Возвращение домой

Когда твои сообщения сходят на нет, я не знаю толком, что думать, просто чувствую, что заслужила это, пожалуй. Наташка дает отпуск, хотя знает, что я могу дернуться в любой момент удалённо и рисков не будет. Я и работаю, фактически из дома, совсем не появляясь в офисе. Она убеждает попробовать слетать к тебе, но с визой возникают проблемы, раз за разом, сколько бы я не пыталась обращаться. Штаты следят за возможностью не допустить лишних неоправданных эмигрантов, я попадаю в зону риска, вполне вероятно, поэтому. И, почти опуская руки, пытаюсь пойти окольным путём. Учебную визу оформляют без лишних хлопот, работа там достаётся при этом легко, что снимает часть камней с души, несмотря на время, прошедшее с твоего отъезда. Внезапная встреча с Викой тоже расценивается мною как неизбежный ободряющий плюс, правда, она смотрит на мои маниакальные идеи с сомнением. Спрашивает совсем не тактично, не поздно ли. У неё много практики, она явно уставшая, но по-своему счастливая. И, мне кажется, хочет сказать ещё что-то о тебе, но отмалчивается, поддерживающим жестом касаясь моей руки. Ты же не отвечаешь на сообщения, всегда недоступна в скайпе, но в переписке есть все необходимые вводные данные, чтобы попробовать вас найти. Наташка хмыкает, говоря, чтобы я не надеялась на увольнение, она готова и из-за океана меня достать при необходимости, потому что тут со времени моего возвращения из Сочи два года назад, лично для неё всё складывается более чем успешным образом. Уж она-то точно не стала бы менять Русь-матушку ради каких бы то ни было новых благ, но за меня держит пальцы скрещенными. Уже там, сначала решив обустроиться, я повышаю квалификацию, плюсом ко всем моим международным сертификатам, но работа оказывается менее интересной, чем хотелось и думалось мне. Первые пару месяцев я и вовсе настраиваю принтеры и меняю бумагу бухгалтерам, зря я думала, что такое отношение к техподдержке возможно только у нас. Приходится заново учиться пользоваться английским, технического не хватает, чтобы объясняться с местными, разговорный подтягивается, но медленнее, чем я ожидала. И когда всё более или менее встаёт на свои места, я позволяю себе отправиться в Форт-Коллинз, чтобы посмотреть на тебя и точно не повиснуть на твоей шее в случае возобновления наших отношений. Я хочу в это верить, пусть за сроком давности из этого ничего не может выйти. У тебя небольшой дом с аккуратной дорожкой и гаражом. Правда, дверь мне открывает молодая мисс, как оказывается, бебиситтер, латиноамериканская няня без проживания, как она поясняет, видя моё удивление. Она отвечает, что хозяйка на работе, будет через час, а пока с малышками она. Вот такой не нативный американский английский мне, что удивительно, понятнее всего, но я, собирая волю в кулак, уточняю ей твоё имя, надеясь, что это ошибка и времени прошло не так много, но, как бы я не надеялась, хозяйка — действительно ты, однако теперь с новой фамилией, как у создателя пирамиды потребностей — Маслоу. Я стараюсь не делать поспешных выводов, потому что, наверное, дура. Нужно было не слушаться, а нестись за тобою, ещё тогда, сразу. Ты бы не вышла замуж за какого-то эмигранта или выходца с нашей родины, транслитерировавшего привычную слуху фамилию на местный аналог. Ты бы доучилась нормально, а не вынужденно вышла на работу, чтобы обеспечивать себя и двойняшек, потому что вопрос о мистере Маслоу, коробивший меня, остаётся без подробного ответа. Бебиситтер не в курсе подробностей твоей личной жизни. Она пару раз в неделю на несколько часов просто подменяет мать. Я не прошусь зайти, знаю, это не принято и естественно недопустимо для няни, несущей ответственность за малышей, но остаюсь у твоего порога на скамье, чтобы следующие минут сорок, не выходя из ступора, наивно ждать хотя бы возможности посмотреть на тебя. Ворота разъезжаются автоматически, ты сидишь за рулём вишнёвой малолитражки, что-то подпеваешь себе под нос, но останавливаешься, выходя из машины, заметив меня. Я хочу помахать рукой, улыбнуться, сделать вид, что всё о’кей, но получается только подняться тебе навстречу. Стоило взять цветы, ими проще бы было отгородиться хотя бы на время, чтобы не думать о руках. Ты говоришь: — Привет, — удивлённо улыбаешься и спрашиваешь, какими судьбами. Я стараюсь, честно, стараюсь ответить, что я здесь только ради того, чтобы увидеть тебя и, наверное, это максимум, поскольку у тебя тут совсем другая история. Я смотрю, что ты стала немножко круглее, плавнее в движениях, но не менее интересной, привлекательной. Уж точно для меня. Обнимаешь, немного неловко, а я не могу не прижать тебя к себе, не могу… Ты не отстраняешься, правда, просишь меня зайти в свой дом, где сразу расплачиваешься с няней и отпускаешь её, выслушав комментарии, как дети поели и как заснули около получаса назад. — У меня теперь есть Лили и Анна, — закрыв дверь за ней, говоришь мне. — Их отец не будет против, что я здесь? — хотя было бы лучше тебя поздравить, а не с порога ставить точки на i, но я не могу удержаться. — Мы не в браке, Дэвид ухаживал за мной во время учёбы, доухаживался, и вот: нас теперь трое, — странно, но я отмечаю твой появившийся акцент с щемящим грудь умилением, — но мы разбежались ещё во время беременности. — Ясно, — думая, что это может принести тебе боль, я пытаюсь уйти от темы с папашей такого сорта. — Но нам удалось сохранить тёплые отношения, он навещает детей, участвует в их жизни, помогает финансово и так действительно лучше. — Так вы не были женаты? — Нет, это бабушкина фамилия, — поясняешь мне ты. — Девичья. Мне захотелось, раз уж так получилось, начать жизнь с нового листа, когда я узнала, что буду мамой. И поэтому я не стала дальше держать связь с тобой. Я не вернусь, Марин. Я люблю тебя, да, но не вернусь…

