гораздо больше, чем просто поцеловать Реджину.       Ее глаза возвращаются к глазам Реджины, и озорные огоньки в них все еще горят, разве что преобразовались в другое. Реджина смотрит на Эмму так, словно она думает о том же, о чем и Эмма — это же невозможно, не так ли? Реджина не может думать о том, чтобы поцеловать ее. Реджина не может наслаждаться их прижатыми друг к другу телами также, как и Эмма в настоящий момент. А Эмма вообще не должна наслаждаться.       Эмма вдруг не знает, что ей делать со своими руками. Они неуклюже застыли в воздухе, и она боится шевелить ими, потому что куда она хочет положить их, и где она на самом деле должна оставить их — не одно и то же место.       Почему Реджина не сползает с нее?       Почему Реджина ничего не говорит?       Почему, черт возьми, Реджина такая красивая?       Глаза Эммы резко закрылись. Что с ней не так? Сейчас не подходящее время для таких внезапных осознаний. Для осознания того, что она хочет поцеловать другую мать своего сына, вообще не существует подходящего времени.       Эмма начинает паниковать: ее дыхание учащается, сердце колотится, голова кружится, она даже не может нормально думать. И в этот момент ничего не важно, кроме того факта, что она должна встать и выбраться на свежий воздух, на воздух, который не пахнет, как Реджина, и не душит ее.       — Мне нужно идти, — говорит Эмма быстро и не сталкивает Реджину в сторону, потому что она в это время уже начинает отодвигаться.       Эмма не воспользовалась моментом, чтобы взглянуть на Реджину или узнать, все ли еще спал их сын на кровати. Вместо этого она хватает обувь и устремляется вниз по лестнице, ее туннельное зрение затмевает все вокруг, кроме главной двери. Остановившись посередине лестницы девушка присела, чтобы надеть сапоги, на ее груди ощущение сильной тяжести, будто туда кто-то уселся.       У нее не было такой паники, как сейчас, достаточно долгое время, и на этот раз она не может сказать наверняка, что стало этому причиной. Реджина не первая женщина, которую она хотела поцеловать. Она гордо зовет себя бисексуалкой около восьми лет, но фактически была бисексуалкой гораздо дольше. Это даже не первый раз, когда она играла с мыслью поцеловать Реджину, честное слово. Но кое-что было в том моменте, то, как Реджина смотрела на нее, заставляло дыхание Эммы оборваться.       И она до сих пор с трудом дышит. Словно ее легкие забыли, как делать то, что они делали всю свою жизнь.       Эмма поднимается со ступеньки, опираясь одной рукой о стену, а другой о перила. Она несется вниз со второго этажа в попытке оказаться на улице на свежем воздухе. У нее нет никаких планов о том, куда можно пойти дальше, она просто знает, что должна выйти на улицу, прежде чем ее легкие взорвутся.       Вдох.       Выдох.       Вдох.       Выдох.       Мысленно пытаясь успокоить себя, блондинка толкает дверь, и, наконец, сталкивается с порывом ночного воздуха.       Она почему-то всегда думала, что здесь будет теплее. Под ними, внизу, где ад, горит самый настоящий огонь, но Преисподняя — это золотая середина между адом и тем местом, куда уходят люди, когда у них больше нет незаконченных дел. И на удивление здесь достаточно холодно в течение дня, а ночью еще холоднее, в общем, погода в этом месте не так уж и сильно отличается от погоды в Сторибруке.       Первые несколько глотков воздуха никак не влияют на самочувствие Эммы. Она по-прежнему чувствует себя так, словно внутри нее что-то сломалось, словно что-то не так.       После десяти или двенадцати глубоких вдохов, Эмма начинает чувствовать себя легче. Ее голова уже не кружится, будто она катается на вращающейся сломанной карусели. На смену этому пришло чувство подобия контроля — тогда оно едва ли проскальзывало сквозь ее пальцы, но сейчас это все-таки здесь. Это было действительно давно, когда Эмма переживала похожую ситуацию, и она принимает это признание в качестве своего первого шага на пути успокоения.       Проходит несколько минут на холоде, и Эмма понимает, что начинает замерзать, поскольку ее руки обнажены.       И в этот момент она замечает открытую дверь и Реджину, стоящую на пороге, которая смотрит на Эмму с пустым выражением лица и выходит на улицу. Эмма видит свою куртку в руке Реджины и тянется к ней, поглядывая в пустые глаза женщины и стараясь быстро надеть ее. (Куртку, разумеется, а не Реджину).       — Спасибо, — говорит Эмма, засовывая свои руки в рукава и натягивая их плотнее на холодные кисти. Она достает шапку из кармана и надевает ее.       