***

Наверное, стоит отметить, что не вернулась и я. Переехала к ним, поменяла работу, едва получила очередной сертификат, долго убеждала, что я серьёзно настроена и больше не хочу её терять. И что обожаю девочек как родных. Это же её продолжение в вечности, как их можно не любить? Даже чуть ли не цитировала слова Бунина, пусть и искаженные, я не гуманитарий, мне простительно, о том, что если любишь женщину — любишь её всю, с ногами любой длины, косметическими дефектами, лишними килограммами и выводком детей. Отдельным моментом шло выстраивание отношений с её мамой, но, благо дело, мне в какой-то степени помогли её соседи. Живя рядом с парочкой мужиков-гомосексуалов, нежно прощающихся на крыльце у порога каждое утро перед работой, внешним видом похожих на солдатов морской пехоты, моей свекрови или тёще сложно было не стать со временем индифферентной или даже толерантной, учитывая законные требования новой родины. Более того, внучек родная и единственная дочь ей подарила, поэтому и на остальное можно было закрыть глаза. К слову, когда мы гостим у мамы, моя любовь за глаза называет соседей Стивом и Баки, хотя общего, на мой лично взгляд, не так уж много, но я каждый раз забываю их настоящие имена. Моя законная теперь уже супруга завершила обучение и работает в центре, где преподаёт русский для иностранцев, а я большей частью пишу программы и сижу с малышками дома. И сегодня особенный день в моей жизни: из садика, куда они ходят три раза в неделю, мы забрали рисунки Анны и Лилз, изображающие всех членов семьи. Рядом со мной на обоих написано кривыми детскими почерками МАМА. Я люблю её, их всех, на самом деле. И стараюсь не жалеть о том времени, что мы были порознь, тогда бы всё случилось совсем иначе, а сейчас мы действительно счастливы тем, что есть. Более чем.