Реджина кивает. Она смотрит на Эмму, а затем осматривается вокруг. Здесь больше нет никого, и Эмма вдруг интересуется, спят ли вообще мертвецы, или здесь просто есть что-то вроде комендантского часа, чтобы улицы были пустыми в ночное время.       — Ты не возражаешь? — спрашивает Реджина, указывая на место рядом с Эммой.       Эмма качает головой и делает шаг вправо.       — Здесь холодно.       — Это причина, почему я надела пальто, прежде чем покинуть квартиру, — несколько секунд она выглядит, будто по какой-то причине сожалеет о сказанном, но все же не берет свои слова обратно или пытается извиниться. Реджина решает молчать, опираясь на перила рядом с Эммой.       Эмма смотрит на нее краем глаза, но женщина не выдает никаких эмоций, которые могут помочь Эмме понять, что происходит у той в голове. Эмма не может сказать, расстроена или смущена ли брюнетка, или даже, знает ли она, что стала причиной, почему Эмме пришлось выбраться на улицу. Эмме нравится думать, что она умеет хорошо читать чувства Реджины, но когда она это делает, то они становятся довольно-таки явными, очевидными. На самом деле, единственная причина почему она так хорошо читает чувства Реджины — так это потому, что Реджина позволяет ей это делать. Но прямо сейчас брюнетка сдерживает свои чувства, и Эмма не может ничего разглядеть.       Тем не менее единственное, что Эмма знает точно — это то, что Реджина здесь, стоит рядом с ней на холоде, когда могла бы этого не делать.       Эмма закрывает глаза и выдыхает.       — Я не могла дышать, — делится девушка, не глядя на Реджину. — Просто… я выбежала на свежий воздух и не могла вспомнить, как дышать. Это страшное чувство.       Реджина ничего не говорит в ответ, и это заставляет Эмму чувствовать себя уязвимой и немного глупой, до тех пор пока она не открывает свои глаза и видит заботу в темных глазах, направленных на нее. Реджина делает шаг ближе, и части их рук от плеча до локтя касаются друг друга. Брюнетка смотрит вниз на мгновение, затем прокашливается и выпрямляет спину, сложив свои руки в замок.       — У меня были панические атаки, когда я была молодой. В то время я не знала, как они называются.       Эмма удивлена тихим голосом Реджины, которым она рассказывая о себе.       — А сейчас? — Эмма спрашивает, ведя каблуком ботинка по асфальту.       — Нет, последний раз был в подростковом возрасте, — рассказывает Реджина, уверенно кивнув. — У меня не было никого, кто мог бы помочь понять, что происходило со мной в то время. Мать… — она прокашливается и зажимает место между ее большим и указательным пальцем.       Эмма ждет продолжения, но вскоре понимает, что его не будет. Эмма не любит тяжелые разговоры, и от внезапного молчания она готова была поспорить, что Реджина начала говорить то, что невозможно было просто обсудить за чашечкой чая в воскресное утро. Реджина, кажется, не хочет заканчивать разговор, так что Эмма подхватывает и продолжает. Она не хочет, чтобы Реджина чувствовала себя обязанной договаривать.       — Была семья, которая мне очень нравилась, так что я думала, что смогу прижиться с ними. Они относились ко мне, словно я была одной из них, даже когда там уже были две родные дочки. Это был мой первый дом, в котором я чувствовала себя счастливой. Были, вероятно, и другие, но этот первый, где я ощутила себя частью семьи, понимаешь?       — Я никогда не понимала, почему они вернули меня обратно. Я предполагаю, что просто не была достаточно хорошей, или, может быть, они устали от меня. У них уже было двое детей, так что они не должны были воспитывать третью, тем более неродную, — Эмма делает паузу, когда чувствует, как ее руку сжимают. Блондинка удивлена такому контакту, но не отстраняется от неожиданного прикосновения. С Реджиной было комфортно контактировать физически в последнее время, и Эмма не хочет прерывать это. — После этого, всякий раз, когда я чувствовала себя комфортно в каком-либо доме, и все становилось таким прекрасным, я напоминала себе, что такие семьи возвращали меня обратно. Мои панические атаки были вызваны тем, что я боялась вернуться обратно, тем, что я боялась быть недостаточно хорошей для того, кто желал меня удочерить. Я научилась бороться с этими атаками, создавая для себя границы, когда стала взрослее.       — У меня был страх разочаровать Мать, — жестоко говорит Реджина, и это было последним, что она сказала. Но Эмма знает о Коре достаточно, чтобы понять, почему Реджина выросла, боясь разочаровать свою мать. Тем более, после того, что Кора сделала с Дэниэлем, и как это повлияло на Реджину — Эмма не нуждается в каких-либо дополнительных объяснениях.       Они остаются на улице на некоторое время и практически не разговаривают, пока Реджина не возвращает Эмму обратно в квартиру.